В этот день всё пошло немного по пизде.
Неспешный и необременённый никакими заботами Чонгук ходил вдоль стендов с разнообразной техникой. Он искал конденсаторный микрофон для совместного стрима на YouTube на подобии вопрос/ответ, который они откладывали очень долгое время. Из-за него. Это же надо быть разговорчивым, улыбчивым и избирательно честным в режиме онлайн для своих слушателей. Все эти три определения вгоняют младшего в тихий ужас, а также то, сколько проёбов он мог бы совершить в первые же пять минут диалога, за которые, скорее всего, получил бы вечный бан. Чон правда мог бы это сделать. Уговорить его удалось только недавно. Всё ещё виня себя за произошедшее, Чонгук изначально согласился, думая, что не имеет право отказывать своему хёну. Отказ значил бы ещё один повод расстраиваться из-за него. Так глупо. Чимин не требовал от него никаких объяснений. Он спокойно принял то, что тогда произошло и больше они об этом не говорили. Было и было. Все проблемы остались в голове лишь у Чонгука, но даже они в скором времени должны передохнуть (читайте, как хотите). «Чимин-хён сделал вид, что всё хорошо, но лучше бы наоборот…» — нервно облизнув губы, Чон кладёт на место то, что взял, — Снова не то.» Втянуться в эту безумную идею со стримом получилось, когда Чимин, заподозривший истинные причины смирения, пообещал сам отобрать вопросы заранее и не допустить того, чтобы младшему стало в процессе съёмок некомфортно из-за оказываемого на него давления. Да и ещё успокоил тем, что в любой момент они смогли бы это остановить. Благо современные технологии и не такое позволяют. Поэтому прямо сейчас Чонгук, утопая в безразмерной чёрной толстовке и такого же цвета высоких шнурованных ботинках, ныряет между прилавками в поисках того самого. Самого классного микрофона, в которых он, если честно, ничерта не понимает. Он вынудил Тэхёна понимать за него. Вечно зависающий с людьми, покоряющими андеграундную хип-хоп сцену и прочим сбродом, что постоянно жалуются ему на жизнь в целом и правительство в частности, пока он закрашивает под их нытьё оставшуюся нетронутой, каким-то чудом, кожу. Вот от них-то Ким и узнал для своего любимого Куки, что и где купить, просто задав пару вопросов более-менее знающим своё дело людям. Чонгук был готов его расцеловать. Он не хотел дёргать своего парня из-за этого, мечтая во всё разобраться самому. Ну. Если закрыть глаза на всё понимающую квадратную улыбочку, то в теории так всё и вышло. А доказывать Чон никому ничего не обязан. Когда Чимин меньше знает — крепче спит, и это единственное доказательство, которое лучше знать наизусть. До принятия этого, как он надеется, верного решения для монтирования видео ему не нужна была акустическая техника, младший сам накладывал сверху звук, убирая лишние шумы. Например, какую-нибудь лиричную и подходящую атмосфере музыку. Теперь им важен другой подход, а младший же у нас любит делать всё на пять с плюсом. Вот только… Кажется, Чонгук вообще нихуя не понимает: стоит памятником самому себе и держит в руках бумажку с точным английским названием и характеристиками уже целый час — и не может ничего найти. Потерянно блуждает между микшерами и разнообразными усилителями, выглядя, наверное, как самый жалкий покупатель, когда-либо посещавший этот профессиональный мини-магазин. Консультантов в этом месте отродясь не водилось. Других покупателей, помимо него, тоже. Присутствовал кассир — и то счастье. Смотрел, правда, так уничижительно и явно наслаждался его беспомощностью. Чонгук терпеть не мог таких людей: пренебрегающих своими служебными обязанностями ради того, чтобы побаловать своё самолюбие. Это дурость и просто… Просто обидно, ясно? И когда Чон уже отчаялся и начал думать, как же он будет оправдываться сам перед собой и кошельком в форме чернички, когда купит в приступе истеричного шопоголизма первый попавшийся под руку товар, чтобы не уходить ни с чем — его окликает голос. Знакомый и явно удивленный, он, звуча уже прямо за его спиной, слегка шепеляво произносит: — Ну точно, это ты, — с их последней встречи утекло много времени. «И слишком много спермы», — услужливо напоминает разум. Чон точно не ожидал тут встретить того, кто не посещал его воображаемый мирок вот уже две недели. — Откуда он выполз? Всё же было так хорошо. Чёрт, я уверен, Чимин меня прибьёт, если меня снова накроет». Чонгук нехотя поворачивается и встречается грудью с лисьим прищуром. Однако, здравствуйте. Немного ниже, чем он помнил, но всё равно — приветик. Ох, он должен сказать это вслух, но ничего не получается. Рот будто онемел. И ему удаётся только отскочить назад, стыдливо булькнув что-то, одновременно с этим чуть ли не сшибая своим весом весь представленный ассортимент. Не ясно: этим бульканьем он извинялся перед пристально наблюдающим за ними работником или же перед растерянно наблюдающим за его социально-неловким поведением молодым мужчиной. Можно Чонгук просто пойдёт домой, а? Возможно, он даже купит те конфетки, что лежат у кассы, чтобы набить ими рот и никогда в жизни больше не издавать таких звуков. Да и вообще — зачем пытаться говорить? Он готов вечность ходить с набитым ртом, если это поможет. «Чимин-и точно стукнул бы меня за такие идиотские идеи, а потом бы обнял и сказал, что я дурак», — после таких мыслей Чон ещё активнее захотел домой: получить свои законные пиздюли и утешающие объятия. Вот это то, что зовётся высокими отношениями. — Эм, привет. — Ого. С ним всё ещё пытаются поздороваться, а не смотрят как на пришибленного. Этому странному парню нужно его имя, чтобы знать, кого вписать в свою Тетрадь смерти или что? Сценарии хуже некуда проносятся в чоновой голове один за другим. Его личный автобиографический фильм под названием «Жизнь ужасна» начинает свой путь прямо сейчас. Он паникует, причём сам не знает — из-за чего больше: из-за того, что мужчина перед ним видел его блаженное лицо и пустые яйца или из-за того, что Чонгук заставил участвовать его в своих фантазиях? «Его образ! Не путай, этот конкретно лишь угрожающе шепелявил, как утверждает хён, вот и весь вклад в твою расшатанную психику. С остальным же ты справился сам, молодец. Как же мало тебе надо, Чон Чонгук…» Юнги продолжает напряжённо наблюдать за чужими телодвижениями и думать: «Неужели он меня боится? У меня что-то на лице или может запах? — он подносит ко рту руку и дышит на неё, опуская вниз уголки губ, когда чувствует запах острых колбасок, съеденных на завтрак. — Ему настолько не нравятся резкие запахи?..» — Ты что-то определённое ищешь, может тебе помочь? — Юнги отходит подальше, оставляя темноволосого юношу в своей зоне комфорта, но всё ещё не оставляя попыток вызвать того на диалог. Чонгук находит в себе силы выдавить: — Э-э, п-привет. Я… Да-да, если ты э-э-знаешь… — «Ох, отлично, от меня отодвинулись. Неужели всё настолько плохо?» — Чон быстро оглядывает себя, ища на одежде признаки чужого дискомфорта. Ха. Забыл, что главный признак — он сам. Ему тут из вежливости предлагают помочь? Или это такой скрытый посыл: «Может тебе пора нахуй отсюда свалить, раз ты такой недалёкий?». Так печально. Чонгук не умеет читать чужие мысли, зато отлично умеет накручивать свои собственный. Нет, он не больной, просто его таланты весьма специфичны. — Я знаю тут всё. Может уже скажешь мне, что тебе нужно?.. — Юнги удивлён: оно разговаривает. Слишком тихо и неуверенно, но не всё потеряно. На секунду блондин даже зауважал того коротышку, который смог приручить этого дикого милого зверька. Лишь на секунду. «Ягодка от ягодки. Тот тоже дикий как пиздец, только вот нихрена не милый», — ловя позорные флэшбэки, заключает для себя Мин. — Вот, тут всё написано. — Пока светловолосый мужчина предавался нелюбви к чужому парню, Чонгук на вытянутых ладонях протянул тому исписанный листок и опустил голову вниз, судорожно облизывая от напряжения пухлую нижнюю губу и розовея щеками. «Надо было натянуть капюшон, тогда бы он прошёл мимо, и я бы… Я бы ушёл ни с чем, да», — проносится в его голове опечаленная мысль. — Хм… — Юнги забирает подношение и внимательно смотрит на парня, собирая его привлекательный образ по кусочкам, прежде чем заметить для себя небольшое изменение: — О, у тебя кольцо… — Что? — Чонгук резко дёргает голову вверх, нервно трогая нос. Проверяет, на месте ли оно. —… Так и хочется за него дёрнуть. — «Блять, я что это вслух сказал?» — и уже более непринуждённо добавляет: — Но тебе идёт. Миленько. — Оу, — брюнет не знает, как правильно на такое реагировать. Он шаркает ногой, опуская вниз подбородок и надувая румянец на пухлых щеках. — Так, давай-ка посмотрим, что тут у нас, — от сомнительных комплиментов Юнги переходит на деловой тон, сверяясь с бумажкой и сразу же находя то, что нужно: — Кстати, неплохой выбор, но если тебе нужно профессионально записывать… — Нет-нет, он не для… В общем, просто для видео. Д-да. — Чонгук мнётся рядом с блондином и не знает, куда деть свои руки и глупые домыслы. В конце концов пряча одни в рукава, делая из них спасительные трубочки, он понимает, что голову туда спрятать не получится. — О, так ты блоггер, — говорит Мин и быстро исправляется: — Вы. Кхм… Тогда я думаю, этот будет идеальным. Пойдём-ка, — бросая в лицо юноше свой приказ, мужчина мгновенно разворачивается и твёрдым шагом следует к их следующей цели — кассе. Чонгук растерянным щеночком-переростком плетётся вслед за ним. Он, кажется, спасён. Когда они подходят к прилавку, заваленному разнообразными коробками и мятными (Куки такие нравятся) конфетками, то прилизанный паренёк, уже заскучавший, потому что ждал их пришествия вечность, противно растягивая слова, интересуется: — Юнги-сонбэним, это Ваш дружок? Он точно не из нашей тусовки. — Чонгук виновато опускает взгляд в пол и неосознанно жмётся ближе к старшему, сутулясь и забывая, что ещё минут пять назад отскакивал от него как полоумный. Юнги видит это и чувствует разливавшийся в нём жар. Он был уверен, что причина этому не прижимающееся к нему тёплое и мускулистое тело, а раздражение, охватившие его из-за столь откровенного пренебрежения. Ладно, пятьдесят на пятьдесят. Одарив презрительным взглядом новенького кассира, принимающего у них их будущие и последние в его карьере покупки, блондин цедит сквозь зубы: — А тебя ебёт? Пробивай молча, Сун Джунг. — Юнги ненавидит, когда к нему подкатывают отчаянные недоумки. Особенно так: унижая за его и свой счёт других. Конкретно этому парню точно не подходит его сраное имя. «Тоже мне, сама доброта, — Мин бы с радостью отдал его жмущемуся к нему мрачному накаченному комочку. — Серьёзно, этот малец мог бы и навалять за такое, но… Интересно, он и в постели такой робкий?.. Надо обязательно спросить, как его зовут и узнать…» — его поток мыслей прерывает чужое блеяние: — П-простите, хённим. — Названный недоумок аж запинается от ответной грубости и закрывает свой рот, пробивая их вместе. Юнги даже глазом не ведёт, также молча забирает со стойки их пакет с покупками и тащит за собой на буксире Чонгука, послушно следующего за ним. Через мгновение они выходят на свежий воздух. Для Чона всё как в тумане, он даже не видел, что именно взял для него тогда с полки «Юнги-сонбэним». С таким же успехом ему могли пробить и вибратор, вместо микрофона — а Чонгук бы и не заметил. Зато он заметил другое: «Так вот, — озаряется понимаем младший, — как его зовут. Ему идёт это имя». Младший шёл сзади и смотрел на уверенную походку, больше залипая взглядом чуть ниже спины, слегка прикрытой кожаной чёрной курткой и облепленной тёмными узкими джинсами. Красиво. Чонгук мысленно ругает себя и начинает оглядываться по сторонам. «А где это мы?» — пока он осознавал себя в пространстве, Юнги подал голос: — Так… Как тебя зовут? — старший останавливается только когда приводит их в безлюдное место, смотря прямо в распахнутые круглые глазки. Чонгук сразу отводит их в сторону, смущаясь. Ему бы напрячься. Узнать, куда его завели и зачем. Но он дурачок. Поэтому смотрит лишь на свои спрятанные в чёрные спортивки ноги и бормочет: — А? Я-я Чон Чонгук, спасибо Вам большое, но не стоило так грубить из-за меня… — мысленно добавляя: «Этому уёбку». Юнги хмыкает, будто слыша за его словами то самое оскорбление, и впихивает парню коробку со словами: — Меня зовут Мин Юнги, не за что и не думай об этом. Дай мне лучше свой номер, — старший понимает, что будь на месте этого Чон Чонгука кто-то другой, его бы послали за такую наглость и уж точно не вели себя с ним так, пока Мин фактически в ультимативной форме протащил беднягу от кассы до тихой улочки. С Бог знает какими намерениями. Юнги начинает немного за него беспокоиться. «Надеюсь, тот сумасшедший реально следит за ним, потому что он слишком наивный…» — когда Мин получает в свои руки ту самую бумажку с заметными аккуратными циферками на ней, то довольно салютуя ошеломлённому Чону и обещая, что позвонит — топает домой. Это было подозрительно легко, но теперь у него теперь есть всё, для того чтобы осуществить свой план перехват. Как удачно всё вышло. Наконец-то.***
В попытке изобразить работу мысли, которых у него не осталось, Чон набирает контакту «ЧимЧим» и слушает гудки. Только с пятого раза в наушниках раздаётся какое-то шуршание и смазанное «привт, детк». Чонгуку этого достаточно, чтобы начать тараторить: — Чимин, ты себе даже не представляешь… Чимин-и-и-и! Я только что дал ему свой номер, — это первое, что он решает выдать, после того, как его оставили стоять одного. Дезориентированного и с новеньким микрофоном в руках. — Э-э, ты в порядке, Чонгук-а? — Пак, похоже, спал: голос хриплый и слегка заторможенный. — Нет, хён. Я не в порядке. Это же тот самый, помнишь? Он… Он попросил мой номер — а я дал, — плаксиво оправдывается Чон. — Оу. И? Он не сказал — зачем? — на другом конце провода Пак дважды поменял форму глаз: от полураскрытых слипшихся пельмешек до приоткрытых полумесяцев, пытаясь переварить услышанное. — Сказал, что позвонит. — И? — Чимину нужны подробности. Больше подробностей. Он приподнимается на подушках и ставит на громкую связь, кладя телефон в сторону, чтобы тут же услышать сквозь задребезжавшие динамики громкое чоновское: — Я не знаю! А вдруг он хочет подать на нас в суд за шум? Ох, ты же сам говорил, что он занимается тёмными делишками. А я не верил! Может он хочет вычислить по номеру телефона, где мы живём и нанять киллера? Или же сам решит нас… — взволнованно частит брюнет. — Так, успокойся. Что за глупости. До того, как он попросил твой номер, было что-то ещё? Он что-то говорил? Он же не тронул тебя, милый? — Пак окончательно просыпается. Подползает ближе к источнику звука, склоняясь над ним, как над колыбелью. Поза заинтересованной кошечки подошла бы лучше, но у него тут, возможно, его великовозрастного ребёнка обесчестили. Нужно быть серьёзнее. — Ну… э-э-я… — мямлит он. — Ну?! — почёсывая затёкшую задницу и поправляя съехавшие боксёры, требует от него Чимин. — Он, кажется, помог мне выбрать микрофон и… ох, блять. Я же не… Он мне его купил. Я так нервничал, Чимин-и, что даже кошелёчек не достал! Я ему, получается, ещё и должен?! Юнги для этого попросил у меня номер? И как это поможет мне вернуть ему деньги, если он не позвонит? Хё-он, — Чонгук ноет, топая от непонимания на одном месте и выпячивая вперёд нижнюю губу. Прохожие оборачиваются на его драматичное представление, и он поскорее спешит домой, накинув на голову капюшон. Минуток позора на сегодня достаточно. — Я думаю… — на другом конце Пак тянет из себя тяжелый выдох, садясь ровно и запоминая, что: «Этого придурка зовут Юнги», — спокойно говорит: — Лучше мы обсудим всё, когда ты придёшь домой, Куки. — Может мне купить биту? А сколько стоит лицензия на ношение… — Чон будто не слышит его. — Р-р, пр-росто иди домой, Чонгук! — Чимин рычит, желая, чтобы его наконец-то услышали. «Где вообще его черти носят? Очень странно: сегодня пятница, Чонгук на улице, пошёл покупать какой-то микрофон. Один. Я точно проснулся в своей реальности?» — Хорошо, хён, — обиженно ворчит тот в ответ, чувствуя, что его опасения не разделяют. От слова «совсем». И сбрасывает звонок. «Вот пиздюк», — думает Пак и откидывается назад на подушки. Не терпелось выбросить все переживания в распахнутое окно, а себя — в ванную. Только сначала сделать кофе и желательно с виски. Так он и поступит. Безрадостно шагая в сторону ближайшей остановки, прижимая двумя руками к груди драгоценный груз и перескакивая пешеходный переход от одной полоски к другой, Чонгук внезапно понимает, что вот теперь-то Чимин точно его прибьёт.***
Пак Чимин хмуро смотрит на белую коробку с ярко выделяющимся на ней названием неизвестной для него фирмы. А Чонгук смотрит на него. Несколько недоуменно, но потом делая извиняющееся выражение лица, тихо говорит: — Я же быстро испугался и позвонил тебе, что не так? — Он играется с чужими пухленькими пальцами, создавая непринуждённый вид, пока его уши стремительно краснеют. Они постоянно его предают. «Никаких больше проколов, маленькие предатели», — Чонгук смешно морщит нос и смотрит на своего парня. — Тебе двадцать пять лет, Чонгук-и, а ты до сих пор не понимаешь, когда с тобой флиртуют. Меня это пугает. И я загуглил — эта фирма пиздец какая дорогая. Так что теперь это пугает меня вдвойне. — Не понятно, насколько Чимин серьёзен: глаза блестят, а сам он криво улыбается. — Прости? — Чон не знает, нужно ли за это извиняться и расстроенно выпячивает губу, в то же время внутренне ликуя. Оказывается — это был флирт. К нему сто лет не подкатывали. Во-первых, он затворник, а во-вторых, у него есть Чимин. К их компании вообще стараются лишний раз не подходить, если там есть Чимин: завистливо кусать губы и дрочить на светлый образ издалека — да, вторгаться в личное пространство его персонального демона искусителя— нет. Быть посланным нахуй никому не хочется, хотя Чон бы с этим поспорил. «Как вообще можно допустить в слове «ангел» так много ошибок?» — спорит он сам с собой, вспоминая как в своё время стерпел такой посыл и остался весьма доволен результатом. По сей день. Но вот он встретил Юнги. И учитывая то, при каких обстоятельствах они повстречались в первый раз — удивительно, что тот всё ещё хотел с ним познакомиться поближе. Теперь-то Чонгук это понимает. Чимин прояснил это в своей излюбленной манере: уже давно не удивляясь его перманентной наивности, он сказал: «Этот твой Юнги точно оценил твой член, раз так бесстыдно подкатил к тебе, зная, что у тебя, вообще-то, есть я. Хитрый мелкий гном!» — прокручивая в своей темноволосой голове этот диалог, Чонгук вспоминает ещё кое о чём: — Это странно. Тэхён-и говорил, что микрофон не будет так дорого стоить, он точно не врал… — Блять, ну-у Куки-и, — издавая стоны страдания и призывая проклятия на эти дурные головы, Чимин ноет: — Он купил тебе явно не тот самый, понимаешь? С этим мы и альбом записать сможем, если захотим. Пиздец просто, мелкий богатый папочка. Думает, наверное, что купил тебя. Почему вокруг меня одни идиоты? — Я тоже идиот? — младший бубнит это себе под нос. Чимин отвлекается от своих стенаний и берёт его милое лицо в ладони, притягивая ближе к себе. Смотрит на податливо приоткрытый ротик. — Ты мой самый-самый любимый идиот. Старший отстраняется спустя пару минут — довольный и с алыми губами. И следом за его удовлетворённым причмокиванием раздаётся звонок. Чонгук медленно переводит затуманенный взгляд с влажных от поцелуя мармеладных губ на телефон, тяжело дыша. Неизвестный номер. Ему никогда не звонят с незнакомых номером. Пока Чон с кряхтением двигается вдоль дивана — Чимин успевает встать и подбежать первым. Как-будто только этого и ждал. Юнги же, ожидая, когда в трубке прозвучит мягкий мужской голос, получает ворчливый рокот: — Чего тебе надо? — «Да мне сегодня везёт», — прочищая горло, Мин с удивлением говорит: — А, это ты. Может дашь своему парню для разнообразия ответить на звонок или ты его сторожевой пёсик? — Попробуй сказать ещё хоть слово — я знаю, где ты живёшь, в отличии от тебя. — Чимин встаёт, и уворачиваясь от цепляющихся за его волосы рук, пытающихся выхватить у него телефон, идёт в сторону окна. Чонгук не отстаёт. Чувство азарта охватывает всё его тело. — Туше. Ему понравился мой подарок? Кажется, он совсем не разбирается в технике. Передай Чонгуку, что мне было приятно встретиться с ним и так, так жаль, что тебя рядом с нами не было. — Общаться, будто они старые знакомые и пытаться быть любезным — миссия провалена. Ироничных ноток из голоса убрать не удаётся. Пак понимает их по-своему и восклицает: — Ну конечно! Ты следил за ним! Как ещё объяснить то, что ты ошивался в том магазине?! — он отмахивается от сигнализирующего ему что-то младшего, будучи на эмоциях. Чимин уже давно не разговаривал так ни с кем, кто не Чонгук — со скандалом и желанием оставить последнее слово за собой. Уже и забыл, как это захватывающе. Вспоминаются былые деньки: когда он был глуп, драчлив и импульсивен. Сейчас его глупость переросла в любовь, драки — в страстный секс, а импульсивность в контроль за собой и своим партнёром. Но иногда можно же отпустить себя. Как сегодня, например. — Может быть тем, что это мой магазин? — Юнги выговаривает это с особым удовольствием. Чимин не знает, что на это ответить и пока он думает, тот продолжает: — Нахуя мне врать, сам подумай. Чонгуку повезло, что я был там и помог. Считай, что это был подарок-извинение за моего бывшего работника, он оказался некомпетентен. — Немного подумав, так и не получив ожидаемой реакции, Мин говорит: — Впрочем, умысел у меня был. Говорить о нём я, конечно же, не буду, бешеный коротышка. Не тебе. — Слушай ты, четвёртый из семи гномов, знаю я твой умысел, еб… — а ведь он почти поверил в эту показушный добродушность. Становиться дураком Чимин не планировал. Чонгук, пользуясь его ступором и не дав договорить, перехватывает телефон и испуганно прикрикивает почему-то глядя ему же в глаза: — Хватит! Юнги-хён, может ты приедешь к нам и мы спокойно поговорим, всё решим? — Окей, сладкий, пришли адрес. И когда я приеду, держи свою мелкую собачку на поводке. — Через секунду послышались гудки. — Как он меня назвал? — последующий хор из возмущённых голосов Юнги уже не услышал. У него были занятия поинтереснее. «Кто бы мог подумать, что и это будет так просто», — размышляет Мин, направляясь в душ.***
Спустя полтора часа и полстакана виски, Чимин слышит трель домофона и топот ног со стороны ванной комнаты, секунду спустя уже скользящих по паркету ко входной двери. Чонгук очень взволнован. Дожидаясь, пока «дорогого» гостя запустят внутрь, Пак наливает себе ещё и неприветливо кивает, когда колоритная парочка подходит ближе, сверкая в его сторону глазками. Младший выдал Юнги белые пушистые тапочки, которые его лапищам явно малы. Уголок рта нервно дёргается в улыбке, но Чимин сдерживается. Оглядывая с ног до головы стройного, даже худощавого мужчину, одетого в облегающие чёрного цвета джинсы и водолазку, хмыкает, когда взгляд снова падает на ноги и выдаёт: — Пак Чимин, если ты ещё не в курсе. Неприятно познакомиться. — Он смотрит прямо в потемневшие от яркого света наглые глаза. А возможно этому Мин Юнги просто нравится, что он видит. Чимин никого не оставляет равнодушным. Салютуя обновлённым стаканом, Пак устраивается поудобнее и разводит ноги, всем своим видом говоря, что хрен он поднимет свою ахуенную задницу ради этого придурка. — Мне не нужно твоё имя, чтобы общаться с Чонгуком, не стоило так напрягаться, — посмотрев сначала на обескураженного его словами младшего, он задерживается на выставленных напоказ упитанных бёдрах. Мин сглатывает и уже не так уверенно добавляет: — Тоже н-неприятно познакомиться. Чимин ехидно ухмыляется и делает глоток. Чонгук чувствует себя лишним. Какого?.. — Если вы уже обменялись любезностями, то я, пожалуй, пойду принесу что-нибудь выпить. Безалкогольного. — Он заметно посмурнев, выразительно смотрит на гранёный стакан и додумывает про себя: «То есть пойду спасусь бегством, дышать нечем из-за вашего напряжения». Постоянно оборачиваясь, Чонгук идёт на кухню в темпе, который сочла бы приятным его бабуля. Не самое лучшее решение оставлять их собачиться наедине, но и Чон на такое не подписывался. Ему нужно немного охладиться. «Голову, да. Мне нужно охладить голову». Как только младший, пробормотавший что-то про лёд, тихонько закрывает за собой дверь, отрезая их скромную компанию от остального мира, Чимин, отставив в сторону алкоголь, поднимается. С молчаливым осуждением зыркает на Юнги. Тот вскидывает бровь. — Язык проглотил? — не выдерживает давления блондин. — Ты у меня парня увести пытаешься, совсем ахуел? — Чимин вне себя от возмущения. Если цели Чонгука ясны ему как божий день, то что у этого в голове — хрен поймёшь. Стоит, улыбается глумливо и будто ничего не происходит. Кто он нахуй такой? — Хватит хуебеситься, не понимаю, о чём ты. — Мин присаживается на диван и с интересом нюхает виски, отмечая для себя, что вкусом тут не обделены: «Неплохо. И за чем ушёл мелкий, когда тут всё есть?» — О, да неужели? Прости, но в приложении к этому наивному крольчонку иду я — и тебе тут не рады, — вспоминая кое о чём важном, он сквозь зубы добавляет: — Ладно, конкретно я — не рад. Только лишнего себе не думай, понял? Он просто хочет… Ащ-щ, да почему я должен это объяснять? — взлохматив чёлку, Чимин орёт: — Чонгук! — Вау. Так у вас что реально открытые отношения? — заметил тот, криво улыбнувшись. Младший умеет выбрать момент, чтобы появиться в дверях и спросить: — Вы закончили? — и уже конкретно Юнги-хёну: — Боже, нет! Чонгук выглядит взъерошенным и, кажется, с его волос капает вода. Чимин приподнимает бровь, пока он шустро проходит к дивану и садится между двумя перекрёстными огнями. Это становится немного неловким. Дома он привык чувствовать себя более раскрепощённым. И впустив Мин Юнги, Чонгук пересёк ту черту, которой отделял себя от внешнего мира. Поэтому нужно стать решительнее и… — Нет? Тогда о чём он говорит? — один блондин кивает на другого, продолжая гнуть своё, чтобы узнать, с какой стороны подступиться со своим… Своей проблемой. Давит на младшего, прищуриваясь в ожидании ответа и тот, как лопнувший шарик, сдувается. — Ну… Эм. Так вышло! Вот. — «И так быстро я ещё никогда не сдавался», — думает Чон, не отводя взгляда от своих ног. Чимин раздражённо выдыхает. Несильно хлопает его по пояснице и говорит, переводя стрелки: — А чего хочешь ты? — Чонгук продолжает по этому поводу молчать, поэтому Пак сразу предупреждает: — Мой парень не будет с тобой трахаться, я ему запрещаю. Юнги хочется спросить: «Как он попал в этот дурдом?» Но потом вспоминает, что своими же ножками. Как бы объяснить?.. Вздохнув и помассировав выбеленные виски, он уверяет их: — Я не собирался рушить ваши отношения или что там у вас. Просто… — Просто? — Чимин не выдерживает, видя как тот колеблется. — Хочу понаблюдать. Чонгук давится собственной слюной и с возмущением смотрит на своего парня: — Ты его подговорил? Так нечестно, хён, зачем тогда вы меня разыгрываете? — Юнги хмурится, не понимая, о чём он говорит. Это было уже не просто не понятно, а вовсе запутано. — Ничего я ему не говорил. Видимо вы — два извращенца и нашли друг друга. — Чимин сам ахуел. Делает глоток и во все глаза смотрит на недоумевающего Юнги. — Подговорил на что? И вот кто бы говорил, сам ты мелкий извращенец! — Чимин в ответ разгорается новой тирадой о том, кто тут мельче — и Чонгук, пылая от смущения и злости, подскакивает и тыкает в каждого из них пальцем, прежде чем обвинить: — Может я открою тайну, но вы, блять, одного роста! Достали уже ругаться! Я хотел… Я хотел, чтобы Вы, Юнги-хён, были… Я думал о Вас. Представлял. Но теперь трахайте друг друга сами, если вам хочется, а у меня больше нет настроения. — И возмущённо пыхтя отошёл в сторону, надувшись и даже не смотря на ошарашенных его выпадом старших. Юнги строит Чимину гримасы, а тот, показав ему в ответ язык, подскакивает к своему парню и принимается что-то нашёптывать на ушко, поглаживая по вздрагивающей спине. Выглядит взволнованным, но решительным. Это пугает. До блондина долетают обрывки фраз: «…хочу извиниться…», «…не согласится…», «…если ты хочешь…» и, кажется, самое пугающее «…я не против попробовать так…». Юнги делает вид, что член в его штанах не дёргается от открывающихся ему перспектив и панически ищет свой телефон, желая отсюда свалить. Да побыстрее. Он сто лет не занимался контактными видами секса и начинать снова как-то не хочется. Но его заставят выбирать, он уверен. Чимин выглядит победителем, вынуждая светловолосого мужчину сильнее вжаться в диван и сглотнуть. Потерять дыхание от походки от бедра, от взгляда с поволокой, мысленно раздевающего его напряжённое тело. От Чонгука, продолжающегося стоять за его спиной. Юноша не выглядит расстроенным. И совсем скоро Юнги станет ясно — почему. «Да они же меня сожрут». — Мелкой сучкой сейчас чувствует себя именно он. Юнги уже знает, что не сможет отказаться, даже если будет сожалеть об этом весь последующий месяц. Всю жизнь. Свой мозг контролировать он пока не научился, поэтому не знает, как надолго эти двое там застрянут. Может быстренько принести свои искренние извинения минетом? И сбежать. Было бы неплохо. Не заметить, что у Чимина в этих узких штанах всё такое внушительное — было бы равноценно признанию в слепоте. Юнги не слепой. Он поднимает взгляд выше, как раз успевая к вылетающему меж пухлых губ вопросу: — У тебя есть выбор: останешься — и получишь мой член. Чонгук будет наблюдать. Если будешь хорошим мальчиком, я разрешу ему присоединиться. Уходишь со своими невысказанными желаниями и проблемами — и никогда, слышишь, больше никогда к нам не лезешь?! Особенно к нему. — Чимин выглядит таким сексуальным в своей раздражённости. Он кивает на молчаливого Чонгука и ждёт решения блондина, сжимающего свои коленки и смотрящего прямо на него. Заметив, как тот мимолётно оценил его полувставший член, Пак самодовольно усмехается и добавляет: — Словами скажи, пожалуйста. Мы же тут все взрослые люди. По первому впечатлению Чимину Юнги не понравился, по второму — ещё больше. Бог любит троицу и поэтому Пак даёт ему ещё один шанс. И тот его не подводит, говоря твёрдое «согласен». Он оборачивается к Чону, вместе с ним наблюдавшим эту внутреннюю борьбу и ласково повторяет то, что сказал пару минут назад: — Я знаю, чего ты хочешь, Чонгук-и, но сегодня тебе придётся потерпеть. — А вот терпение самого Чимина волшебным образом перестаёт существовать и он делает свой первый ход. В сторону Юнги. Коленом прокладывает себе путь между чужих бёдер и давит прямо на небольшой бугорок, вырывая из сидящего на диване мужчины скулящий стон. — Как насчёт перебраться в спальню, м-м? И я обещаю — тебе не придётся слушать только наши стоны, Юнги-я. — Член в ставших внезапно тесных джинсах запульсировал. Мин Юнги и подумать не мог, что получит сегодня так много. «Вот только…» — Вот только одежду ты оставляешь тут, — Чимин мило скалится в ответ на его очевидное возбуждение. Мин вздрагивает и неуверенно трогает свой кожаный ремень. А Чонгук… Ну, Чонгук сглатывает и отходит от греха подальше. Его парень, кажется, сошёл с ума. Они оба. Или уже трое? Потому что… Потому что Юнги-хён начинает раздеваться.***
Зайди кто сейчас в это светлую просторную спальню — не поверил бы своим глазам. Эти стены многое повидали, но их хозяева смогли превзойти сегодня сами себя. Двуспальная кровать скрипела под весом двух блондинов, разместившихся на ней, а аляповатое красное кресло, явно этой комнате не принадлежавшее, стояло в полуметре от неё. Чонгук притащил его из коридора, чтобы Чимин смог приказать ему: «Сиди тут, Куки». Ну. Он и сидит. Возбуждённый и уже посылающий проклятья на себя из прошлого, согласившегося просто наблюдать. Это сложно, когда прямо на его глазах творится такое. — Ты слишком зажимаешься, — мурлычут прямо рядом с ним, — Чувствительный или давно не было? — Чимин ведёт пальцами вдоль выступающих позвонков, с интересом разглядывая бледные ягодицы и маленькие розоватые яички. Юнги совершенно не похож на Чонгука. Хрупкий, ладный, с широкими плечами и узкими ступнями. В нём нет ни грамма лишнего жира и совершенно нет мышц. Такой мягкий в нужный местах, что хочется вцепиться в его гладкую кожу и кусать до красноты. Покрыть отпечатками всё тело. Заставить кричать. Это расписание на ближайший час, а там как пойдёт. — Ах, за-заткнись, ты… Ты придурок, — весь красный от его слов, Юнги закрывается руками, смущённо утыкаясь носом в простыни. Он каждой клеткой ощущает на себе изучающий взгляд, которым Чон оглаживает всё его тело. Покалывания отзываются глубоко под его кожей, делая Мина открытым и беззащитным перед своими любовниками. Партнерами? Как их называть? — Юнги-я, тебе ведь нравятся грязные разговорчики? — Чимин легко определяет: дрожь возбуждения по бледному телу проходит именно после его слов. — Заткнись-заткнись… — уже куда тише шепчет блондин. — Чонгук-и, смотри внимательно, его дырочка подрагивает всего от пары фраз. Я его даже не касался. — Чимин осторожно проверяет гладкость мошонки, отслеживая чужую реакцию. — А ещё она такая красивая, редко когда даже там красиво. Юнги, ты постарался ради нас, да? Ты, блять, шёл сюда, желая, чтобы тебя трахнули? — Чимин смачно бьёт его по заднице, всё ещё определяя границы и не ожидая ответа. Мин кусает губы, сдерживая стон. Потом смотрит на Чонгука, затаившего дыхание и подобравшего под себя ноги. Наблюдая за их гляделками, Пак игриво подзывает брюнета пальчиком и спрашивает: — Нравится вид, детка? Хочется потрогать, да? Хочешь к нам? — Можно, Чимин-и? — младший аж приподнимается, преисполненный надеждой. Но получает только жёсткое: — Нет. — И садится обратно, надувшись. Его хён ведёт жестокую игру. — Ха-ах, мы тут, вообще-то, не в контактном зоопарке, — сглатывая стон, прошипел Юнги. И за это получил ещё один шлепок. Чонгук хихикает. Чимин заинтересованно смотрит на проступающий румянец, прежде чем внести ясность: — Ты же не думал, что я не отвечу тебе за «собачку»? У меня для тебя даже намордник есть. — Юнги внезапно чувствует себя не в безопасности. Он садится и прикрывает руками стояк. Смеющийся блондин гладит его напряжённые плечи, приговаривая: — Да шучу я, шучу. Успокойся. — И сильно давит на спину. Мин фыркает и послушно ложится обратно, всё ещё побаиваясь. — Оставим это на следующий раз, — все ещё тихонько посмеиваясь, Чимин оглаживает круглые ягодицы с отчётливыми отпечатками его ладоней и мягко проводит кончиками по сжатому кольцу мышц. — Так как тебе нравится? Будет проще, если ты сам скажешь. «Какой ещё следующий раз?» — грея собой прохладные простыни, Юнги прокручивает это в своей светловолосой голове и пропускает вопрос мимо ушей. — Язык? Пальцы? — Чимин наклоняется ближе к задумчивому личику и обводит языком чувствительную ушную раковину, пытаясь обратить на себя внимание: — По слюне? С согревающей смазкой? Может ты любишь, когда тебе затыкают твой болтливый рот? Скажи хоть что-то, чёрт тебя дери?! — Чимин рычит и ему удаётся достучаться. Юнги поднимает на него взгляд. Они смотрят друг другу на друга, тяжело дыша. Воздух между ними наэлектризовался. — Я кончаю только… Я-я… — Резко смутившись от такой близости, Юнги сжимается в комочек. Пак любит добиваться своего. У него нет и шанса. Чимин продолжает напирать: — Ну? Только не бубни себе под нос, а скажи громче. Иначе я буду делать всё по-своему. — Пальцы… Когда мои пальцы внутри… — Мин сдаётся под напором из уничижительных слов и касаний к нежным, поджавшимся яичкам. Такие игры делают его слабым. «Этот блондинистый придурок проницательный до тошноты, но от точно знает, что он делает. Чонгуку повезло». — Кончаешь только со стимуляцией? Ты можешь много? — получая в ответ короткий кивок, Чимин восхищённо продолжает: — Вау, какая грязная детка. Покажи Куки, как ты это делаешь. — Пак подгибает под себя ногу, устраиваясь рядом с его пылающим лицом. Под брюками бугрится крупный член, пачкая ткань изнутри выступающей смазкой. Понимая, что на нём всё это время не было нижнего белья, Юнги слишком ломано выдыхает. Чимин усмехается, звонко шлёпая с двух сторон бледные ягодицы и разводя их в стороны. Всхлипнув, Юнги изгибается и выставляет напоказ Чонгуку свою задницу и жадную сокращающуюся дырочку. Тянется сухими пальцами к краям, чтобы вставить их внутрь, но блондин, нависающий над ним сверху, цыкает и накрывает их ртом. Потерянно наблюдая, как всю длину втягивают глубже, сужая щёки — Юнги открыто стонет. Зубы прикусывают нежные подушечки, а язык ходит вдоль тонкой кожицы, размазывая слюну. Чимин смотрит на своего парня, от возбуждения закусившего губу и отрицательно качает головой, видя как увитые выступившими венами руки тянутся к вставшему члену. Ещё не время. «Ох, блядский Боже». Вытащив изо рта смоченные пальцы и без лишних слов притянув их к чужой пояснице, Пак облизывается и с придыханием говорит: — Начни с одного. Мин, только начавший проталкивать в себя подушечки, оказывается прижат лицом к твёрдому паху. Он чувствует щекой крупную головку и нежно трётся, глядя снизу вверх, желая получить больше. Юнги давно готов ему отсосать. Мускусный запах и чужой жар ложатся сквозь ткань на его язык. Он широко облизывает проступающий контур, делая всё мокрым и липким. Чимин крепко держит его за пряди на лбу и приподнимается бёдра, трахая сквозь одежду его лицо. Со стороны прилетает скулёж, но Пак не обращает на него внимания, продолжая жёстко двигать чужой головой. Юнги отвлекает его, недовольно стряхивая с себя руки и расстёгивая зубами молнию, неспешно толкаясь в себя уже двумя пальцами. Он точно не достаёт до простаты, потому что тянется ближе к чужому члену, а не к собственному удовольствию. Его лопатки покраснели от напряжения, а на лбу выступил пот. Пак резко отдёргивает его от себя. — Не помню, чтобы разрешал тебе его доставать, — он выдыхает это Юнги прямо в губы. «Я его даже не целовал», — мелькает мысль сделать это прямо сейчас, но Чонгук скулит его имя и Чимин отстраняется. — Кажется, ты ни на миллиметр не продвинулся? Может тебе помочь? — Да-да… вставь, пожалуйста, вставь свои, я не дотягиваюсь, — пока Юнги ноет, сморщиваясь от боли, младший трогает себя через одежду и тихонько стонет, расставив ноги. Чимин пристраивается к блондину поближе, смачивает два пальца, с лёгким нажимом проводя ими между обнаженных ягодиц, и когда слюна начинает скользить под подушечками, проникает двумя фалангами внутрь. Находясь там вместе с пальцами Юнги, он широко раскрывает тугое отверстие и переводит взгляд на Чонгука. Тот забывает как дышать — так же, как и блондин. Чон наблюдает перед собой самую возбуждающую на его памяти картину. А потом невинно закусывает губу и убирает руки от напряжённого члена, когда хён строго прищуривается, глядя на него. Чередуя болезненные толчки и поддразнивания раскрытой дырочки, Чимин водит рукой под матрасом, ища смазку, заодно бросая через плечо: — Детка, кинь презервативы со шкафчика. Чонгук уже тут как тут. Смотрит на трущегося сосками об простыни Юнги, ловит его поплывший взгляд и звуки скольжения, которые Чимин создаёт своими пальцами глубоко внутри него. — Ты обещал. Иди на своё место. — «В итоге собачкой стал я, просто прекрасно», — и Чон, дуя губы, плюхается в кресло. За послушание он получает от Чимина довольную улыбку и небольшое вознаграждение: — Спасибо, милый. Можешь трогать себя, но не смей кончать. Чонгук с облегчением сдёргивает с себя штаны, заставляя Юнги обратить на него полноценное внимание. Старший облизывается, глядя на его мощные ноги и атласную кожу, граничащую с тонкими тёмными волосками. «Хочу чтобы он сел на меня и придушил своими бёдрами», — блондин давит в себе просящий стон. Приподнимая задницу, чтобы стянуть с себя нижнее бельё, Чон замечает его голодный взгляд и понимающе улыбается. Чимину не до них. Он вытаскивает влажные пальцы из сокращающейся дырочки и выдёргивает из шлёвок ремень, намеренно ударяя краями по мягкой коже ягодиц. Звонко вскрикнув, Юнги встаёт на локти, чувствуя как внутри всё пульсирует от образовавшейся пустоты. Он точно слышит как Пак раскатывает латекс и поливает смазкой свой крупный член. Блондин всхлипывает и подставляет ему задницу, когда Чимин начинает раздвигать мягкие мышцы потемневшей головкой, чтобы потом одним толчком раскрыть его до середины, начиная давить на простату, совершая плавные толчки вдоль этой точки. — Г-глубоко, притормози, — просит блондин, останавливая рукой нарастающие движения. — Первый раз принимаешь такой большой, Юнги-я? — Пак шлёпает по чужой ладони, и когда та нагло остаётся на месте, просто берёт и прижимает её к пояснице. — Х-хах, твоё самолюбие, ах-а, меня убивает, — Мину немного больно из-за позы и продолжающихся распирающих его узкие стенки толчков, но он терпит и скупо стонет, не желая признавать, что это приятно. Такая власть над ним заводит, иначе бы у него не стоял так крепко. Чимин склоняется ближе к его светлому загривку, чтобы широко лизнуть влажную шею и притворно удивлённо сказать, выбивая из него стон точным движением: — Я думал это мой член прямо сейчас тебя убивает, разве нет? — Пак резко входит до конца, отчего Юнги болезненно скулит и скребёт ногтями по простыням. Чувствовать как под напором раздвигаются, подрагивая, внутренние стенки, до боли приятно. Он позабыл уже, как любил это чувство. Чтобы внутри пекло и хлюпало. Чтобы заполненный на грани. От кресла доносится тягучий стон и звук скользящей по смазке ладони, сдавливающей по ходу вен член и собирающуюся в кулак у головки. — С-стой, не надо глубоко, — Юнги плаксиво хнычет, прижимаясь щекой к прохладным простыням. Смотрит прямо на Чона, выгибая поясницу и сам же подаётся назад, когда ловит на себе ласковый взгляд потемневших глаз. Взгляд этот больше не принадлежал тому застенчивому парню, который был с ним сегодня в магазине. Мин громко всхлипывает и хочет, чтобы Чонгук его похвалил. — Чимин-и, будь с ним осторожнее, я знаю, что ты можешь… — тот шепчет это, глядя прямо в умоляющие глаза, подглядывающие за ним из-под собственной рука. Только вот Чонгук не понимает, чего именно от него ждут. Он продолжает трахать свой недостаточно узкий кулак и смотреть на то, как его парень делает из их случайного любовника желе. Пак хмыкает и останавливается. Вытаскивает влажный член, обходит постель, забираясь в середину и вставая на колени прямо перед недовольным из-за внезапной потери лицом. Он показывает Юнги развернуться и когда тот исполняет его просьбу, снова встав перед ним в коленно-локтевую, Чимин резко входит в него, чтобы тут же присесть на пятки. Он оттягивает светлые волосы на себя, удерживая Юнги за бедро. Мин жалко стонет и послушно откидывается назад, чувствуя себя слишком растянутым, когда его усаживают на упитанные бёдра, придерживая руками уже за покрасневшую грудь. Твёрдый член гладко проезжается по простате и проникает до конца, когда Чимин перемещает свои руки на его худенькую талию и тянет резко вниз. До шлепка и надрывного всхлипа. Пак довольно скалится. — Я н-не хочу, н-не хочу г-грубо, пожа-а-алуйста, — Юнги, проговаривая это, стонет на одной ноте, не в силах сдерживаться из-за чрезмерной заполненности. Его тело отвыкло от такого. — М-м, Чонгук-и, ты его слышал? Что скажешь? Как мне по-твоему трахнуть его нежную задницу? — Чонгук тянет с ответом, но цепляясь за неясный блеск в чужих абсолютно бесстыдных глазах, говорит: — Мне кажется, что он врёт, хён. Ему нравится, когда его дерут грубо, он даже ведёт себя как течная сучка. — Чонгук старается звучать уверенно, и у него это хорошо получается. — Пиздец горячо, не правда ли? А с виду такой приличный, хотя о чём это я… — И сжимая до синяков чужие влажные ляжки, начинает жестко вбиваться в принимающее его тело, чувствуя под пальцами дрожь и скопившийся там пот. Юнги стукается зубами от особенно резкого толчка, подлетая и опускаясь своей раскрытой задницей на внушительный член. — Как ты там говорил, Юнги-я? «Мне не нужно твоё имя»? Правильно, детка, зови меня папочкой. — И снова заполняет его до конца. Они стонут в унисон, закатывая глаза, пока Чонгук пережимает основания опасно дёрнувшегося члена. Ему ещё рано кончать. Юнги очень хорошо. Движения внутри него максимально непристойны: они глубокие и безжалостные. Его маленькие гладкие яйца из-за них шлёпают прямо по паковым ляжкам, а будь латекс чуть грубее, точно бы натёр ему мозоль, так резко в нём двигались, не давая даже вздохнуть. Собственный налитой тёмной кровью член с каждым толчком мажет по впалому животу, желая, чтобы его заметили и приласкали. Игнорируя его и полностью отдаваясь чужим рукам, Мин всё лучше и лучше принимает в себя член, постепенно расслабляясь и получая болезненное удовольствие. Суть Пак Чимина — сплошной разврат. Разум Юнги застилает туман каждый раз, как он входит в него целиком, так правильно распирая его сжимающиеся от наслаждения мышцы. Приятно, когда тебя так хотят. Приятно быть желанным. Жар чужого тела успокаивает, согревает настолько, что это даже пугает отвыкшего от подобной близости Юнги. Он привык мёрзнуть. И поэтому сейчас почти сдаётся под этим теплом, держащим в захвате его круглые мягкие бёдра и чувствительное нутро. У Мина была когда-то фаза, когда он вёл себя как сучка в брачный сезон. Тут Чонгук был прав. Он тёк по каждому встречному, но при этом приятные ощущения смешивались с чувством привязанности — и обычный секс стал приносить незапланированную боль. Тогда ему пришлось осознать, что не так уж он и хладнокровен. Закрыться ото всех близких контактов было отличным решением. Так он думал. Всё это в прошлом. Пак Чимин прямо сейчас доказывает ему, какую ошибку он совершил. Трогая его влажную, разгоряченную кожу, сжимая соски, трахая так хорошо, так правильно и… Чонгук смотрит. Всё ещё так волнующе смотрит, что это приносит физическое удовольствие наравне со всем остальным. Юнги открывает рот и беззвучно стонет, чувствуя приближающийся оргазм. — Я могу быть очень щедрым, только попроси. Я знаю, кого ты хочешь… — Мин не собирается просить. «Не собираюсь, я сказал», — и не собирается даже тогда, когда толчки становятся невыносимо мощными и его бёдра сводит судорогой, потому что Чимин сжимает их слишком сильно, впиваясь в мягкую плоть ногтями и ни капельки не жалея, дёргает Юнги вверх — как куклу, чтобы с громким шлепком опустить его вниз. Кажется, это слишком. Кажется, это его добивает. У него течёт слюна и в глазах скапливаются слёзы, когда он, подскуливая, умоляет: — Чонгук-и-хн-н, а-ах, пожалуйста дай мне его, пожалуйста, я хочу Чонгук-и, — Юнги тянет руки к младшему и продолжает скакать на большом скользком члене. За тонкую талию его никто больше не держит, Чимин лишь лениво вскидывает бёдра точно в простату, чтобы оставаться глубоко внутри, когда Мин начинает соскальзывать. «Так горячо и до сих пор узко, невероятно», — будто помогая Чимину осознавать реальность, внутренние стенки начинают пульсировать и он едва успевает пережать чужой член, который чуть не забрызгал тут всё густой спермой от излишней стимуляции. Пак очень не вовремя решил поболтать сам с собой. Сухой оргазм остановить не удаётся и у Юнги скручивает спиралью низ живота из-за недостающей разрядки. Он резко дёргается вверх, выпуская из себя твёрдый член со смущающим хлюпаньем. Чимин его отпускает. Наслаждение не отдаёт приятной лёгкостью, как обычно. Оно пустое — а он полон, в нём осталось так много, что мозг просто не понимает, что ему делать дальше: продолжать трахаться или дать телу немного отдохнуть? Мин неосознанно выбирает второй вариант, поэтому жалко всхлипывая, наполовину съезжает с кровати, когда на трясущихся ногах пытается поймать равновесие. Чимину не удаётся удержать его целиком, успевая схватить лишь влажные голени. Но как только тот почти целуется с полом, крепкие мужские руки тянут его наверх. Чонгук, успевший подскочить прежде, чем блондин разобьёт себе нос, аккуратно придерживает Юнги за плечи и подхватывает лёгкое тело на руки, зарываясь носом ему в шею. Ждёт, вдыхая сладкий запах пота и цветочного шампуня, пока мокрые простыни не улетят на пол и не будет постелено одеяло. Как только Чимин заканчивает, он кладёт вздрагивающего в его объятьях Юнги на середину постели. И ложится рядышком, заключая его в горячий бутерброд, потому что Чимин также плюхается с другой стороны. — Юнги-хён, я думаю, тебе хватит, может поспишь? — рассеянно поглаживая влажные волосы, убирая их со лба, он смотрит на своего парня и тихо шепчет: — Это было не слишком?.. Зачем ты так с ним? — Я не хотел, чтобы так получилось, просто задумался. — Пак цыкает, недовольный собой и гладит подрагивающие гладкие ножки, которые младший помог ему уложить плотнее, чтобы им троим было удобнее лежать. Его вялый член, разместившийся между ляжек, Чонгук осторожно переложил на бедро, отчего Юнги тонко простонал, болезненно реагируя из-за своей сверхчувствительности. — Возьми его ты, тогда он точно кончит ещё раз, — предлагает Чимин, следя за расфокусированными тёмными зрачками, который пытаются осознать, что они там говорят. Безрезультатно. Всё ещё больно. Он неудовлетворён и не понимает, чем заслужил такое. Что сделал не так? Чонгук колеблется, водя пальцами по чужой груди: — Хён, я не уверен… — Эй, Юнги, посмотри на меня, — Пак дожидается, пока тот переведёт на него мутный взгляд и только потом вносит своё предложение: — Чонгук-и не уверен, что ты сможешь принять его член, а я думаю, что ты всё сможешь, ты ведь послушный мальчик, Юнги-я? Отвечай мне. — Я-я… я послушный мальчик, папочка, — Мин, будто находясь в прострации, раздвигает округлые бёдра и скулит, желая доказать, что он очень хороший. Пожалуйста, только дайте ему нормально кончить. Он не хочет снова мёрзнуть и быть пустым. — Ох, ты точно… — Чонгук, все ещё неуверенный в том, что так будет правильно, оказывается убеждён непреклонным: — Он хочет, детка. Смотри как он ждёт тебя, он всё ещё пульсирует, потому что там пусто, да, Юнги-я? — И перегнувшись через тяжело вздымающуюся минову грудь, горячо шепчет прямо Чону в ушко, кусая за хрящик: — А я понаблюдаю за вами, договорились, сладкий? — Пак подталкивает его к краю и Чонгуку ничего не остаётся, кроме как унять волнение, подтянуть хныкающего блондина на себя и осторожно его перевернуть.***
Мин Юнги, снова отдавший себя в крепкие руки, тает под ласковыми прикосновениями, плавными неглубокими толчками и поцелуями в шею. Чонгук очень милый. Нежный. Его член меньше, но его мускулистые руки и тело больше. Юнги старается не признавать, насколько спокойно ему становится под навесом такой массивной фигуры, чьи крепко сжатые в кулаки ладони упирались в кровать по бокам от его головы. Довольно постанывая, он, совершенно обмякнув из-за череды правильных и точных толчков, восхищается чужой силой — и тут же вспоминает, что Пак Чимин, прижимающий его лицо своей ступнёй к кровати, совершенно не милый. Он заставляет его гореть и хныкать под давлением снаружи и от медленных толчков внутри. Из-за них двоих Мин в итоге превращается в расплывшуюся лужицей восковую фигуру, которой не дают потухнуть, раз за разом поджигая остатки. — Мы не остановимся, пока ты не кончишь. — Чимин не спрашивает его согласия, он и так видит, насколько Юнги хочет всего этого. Как сорванным голосом стонет под его ногой, но закатывает глаза от наслаждения. Раскрывает себя для Чонгука, который слишком нежничает, боясь сделать что-то не так. Юнги-хён ему нравится, и теперь-то Пак это замечает. И сильнее давит на чужую щёку. Просто чтобы успокоиться. Потому что Мину это определённо нравится. Чимин не может сделать хуже тому, чья налитая кровью головка трётся о хлопковую ткань, а глаза стекленеют от получаемого удовольствия. Он переводит взгляд на взмыленного Чонгука и приказывает: — Даже если он будет плакать, не прекращай двигаться. — Чимин намеренно жесток и не может себя остановить. Может потому, что он чувствует, как меняется ради Мин Юнги его парень? Его, блять, парень. Как он становится серьёзным и даже, прости Господи, ответственным. Они же даже не общались, почему сформировавшийся образ и живой человек так легко оказались приняты Чонгуком? Чон всегда был закрытым, немного капризным и избалованным его вниманием. И всё, что происходит сейчас, определённо должно было пойти не так. «Возможно, если бы мы нормально поговорили, то…» — он убирает ногу и Мин скулит, потерянно глядя ей вслед. Разрастающаяся тревога замирает под сердцем и Чимин, отгоняя от себя ненужные мысли, с трепетом разглаживает чужие волосы, слипшиеся от пота и лезущие на глаза. Смотрит на сверкающего Чонгука, закусившего нижнюю губу от сдерживаемого наслаждения. Подсаживается поближе и говорит: — Что ты хочешь, Юнги-я? Не можешь кончить? Приподнимаясь, Юнги тыкается, приоткрыв рот и высунув язык, в его влажные от выступающего пота и смазки бёдра. До вздёрнутого к животу члена он так и не достаёт. Оу. Чонгук останавливается, наблюдая за ними, на что блондин сам начинает поддаваться назад. «Боже, ну ты и ненасытный», — Чимин, не сдерживая тихого стона сквозь сжатые зубы, говорит уже вслух: — Хочешь быть заполненным везде, ха? — Пак расставляет колени и подносит к искусанным губам свой крупный член. Юнги широко лижет бордовую головку, постанывая от удовольствия, когда Чонгук берёт быстрый ритм, крепко хватая его за бёдра. Резкие толчки заставляют старшего потерять равновесие и заскулить. Чимину приходится буквально подсесть под его лицо, откинувшись назад, чтобы тот мог задыхаться рядом между его ляжками. Юнги благодарно смотрит на него, вздрагивая от долбящего его простату Чонгука. «Ревнивый крольчонок… Вот только, кого?..» — Чимин вглядывается в ставшее внезапно серьёзным родное лицо, чувствуя как внизу его обхватывают нежные губы, обводя языком уретру и всхлипывая прямо с головкой во рту. — Ты хороший мальчик, да? Чонгук-и, скажи ему, какой он хороший. Ты же знаешь, как это приятно. — Гулко сглатывая накопившуюся слюну и держа ритм, Чон вымученно стонет: — Юнги-хён такой молодец, так хорошо сжимается вокруг меня.— Чимин смешливо фыркает, понимая, что его парень всё тот же. Такой же милый и робкий, ведь у него краснеют уши и смазываются толчки. «Ну и как его не любить?» Блондин под ними громко всхлипывает, привлекая внимание, и выпускает изо рта толстый член. Худые ноги трясутся в предоргазменной дрожи, а взгляд делается абсолютно стеклянным, когда Чимин, в желании кончить за сегодня хотя бы раз, дёргает его за волосы вверх. Он встаёт на колени, пока Чонгук придерживает Юнги под судорожно поджимающимся животом, и толкается обтянутой латексом головкой в сжатые губы. Чон помогает ему и делает жёсткий толчок в сверхчувствительную железу, чтобы Мин, проскулив, открыл на вздохе рот — и чтобы Чимин въехал по влаге внутрь, прямо за щёку. Они начинают двигаться вместе, постепенно набирая амплитуду внутри Юнги — и тот не может дышать. Он приглушённо всхлипывает и хватается за скользкие бёдра, когда жар начинает скручиваться в паху, разрастаясь по всему телу. Шмыгает носом, чувствуя, как по щекам текут слёзы из-за безжалостно дёргающего его на себя Чонгука, входящего в него каждый раз до шлепка. Чимин делает тоже самое, и они тянут его то туда, то сюда, пока Юнги подвывает между ними, почти теряя сознание от двойного проникновения и откровенно плача, вздрагивая от каждого движения. Они действуют так слаженно, вытрахивая из него скопившееся напряжение, мысли и сперму, давно уже капающую из обмякшего члена на постель. Чимин замечает только сейчас, что он кончил, но не делает толчки тише, а скорее наоборот — проникает до расширившегося горла и жестко двигается вдоль сокращающихся стенок, пока не кончает следом. Юнги, захлёбываясь вздохом, давится от перекрывшей кислород толщины и сглатывает синтетический вкус. Потеряно хнычет, когда Пак освобождает его рот и Чонгук начинает мощными толчками двигаться к оргазму, окончательно отпустив себя. Юнги падает вперёд, скуля от боли. Он видит перед глазами цветные круги и не дышит, пока Чонгук, издав последний жалобный стон, не подёргивается в мелкой судороге и не кончает внутрь. Чон мажет по сжавшемуся кольцу мышц спермой, когда вытаскивает с пошлым хлюпаньем свой опадающий член. Не вместившись целиком, белёсые капли с сокращением сходящихся мышц сочатся наружу. Юнги не в силах удержать их внутри. Он кое-как удерживает сам себя в сознании. — Тебе надо в душ, Юнги-хён, прости. — Чонгук виновато гладит вздрагивающие бёдра. Мин глухо стонет и отмахивается от него. — Не надо, — хрипит сорванным голосом. — Всё в порядке, не трогай меня. Он прогоняет младшего и тут же об этом жалеет, когда видит Чимина, подзывающего волнующегося о нём парня к себе. Чонгук послушно подползает к нему, напрягая косые мышцы живота. И пока младший красуется перед ними, блондин уверенно притягивает его голову ближе к своей и дарит крепкий поцелуй, захватывая в плен его губы. Взъерошенные, они падают рядом с ним на кровать, продолжая неспешно целоваться и постанывать, как-будто совсем не устали. Юнги, свернувшись калачиком рядом с мощной чоновской спиной, медленно закрывает глаза и засыпает под звуки мокрых поцелуев, чувствуя себя немного грязным. Грязным для этих двоих. Чонгук глухо стонет и находит своей ладонью его руку, чтобы крепко сжать. А он решает, что... Утром его тут уже не будет.***
Мин Юнги больше настораживал, чем располагал к себе, но ко всему можно привыкнуть. Внезапно, но Чимин осознал — что мог бы. Привыкнуть. Если бы Чонгук попросил. Если Юнги это было бы нужно. Они были бы нужны. «Можно же просто попробовать…» — с такими мыслями Пак выплывает из сна, щурится в темноте и видит спящего в своей излюбленной лягушачьей позе младшего. Видит и героя вчерашнего дня. Застигнутый врасплох, Юнги застревает в одеяле, в котором, видимо, собирался добраться до своих вещей и свалить. Англичанин хуев. Чимин, значит, отмывает его сонное и немощное тело, укладывает спать в центр постели, рядышком с сопящим в две дырки Чонгуком, хотя это его, между прочим, любимое место — и вот она, благодарность? Чимин вздыхает, натягивая валяющиеся рядом с кроватью боксёры, и зовёт испуганного блондина взмахом руки за собой. Разглядывая чужие совместные фото, приглушённо-персиковые стены и свои босые ноги, Мин Юнги оказывается на кухне. Пак приводит его сюда, оставляя Чона спать дальше. Они сами должны разобраться. Встряхнувшись, блондин включает свет. Закутанное в одеяло тело опускается на один из стульев за обеденным столом и косо смотрит на то, как Чимин начинает рыться в шкафчиках. Замечая его слежку, тот спрашивает как ни в чём не бывало: — Будешь ирландский кофе? Он бодрит. — Ты что любишь виски с кофе по утрам? — Юнги не понимает: «Почему он не сделал вид, что спит? Зачем всё усложнять?» — Какие-то проблемы? — Чимин упирается спиной в столешницу и складывает руки на голой груди, выглядя слишком серьёзным для того, кто задаёт такие с виду простые вопросы: стоя босиком, в пять утра и почти что голышом перед… «Никем. Зачем это всё?» — однодневка-Юнги из прошлого, с гордостью носивший тогда это прозвище, любил так поразвлечься и не любил потом объясняться, делая этим себе с каждым разом только больнее. Он подумал бы, что это смешно. Сейчас смеяться почему-то не хочется. Подступающие слёзы кололи глаза. Мин заставляет себя думать, что всё ещё находится под впечатлением от слишком хорошего секса. Но, кажется, ничего не изменилось: он всё такой же привязчивый. Но разреветься прямо тут. Перед этим… Пак Чимином. Ни за что. — Нет, — Юнги приходится смириться, что никто никуда отпускать его не собирается. Пока что. Он ставит локти на стол, кладёт под подбородок ладони и сильнее закутывает продрогшие ноги в свисающие одеяло. Смотрит на свою выглядывающую вопреки его стараниям коленку, ища там ответы и в конце концов признаётся: — Я тоже люблю… И мне холодно. «Такого Юнги хочется утешить. И согреть». — Чимин тонет в своих противоречиях, делая в конце концов напиток им обоим. Не то чтобы горький кофе сделает нечто большее, чем просто даст им минутку на размышления, ещё больше вопросов и проснувшегося от запаха Чонгука, у которого тоже стресс, неисчерпаемое чувство вины и беспокойство. Но как же теперь всё изменилось. Они все это понимают.