Контраст чувств

Прошло уже несколько дней с тех пор, как Канна и Амадей благополучно вернулись в Контрас. Перво-наперво Канна вывернула желудок, едва успев добежать до уборной. Дома, как и до их ухода царили уют и душевное тепло, несмотря на тот же демонический интерьер, ощущать себя здесь было по-настоящему хорошо, как в родном гнёздышке. В первую ночь ведьме было тяжело заснуть, но разговаривать о случившемся она наотрез отказывалась, согласилась только на горячий какао и сон в теплых объятиях Амадея. Его дом казался ей крепостью теперь, он был демонический, но настолько похожий на хозяина, что быстро полюбился. Привыкать к новым обстоятельствам Канна научилась у матери, но дело было скорее не в скорости её привыкания, а в непреодолимом тяготении к партнёру аменто. Поэтому очень скоро под влиянием трепета и своеобразной любви Амадея, их совместных маленьких свиданий, всё плохое было позабыто, ну или почти позабыто. Лишь в один из вечеров, когда тепло свечей мягко заполняло комнату, распространяясь успокаивающим запахом лаванды, ведьма читала вслух книгу о древних легендах, а демон заботливо массировал тонкие ступни, с азартом ловя каждый её взволнованный ощущениями визг или вздох; Канна вспомнила о минувших ужасных событиях. Она отложила книгу, замолчав в самом разгаре драматичной бойни, отчего демон возмущённо буркнул. Канна молчала, глядя в неосвещённый светом мрак спальни. Каждый раз, когда удавалось побыть только вдвоём, они безотчётно окунались в это время, ограждая друг друга от сует будней, поэтому даже возмущаться не хотелось лишний раз. Ведьма хмыкнула, и Амадей тут же заметил скуксившееся выражение её лица. Он притих, ожидая взрыва и готовясь реагировать. — Чтобы я ещё раз туда пошла! — зареклась она, — Больше даже не приглашай меня. Демон подполз ближе и чуть склонился над ней. — Как жаль, ты отказываешься от самого интересного, — его пронзительный взгляд порой напоминал ей ненароком о том, что он самый настоящий демон; однако мало-помалу ведьма училась отвечать этому взгляду. — Как жаль, придётся обойтись без увлекательных охот и других интереснейших для демонов игр, — она всегда очень мило возмущалась, по крайней мере так считал Амадей, но из-за его улыбки девушка чаще всего раздражалась ещё больше, — Хотя, может быть, игры и правда были бы интересны, не будь я в них жертвой! В подобные моменты демон всегда помнил, что если её не поймать вовремя, то пышущая злостью ведьма может убежать и закрыться где-нибудь, поэтому всегда срабатывал очень ловко. А когда разъярённая фурия оказывалась зажата в его объятия, то пыл её таял на глазах. Пускай она не рыдала, а выпускала свой гнев, он прекрасно понимал, что она чувствует на самом деле, но не выказывал оскорбляющую её жалость. Каждый день становился всё лучше и лучше, потому что Канна ясно чувствовала их сближение: то какие тонкие эмоции она улавливала рядом с ним, какие эфемерные силуэты ощущений распознавала порознь; как могла узнавать о случившемся прежде, чем он успевал рассказать в подробностях, но так было и у него. Недолговечная вакуумная сказка, что происходила между ними, могла длиться вечность, как думала Канна, но в городе происходили слишком пугающие события, они происходили и раньше, но теперь становились с каждым днём всё больше трупов вампиров, вселившихся демонов и уличных межрасовых потасовок и теперь было глупо закрывать на это глаза. Амадей всё чаще пропадал на службе Сената, а учеба Канны в университете становилась жестче и скорее походила на военные подготовки. Времени становилось всё меньше, а ситуация не давала никакой ясности. Однокурсники искоса поглядывали на Канну: все знали о её аменто с демоном и кто-то побаивался хрупкую на вид девушку, а кто-то из странного благоговения страшился подходить к ней, к тому же, студенты слышали и о случаях в городе, где Канна принимала непосредственное участие — это тоже не умаляло страх в их сердцах. Как-то раз на отработке оборонительных ударов Канна засверкала демоническим огоньком глаз, рассыпав сильный всплеск искр. Тогда от нее шарахнулись все стоящие вокруг студенты, а преподаватель непоколебимо приказал ей повторять удар до исчезновения искр; тогда ведьма мысленно взмолилась, чтобы он передумал, но строгий маг был непоколебим. В тот момент она окончательно поняла, что друзей будет очень тяжело завести — настолько явно неприязнь, страх и недоброжелательный азарт сочились из других студентов. Хотя, может быть, ей всего лишь так казалось по старой памяти. Но в итоге совсем близких друзей завести пока действительно не выходило, и на обедах ведьма старательно повторяла учебный материал и заклинания, убеждая себя в том, что найти друзей не поздно и в середине семестра, и даже посреди года. Порой во время обедов в большой столовой её находил Амадей, и в те прекрасные моменты она тут же отодвигала все печали на второй план, яростно принимаясь обсуждать с демоном всё, чему успела научиться. Их публичное общение только подкрепляло страх однокурсников, которые определенно узнавали демонического советника Сената, а впечатление он производил неслабое — он впечатлял красивой внешностью, но ни с кем из студентов так особо и не общался, кроме того похода на маскарад. В другие дни на обеде к Канне присоединялись старшекурсники — Гил и Иви. Оба вампира также чувствовали, как на городе все сильнее и сильнее сжималась хватка беды, пропахший приторным ароматом заклинаний воздух напряженно звенел, оповещая о надвигающейся опасности, а серость неба с каждым днём приближалось к графитному оттенку, но старшие преподаватели и Сенат по-прежнему сохраняли молчание, как будто бы так всем не было ясно положение дел. О Дее Канна узнавала от вампиров же, либо мельком видела ту, когда их отряды пересекались во время вылазок в город, чтобы подавить мятежи и столкновения. “— Кстати, как там твоя вредная подружка?» — вопрос Кассиана так и крутился в голове, демон задал его мимоходом, когда они возвращались из ада. Ответить было нечего, потому с тяжёлым чувством Канна подумала, что и сама рада бы узнать ответ на этот вопрос. Дея всегда вела себя очень собранно, строго и холодно — ровно также, как и с собственным отрядом. Её аменто будто бы полностью соответствовал ей — они оба превосходно владели боевыми чарами, вдобавок к этому Дея хорошо владела растительными заклинаниями, а Эмиль электрическими разрядами — теперь же данными силами владели оба. Когда Канна узнала, что подруга не позвала её на обряд аменто, то пришла в настоящее отчаяние: долго плакала и не могла отыскать хоть сколько-нибудь вескую причину их раздора, но приходила к единственным выводам — Дея всерьез невзлюбила их с Амадеем союз. От этого становилось больнее вдвойне, но в нынешней суете было не до лишних раздумий, а вечерами под теплым боком возлюбленного, под его тихие ласковые слова Канна справлялась с этой грустью. В университете быстро встал вопрос о направленности чар, а лучше всего у Канны выходили манипуляции с огнём, тьмой и иллюзиями: она быстро училась влезать другим в голову, и если поначалу её тревожили слова матери об этой способности, то после того, как Амадей указал на плюсы, ведьма без сомнений полюбила эти чары. Она изредка задумывалась по каким причинам Лилия так невзлюбила подобную магию, быть может, потому что была крайне близко с таковой знакома, а может, успела прочувствовать на себе — такие рассуждения вновь расстраивали и заставляли переживать о матери сильнее. Но что увлекало более — был ли со всем этим как-то связан отец? — Ты просила конспекты по тактикам ведения боя, — выходя из аудитории вместе с потоком студентов, Гил оторвался от него и подошёл к Канне, протягивая толстую тетрадь. Парочка первокурсников из её группы, вместе с ней ожидающих лекцию в этой же аудитории, внимательно оглядели вампира-старшекурсника. — Да, спасибо, ты сохранил мне несколько бессонных ночей, — благодарно улыбнулась она, пролистывая страницы с ровным разборчивым почерком, — У тебя красивый почерк. — У кого ты украл эту тетрадь? — проголосила со смехом Ава, бесцеремонно заглядывая в тетрадь через плечо вампира. Иви рядом с ней глумливо рассмеялась, хитро поглядывая на Гила, — Ни за что не поверю, что ты пишешь конспекты, да ещё и так аккуратно. Вот умора, надо нашим рассказать. — Эффектная вампирша отбросила волосы за плечо и быстро пошла прочь, не давая возможности сказать что-то в ответ. — Вот стерва, — выругался вампир, хмуро глядя на уходящих подружек, — Ладно, мне пора, так что, — по-прежнему раздраженный, ну или от неловкости сохраняющий вид этих эмоций, он указал куда-то и поспешил уйти. Канна так ничего и не поняла, но осталась восхищена конспектами. Парочка одногруппников, заставших ситуацию, не постеснялись подойти и попросить заглянуть в драгоценные материалы, ну или поинтересоваться насчет старшекурсников. Не сказать, что это было началом дружбы, но хоть что-то. — Слышали про клыкастого с третьего курса? — услышала она как-то перед лекцией беседу. — Которого недавно нашли в судорогах в раздевалке? Говорят, много кто с дури демонической сейчас поумирал, даже в универе таких немало, но если вдруг кого ловят, то сразу исключают, — Канна так заворожённо слушала, что не заметила, как выронила книгу из рук: говорящие быстро это заметили и сбавили громкость разговора. Подобных слухов стало много, даже слишком — теперь случаи со внезапными смертями не без вмешательства демонов стали не редкостью даже в стенах университета. Факт того, что теперь не было никаких гарантий безопасности ни в стенах города, ни в отдельных его районах, ни даже в самом университете, сильно подрывал спокойствие даже тех жителей, которые до сих пор сохраняли его. Теперь Канна почти всегда шла домой не одна: либо дожидалась Амадея после собраний с Сенатом, а их стало в два раза больше, либо её провожал Гил, порой даже вместе с Иви. — Почему Сенат просто не выставит всех демонов из города? — болтали в коридорах. — Как же, один из этих красавцев расселся прямо в Сенате! — и подобные восклицания были, — Хотя очарования ему не занимать. Канна не могла понять, как относиться к такому и просто старалась не слушать сплетни. Ведьма шла как раз из канцелярии. Нужно было занести отчет по вылазкам и обговорить некоторые моменты по её личному участию в более опасных дежурствах со старшими курсами. Изначально она знала зачем сюда поступила, и пока остальные растерянно осваивались в стенах универа, Канна ловко схватывала любую возможность, поэтому почти что зубами вырвала звание старосты среди потока, а вместе с этим постоянный доступ в канцелярию и большее внимание преподавателей к собственной персоне. Однако Канну помнили и помимо её преуспеваний в учебе, Сенат никогда не забывал некоторые события города, и было сложно сказать плюс это или минус. Морган, тот самый маг, что некогда прислал Канне письмо с приглашением стать протеже Сената, обогащал ведьму ценными знаниями и нагружал дополнительной работой — то были и учебные задания, но чаще бумажная волокита канцелярии и сортировка реликтов в библиотеке Сената, естественно, он не забывал намекнуть ей, что помимо сортировки она вполне может и полюбопытствовать древними знаниями. И несомненно, это дало Канне значительную фору в изучении нового. Теперь, полностью удовлетворённая быстрыми успехами за короткий срок учёбы в университете, она шагала по коридору, ожидая Гила. Он снова предложил проводить девушку, а Амадей вновь был занят допоздна, о чём и сообщил в короткой записке. — Долго ждала? — Гил выглядел измотанным, а ещё на его щеке отпечатались чернильные силуэты букв. Он оглянулся на сплетничающих о демонах, о Сенате и Амадее студентов и его обыкновенно недовольный взгляд упал аккурат на них, заставив затихнуть. — Нет, не очень, я тут ещё, — она не успела договорить, потому что дверь ближайшей аудитории распахнулась и оттуда буквально вывалился посеревший больше нужного вампир, следом выскочила кричащая во всё горло девушка. Она засуетилась возле него, а люди в коридоре стали кучиться вокруг. Один из преподавателей быстро увидел происходящее и скрылся в толпе, Канна же не могла оторвать взгляд от пробирающего до костей зрелища: кожа вампира серела и бурлила изнутри, будто мешок, набитый густой тьмой; парень исходился в судорогах, пока его глаза заплывали серостью. Изо рта его шли плотные пузыри, а вокруг него по лицу и на шею уползали уродливые разводы, будто чернильные. Вампир извивался, прогибался в спине до хруста, издавал утробные звуки, закатывая глаза — представлял собой нечто, заставляющее прикрыть от ужаса рот. Мурашки пошли по рукам ведьмы. Раздражённо поджав губы, Гил шагнул чуть вперёд, оттиснув Канну за себя. Его зрелище не пугало, скорее раздражало, поэтому он скорчился, будто ему было мерзко за принадлежность к расе, падкой на удочку демонов. Кричавшая девушка скакала вокруг вампира, размахивая бирюзовыми волосами, она хватала его за руки в попытке остановить заламывающие движения, держала за лицо, пытаясь заговорить, но у неё не выходило — с каждой секундой он покрывался чернильными разводами. Канна запоздало, но узнала в девушке ведьму, которую видела на вступительных экзаменах и которая теперь училась в параллельной группе, тоже на первом курсе. Она была ведьмой, хорошо ладящей с рептилиями. Скоро в толпе показался преподаватель и парочка людей из Сената, среди которых был и Маркус. К тому времени несчастный вампир задрожал чаще прежнего, и кожа его будто захрустела от натуги. Всех попросили разойтись. Канна мазнула взглядом по паникующей уже у стены девушке, затем мельком оглядела старейшин, немного помедлила и прошла к знакомой ведьме, протянув той теплый шарик золотого свечения. Однокурсница недоумённо посмотрела на него, а потом по безмолвному указанию Канны, проглотила шар. Тепло потекло по горлу и разлилось в груди, принося спокойствие и холод разуму. Подобное проделывала Лилия в редкие истерики Канны и помогало исправно. После Гил поспешил увести подругу, но прежде она получила долгий острый взгляд Маркуса. Тот случай засел в голове надолго. Закатанные глаза вампира, отметина на теле и бурлящие внутренности — потом Гил объяснил, что так проявляется передозировка или длительное потребление демонической крови. Это было ужасным зрелищем. Амадей рассказывал Канне о том, что случаи участились, что таких находят по городу всё чаще и больше, но он никогда не разъяснял в подробностях что с ними происходит потом и куда их девают. Демон рассказывал о том, как прошёл его день, но никогда не вдавался в подробности разворачивающихся событий, и ведьма несомненно ценила такую его заботу, его попытку хоть ненадолго, но оградить её от лишних переживаний и забот; однако он никогда не утаивал от неё наиболее важные события, просто не расписывал содрогающие кровь в жилах подробности. Собрания Сената происходили теперь каждый день и не по одному часу. Сначала они обговаривали новые случаи, жертвы и истреблённое количество демонов, а затем дальнейшие действия. Последнее собрание окончилось тем, что старшие курсы отправили на практику к стенам — искать новые прорешины в защите и их ликвидация. Младшие курсы проделывали то же самое, только с оградой университета и здания администрации. Сегодня с утра Канне не удалось позавтракать с Амадеем, да и весь день был достаточно суматошным: руки болели от длительной муторной работы с восстанавливающими заклинаниями, а потом тело окончательно добили дополнительные занятия по оборонительной магии — у молодой ведьмы никак не выходило сдерживать хлыщущую живыми потоками энергию, и из-за этого оборона превращалась в мучительную пытку огненными вспышками. Но даже после пар долгожданной встречи с аменто не произошло, хотя Канна что-то и почувствовала. Пока их узы только зарождались, чётко ощущать партнёра выходило не всегда, тем более что Амадей был не самым обыкновенным демоном. Выходя из учебного корпуса, Канна на мгновение прикрыла глаза, вслушиваясь: будто эхом отдавалось какое-то яркое ощущение, подсознание подсказывало, что варианта было два — либо восторг, либо ужас. — Эй! — чуть нагловатый голос зазвучал выше головы. С закрытыми глазами Канна буквально напролом снесла девушку. Ведьму. Перед ней стояла недавняя знакомая с волосами цвета морского волнения. — Прости, — Канна вздохнула и быстро пробежалась взглядом по цепляющей внимание ведьме. — Я — Риз. Знаю, что ты — Канна, — она хмыкнула, отмечая наивный взгляд новой знакомой, — Это ведь ты тогда подошла ко мне? — Да. — Будем знакомы, — и вновь оценила низкорослую девушку острым взглядом, застыла на подрагивающих от сходящего напряжения руках и улыбнулась, — Вижу, не только из меня последние практики вытянули всю душу. Её лёгкий смех выбил стеснение Канны, и они неосознанно двинулись дальше по дороге вместе. Поддерживать беседу было легко, потому как многие предметы у них были схожи, как и преподаватели. — Ты что, каждый раз таскаешь с собой эти бумажные балласты? — пренебрежительно фыркнула она, смахнув блестящую прядь за ухо. — Да, перечитываю иногда, — покрепче прижала к себе книгу Канна, потом оживилась, — Кстати, там есть тот трёхуровневый защитный приём, которому нас учили сегодня, и показан он в живой картинке. Я выучила его за две попытки, — она хитро улыбнулась знакомой, а та вскинула брови. — Ах, ты чертовка! — воскликнула ничуть не укоряюще ведьма и склонилась над листающей книгу Канной, — Обожаю играть не по правилам. Они обе жадно впились глазами в страницу на некоторое мгновение, хихикая и переговариваясь, а после выпрямились и явно повеселевшие пошли дальше. Канна продолжала на ходу пролистывать страницы, показывая новой знакомой картинки, походящих на приёмы с занятий. — Ты чего? — Риз оглянулась на замершую в какой-то момент Канну. — Здесь, — низкорослая ведьма приглаживала пробор между страниц, как будто что-то там было не так. Немного погодя стало ясно — там не доставало страницы, и пускай вырвана она была крайне аккуратно, Канна это всё же почувствовала, а теперь и Риз, — Тут совершенно точно была страница, возможно, я даже пользовалась заклинанием на ней, а теперь она исчезла. Риз стояла с сосредоточенным лицом, будто городской следопыт, чуть прищурившись. — Ты её кому-то давала? — Да, она лежала у моего… — Канна помедлила, тупо глазея перед собой и смущаясь, она не знала какая роль была у Амадея теперь, — У моего аменто. Риз усмехнулась про себя, подметив румянец на её щеках, и нарочито выпрямила спину, будто даже слегка размяла: — Ну, тогда просто спроси у него, — сказала вполне очевидную вещь, — Ладно, бывай, мне в ту сторону, — она сделала что-то вроде воинского прощания, которое напрочь не подходило всему её образу, выглядело кричаще инородным, но при этом как будто было чем-то непреодолимо свойственным ей, но Канна этого не подметила, и Риз поспешила прочь. Молодая ведьма думала о другом, о той истине, которую сказала новая знакомая, то была истина как она есть — можно было просто спросить. Вот только дома Амадея всё ещё не было. В доме стояла непривычная тишина и Канна, аккуратно поставив у входа обувь, босая пошлёпала на кухню. Из холодного шкафа, покрытого сплошь магическим заклятием, чтобы сохранять еду, она достала несколько тарелок со съестным, а также отломила кусочек от пирога, который они совместными силами вчера выстраивали с Амадеем. Она задумалась, насколько важно было для него тогда, чтобы она увидела и познакомилась с его миром, даже если в итоге знакомство вышло не самым приятным. Не присаживаясь за стол, Канна наспех сметала всё с тарелки, параллельно читая книгу. Тот факт, что у неё не получалось базовое заклинание обороны, не давал покоя. Что она из себя представляет, разнося всё вокруг необузданной силой магии, если не может её усмирить, когда это надо. Сожаление за произошедшее в аду, когда она не сдержалась и позволила ярости взять верх над собой, всё же просочилось сквозь увещевания голоса разума и голоса Амадея о том, что произошедшее было справедливостью. Ведьма забралась на диван с ногами и, прожевав кусок пирога, откинула книгу на диван и прикрыла глаза. Как говорил ей Амадей, она слишком полагается на зубрёжку, поэтому теперь стоило попробовать прислушаться к самой себе. Сперва свет комнаты просачивался сквозь веки, но постепенно темнота заволокла всё, и тело будто плавно принялось погружаться в гущу её энергии. Канна выставила перед собой руки, готовясь опробовать заклинание. Мягкие слова Амадея заскользили вдоль мрака, призывая вслушиваться в себя сильнее, внимательнее, и ведьма следовала им. Притяжение будто отпустило её в невесомость, будто в сон или забвенье, тело упало в собственный мысли, где не заставило себя ждать оно. Канна распахнула в испуге глаза. Искры разлетелись по полу, затухая. Снова не вышло. Ведьма поднялась на ноги, насильно вытряхая из головы образ внутреннего демона. Он не причинял ей зла, но до одури пугал своим видом. Велли вполне могла и врать о внутренних демонических сущностях ведьм, в этом не было сомнений, но теперь ведьма не могла противиться своим ощущениям — она убедилась в правоте демоницы уже не единожды. Учебная книга съехала с дивана и упала на пол, страницы с шелестом разделились и Канна вновь заметила отсутствие страницы. С помощью книги наверстать пробелы в умениях было просто, тем более, когда теперь в университете появился союзник, причём Риз очень зацепила Канну, хотя болтали они очень и очень мало, но теперь маленькая ведьма решила для себя, что во чтобы то ни стало будет поддерживать их зарождающееся общение. Канна тут же вспомнила слова Риз. Спросить у Амадея про книгу. Часы не дали ровным счётом никакой информации, потому что демон мог прийти когда угодно. Ведьма призадумалась, и осторожно приподняла книгу обратно на диван, проводя пальцем по шву страниц. Какой-то странный голос на окраине мыслей предложил Канне поискать страницу до прихода Амадея, странным он был, потому что настороженный, вороватый и торопливо-взволнованный. Странные чувства захватили её, и на цыпочках Канна побежала наверх. Она чувствовала себя неправильно, осматривая все шкафы, столы и ящички в доме Амадея, но что-то будто вело её. Было множество совершенно типичных, обыкновенных вещей в его доме, но тех, которые принадлежали ему лично, было не так много — это были разные демонические вещи вроде красивых ножей, запонок из смертного камня и тонкого флакона с лавандовым ароматом. Множество весточек и писем из Сената, не содержащих ничего важного, а вырванной страницы не было. В небольшой коробочке рядом с лавандовым ароматом Канна нашла тонкое кольцо с таким же аккуратным глазком, оно не было похоже на что-то, что походило бы на украшение Амадея, поэтому, чтобы не нагонять лишних раздумий, Канна поспешила вернуть всё на место, но колечко уже высекло тонкий образ в её памяти. А вот и вторая коробочка, обитая бордовой кожей, теснилась рядом с кольцом — на ней значилась надпись на демоническом и размашистый рисунок герба на крышке сверху. Благодаря изучению старой литературы, теперь Канна знала множество древних семей демонов, в том числе и ту, чьей принадлежал этот герб. Она должна была сразу узнать по его фамилии, но герб почему-то лучше врезался в память: крылатое чудовище держало распахнутую книгу со звездой внутри, вокруг него, на удивление — лавандовые грозди и небольшой сигил дьявола. Словно обожжённая она ринулась прочь от коробочки, а та стукнулась о дно ящика, но не раскрылась — маленькая замочная скважина зияла тьмой. Что-то внутри глухо перекатывалось. Сердце бешено застучало от волнения. Других хоть сколько-нибудь ценных, дорогих ему вещей было настолько мало, что складывалась отчётливая характеристика — хозяин дома либо не желал обживать дом в смертном мире, либо он не обладал количеством вещей большим, нежели можно унести за раз. Это удобно на случай, если жизнь твоя состоит из частых переездов. Канна вернулась к бумагам Сената, и хотя там было много отдалённого от темы текста, много увиливающих фраз, истина всё же прослеживалась — всё действительно неукоснительно шло к военной схватке. Почти все письма были присланы от Сената, но встречались и от конкретных старейшин, а чаще всего звучало имя старейшины Моргана. Ведьма нахмурилась, неужели Амадей настолько сильно пытался её сберечь, что оттягивал тот момент, когда расскажет ей всё без утаек, опишет обстановку так, как она есть, без его вечных успокоений, что он всё уладит и ей не о чем переживать. Здесь совершенно точно говорилось о схватке, о том, что готовится военное наступление на Констрас, но не были обозначены стороны и это настораживало. Также нашлась и пара писем на демонической латыни, они были короткими. Канна нахмурилась, задумавшись, а после нырнула в стопку собственных книг. Она выдернула оттуда мамину, которую нашла в её мастерской под домом. Вместе с книгой Лилии выпал дневник Канны. Он был обтянут зелёной тканью и прошит по краям, в нём были собраны самые яркие события в жизни молодой ведьмы, самые яркие, а потому зачастую это были самые болезненные моменты её жизни. Ведьма провела коготками по обложке и будто окунулась в воспоминания. Она думала, что оставила его в старом доме, позабытый уже пару лет дневник, который был способен рассказать о ней больше, чем мог рассказать любой, кто её знал. Увидеть его здесь тоже было странно, но Канна решила не пытаться вспомнить, что забирала с собой, а что оставляла. Дневник Лилии таил в себе множество секретов и потому цеплял на себя большую часть внимания ведьмы. «Прочитать, когда буду готова» — прошептала Канна, вспоминая мать, а почему она может быть не готова сейчас, если ей казалось как раз таки обратное? Ведьма почти взялась за страницы книги, как вдруг… По первому этажу разнёсся стук в дверь. Она едва ли не выронила все на пол, подскочив на месте. Быстро оглянувшись на ящики, проверила положила ли всё на место и не понятно ли, что она копошилась во всех коробочках Амадея. Оставлять ценный материал в пустой комнате не хотелось, поэтому Канна подхватила дражайшее собрание Лилии и пошлёпала вниз. Стук был не настойчивым, но нетерпеливым. Ещё пробегая по лестнице, она уже точно могла сказать, что это был не Амадей, как минимум из-за того, что он не стучал прежде, чем зайти, но помимо того она не ощущала его так близко, за дверью. Ведьма машинально встала на цыпочки и тихо прокралась к двери. Гость с каждым мгновением терял терпение. Зажав дневник Лилии подмышкой, Канна приготовила пригоршню искр в кулаке, спрятав за спиной, и приоткрыла дверь. — Оу, — протянул как-то загадочно старейшина, оглядывая молодую ведьму в проёме. Он буквально прочёл её всю своим взглядом, а затем чуть склонил голову набок, слабо улыбаясь, — Я думал, здесь живёт… — Амадей, — взволнованно проговорила Канна, перебивая его, но ей было не до вежливости — она с ужасом думала, как скорее выпроводить незваного гостя, — Его сейчас здесь нет, а я не знаю когда он вернётся, — тараторила она, ничуть не приоткрывая двери, маг неотрывно следил за каждым её движением точно охотник. Или маньяк. — Канна, верно? — опробовал на вкус её имя Маркус и его взгляд снова вцепился в ведьму, — На днях видел твои способности. В голове Канны закопошились все воспоминания, выстраиваясь в ряд, когда она могла продемонстрировать ему сколько-нибудь подозрительную силу? На тренировки он приходил не часто, да и не видела она его последнее время, если только… когда дала шар света встревоженной Риз. Канна резко втянула воздух — он мог увидеть её именно в тот момент, когда она применяла расхожий приём Лилии. Сердце, бившееся так быстро, вдруг стихло. — Кажется, ты часто остаёшься на факультативы, — договорил он, явно увлекаясь необыкновенной реакцией ведьмы, — А это ничего, что ты живёшь здесь? — внезапно спросил он, оглядывая дом, — Ты всё-таки ещё так юна, твои родители не беспокоятся о тебе? — его глаза лукаво поблёскивали, а Канна едва-едва сдерживала подкатывающие к горлу стоны и дрожь в голосе: он совершенно точно понял. Понял быстрее, чем она успела смириться с мыслью, что узнала кто её настоящий отец. Ни слова о родителях, ни мысли об их местоположении — если вдруг в арсенале Канны копание в чужих головах от отца, то он в этом уже мастер. Ничего провоцирующего, ровный спокойный тон и ни малейшей зацепки для него. — Знаешь, в университете есть своё общежитие, я бы мог помочь тебе устроиться там либо… — Нет, спасибо, я сама решила жить здесь, со своим аменто, — подчеркнуто холодно проговорила Канна, чем вызвала новую усмешку Маркуса. Хоть мать и отнеслась спокойно к её партнёру, ждать от остальных той же реакции не приходилось: с отцом стоило быть настороже. — Понимаю, сам был таким. Партнёры для нас — достаточно притягательные существа, не так ли? — он странно посмотрел на неё, — Даже если это демоны. Это было подобно тонкой угрозе, угрозе не ей, Канне, а её матери. Тихое послание. Словно хождение по тонкому лезвию, Канна осознавала это общение столь же рисковым. Она никогда не знала своего отца, но именно он заставил её мать бежать и теперь так лихорадочно прятаться, Лилия была смелой ведьмой, но не в этом случае, а потому Маркус страшил Канну ещё более. Внутренний демон подозрительно мурчал, подавая странные вибрации тревоги, и хоть ведьма не слишком ладила с ним, была склонна доверять этому «внутреннему чутью». — Думаю, я мог бы преподать тебе пару уроков, — Маркус сделал полушаг, Канна отступила, заранее начиная качать головой. Какие бы ни были его «уроки», они явно не обещали ничего хорошего. — Нет, спасибо, мне нравится объяснение на практиках, да и Амадей мне всегда помогает, — паника быстро просочилась в её голос, а судорожная попытка ускользнуть за дверь и вовсе не скрылись от старейшины. Канна чуть не охнула, заметив его полный уверенности взгляд, и поспешила закрыть дверь, — Вам стоит зайти позже, Амадея нет дома. Она дернула дверь на себя, но крепкая ладонь чётко легла на её край, резко затормозив. Ведьма тонко взвизгнула и выронила дневник Лилии на пол, рассыпав пару листов. Быстро собрав всё и вновь зажав под боком, Канна метнула взгляд на Маркуса, но теперь тут была не просто уверенность, он словно ощутил свои когда-то потерянные права на дочь и цепко сжал её плечо, помогая подняться. — Так я отвлёк юную ведьму от чтения? Зря ты не сказала сразу, я поддерживаю самообразование, — он искусственно улыбнулся, — Вот только книжки стоило выбирать лучше. Канна вскрикнула уже громче, когда Маркус потянулся к дневнику Лилии, притягивая сопротивляющуюся дочь к себе. — Я ничем не могу вам помочь в отсутствии хозяина дома, — процедила сквозь зубы Канна, всеми силами сопротивляясь влиянию его скрытой, но настойчивой магии. — Ты же не откажешь папе, доченька, — усы его выглядели как прежде строго, но теперь весь его внешний вид вызывал дикое отвращение, ведьма упёрлась ногами в землю, боясь хоть сколько-нибудь обнажать силу. — Время для аудиенций окончено, — претенциозно, с угрозой прозвучал у самой калитки голос Амадея. Рука Маркуса тут же разжалась. Он зло поджал губы, шутливость демона раздражала такого строгого и официального мага. — Хирон, кажется, хотел собрать всех старейшин сегодня, разве вам не пора, Маркус? — демон неспешно поднялся по лестнице к двери, оттеснил мужчину от входа, а Канну в дом, разделив, а затем щелчком пальцев просто закрыл дверь. Канна всё ещё смотрела в сторону входа. На быстрый вопрос демона в порядке ли всё, она тупо кивнула. — Что за бред про аудиенцию ты ему наплёл? — со смешком спросила она, отмечая помятый вид пары, его тяжелые шаги и опущенные плечи, а также чуть сильнее, чем надо, прижатую к телу правую руку. — Всё на что хватило сил, — он слабо улыбнулся и Канна вдруг заметила тонкие дорожки крови, спускающиеся по его загрубевшей и покрытой чешуёй правой руке. Он быстро скрылся на втором этаже, но догнать его не составило труда. — Проблем не возникнет? — спрашивала про Маркуса ведьма, неотрывно наблюдая за копошащимся в ванной демоном. Амадей покачал головой, будто он каждый раз так делал — ни во что не ставил старейшин и хлопал дверьми прямо перед их носами. Кровь тяжёлыми каплями падала сначала на тёмный пол, а после стала окроплять белую раковину, расползаясь живописными разводами. Выглядело это всё жутко и чарующе, словно жидкая тьма извергалась из демонической души. — Что с твоей рукой? — возмущённо воскликнула ведьма и подскочила к посеревшему от капель умывальнику. Она мгновение наблюдала за его ловкими, но неаккуратными манипуляциями, а затем взяла всё в свои руки, — Сегодня я почувствовала, что с тобой было что-то не то, но тогда я не поняла, что это, а теперь становится яснее, — она легко промывала раны водой: несколько рваных борозд обильно кровоточили, — Так что с тобой произошло? Приблизившись, она посмотрела прямо ему в глаза, ожидая ответа. Амадей медленно приблизился и легко коснулся её губ своими, сухими и прохладными. Он думал. Наконец, сглотнув ком в горле, демон заговорил: — На Сенат было совершено покушение, — тяжело вздохнул, и повёл плечом, разминая. Канна словно язык проглотила. Движения её стали рассеянными и кровь снова принялась скапливаться чёрными каплями на его ранах. Канна спохватилась и снова прочистила раны. — Подержи, я сварю целебный отвар, — она подскочила, всё ещё скованная полученной информацией, её коленки тихо дрожали. На Сенат совершили покушение. Кто это мог быть? Как? Почему? Сенат был священен, они всегда отдавали всех себя этому городу, кто мог пойти на подобную дерзость? — Жду не дождусь, увидеть коварную ведьму, варящую зелье в моей кухне, — Амадей игриво улыбнулся, последовав за Канной. — Ты чего! — воскликнула девушка, заталкивая того обратно в ванную под его громкий хохот, — С ума сошёл, ты истекаешь… — она помедлила, демон хитро прищурился, — Этой…кровью, — она пугливо поглядывала на жидкость, а затем поспешила убежать на первый этаж. Когда она вернулась, Амадей скучающе сидел над раковиной и ковырял края раны. Под грохочущий возглас заботливой ведьмы, он убрал руки «прочь от раны» и выпрямился, едва сдерживая смех. — Вы выяснили кто это был? Что им было нужно? — она решила снова заговорить про Сенат. Отвар был предварительно остужен и приятным теплом касался раны, останавливая ток крови. — Могу заверить тебя, что они совершенно точно пришли не на учёбу зачисляться, — саркастически проговорил он и получил неприятный щипок в плечо, ойкнув, почти тут же ощутил поцелуй в нос, — Это были два оборотня, кстати неожиданно сильных, — кивок на рану, — Пара высших демонов и маг. Канна замерла. Маг. Кто из магов мог напасть на Сенат? Это кто-то из университета? Они же устраивали беспорядки в городе? Убийства, одержимые, стычки рас? И всё это поддерживал какой-то маг? — Старейшины наметили список соседних городов, которые могли открывать путь демонам, планируют аккуратно связываться со всеми по очереди и выяснять кто мог послать их. В это время отправят нескольких лучших студентов в эти города в качестве защитников и поддержки, навести справки, — последнее, отметила про себя Канна, скорее всего было хитроумным планом Амадея, который он сам будет контролировать. Она достаточно узнала демона, чтобы распознавать его решения, среди действий Сената. Другие города? Почему они могли напасть? Констрас — один из самых крупных мирных городов, бессмысленно на него нападать. Но теперь многое из писем прояснилось. На её удивление Амадей добавил, что не всем городам комфортно близкое расположение города-нейтралитета как минимум потому, что всё наиболее сильное и молодое население стремиться уйти туда, а потому поддержка закрытых городов становится под вопросом — они начинают умирать, а ждать подачки от разбогатевшего и благоустроенного города становится невыносимым, и это только малая из причин. Отвар подходил к концу, а рана к тому времени уже покрылась корочкой и перестала кровоточить. — Нужно будет промывать несколько дней, чтобы быстрее прошло, — Канна начала накладывать повязку, но Амадей остановил её. — У меня нет столько времени, — он хмыкнул и жестоко схватился за рану. Ведьма охнула — чёрный дым пошёл из-под его руки, жгучий шипящий звук забрался в уши, а потом и смолк. — Но от твоей заботы я никогда не откажусь, — Амадей, с полностью здоровой рукой, обхватил за талию стоящую перед ним ведьму и притянул к себе, начиная ластиться. — Обманщик! Строил из себя тут калеку! — восклицала она, не торопясь отпихивать его от себя и довольно принимая лёгкие прикосновения губ. — Насколько я знаю, Дею с её аменто тоже отправят в один из городов. Взгляд Канны почерствел, она высвободилась из объятий и собрала все примочки, чтобы убрать. — Хорошо, — нарочито равнодушно ответила. — Хорошо, — повторил демон, следя за ней. Она поторопилась вниз, чувствуя внимательный взгляд на себе, а потом кое-что вспомнила и обернулась: — Я как-то оставляла у тебя книгу, — она старалась не выдавать опасливого ожидания в своём взгляде, демон ничуть не изменился в лице, — Может, ты читал её или одалживал кому-то почитать. Она смолкла, так и не решившись спросить прямо про исчезнувшую страницу. Амадей смотрел на неё не понимая, в его взгляде читался неподдельный интерес и азартный блеск — как и обычно, но больше никаких подсказок. — Ты что-то потеряла? — от его вопроса, последовавшего ей в спину, вдоль позвоночника пошли мурашки. Канна сжала пустой котелок. — Нет, — твёрдость голоса пошатнулась, пальцы добела сжали металлический предмет, волосы у шеи щекотали её, вновь вызывая дрожь. — А что ты тогда искала в моих ящиках? Он не шутил, но и не злился, его голос был обыкновенным, но от этого какое-то жуткое ощущение скреблось в животе, атмосфера воцарила крайне щекотливая. — Я, — поздно, Канна почувствовала, как щеки заливаются румянцем, — Ничего, мне просто было интересно. — Хорошо, — хмыкнул он и вновь появилась его лёгкая игривая улыбка, простым жестом он легко развеял напряжённую обстановку, будто той и не было, — Жаль, что опоздал, а то мог провести тебе небольшой экскурс по этим безделушкам, — загадочно проговорил он, уверенный, что зацепит её же любопытство. И был прав. Резким движением он открыл один из верхних ящиков. И Канна тут же не мешкая подпрыгнула к нему. — Тогда скажи, что это за шкатулка? — тыкнула пальцем в ту самую, обитую кожей. Неловко почесав висок, он поделился: — Я думал, ты в первую очередь спросишь про кольцо, — его скошенный на неё взгляд заставил Канну подобрать своё смущение. — Может и хотела спросить, но никогда тебе об этом бы не сказала, — проговорила с важным видом она. Амадей усмехнулся и взял коробочку с гербом в руки. Двумя руками он сжал коробку и всего лишь на миг, но глаза его покрылись чёрной плёнкой, а как только он моргнул, они вновь стали нормальными. Ведьма медленно переключилась на шкатулку и заметила, как что-то в её небольшом засове с щелчками прокрутилось. Теперь крышка свободно приподнималась, и не желая терять ни секунды, Канна приоткрыла заветную вещицу и уставилась внутрь. Чёрный бархат внутренних стенок с лоском отзывался на свет извне. И всё. Ведьма разочарованно выхватила шкатулку, покрутила в руках, посмотрела ещё пару раз повнимательнее — может в щель какую запало, но ничего. — И что это? — разочарованно потянула она. Амадей бросил смешок. — Семейная реликвия, — изрек он. — Но тут ничего нет. — Верно, — как-то глумливо ответил он на крайне возмущённый взгляд, Канна всегда раздражалась, когда он подшучивал над ней, но теперь она пребывала в шоке. Там точно что-то было и гремело. Тогда она прикрыла крышку и потрясла шкатулку — что-то увесистое заколыхалось внутри. Вновь раскрыла — ничего. — И ты не собираешься объяснять мне, да? — сокрушённым голосом проигравшего, ведьма потупила взгляд, но демон продолжал веселиться. — Неа, может быть, когда-нибудь… — шкатулка переместилась в его руки, а после в ящик, — Всё-таки, это семейная реликвия. Канна наблюдала за его игрой и не могла понять — он издевается, потому что недоволен, что она влезла в его ящик, или просто так? Ведьма сложила руки на груди. Амадей чуть склонил голову и повторил её жест. Пару секунд они стояли так, а потом он сгреб её в охапку и брыкающуюся понёс на первый этаж. — Я услышал про рецепт фруктового салата, и мы обязательно должны его попробовать. Ведьма лишь закатила глаза, вспоминая, что порой фрукты становятся ей поперёк горла, а Амадей готов поглощать их точно очередные задачи Сената, ну или же души невинных. — Кстати, что Маркус делал возле двери? — он подавал фрукты, когда задал вопрос. Канна принимала их и ловко шинковала, отбрасывая в глубокую посудину. — Кажется, он понял, что я его дочь, — она положила нож и посмотрела озадачено на партнёра, тот не изменился в лице, будто их со старейшиной родство его не удивило. Амадей стянул тонкий ломтик яблока под шипение ведьмы, и закинул в рот. — Ну, и что он хотел? Предъявить права на отцовство? — он держался спокойно, но по напряжённой челюсти и похолодевшему взгляду было понятно, что это только видимость спокойствия. — Честно, не знаю, но ты и сам видел, как он себя повел, — и вновь она взяла нож в руки и продолжила нарезку. Амадей налил в уже нарезанные фрукты густой сладковатый йогурт. — Как давно ты узнала о нём? — О том, что он жив и зовут его Маркус — когда виделась с Лилией, — чуть приглушила голос произнося его имя, словно боясь, что он услышит, — О том, что он и есть тот самый — когда была у старейшин перед экзаменами, услышала, как его зовут и сразу всё поняла. Он кивнул, не задавая никаких вопросов, и Канна сделала вывод, что он был проворен не только когда дело касалось работы, он уже навёл все справки. — И каково мнение Лилии на его счёт? — поинтересовался он, помогая накрыть на стол. Канна молчала, поэтому Амадей сделал собственные выводы. — Скажем так, её опасения небеспочвенны, — демон откинулся на стул, оглядывая девушку, она же удивлённо распахнула глаза, поражаясь его проницательностью. — Как минимум он очень консервативен и суров, так что теперь я постараюсь освобождаться пораньше, чтобы мы добирались до дома вместе. Недавнее жуткое ощущение вновь побежало по ногам, переползая на спину мурашками. Ведьме совершенно не нравилось, что никто не говорил конкретики, все просто старались отгородить её от этого страшного чудовища под названием «Маркус», но конкретных проблем, которые он мог доставить, никто не называл. — Кстати, почему ты называешь свою мать по имени? — неожиданно спросил Амадей, шкрябая ложкой по глиняной посуде. Это был хороший вопрос. — Когда он пришёл, я кое-что вспомнила, — она закусила губу, нерешительно начиная рассказ. — Это было очень давно, поэтому я совсем позабыла о том случае. Раньше, как говорила Лилия, ведьмы намного чаще объединялись в сообщества и все праздники отмечали вместе. У неё самой был небольшой ковен и тогда они часто собирались на шабаши. Самым крупным праздником была Вальпургиева ночь. Взгляд её упёрся в стол, а брови нахмурились. К Вальпургиевой ночи готовились с самого утра последнего дня апреля: ведьмы собирали пиршество, украшали место шабаша и ждали приезда всех членов ковена. Обычно для празднования выбирали либо кромку леса за пределами города, либо самую глухую парковую окраину города, но чаще всё проходило за стеной. — Ты хочешь сказать, что ведьмы праздновали Вальпургиеву ночь? — скептически прищурился демон. — Да, некоторое время, когда война с демонами стихла, ведьмы по старой памяти о мирной жизни праздновали все традиционные праздники, пускай без демонов, а так, для себя, однако позже служба в каком-то смысле разъединила ковены да и к демонам было отношение, ты и сам знаешь, какое. Канна нечётко помнила все обстоятельства, потому что тогда ей вот-вот должно было исполниться шесть лет, но какая прекрасная погода стояла в тот день — запомнилось отлично. Трава неспешно распускалась и первые мелкие цветочки, такие любимые маленькой ведьмой, были разбросаны среди травы тут и там. Многочисленные подруги матери приехали также с детьми, поэтому Канна не скучала в одиночестве — они бегали вокруг взрослых, собирая небольшие букеты и отыскивая в траве гекконов. Там была и Дея, но с ними она не играла, выражая подростковое презрение к детским забавам, и предпочитала более опасные игры со старшими детьми. Ведьма помнила запах свежего цветения, весеннего влажного воздуха и подпалённых дров — костры закладывали ближе к вечеру и тогда веселье обострялось. В перерывах от ритуальных заговоров, ведьмы плясали, а в перерывах от плясок пили и вкушали дары пиршества. Канна помнила, как мельтешили яркие силуэты ведьм вокруг костра, как сиял плотный отблеск их чар: их концентрация вызывала едва ли не электрическое напряжение в воздухе, дурманный аромат магии распространялся широко вокруг костра. Устав от игр, Канна периодически подбегала к матери, вскарабкивалась на толстое бревно и усаживалась, болтая ногами и хватая ртом всякую еду, которую протягивала ей Лилия, щебеча с подругами. Танцы напоминали бесноватые обряды, но демонов никто не поминал. Костры пылали и их жар распалял жар в груди ковена. Канна помнила, как бежала в смятении к матери, когда прибыла незнакомая группа магов; помнила, как мать сжала в испуге её хрупкое плечо до боли и склонилась, жестким голосом заклиная: «Не забудь, называй только по имени — Лилия, поняла?» и оттеснила за свою юбку. Детский разум помнил, как напряглись тогда все ведьмы, кидая быстрые взгляды в сторону её мамы. Маги не выглядели опасно, хотя она и не воспринимала никогда ведьм и магов как потенциальную опасность — она любила их общество и с благоговением росла в нём, но теперь что-то было не так. Мать игнорировала её, неотрывно следя за прибывшими, а они добродушно улыбались, разглядывая Лилию, её подруг и детей. — С праздником, Лилия, — проговорил один из них, хищно пробегаясь взглядом по лицам всех детей. — Аметист. Вы пришли без приглашения, но мы всё же примем вас, — она оглядела мужчину с длинными светлыми волосами в хвосте и жестким взглядом серых глаз, который быстро зацепился за девочку, отчаянно цепляющуюся за юбку говорящей. — Что это за чудо? — он присел на корточки, заглядывая в лицо маленькой ведьмы. — Канна, — опередив мать, горделиво задрала нос, упрямо глядя в жесткие глаза, когда коленки уже трясло от страха, а ладошки ужасно потели. — Маркус не с вами? — переводя тему, спросила мама, но Аметист сразу понял её намерение и усмехнулся. — Нет, а ты хотела бы видеть его? — он со смешком принял её нахмуренное лицо, — Так что за девочка, Лили? Мама поморщилась от этого сокращения. — Дочь одной из наших сестёр, которая, к сожалению, отсутствует, — её «отсутствует» звучало неоднозначно, но маг сделал собственные выводы. Чувствуя волнение матери, Канна тихо потянула за юбку, ровным наивным голосом спрашивая: — Лилия, кто эти маги? — вопрос повис в тишине, её юный разум был способен на маленькую хитрость. Мать, со скованным ликованием в глазах посмотрела на неё, а Аметист чуть поджал губы, сдерживая привычно ехидное выражение лица. Водные ведьмы-близнецы почти сразу увели её тогда, ворчливо коря за то, что мешает хозяйке праздника принимать гостей, и отправили играть у костра с другими детьми. Лилия долго ещё разговаривала с тем магом, остальные подключились к общему веселью, но что-то тогда точно изменилось в атмосфере праздника и это сильно отложилось в голове Канны. Она помнила, что тогда до самого утра молчала, вяло реагируя на радостные визги детей. Она смотрела на мать и не могла разобрать того, что та могла скрывать. Она всем сердцем ненавидела имя, которым ей приходилось заменять мягкое «мама». Молчание ничуть не угнетало её, а собственные мысли привычно обхватывали в объятия, погружая девочку в себя. Она делала так всегда, когда не понимала свою мать, а случалось это частенько. Так было и сейчас, когда Канне приходилось молча ковырять найденной палкой выпавший из костра уголёк, морщась от резких выкриков и воев. Так было каждый раз, когда она не могла полностью осознать истоки преследующего мать ужаса, страха, обуявшего её настолько, что она забывала обо всём, совсем как сейчас. Маленькая ведьма с упёртым раздражением разламывала уголёк, пока в силу вступал новый день — день её рождения. Амадей молчал. — Я звала её по имени столько, сколько себя помню, это даже привычней чем «мама», — есть перехотелось, Канна уныло ковыряла оставшиеся в тарелке фрукты. Она подняла взгляд на демона, — И что, ты даже не скажешь мне что-то вроде «она была вынуждена так поступать, она защищала тебя»? Улыбка снова засияла на его лице, и ведьму отпустила скованность в теле. — А должен? — Нет, но так обычно говорят. Мне так говорили, — она оставила ложку в покое и зажала ладони между колен, — Но я знаю Лилию всю жизнь, помню все её старания, чтобы сделать нашу жизнь лучше, но также я помню её страх. Она вечно чего-то боялась, но особенно она боялась его, кого — теперь я уже знаю. Боялась, что он найдёт её. Но ничего не пыталась сделать со своим страхом, только бежала и пряталась, содрогаясь от ужаса. И в её поступках не было защиты меня, она всегда защищала себя, даже тогда я это понимала, — с горечью в улыбке поделилась Канна, вспоминая как Лилия скрывалась так долго после недавних взрывов в их районе, прежде чем Канна сама нашла её. — Удивлён, что ты можешь рассуждать так беспощадно, — его полуулыбка заставила ведьму потеплеть и искренне улыбнуться в ответ, в глазах его сверкали огоньки. — Я люблю её и понимаю её страх, но иногда он меня злит, — смущённо поделилась Канна, но Амадей не развивал эту тему далее, как она и хотела, а просто продолжал смотреть на неё с какой-то отчуждённой нежностью. — Раз дела обстоят так, то бояться Маркуса стоит ещё сильнее, потому что он может втянуть тебя в их с твоей матерью игры, — демон взял их тарелки, поднимаясь из-за стола, — Твой рассказ напомнил мне мать Кассиана. — Почему? — Она с детства запретила ему называть её иначе, чем по имени, а потом и нам сказала обращаться к ней также. Но она делала это исключительно, чтобы скрыть свой возраст, — Амадей усмехнулся. — Значит, он такой грубый из-за проблем с семьёй? — наивно предположила Канна и получила снисходительный взгляд демона. — Единственная его проблема — куда и как потратить богатство родителей, — он сказал это без злобы, просто как расхожий факт, которым они с Модестом частенько оперировали во время шуток над Кассом. Его спина выглядела красиво и вызывала желание у ведьмы подойти и обнять. Канна мягко улыбалась, рассматривая его. В груди расцвело приятное ощущение лёгкости как после долгого надрывного плача или целебной исповеди о мыслях, тяготивших столько лет. — Амадей, — ласково проворковала она, — А что ты планируешь делать, когда разберёшься с делами Сената? Ты хотел бы покинуть город, чтобы посмотреть на другие? — мечтательно спрашивала она, не обращая внимания на то, как он выключил воду и выдержал паузу прежде, чем ответить. — О, у меня далекоидущие планы, — он подошёл ближе, останавливаясь прямо около неё и укладывая руки на спинку её стула, — Но пока я планирую выйти из текущих проблем с максимальным успехом, — он улыбнулся и поцеловал ведьму в макушку, успокаивая её прежнюю тревогу о грядущем своей непоколебимой уверенностью.