panic control

      — Добро пожаловать на наш канал FairyGarden. Одноимённый с нашим основным местом обитания. Ссылка на Инстаграмм будут в описании. Как Вы уже знаете, мы должны были быть здесь только вдвоём, но так уж получилось — увы — что нет.       — Ты горазд трепаться, Чимин. Дай и Чонгуку сказать.       — Эм-м, здрасьте. Это правда всё очень внезапно получилось. Изначально мы с хёном такого не планировали… Надеюсь, вы примите сегодня нас и нашего, эм-м, друга. Мы в-вместе… Ой. Эм-м, то есть мы вместе постараемся ответить на некоторые из ваших вопросов. Юнги-хён, эм-м, может ты представишься?       — Ох, простите его, он совсем неловкий.       — Чонгук-и старается, не дави на него, коротышка. И меня зовут Мин Юнги, пожалуйста, позаботьтесь обо мне.       — Ха-х, прекрасно… ну… Тогда давайте уже нач-…       — Вообще-то, это я о тебе, Юнги-я.       — Ах ты… Гав-гав, Пак!       — Чт-… Откуда ты блять…       — Эй, Чимин-хён… Юнги-хён…       — Что?       — Что?       — Тихо. Мы начинаем.

Вскоре после стрима, отодвинутое в коридор ярко-красное кресло, обвешанное двумя серыми пледами и небольшой вязью из гирлянд, обмотанных вокруг его конечностей — ручек и ножек, — и служившее сегодня пристанищем для уставшей задницы Юнги во время их трансляции, грустно стояло в одиночестве рядом с входной дверью и пялилось своими потухшими огоньками в сторону гостиной. На двух мужчин, если быть точнее. Замечал это вмешательство в личную жизнь — только один из них. От дивана слышатся умирающий вздох и в противовес ему — активное хихиканье, сопровождаемое звуком прогнувшихся под чужим весом пружин. Измученный музыкант, взятый в плен тёплыми обнимашками, глядит на кресло в ответ и проигрывает тупой мебели, плаксиво приговаривая, прикрыв уставшие глаза:       — Мво-я, а-а… мво-я, я умираю. До сих пор не могу поверить, что согласился на это, — ноет Юнги, растирая выбеленные виски.       — Ворчишь как старый дед, — по-доброму усмехается Чимин. Он развалился на диване вместе со своим уже месяц как — вау, новым парнем! — и вставать точно не собирается. Вымотался. Но вот уж кто точно — полон сил и энергии, жив здоров и готов покорять хоть Пукхансан, так это Чонгук. И не важно, что гора не самая высокая в мире — Чимин уверен, что из них троих только младший был способен на это прямо сейчас. «Эх, вот она — молодая кровь», — носитель которой разворачивается в их сторону на компьютерном кресле и азартно прикрикивает, создавая под аккомпанемент крошечные аплодисменты:       — Ва-а-а, вы только посмотрите, подписчики растут так быстро — это так круто, хёны! Теперь я смогу выкладывать сюда бэкстейджи, а может даже влоги… — дальше бормоча уже себе под нос, Чонгук разворачивается обратно и страстно щёлкает мышкой, листая и переключая страницы со статистикой, пока Чимин не остужает его пыл ласковым:        — У нас нет бэкстейджей, Чонгук-и, а если и есть, то рейтинг там будет не для YouTube, — и снова он хихикает, перебирая пальцами уложенные блондинистые волосы, привалившегося к его груди Юнги. Тот, разморенный сегодняшним днём, жмурится до сеточки тонких морщин в уголках глаз, посыпанных пепельным смоки и едва слышно мурлычет. Лицо открыто, светлая чёлка вздёрнута на самый верх, бледная кожа покрыта остатками косметики: брови подкрашены светло-коричневым карандашом, на крыльях носа особенно чётко видно тональную основу, поджатые пухлые губы вымазаны в gloss тинте и сверкают нахальным малиновым оттенком, который Мин постоянно пробует на вкус кончиком острого языка. Этот парень… Теперь уже младший парень Мин Юнги — просто нечто. Даже название продукта подобрал под стать его псевдониму. «Вот ведь заморочился», — рассеянно думает мужчина, он же Gloss — андеграундный рэпер с самой рекордной читкой в этой части города, что к северу от реки Ханган. В будущем — и во всём мире. Он стремиться к этому. И немного мечтает. Как оказалось, для того чтобы запрячь бычка — Чонгуку просто нужна была цель и те, кто ждут от него результата. Во множественном числе. Кто же знал, что их младшенького только запряги, так он пойдёт покорять вершины одна за другой, чувствуя себя не столько центром их вселенной, сколько путеводной звездой. «Ну, я-то знал, какой он… активный. В перспективе. Но, видимо, плохо поддерживал… Брал всё на себя, потакая прихотям. Да и баловать Куки я горазд. В итоге получилось так, что одной любви стало недостаточно, чтобы поддерживать тот интерес, который был в самом начале, — сознаётся сам себе Пак. — Каким-то чудом этому милому шепелявому гному удалось придать моему (нашему, чёрт подери, смирись уже) парню уверенности в себе. А иногда он придаёт её — буквально — крепким хёновским пинком под зад. Это выглядит забавно, признаюсь…» Менялся Чонгук не по дням, а по часам — и правильными наставлениями ли или же тем, что теперь у него теперь есть о ком заботиться, — Чимин не знает, зато знает, что: «Юнги, конечно, миленький и податливый, когда нужно, но для домашней зверушки слишком уж своевольный, чтобы о нём можно было «просто» заботиться. Холить и лелеять, заперев в четырёх стенах. Чонгук теперь даже на тусовки с ним ходит. С людьми общается, мать его. Так что… дело тут и правда серьёзное».       — Значит сделаем, — напоминает о себе своим бурканьем их упёртый младший, сложив свои милые губки бантиком — пусть Пак и не видит, но знает наверняка. «Ах да, это он всё о съёмках, никак не успокоится… Дай отдохнуть своим старикам, детка», — Чимин проговаривает это вслух, на что брюнет фырчит и продолжает следить за комментариями в социальных сетях, льющимися после их совместного эфира рекой. Чонгук умиляется до покрасневших щёчек, когда видит что-то по типу: «Юнги-оппа был такой мягенький и пушистенький!!! для него это кресло и плед слишком большие, мяу-мяу, погладьте его за меня», «Чимин-и-оппа такой вредный, ке-ке-ке… и красивый, Господи боже этот его взгляд, кажется, я родила» или «можете сесть мне на лицо. точка. втроём. точка. жду», пропуская совсем уж отбитые или же негативные. Сегодня у него слишком хорошее настроение для этого дерьма. Он напевает себе под нос: «Do I make you horny, baby?» — и листает дальше, растягивая губы в совсем не смущённой улыбке. Юнги тем временем бессовестно прячется от чужого энтузиазма у Чимина под боком, зарываясь носом в полосатую морскую футболку и просовывая холодные ступни между чужих ног. Хорошо-то как просто лежать. В тепле. Он так устал. Ему нужен крепкий здоровый… сон. С этими двумя Мин вообще забыл, что значит нормально высыпаться. А теперь ещё и это: сегодня утром у них были первые съёмки (лично для него), а вечером первый: «Надеюсь, что и последний…» — совместный стрим. Слишком много — и в один день, для его немощной сущности вредного гномика. «Надеюсь, после такого посвящения в серьёзные отношения — я не сдохну, — жалуется сам себе блондин, проклиная свою доверчивость. — «Ничего страшного не будет, Юнги-хён, ты просто сядешь где-нибудь, а я тебя поснимаю, ты мне доверяешь?», «ты меня совсем не любишь, хё-он» — и эти надутые в предательской искренности губы вместе с округлившимися оленьими глазками. Надо было не на них смотреть, а на наверняка скалящегося Чимина за моей спиной. Придурок. Ты такой доверчивый придурок, Мин Юнги…» — когда он узнал, чем эти двое занимаются — не был удивлён, наоборот, всё встало на свои места. А конкретно — чрезмерная ебливость. В таких условиях труда, созданных парнями — без неё никак. Только лишь просмотрев их предыдущие работы, Юнги словил парочку стояков… Что уж говорить про сам процесс съёмок. И их подготовку. Особенно ему понравилась одна видео-нарезка, где Чимин тупо гавкает и рычит в бежевом костюме пёсика, а Чонгук наводит камеру на себя и смешливо морщит нос, говоря: «Фу, хён, я сдам тебя в собачий приют». Он не забыл сегодня за это его подстебнуть. Зрители оценили. «Признаюсь, у меня странные кинки… А у них странное чувство юмора!» — ища для себя оправдания, Юнги вспоминает о том, что когда уже Чон узнал, что их новоявленный парень — то есть он сам — не только владелец маленького музыкального магазина, но и пишет собственную музыку, и что у Мина даже есть свежий, записанный до их… встречи, но не выложенный на SoundCloud мини-альбом, то тогда Чонгук сразу же загорелся мыслью устроить ему фотосессию для цифровой обложки со всеми вытекающими из неё безнравственными подробностями. Нет, треки у него и правда 18+, но… Не его слушатели, а почему-то — это именно Юнги сейчас чувствует себя так, будто его выебали, но не трахнули по-настоящему, оставив уставшее тело без обещанного удовольствия от ничегонеделания, лишь раздразнив и отняв все силы. А ведь старший отпирался как мог, говоря, что это лишнее (было тупо лень) и: «Господи, Куки, милый, да нарисуй ты что-нибудь на планшете и всё. Я буду доволен, честно-честно». Но — увы. Оказалось, что Юнги чересчур быстро сдаётся, если его медленно трахать на весу с разведёнными в сторону ногами, божественно точным членом заполняя внутреннюю пустоту до самых яиц, даря чувство пристыженного удовольствия, пока мармеладные губы со словами: «Ладно, так уж и быть, помогу тебе», — засасывали бы в себя минову душу. Честно признаться, иногда они его пугают. Когда объединяются ради общей цели — до дрожи. Но сейчас, весь уставший и с настроением ныть ещё как минимум неделю, чувствуя себя обманутым, Юнги понимает ещё кое-что. Те бесконечные часы, проведённые в высоких шнурованных ботинках — под цвет тинта и с блестящими вставками, широких чёрных кожаных брюках с высокой посадкой и портупеях того же цвета, проходящих от тонкой талии — к широким плечам, через напряжённые розоватые горошинки сосков, которые были (не)прикрыты белой блузкой с прозрачной тканью — все эти часы, плюс потерянные нервные клетки Юнги, — того не стоили. Одежда была пиздец какая неудобная. Чонгук не разрешил сегодня задавать свои вопросы, но Мин очень хотел бы спросить у их зрителей: «Вы сидели когда-нибудь на узком подоконнике, подтянув одну ногу как можно ближе к своей груди, оставив другую болтаться рядом с полом, и уместив на неё свой подбородок, но так, чтобы не потеть и не вымазать тёмную одежду в светлой тоналке? Все грёбанные, мать его, три часа! Ожидая нужного преломления света — и это в Сеуле-то, да он шутит! — и прилипнув всем, чем только можно, к скользкой от пота коже? А потом — ещё три часа в почти тех же позах, хотя, казалось бы — это невозможно, на ёбаном железном стуле, словно на БДСМ версии трона из Игры Престолов?» — Юнги никому не советует так делать. Лучше поспите. Лучше сидите дома и фотографируйте себя в зеркале. Нахуй. Нахуй. Нахуй. И да, ещё выданная ему одежда — нихрена не грела. Холодно было везде… если не считать пожара в штанах, ноющей поясницы и горящих натруженных мышц, раскрасневшегося лица и чувствительных после секса участков кожи, к которым эти двое имели наглость прикасаться, заставляя его сесть то так, то хуй знает как назвать эту позу. Ладно, тут он уже просто жалуется, но… Кое-кто вообще наглел до невозможности, «воркуя» над ним: «Юнги-щи, больше сексуальности, больше чувств! Я знаю, что ты можешь. Ты же не детские стишки рекламируешь, что за умирающий вид?» — так что он имеет право на своё нытьё, ибо «Юнги-щи» тогда скрипел зубами под участливым и усмехающимся взглядами, но терпел. Молчал, хотя готов был уже сняться и в мешке из-под картошки и с кастрюлей на голове, лёжа где-нибудь на складе в пригороде, подальше от своих ебанутых парней. Лишь бы не мучиться. Что ж, Мин Юнги явно не знал, кто такой Чон Чонгук и как с ним бороться: «Скрытый изверг и перфекционист. Адреналиновый наркоман. Зубастый… Хм-м…», — про Пак Чимина он лучше вообще промолчит, но… они друг друга стоят, как выяснилось. Впрочем, Пак сказал, что такой Чонгук только для Юнги. Добавив, отведя его тогда в сторонку, что, скорее даже: «Ради тебя всё делает же, придурок, так что возьми себя в руки и сделай всё, как он просит. Ты же не хочешь, чтобы Куки расстраивался, думая, что это он виноват в плохом результате?» — сказал, будто бы мимоходом, непринуждённо так, но Мин прекрасно услышал, как он ревнует. Как злится на себя за это чувство — и на Юнги заодно. Наверное. И именно поэтому вдохновлённая «жертва» собралась — «взяла себя в руки», — и сделала всё, заставив Чонгука улыбаться ярче звёзд и краснеть от фотографий, который получились в итоге. Чимин смог с облегчением вздохнуть и поблагодарить его, накормив позже в ресторане. Ну, их обоих. Сама щедрость. Так и прошёл долгий-долгий день, который заставил рэпера задуматься над своим поведением. Собачиться вне постели весело конечно, но и меру знать нужно. И поэтому же, компенсируя, с этого момента Мин будет стараться лишний раз оказывать больше внимания Чимину, ежели Чонгуку, которому и без того сносит крышу новой, взаимной влюблённостью. Может даже сводит того на стариковское свидание в лапшичную или куда там любит ходить этот наглый коротышка. Чтобы нагнать. Чтобы полюбить. Чтобы опасающийся потерять самого дорогого для себя человека мужчина не чувствовал себя так, будто музыкант им специально… пренебрегает? Отдаётся в постели, тут же забывая о нём в быту. Как тот сам однажды сказал в самом начале их отношений, плачась почему-то именно Юнги в его несуществующую антистрессовую жилетку — сокращённо: что всё это для того, чтобы завоевать младшего и свалить с ним в закат, оставив Чимина одного. Ну да. Жопу ради такого Юнги точно бы не стал рвать. Не фигурально выражаясь. Иногда Пак такой глупенький. «Пф-ф, что за бред… Не важно, как долго это продлится, Куки никогда его не оставит. Совсем дурень, что ли, думать так?» — тем более, что это не он, а Чимин всё заварил, расставив их чувства к друг другу по местам в то ранее утро. Потом, правда, Юнги всё равно сбежал, но так легко скрыться, как оказалось, было невозможно. Пак Чимин всё знает. И всех. По крайней мере, в этом городе. Судя по тому, как быстро он его нашёл в самом отстойном клубе на окраине. По сути, Пак проявил жертвенность, придя к нему и оттаскав за уши, пеняя на то, что Чонгук страдает и что сам он — не дурак. Он не хотел, чтобы кто-то из них вообще хоть капельку страдал. Так что просто впустил Мина в свой дом и в свои устоявшиеся отношения. Юнги бы так не смог. Он редко делится своим за просто так. И не важно: настоящие чувства ли это или стаканчик с кофе. Ну. По крайней мере — так было раньше. Шумно вздохнув, отогнав от себя печальные мысли и немного подумав, блондин говорит:       — Это всё твоя вина, — тихо выдыхает, обдавая теплом выглянувшую из-под футболки полоску живота. Чимин закатывает глаза, но явно не от наслаждения — только если совсем чуть-чуть — и иронично отвечает:       — Ха? Может мне ещё и извиниться перед тобой за то, что ты сам раздразнил и влюбил в себя моего парня? Сам виноват. Это ты открыл этот — во всех смыслах — Ящик Пандоры. Страдай, — растрепав чужие светлые пряди, смахнув их на лоб, Пак наклоняется и с удовольствием вдыхает запах успокаивающего голову лаймового шампуня для волос, который он впихнул в руки Юнги, когда тот заебал жаловаться на то, что у него болит кожа головы от частого осветления. Что она стала очень чувствительной, и чтобы Чимин больше не смел дёргать и сгребать в охапку его несчастные волосы. При этом краситься Мин не прекратил. «Что за идиота кусок», — с умилительным цыканьем думает Чимин. Названный сонный кусочек как раз-таки что-то пытается бормотать прямо у него под боком:       — М-м-м, было бы неплохо, я жду твоих извинений… — вечный блондин даже не собирался ничего отрицать. Он приступил к исполнению своего плана. Чимин фыркает и принимает его неловкий флирт, сползая вниз к лицу Юнги, перестав следить периферийным зрением за младшим, который уже начал выписывать в свою блестящую тетрадочку чужие идеи, пожелания — и вопросы на следующий раз. «Такой ответственный, ей Богу», — Пак не перестаёт умиляться им обоими. И чтобы он там не думал и не говорил о причинах такого поведения Чонгука, ему нравится то, что происходит. Что происходит у них всех. Вместе.       — И что же мне сделать, чтобы ты меня простил, о великий и могучий Мин Юнги? — у Чимина в голосе — сплошной сарказм, но Юнги уже привык к таким ответным заигрываниям. Он приподнимается как любопытный кот, приоткрывая один глаз, и невозмутимо предлагает, внутри сгорая от смущения:       — Вылижи меня. У Чимина глаза как плошки. А Чонгук, кажется, роняет ручку под стол и резко разворачивается в их сторону, крутанув кресло аж два раза подряд. Чтобы замереть в восторженном ожидании. И уже с очевидным намечающимся возбуждением. «Серьёзно… Куки возбудился, пока создавал в голове образы?..» — не придавая этому особого значения и ничему уже не удивляясь, Юнги добавляет с ленцой такой уютно-небрежной:       — Вылежишь — и тогда ты будешь прощён мной — «о великим Мин Юнги», — он откидывает голову назад, смахивая со лба падающую залаченную чёлку и смотря на Пака своим фирменным взглядом из-под подкрашенных ресниц. Чувствует, как чужие бёдра плотнее сжимают его тонкие ноги-спички, а чужая расслабленность превращается в крепкое напряжение. Довольный результатом, Юнги слизывает сладость с собственных губ и выжидает реакцию (Чонгук был довольно очевиден), которая не заставляет себя долго ждать:       — Спасибо за эту прекрасную, но такую бесполезную информацию, я бы и сам бы догадался, — слова разнятся с действиями: лёгкими поглаживаниями, Чимин ведёт рукой вверх по минову бедру. Юнги тихо хмыкает и шире раздвигает ноги, а после и вовсе закидывая одну из них на спинку дивана. Чимину нравится его открытость. И он любит ей пользоваться. А Мин любит отдавать.       — Ты будешь только наблюдать или?.. — спрашивает Юнги, вперившись взглядом в Чонгука, повернув к нему голову, пока Чимин ловко стягивает с него штаны вместе с нижним бельём. Откидывает их куда-то в сторону. Чон выразительно молчит, слышится звук прокручивающихся по полу колёсиков. Полунапряженный член без предупреждения обдаёт горячим дыханием, прежде чем его накрывает влажный рот. Мин недовольно стонет и отталкивает Чимина, упираясь ладонями в перекатывающиеся под предплечьями напряжённые мышцы. Не очень-то помогает. Тот уже облизывает головку. Тогда он смущённо говорит:       — Нет. Я не это имел в виду, — Мин оттягивает чужую голову от своего немного уставшего, как и он сам, члена.       — Оу, детка, — выдаёт Чимин с Чонгуком одновременно. Последний, кстати, уже успел подъехать вплотную и достать откуда-то пачку презервативов и смазку. На всякий случай. «Они у них тут в каждом углу распиханы…» — Юнги убедился в этом на собственном опыте. Неоднократно. Чимин, раньше просто усмехающийся, сейчас стал откровенно довольным — как тысяча слонов. Он сглотнул, чувствуя, как тяжелеет внизу живота. Блондину до омерзения нравилось творить с этой бледной задницей всякие непотребства, так что это будет только ещё одним приятным бонусом, который подарит ему сегодня хорошее настроение. Юнги это знает. Чонгук это знает. Чимин это знает. Но все будут притворяться, что это игра — до самого конца. «Их единение так чертовски заводит», — с нежностью думает Юнги, наблюдая за усаживающимся на край дивана младшим, который осторожными касаниями присоединяется к пальцам Чимина, массирующим его восставшие из мертвых член и маленькие, пока ещё мягкие яички. Не сдержав тихий стон, рэпер шепчет что-то бессвязное и становится весь — как натянутая струна. Плоть наливается под чужими бесстыжими руками, и он уже сам не знает, чего хочет: быстро кончить так или долго подводить себя к оргазму юрким, опытным языком. Чимин же довольно быстро предлагает ему решение его «проблемы»:       — Хочешь, чтобы я вылизал твою жадную дырочку, а, Юнги-я? Почему я должен так стараться ради какого-то прощения? Тебе придётся доплатить, — перейдя скользящими движениями на его изящные бёдра, он надавливает ладонями на ягодицы, оставляя невидимые царапины своими пальцами, что впиваются в нежную бархатистую кожу. Чимин явно ждёт от него что-то, потому что смотрит слишком внимательно. Или не от него. Мин резко вздрагивает и тихонько хнычет, когда Чонгук внутренней стороной ладони начинает совершать круговые движения по его чувствительной головке, вызывая внутри Юнги желание, которое только-только подняли, но забыли разбудить. «Он уже выучил всё — и как притрагиваться, чтобы я сходил с ума, и как трахать, чтобы я оставался без дыхания, что за прилежный ученик…» — но то, что Чон говорит — точно не то, что Мин ожидал от него услышать:       — Чимин-и сделает тебе хорошо своим языком, да, хён? — Пак согласно кивает и уже размазывает слюну по губам, слово находясь на лёгком старте. Юнги всё ещё подрагивает и подёргивает ногами после стимуляции. Растерянно моргает — и его стояк становится крепче в обхвате из крепких чоновских пальцев. — Но может будет лучше, если ты сделаешь хорошо нам всем… Юнги-хён же заслужил большую награду? — под конец предложение Чон неловко трёт край его бордовой головки указательным пальцем, проводя большим по небольшой вене, выступающей прямо рядышком с ней — и трёт край пачки из-под презервативов, прежде чем положить их своему парню на оголённый, благодаря стараниям Чимина, живот. «Что он имеет в виду?..» — поплывший взгляд падает на упаковку, и Юнги прикусывает себе язык, чтобы не ругнуться вслух. Но больше всего на свете он очень хочет сейчас громко и жалобно заныть — и сбежать. Подальше. Где можно уснуть спокойно, где Мин не будет захвачен во власть двух ебливых кроликов — и где тебя не будут ебать экстра ребристыми. Вдвоём. Просто пиздец. Поджавшийся живот в предвкушении сводит судорогой. Он чувствует возбуждение, которое обрушилось на него удушливой волной, заставив судорожно сжиматься там — внизу, хватая раскрывающимися с каждым выдохом краями нагретый, разгорячёнными их телами воздух, прямо рядом с пальцами Чимина. Которые дразнят, но не проникают внутрь. Юнги, ещё немного влажный и растраханный внутри после утреннего секса, чувствовал жажду, захватывающую его тело всего лишь от фантомных ощущения и напряженных взглядов, а также заставившую нервно подёргиваться его окончательно окрепший маленький член. А также желание подчиниться прямо здесь и сейчас — и быть оттраханным, — перекрыло вообще все связные мысли в его голове. Юнги даже понятия не имеет — как это будет. Они будут в нём до конца? Медленно? Нет. Тогда он точно сойдёт с ума. Может… Может быть они будут трахать его так, чтоб аж яйца шлёпали по бёдрам с двух сторон, а сам он был бы их безвольной игрушкой, оставленной без возможности что-то сказать и как-то двинуться, будучи нанизанным на два члена. Блять. Они же… порвут его. Но Юнги так хочется попробовать: аж скулы свело, а в глазах исчез любой намёк на сонливость. Он давно хотел этого. Чтобы на грани. Чтобы они были в нём вместе. Тёрлись о его растянутые чувствительные стенки своими немаленькими членами. Вместе. Внутри. Откидывая голову на подлокотник, Мин, не сдержавшись, громко стонет, словно почувствовав, насколько сильно его раскроют и заполнят. Насколько сильно презервативы будут раздражать его простату и разжижать мозг. Делать его послушным и безотказным. А какого будет им? Ох. Его давняя «шлюшья» мечта скоро осуществиться. Он боялся её и мечтал, играя вибратором с собой, смотря какое-нибудь гейское gangbang порно. Но боялся Юнги не зря — раньше привязывался после каждого траха как голодный до ласки котёнок. К двум членам сразу — был бы перебор. Ну. Забавно, что в итоге всё так и получилось. Его задница примет сегодня двоих, будет разъёбана как никогда и… О Боже мой. Нахуй язык. На хуй нужно Юнги. Сразу на два, пожалуйста. Он сжимает пальцами футболку Чимина в области талии и тянет парня на себя. Он хочет этого прямо сейчас.       — Выдерите м-меня… — голос хрипит, на последнем слове и вовсе дрожит, когда он просит об этом, поочерёдно посмотрев на каждого из своих парней. Юнги словил предоргазменное состояние только из-за картинок в своей голове. Из-за возможных, представляемых ни раз и ни два, ощущений. Да что с ним не так? Всё так. Он больше не думает о подобных вещах. Правильно или неправильно. В его новых отношениях всё довольно просто, если ты хочешь — ты получаешь. Особенно, если никто не против. А только «за». Его парни переглядываются, и Чонгук немного не так понимает чужой настрой, одаривая мужчину успокаивающими поглаживаниями и бормоча, облокотившись на острою коленку покрасневшей щекой:       — Хён… Юнги-хён, если ты не хочешь… нет нужды себя заставлять… Хочешь я тебе просто подрочу? Прости, я не подумал, что ты же устал… — сам младший уж точно не готов никого заставлять — это читается по его взволнованному взгляду, прикушенной передними зубами нижней губе и… «Чёрт, зачем я вообще влез!» — ругает он сам себя.       — Куки, из него сейчас водопад польётся, ты о чём вообще? Конечно же он хочет, так ведь, детка? — Чимин ласково накрывает чонову ладонь, спокойно лежащую на животе Юнги, с силой вжимая её в напряжённые мышцы. Мин давится воздухом и послушно кивает. Он хочет. Сильно. Прямо сейчас. Внутри словно разверзлись огненные языки пламени, захватили всё его ломкое тело — и больше Юнги не тлеет, как свеча. Не нужно дуть на него, не нужно разогревать по новой использованный воск. Он горит самостоятельно. Изнутри, а не снаружи. А Чимин ему совсем немного в этом помогает. Поддерживает пламя. Тем, что всегда умеет… правильно прислушаться к чужой реакции: тихим вздохам, надрывным стонам, мимолётной внутренней пульсации или дрожи, покрывающей любую часть тела. Чимин всё знает. Чонгук учится узнавать. Юнги от них действительно без ума.       — Но, Чимин-и, я не думаю… — младшему и хочется и колется, потому что сам он даже представить себе такого не мог. Раньше. А сейчас — каждый день. Где-то с неделю Чон просыпался с этой мыслью, не находя возможности о ней рассказать, зато теперь: «Юнги-хён и правда готов принять нас обоих. Не верится…»       — Всё… хорошо, Чонгук-и, Чимин прав. Я не против. Я прошу об этом, — Юнги быстро облизывает розовые губы, дрожа, как в лихорадке, и выдыхая это, глядя на них с томительным ожиданием. Усталость отошла на второй план. Он не собирается упускать такой шанс. Младший слегка потряс темноволосой головой, чтобы выкинуть оттуда беспокойные мысли и протянул руку к валяющейся на стуле смазке, щёлкнул колпачком и выдавил достаточно согревающей водянистой жидкости Чимину — в подставленную ладонь. Отбросив в сторону флакон, он склонился над Юнги, болезненно застонавшего от резкого проникновения сразу тремя пальцами — и провёл влажным языком рядом со вставшим соском, чтобы отвлечь. Несколько раз загнанно выдохнул, зажмурившись, и потёрся об него щекой, а потом и всем телом о тело Юнги — забравшись на своего парня сверху, поставив колени по его бокам.       — Смотри, не раздави его, — со смешком говорит Пак, разгораясь лёгким румянцем от открывшегося вида на чонову задницу и уверенно двигая пальцами внутри хныкающего мужчины, чередуя широко раскрытые ножницы и резкие, глубокие толчки во всю мощь, чтобы заставлять Юнги давиться стонами. Чимин так любит слушать эти нуждающиеся в нём звуки. Чонгук тем временем заглушает их глубоким поцелуем, делая имитирующие проступающие толчки по чужому животу, размазывая по нему и между собственных бёдер выступивший из-за стимуляции предэякулят. По спортивным штанам расползается мокрое липкое пятно, становясь всё больше и больше с каждой фикцией, заставляя Чонгука чувствовать себя грязным. Мин, отзеркаливая его движения, поддаётся назад задницей в попытке насадиться на безжастно трахающие его пальцы сильнее. Он зажмуривается, отчаянно хватая воздух своим розовеньким ртом, когда Чон перестаёт терзать его малиновые губы.       — М-м-м, хён, ты такой вкусный, — отстранившись с довольным видом, он пошло облизнулся, слезая с блондина и стягивая испачканные штаны, находясь под обстрелом из чувственных взглядов. Белья под ними не оказалось. Чимин усмехнулся, наблюдая за тем, как крепкий, начисто выбритый член ударяется о низ стального живота и повисает, напряженный — между ног, когда Чонгук наклоняется к нему. Пак начинает свободно проникать в приподнявшегося на локтях с отчаянным выражением лица Юнги уже четырьмя, в то же время как младший дарит ему волнующий поцелуй, выдыхая тихое: «Хватит, он сейчас кончит», — в раскрытый ему навстречу мармеладный рот. Просовывая руку, опираясь другой на чиминово плечо, между спинкой дивана и немного расслабившимся, из-за временной передышки телом, поглаживая кончиками пальцев Пака по вытянутой для получения невинной ласки шее, — он достаёт оттуда завалившуюся в диванную складку пачку. Открывает. Зубами разрывает пакетик с ребристым презервативом и отточенным движением раскатывает его по своему подрагивающему члену. Придерживая его, он ощущает ладонью сильно выступающие полоски. Юнги точно будет сегодня орать от столь любимого им наслаждения. Чимин помогает блондину приподняться на дрожащих ногах, а после усаживает его к себе на колени, попеременно стягивая свои штаны до колен, звякнув ремнём и крепко прижав парня к себе. Проводит рукой между крыльев-лопаток, по пояснице, по копчику, а затем, легко огладив ягодицы, шлёпает по ним со всей силой, выбивая из Юнги стон. Полосатая футболка липнет к спине от выступившего пота. Диван скрипит под их весом, пока они пытаются угнездиться, а брюки, шурша и звеня пряжкой, сползают с колен на пол. Юнги пыхтит и елозит слишком интенсивно, пытаясь потереться о чужое тело истекающим смазкой болезненным напряжением. Чонгук наблюдает за их игрищами с высоко приподнятой бровью.       — Вот так, потритесь о мои бёдра, хороший мальчик, — шепчет Чимин, выцеловывая неведомые узоры на волевом подбородке, потом слегка покусывая кожу на кадыке. Мин довольно стонет, и тогда он перемещается к розовому ушку, целует его и прикусывает и там тоже, заставив того зашипеть. Они у Юнги чувствительные. Он знает.       — Будет лучше, если ты будешь первым, Чимин-и, ты больше, — едва слышно произносит младший, смотря на то, как раскрытая в данный момент пальцами Пака дырочка — судорожно сжимается, ища то, что можно было бы обхватить. «Ох, срань господня», — Мин Юнги и рад отправиться наконец-то на хуй. Поаплодируем ему, ведь блондину не важно — кто будет первым. Он просто не хочет быть пустым.       — Ладненько, тогда расслабься, детка, и если что-то не получится в процессе, то ничего страшного, окей? — Чимин уже к этому моменту раскрывал восседающего на нём Юнги для своего парня, но, как и сказал Чонгук — так будет лучше. Он не будет — и не в силах — спорить. Ноющее между ног возбуждение агрессивно затопило разум похотью и хочется уже как можно скорее оказаться внутри хлюпающей от обилия согревающей смазки — сокращающейся дырочке.       — А-ах, я экстремально расслаблен, я с-смогу… Смогу вас принять, — с трудом выговорил Мин из-за непрекращающихся полустонов-полувздохов, срывающихся с его розовых губ.       — Юнги-хён, ты такой милый, — воркует над ним Чонгук и пока что только примиряется, проезжаясь скользким ребристым латексом вдоль изогнутой поясницы, напрягая свои мускулистые мужественные бёдра, прежде чем слегка согнуть ноги в коленях, проезжаясь уже по раскрытому влажному и гладкому входу. Касается пальцем — мокрым, — и только трогает припухшую кожу, не входя внутрь. Старший взволновано оборачивается на него, а ему в ответ хитренько улыбаются, отходя подальше и прекращая дразнить. Липкие ладони сидящего под ним мужчины внезапно оказываются на его спине, внушительный член удобно ложится между отпружинивших ягодиц. Юнги начинает глубоко дышать и смотрит себе между ног. Чимин предупреждающе низко стонет, переместив руки — теперь поддерживая худые ляжки и помогая своему парню опуститься на его толстый член. Совсем чуть-чуть. Он проникает меньше, чем наполовину, а Юнги уже протяжно стонет, потому что презерватив грубо трётся о его легко возбудимые стенки. Мин чувствует себя максимально уязвимым. Хрупким. Его тело ломит от усталости. Тогда как внизу клубится жар — и уже настолько приятно, что возьми Чимин сейчас в свою руку сочащийся предсеменем член, — Юнги кончил бы в тот же момент. Тёмные глаза на секунду стекленеют, он задерживает дыхание, и вскоре взгляд становится расфокусированным, когда Пак делает в него свой первый — за сегодня — жёсткий, но короткий толчок. Юнги падает вперёд, утопая в заботливых объятиях, чуть-чуть приподнимаясь и сразу же опускаясь, тихонько похныкивая от долгожданной заполненности.       — Ты всегда такой чувствительный для нас, да, малыш? — прошептал Чимин так, словно он был в восхищении. Он совершает неглубокие толчки, прижав миновы бёдра к своим бёдрам. Чонгук упёрся языком в щёку, слыша нуждающийся голос рэпера, который начал надламываться по мере того, как крупный член проникал в него всё глубже и глубже — без остановки. Пак сорвался на довольные стоны и смачно — с сильным шлепком, — сжал бледные ягодницы, раскрывая натянутые края и не спеша насаживать Юнги полностью, так как тот начал судорожно сжиматься вокруг него, слишком правильно реагируя на комплименты и контроль. Слишком чувствительно реагируя на всё — после безжалостной подготовки. Ребристая крупная головка не вовремя проехалась по сверхчувствительному, из-за долгой стимуляции, местечку. Небольшой член, зажатый между мягкими животами, дрогнул, но на этот раз Чимин успевает вовремя — болезненно пережимает основание. Трахать Юнги вдвоём, кончившего и распавшегося от усталости, сейчас было бы невозможно.       — Ащ-щ, тебя уже и похвалить нельзя, ты сразу же кончаешь… В тебе только один член, Юнги-я, имей терпение, — мягко рокочет Пак, похлопывая чужие напрягшиеся половинки. Юнги отрывисто кивает ему в ключицу, пытаясь сохранять разум. Ему крайне необходимо оставаться в сознании. Чтобы почувствовать всё. Запомнить. Несдержанно застонав и зарывшись лицом в ладони, Чонгук продолжает смотреть сквозь пальцы на это представление. Маленький, бледный, мягонький Юнги — уже сейчас переходит на тихий скулёж только из-за одного члена, плавно заполняющего его до конца — и резко выходящего из него, оставляя внутри только головку. Хлюпающие звуки становятся громче. А что же будет, когда Чон присоединиться? Блядь. Ему приходится сдерживать себя, будто он всё ещё не имел права на это. Не имел право быть с ними обоими одновременно. Но это не так. Чонгук больше не боится разочаровать кого-то своими чувствами. Они нуждаются друг в друге. Он быстро проводит впадиной ладони по налитой кровью головке, смазывая её, и смотрит. Смотрит на Юнги, на то, как его кругленькую задницу, опускающуюся с влажным шлепком на плотные бёдра, придерживают увитые проступившими венами руки. Так горячо. Его парни пиздец какие горячие. Тихонько ахая, старший медленно скользил на крупном члене, замирая от ощущений внутри: дразнящий, натирающий горящие стенки латекс, плоть, что становится в нём только больше и два указательных пальца, проникающие в него по бокам и оттягивающие собой кожу по краям. Юнги даже не заметил, как они вошли в него, увлечённый долбящей по простате ребристой головкой. Его медленно, но верно — уносит.       — Хн-н, папочка, ещё… — жалобно стонет Мин, двигая лишь бёдрами, застыв в одной позе. Чимин был таким большим, Юнги чувствовал себя таким наполненным каждый раз, когда тот толкался полностью внутрь, что не мог сдерживаться и стонал в пухлый рот, дрожал, прислонившись грудью к чужой груди. Ощущения были приятно странными: распирающие и жгучие. Двух пальцев вместе с членом должно было быть много, но ему хотелось узнать — влезет ли ещё. Это его постыдная особенность. Рэперу всегда было так хорошо от члена там, что он каждый раз терял себя и почти всегда терял сознание под конец. Всегда хотел больше. Потому что это так, блять, приятно. Трахающий его мужчина ласково придерживает его за шею, поглаживая по волосам. Не тянет. Знает, что это было бы уже чересчур. «Послушный и заботливый папочка…» — удовлетворенно думает он, начиная насаживаться сильнее, отчаянно шлёпая задницей по плотным бёдрам. Со всей отдачей, что у него есть — благодарит. Чонгук, смотря на них, больше не может ждать. Сердце билось, как сумасшедшее. Чимин убирает руки, видя его нетерпение — и фиксирует ими трясущиеся миновы ноги, пока младший самостоятельно растягивает большим пальцем вход и приставляет к нему свой член, слегка приседая.       — Папочка! — беззащитно выкрикнул Мин. И замолк, затаив дыхание. Знакомое прозвище легко соскочило с вывалившегося языка, капающего слюной на подбородок. Глаза заволокло дымкой — и Юнги точно потерял связь с реальность из-за полноты ощущений. И щиплющей, разрывающей боли. Чимин втянул сгустившийся воздух сквозь зубы, ставший таким из-за их солёного пота и выделяющейся смазки. Он чувствует это… Чонгук давит на него внутри, размеренно толкаясь. Проталкиваясь глубже. Члены крепко прижаты друг к другу внутри испуганно пульсирующей дырки. Им, как и ей, кажется, что хоть одно лишнее движение — она порвётся. Боже. Пот градом струится по вискам, пока Чонгук глухо стонет, и сплетая на поджавшихся ягодицах пальцы вместе с чиминовыми, задаёт вместе с ним плавный темп, толкаясь бёдрами, но почти не двигаясь членами, зажатыми внутри.       — Ну же, детка, расслабься, давай же, мы сейчас кончим из-за того, как ты нас сжал… — отчаянно шепчет Чонгук Юнги во влажную шею. Чимин шипит на эти сюсюкания и жёстко бьёт блондина по ягодицам, разъединив с младшим пальцы, чтобы тот пришёл в себя. По окрашенным лихорадочным румянцем щекам начали катиться слёзы, захватив с собой тушь и присоединяясь к скатывающемуся по ним липкому поту.       — А-ах, б-больно, Ч-чонгук-и-и, — плача тянет Мин, смочив пересохшее горло, и Чимин внезапно приподымает его над собой и резко насаживает на них обоих, заставив Юнги прокусить до крови губу и заскулить от боли — и получаемого удовольствия. Это сработало, как ни странно. «Чёрт, насколько же он любит грубость, что даже расслабляется от неё?» — с всё больше возрастающим вожделением думает младший:       — Чимин, осторожнее, — с нажимом произносит он. Синие вены вокруг его рук, удерживающих дрожащее тело, надулись и даже покраснели. На икрах натянулись мышцы, до предела напряжённые. Спина немного побаливает из-за такого положения, но Чонгук не обращает на это внимания. Пак тоже никак не реагирует на его слова, продолжая грубо шлёпать задыхающегося Юнги о свои бёдра. Тот откинул выбеленную голову назад, поскуливая на одной ноте и постепенно расслабляясь, давая им относительно свободно двигаться. Чонгуку приходится поймать с ними один ритм и постараться не кончить от интенсивности толчков. Нанизанный на члены блондин сейчас выглядит слишком разрушенным. Чимин подливает масла в огонь:       — Так сильно хочешь их, а? Ты маленькая шлюшка, Юнги-я? — он поднимает его — высоко-высоко, почти выскальзывая наружу, пока Чон, успевший вовремя подняться во весь рост, наоборот, вошёл до конца. Юнги хватает ртом воздух, смаргивая тёмные, из-за растёкшейся косметики, слёзы, не в силах сказать хоть слово. Его маленький член жалобно бьётся о кожу внизу живота с каждым новым толчком Чонгука, дорвавшегося до глубины. Мин скулит ещё громче: с него, блять, практически капает. Он такой грязный.       — Хочу-хочу, я маленькая ш-шлюшка, папочка, д-дай мне, я хочу твой член тоже, х-хочу, папочка! — он жалобно мяукает, умоляя Чимина вернуться в него. Дырочка постепенно сужается вокруг таранящего его чонова члена, но не до конца. Она выглядела уже максимально разъёбанной. Юнги чувствует это. Чувствует тёплый воздух, проникающий внутрь и то, как Чимин окончательно выскальзывает из него. Из Чонгука вырываются тихие рыки, когда он почти выходит из старшего, а потом толкается обратно.       — Жадная сучка, — похабно прищурив ореховые глаза, констатировал Пак с усмешкой. Он жестом просит Чонгука остановиться, чтобы тут же подтянуть съехавший презерватив и снова втиснуться в Юнги. На секунду болезненно зажмуривается — но вот уже рэпер принимает его целиком, вздрагивая с громким долгим стоном у него на плече, — и становится легче. Чимин двигает бёдрами, Чонгук вместе с ним. Юнги подкидывает вверх и сразу вниз — со звучным шлепком. Он срывается на крик, а его нога соскальзывает с дивана. Младший вовремя ловит её и крепко удерживает хёна на месте. Плотно прижавшие к друг другу члены мышцы — не могли сомкнуть края, и как только Пак со стоном толкается глубоко внутрь, каждый раз преодолевая сопротивление, звучит смущающее хлюпанье. Чимин может заставить себя думать только о том, чтобы не кончить, вбиваясь в Юнги. Юнги же кажется, что он уже всё. Так близко. Голова пустеет, и он успевает только прошептать:       — С-стойте… А-ах, п-погодите… Я б-больше… не могу… С-стойте… — просит. Умоляет. Взгляд настолько осоловелый, что Мин, кажется, даже не в состоянии проморгаться. Может лишь плаксиво хныкать, глотая непрекращающие течь слёзы, когда Чимин вместе с Чонгуком подкидывают его наверх. Юнги сейчас качается на них, как на волнах. Чувствует себя также. Уплывшим далеко-далеко. Всем своим нутром ощущая, что его так сильно раздуло в животе, что весь воздух сейчас в нём, наполняет его, но не доставляет до лёгких, заставляя задыхаться. Он прикладывает руку на выпирающие тазовые косточки, чтобы проверить, может ли он хоть что-то ощутить. Как они двигаются в нём. Он такой наполненный. Чимин жарко выдохнул ему в шею, толкаясь бёдрами, и потянулся рукой вниз, чтобы дотронуться там, где их члены исчезали внутри Юнги. Захватив пальцами немного смазки и поднёся ко рту, он пробует её на вкус, прежде чем смоченными губами прошептать:       — Тогда кончи для нас, — пока блондин смотрит на него широко распахнутыми глазами, Пак перехватывает тонкие запястья и заводит назад, кладя по обе стороны — на раскрытые кругленькие и покрасневшие от шлепков половинки. Юнги прикусывает себе язык, чтобы не заорать от того, как собственные пальцы впиваются в них из-за ускорившихся толчков. Он неосознанно раскрывает себя шире. Хотя шире — некуда.       — Чёрт, чёрт, чёрт, — громко прошипел Чон, подчёркивая каждое слово сильным толчком и проводя руками по вздрогнувшей спине блондина, собирая с неё пот. Юнги начал захлёбываться влажными вздохами. Разревелся, умоляя абсолютно разбитым голосом прикоснуться к нему. Усталость накапливается в его теле до критической отметки, он сам слышит, как уже полноценные рыдания срываются с его бледно-розовых, блестящих от слюны, губ. Чимин тем временем кивает в ответ на вопросительный взгляд. Крепче сжимает руки вокруг хрупкой талии, надавливая пальцами под выступающими в таком положении рёбрами. И останавливает свои толчки, дав младшему сделать всё за него. Задав безжалостный темп, Чонгук смотрит как его парни — оба, — закатывают глаза, наслаждаясь моментом.       — Б-бл… — ах! —…ять! Мне так… Так х-хорошо, я с-собираюсь конч… — х-нх —…ить так сильно, я… — Юнги широко открыл рот в немом крике, так и не открыв глаза. Спрятал покрасневшее лицо в широких ладонях, бездумно поддаваясь назад. Маленькая, напряжённая плоть вздрогнула. Он тоже.       — Ну же, кончай! Кончай, детка, кончай… Блять! — Чимин и Чонгук ругнулись одновременно, быстро двигая тазом и со свистом выпуская из лёгких воздух, чувствуя, как сжало их члены, заставляя почти съехавшие презервативы наполняться горячей спермой, которая начала вытекать по сокращающимся стенкам наружу. Глухо простонав, дёрнув вниз чужие бёдра, они оба совершают последние хаотичные толчки, притираясь друг об друга и выдаивая себя до конца. Юнги задёргался, изливаясь вязкими горячими брызгами на свой — и чужой сведённой судорогой живот. Безрезультатно пытался поджать бёдра, удерживаемые, казалось бы, бесконечным количеством рук. Его состояние было близко к сабспейсу. Возможно, оно им и было — Юнги не знает, он не может думать. Мозги расплавились. Взмокшая спина до опасного сильно изломилась, бледно-розовые, стёртые маленькими зубами губы раскрылись в позорном вскрике, пока он, продолжая бурно кончать и сжимать внутренние мышцы, не заваливается, сотрясаясь в рыданиях и дрожи — набок. Пытаясь соскользнуть с причиняющих слишком много… всего не опавших членов, которые дерут его изнутри. Они до сих пор — крепкие и большие, словно не кончили в него только что.        — Мы здесь, д-детка, тш-ш, осторожнее, — простонал Чимин, удерживая блондина в вертикальном положении. Его бёдра дрожали от испытанного оргазма. Голос тоже. Он потерял ритм, замирая. В гостиной пахло долгим, чрезмерно влажным и жёстким сексом. Запахи пота, смазки и спермы облепили, казалось бы, каждую поверхность вокруг тяжело дышащих мужчин.       — Юнги-хён, как ты? — выдохнул Чонгук и мягко обнял старшего сзади, держа одной рукой под животом, а второй поглаживая по спине и по изгибу ягодиц, всё ещё находясь внутри без движения. Спустившись ниже, слегка потёр растраханный, натянутый вход одним пальцем, собирая с краёв вытекшую белёсую жидкость. Юнги опустил мокрую блондинистую голову на чиминово плечо, глубоко дыша через рот, всхлипывая на вдохах и весь сотрясаясь — с головы до узких стоп. Чонгук осторожно помог вытащить член сначала своему парню — потом себе, оставляя внутри соскользнувший латекс. Как только Чон вытянул и его, Юнги, сползая вниз, прильнул лицом к ноге Чимина, пытаясь отдышаться. Тот, слегка рассеянный, взглянул на сидящего у его ног котёнка: как он тяжело дышал, положив мокрую голову на его колено, и смотрел на него своими пьяными бессмысленными глазами. Как припухли его блестящие розоватые губы — с остатками тинта, — и алели щёки. Ласково взлохматив потемневшие от влаги светлые пряди, он стал наблюдать за тем, как Чонгук приседает на пол вслед за старшим, чтобы раздвинуть его ягодицы и всосать края раскрытой дырочки, очищая её, проникая туда языком и имитируя толчки. Толкаясь внутрь настойчиво, слишком настойчиво.       — Х-хватит, там грязно, — ноет Юнги, тем не менее бездумно оттопыривая назад покрасневшую задницу.       — Тише, тише, он сейчас закончит, — Чимин добродушно усмехается, глядя на эти «невинные» игры и приходя в себя. Чонгук отстраняется, за ним вниз тянется и тут же рвётся тонкая блестящая ниточка из слюны смешанной со спермой. Старший выдохнул с облегчением. И постарался дальше выдыхать медленно, чтобы не дать вырваться всхлипам. Они теплятся в глубине его глотки, подстрекая желание плакать ещё и ещё. Господи. Он пиздец какой выебанный. Весь как оголённый нерв. И там стало так пусто. Неприятно.       — Встать сможешь, Юнги? — протянув к нему руки, тихо спросил Пак. И после неуверенного кивка, подцепил блондина подмышками и приподнял, аккуратно придерживая. Чонгук помог уложить того на диван, кладя светловолосую голову на колени Чимина. Натянул высохшие спортивки, а потом послушно отправился за пледом, когда Юнги прошептал:       — Х-холодно, — ему нужна доза из обнимашек и тепла. Очень большая доза. Чимин хихикнул и погладил его по волосам, приговаривая: — Ты всегда такой мягкий после жесткого секса, просто прелесть.       — Пусто, — теперь он хнычет вслух, не в силах связать целое предложение. Всё в расфокусе. Живот крутит. Тело будто не его. Он не чувствует боли. И весь мир словно распался на кусочки. И холодно. И пусто. Он не знает, как объяснить. Чимин лениво смачивает три пальца слюной и пробирается ими внутрь, оставляя там. Юнги довольно вздохнул и положил руку на крепкое бедро, чтобы потом положить на неё щёку. Вот так просто прекрасно.       — Полежи чуть-чуть, скоро отпустит, — спокойно говорит Пак. Чонгук принёс пледы, укрывая их обоих. Благодарно улыбнувшись, тот говорит:       — Можешь идти в душ, я о нём позабочусь, — его пальцы в тепле, взгляд любовно оглядывает накаченное тело. Он осторожно гладил Юнги по укрытой тёплой тканью пояснице. Успокаивает. Чонгук неловко трёт свою покрасневшую гладкую грудь и уточняет:       — Точно? Может принести что-то ещё?       — Иди уже, я прям вижу, как ты мысленно чешешься, чистюля, — подгоняет он волнующегося о них парня. Юнги согласно стонет и зарывается носом в шерсть, вдыхая сквозь неё солоноватый мускусный запах. Чонгук дарит быстрый нежный поцелуй одному, второму — и скачет бегом в ванную комнату. Почесываясь. Чимин прав, он любит только во время близости быть грязным и липким, а после — аж до дрожи хочется смыть с себя пот и другие жидкости.       — Я думал, что ты это только что придумал, — у Юнги проясняется взгляд, провожающий до захлопнувшейся двери крепкий, обтянутый серой тканью, зад.       — Зачем мне что-то придумывать? Обычно Куки терпит до последнего ради тебя, пока вы валяетесь клубком на нашей постели. Милашка. Я уже и забыл, как он может из кожи вон лезть, чтобы понравиться. Ну, кому-то, кто не я, — размеренно объясняет Пак, а потом спрашивает: — Достаточно?       — Угу… — после его согласия, Чимин вытаскивает пальцы и проверяет натёртое до красноты кольцо мышц, приговаривая: — Ну, жить будешь, потом схожу за мазью. Очень больно?       — Нет-нет, — он лёжа двигает головой из стороны в сторону, отрицая, и поворачивается, чтобы взглянуть мужчине в глаза, — Чимин-и… Ты же знаешь, что нравишься мне? В смысле, тоже, — смущённо бормочет Юнги.       — Пф, ну как же, ныть будешь как минимум сутки. И… Юнги-я, какой бы ты неловкий бы не был, вряд ли бы ты подставлялся мне просто из-за симпатии к мо-… нашему парню, так что — да, я… понял это. Ты мне тоже. Особенно, когда спишь зубками к стенке, — не может не поиздеваться Чимин.       — Вау. Ну ты и пиздюк, — возмущается блондин. Внутри него булькает зарождающийся смех. — И всё же… тебе не обязательно… подстраиваться под мои чувства. Типа, ха-х, кажется, я даже просветился. Может мне переписать свой альбом, чтобы ещё чего новенького прочувствовать?       — Нет! — звучит категорично. Он встаёт, приподняв Юнги, и завёрнутый в плед как в кокон порхает на кухню за мазью, пока ему вслед кричат: — Эй! Я тут умираю вообще-то, можно было и поаккуратнее! Чимин улыбается. Чонгук выглядывает из-за двери, откуда валит пар и интересуется, что случилось, глядя на их довольные улыбки. Всё будет хорошо.