***
На воскресенье работы осталось немного, так что мы быстро управились и теперь удовлетворенно оглядывали полученный результат. Класс был выкрашен в спокойный бежевый цвет, а по низу каждой стены мы пустили три ряда муляжей под кирпич. Над новой доской с мягким покрытием висела многострадальная растяжка с датами революций и портретами центральных личностей, а рядом с доской на голой стене виднелось изображение включенного проектора. Помимо этого, по всему кабинету были развешаны различные таблички с историческими деятелями, сражениями и просто некоторыми интересными фактами («Весь класс увешали шпаргалками» — проворчал Денис Викторович). В конце кабинета разместилась дешевая, но качественная стенка из книжного шкафа, уже заваленного толстенными книгами, и шкафчиков. По одному на каждого ученика. — Не устал? — спросил историк, когда мы закончили. Пот тек с нас рекой, но в большей степени от аномальной сентябрьской жары, а не тяжелой работы. — Нет, а что? — Погулять, — улыбнулся учитель. — Я такими темпами с вами буду больше времени проводить, чем с друзьями, — расплылся я в улыбке в ответ. — Вот и замечательно! Человека из тебя сделаю. — Денис Викторович, а знаете, с кем я алкоголь впервые попробовал? — я издевательски приподнял брови. Он поджал губы. — А с кем взасос поцеловался? А кто мне резиновый член в руки дал? А кто меня с лестницы уронил? А кто… — Ладно, ладно, я понял, — перебил он, — Но разве с плохой компанией не веселее? — На самом деле, реально веселее, — дружелюбно отозвался я, — Вы столько всего знаете, что я закрою глаза на ваши извращения. — Алексеев, — подозрительно слащаво начал он, — Ты меня так часто извращенцем называешь, что я подумываю им реально стать. Он неожиданно навалился на меня и прижал к стене, проводя тыльной стороной правой руки по щеке. — А вы уже! — закричал я, стараясь выпутаться из его цепких рук. — А я уже, — слишком легко согласился учитель и приблизился к моему лицу настолько, что я мог почувствовать его дыхание на своих губах. — А в такси говорили, что не маньяк-извращенец… — с трудом выговорил я, вжимаясь в стену. — Нет, Никита, я говорил только про маньяка, — довольно ухмыльнулся он. — Что значит — лучше не знать? И чем это мы тут таким заниматься будем, что вы аж барьер подняли? — насторожился я, — Вы не маньяк-извращенец, случаем? — Случаем, не маньяк. Черт, а он прав! Но спасать свою шкуру как-то надо, у меня такими темпами стояк будет от его близости. — М-малолеток совращаете? — по неизвестной причине голос у меня дрожал. — Только если малолетки сами напрашиваются, — оскалился он, — Фантазируют сначала про свои фаллосы, со стремянок падают, а потом что — возбудим и не дадим? Я в страхе замер и во все глаза уставился на Дениса Викторовича. Он, в свою очередь, продолжая опираться правой рукой о стену рядом с моей головой, левой резко притянул к себе за талию, и теперь находился в жалком сантиметре от моих губ. Словно загнанная лань, я дрожал и молча смотрел на готового поглотить меня льва. — Алексеев, — спокойно начал он, — Что ты сделаешь, если я тебя поцелую? — Судя по прошлому опыту, ничего, — тихо отозвался я, сдерживаясь, чтобы не зажмуриться. — Тебе будет противно? — черт, он может хоть немного отодвинутьс? Сердце в предвкушении трепыхало в груди, а кончики пальцев покалывало. — Нет, — я боялся, что голос выдаст мою дрожь, поэтому стал говорить еще тише, — Но это будет странно. Денис Викторович внимательно меня оглядел и кивнул, выпуская из горячего плена. После чего учитель с абсолютно будничным лицом направился на выход из класса, подмахивая мне рукой, чтобы я следовал за ним. Я, конечно, все понимаю, но… КТО ТУТ КОГО ЕЩЕ ВОЗБУДИЛ И НЕ ДАЛ? Недоуменный и злой, я последовал за Денисом Викторовичем, который вывел меня из школы и потащил в магазин. Вместе с ним я был вынужден почти час шататься по молочному и мясному отделам, бакалее и особенно долго ждать, пока он выберет печенье. «Возьмите уже имбирное» — буркнул я и с удивлением увидел, что он меня послушал. Протопав следом к овощам и фруктам и осознав, что застрял тут с ним надолго, я по обыкновению решил извлечь немного выгоды. — Денис Викторович, а купите мне мороженое? Историк даже на меня не посмотрел, заинтересованно осматривая помидор, и только кивнул в ответ. Я с сомнением на него покосился. — Вот так просто? — Нет, Алексеев, вымаливай на коленях, только после этого соглашусь, — усмехнулся он, наконец погружая сетчатый пакет, полный помидоров, в корзину. Я махнул рукой на его очередные подколы и с радостью распахнул низкий холодильник, выхватывая фруктовый лед с лимонадом. По взгляду Дениса Викторовича я понял, что полную красителей и сахара замороженную воду он не одобряет, но почему -то по этому поводу ничего не говорит. Обойдя еще пару раз весь супермаркет, он наконец повел меня к кассе. Для холостяка он покупал неприлично много продуктов. «А вдруг он не холостяк, откуда ты знаешь. С его внешностью девушка у него как минимум быть должна». Отчего-то мысль об этом меня расстроила. После покупок мы дотащили пакеты до его машины и сгрузили продукты в багажник. Денис Викторович предложил прокатиться. — Опять споить меня собираетесь? — Даже не знаю. Пьяным ты такой… открытый. — Открытый? — я приподнял одну бровь. Было очевидно, что слово он хотел сказать другое. — Ага. Жмешься ко мне, танцуешь как с подружкой, — пожал он плечами и тут же предостережительно приложил к моим губам указательный палец, — Чш, я знаю, что я из нас двоих предложил. Просто шучу. — Опять мысли читаете? — раздраженно бросил я. — Нет, у тебя на лице все написано. В машину садись. В этот раз в салоне висел новенький ароматизатор, и впервые от их запаха меня не тошнило, а наоборот, терпкий вкус апельсина хотелось вдыхать снова и снова. Кресло с приятным хрустом продавилось под моим весом, а дверца с глухим мягким стуком захлопнулась, погружая затонированную машину в полумрак. Была бы у меня такая, я, вероятно, как Денис Викторович, каждый день устраивал гонки по дороге в школу или магазин. Однако на сей раз путь наш лежал в немного необычное место, только в какое, меня не посвятили, решив устроить сюрприз. Пока мы ехали, я решил расправится с уже начавшим таять мороженым. Расправившись с яркой оберткой, я с удовольствием погрузил холодную палочку себе в рот, старательно облизывая сладкий лед. Наслаждаясь фруктовым соком, я заметил, как на меня то и дело косился историк. Что он такого интересного заметил? Смутившись его вниманию, мне подумалось поднять давно интересовавший меня вопрос и сгладить неловкое ощущение. — Денис Викторович? — он вопросительно на меня посмотрел. — Как часто вы мои мысли читаете? — ответ я получить не надеялся, сам понимая, что надоел ему постоянными вопросами и претензиями на этот счет. — На самом деле не так часто, как ты думаешь, и каждый раз я даю тебе это понять. Как я и говорил, не имею намерений врываться в чужие головы, — на удивление благодушно отозвался он и через минуту добавил: — Но что касается начала учебы… — он, заметив мое грозное выражений, оборвал фразу, — Нет, ты не подумай, просто ты так странно вел себя в первый день, а еще это замечательный способ узнать кого-то поближе. — А поговорить для знакомства вы не пробовали? — скрипнул я зубами. Что не говори, а хуже ощущения, чем осознание, что каждую твою мысль может увидеть собеседник, я не испытывал. Напрягает и даже жить мешает. Денис Викторович молчал. — Ладно, каюсь, было не очень красиво с моей стороны, — признал он через некоторое время, — Но давно я такого не видел! — Что вы там видели? — с подозрением оглянулся я на него. — Например, как ты смущался от своих мыслей, что я к Маше подкатываю. Я даже побоялся тебя сильнее тревожить тебя, а так хотелось сострить по поводу члена, на рисунок которого ты так упорно пялился. — Денис Викторович, зачем вы это вспомнили! — протянул я, закрывая лицо руками. Надо же, это становится привычкой. — Ты сам спросил, — невинно ответил он и продолжил, — А затем я наслаждался твоими мыслями, что я с обложки журнала сошел. — Так вот чего вы смеялись! — понял я. — Ага. А кроме этого, я пару раз ловил тебя на лжи, — с укором заметил учитель, — Однако на этом все. Остальное ты сам знаешь. — Ладно, живите, — великодушно отозвался я. От воспоминания мы оба совсем расслабились и с улыбкой продолжали поездку. Прошли жалкие несколько недель, а казалось, что все это случилось в прошлой жизни.***
Ехали мы недолго, через несколько кварталов остановившись у маленькой полупрозрачной коробки со стойкой регистрации, смутно видневшейся за узорчатым стеклом и окруженной высоким забором из плотных рядов тополей. За столиком на приземистом деревянном стуле сидел расплывчатый силуэт сгорбленной старушки, дремавшей, как оказалось позже, над пестрыми страницами журнала по садоводству. Сползшие с носа очки ее были в опасной близости от падения на стол, а сгорбленные руки мелко подрагивали на вздохе. Старушка сидела в будке, словно в цветочном магазине. Повсюду были свалены ящики, полные ярких сполохов желтых азалий, белых роз, синевато-голубых васильков и тысяч других видов, смешивающихся друг с другом и образующих хоровод душистого, стойкого запаха цветения. — Кхм — кхм, извините, что отвлекаю… — разбудил Денис Викторович пожилую леди, которая теперь растерянно терла глаза сухими вздувшимися пальцами. — Ой, задремала чутка, — добро улыбнулась старуха, разминая затекшую шею, — К нам редко кто заходит, особенно такие молодые ребята. Ну, чего замерли, идите ближе, билет — двести пятьдесят рублей. Вот так, пожалуйста, цветы руками не трогать, лепестки не обрывать, за доплату можно на выходе приобрести любое понравившееся растение, кроме тех, что с красной меткой. Да вытяни ты руку, юнец, браслет надену. Во, другое дело! Проходите, первая дверь налево. Мы прошлись по короткому коридору, который оканчивался стальной дверью с небольшим стеклянным оконцем, открывавшим обзор на буйные джунгли растительности, раскинувшей ветви над узкой тропинкой. Дорожка шла вниз склона, постепенно добавляя в свое окружение необычные кустарники то с маленькими красными ягодами, то с причудливыми жесткими ветвями, то просто аккуратно вырезанные в форме тигра, притаившегося в траве, или лисицы, перебегающей дорогу. Кроме кустарников, роща была особенна своими тут и там растущими экзотическими цветами, около каждого из которых примостилась белая, чуть заметно торчащая из земли табличка с названием растения и его особенностями. «Евпаториум, — прочел я, минуя кучку фиолетовых, напоминающих тысячелистник цветочков, горделиво вытянувшихся на длинных, крепких стеблях, — Название цветка произошло от имени понтийского царя Митрида Евпатора, который с рождения опасался быть отравленным…» Белая чашечка, заключающая желтую сердцевину, вытянутую в форме рисового семечка. «Калла белая. Символ преклонения, красоты, уважения…» Странный нарост, затерявшийся среди густой плотной травы был ознаменован «Литопсом Буроголовым, другое название — живые камни. Растение практически не нуждается в поливе…» — Если будем каждую табличку читать, не увидим самого интересного, — заметил Денис Викторович, оттаскивая меня от цветов за шкирку. Я последовал совету и ускорил шаг, теперь лишь бросая поверхностные взгляды. Зато, вместо выцепливания взглядом отдельных растений, наслаждался неаккуратным, разрозненным, но таким гармоничным пейзажем в целом. Через пару минут мы вышли в сад. Он раскинулся на сравнительно большую территорию, огибая причудливой формы здание и являя собой сочетание строгой архитектуры дорожек и коротко скошенных газонов с шальными играми природы, которая с удовольствием, например, обвила плющем садового гнома. Я с вожделением наблюдал за уединенным, таинственным местечком, и мне казалось, что оно по секрету открылось мне так, как не открылось никому. Что каждый листок нуждался в хранении мною секрета, а взамен предлагал пару часов пробыть в этой гармонии. — Красиво… — невольно шепнул я. — Не то слово. Пошли, там дальше есть фонтаны. Я, светясь детской радостью, готов был ухватить историка за руку и потянуть скорее в сторону видневшихся вдалеке, бьющих из земли водных струй. Мне пришлось сдержать свою эмоциональность и, любуясь мостиком, через который мы шли, и протекавшей под ним речкой, смиренно шагать рядом. К концу мостка, утомившись от вида лягушек и кувшинок, я покосился на учителя. В этот момент показалось странным, что мы вот так постоянно куда-либо выбирались, общаясь при этом в большей степени неформально. Словно друзья. — Денис Викторович, а мы, собственно, где? — поддавшись странному порыву, я начал разговор. — Галерея цветов. Не очень известная, потому что слишком далеко от города. Зато как красиво. Иногда я рад, что не поехал преподавать в Москву. Там до такой красоты добираться и добираться. — Если она там еще есть. А у вас была возможность преподавать в Москве? — Была. Я могу хоть сейчас туда уехать. — Вы настолько востребованный педагог? — хмыкнул я. — Я надеюсь, ты заметил, что я не просто педагог. Дело не в опыте, дело в связях. — И какие же у вас связи? Правительство? — Почти. Впрочем, это сейчас не так важно. Вон твои фонтаны, ребенок ты неотесанный, — он беззлобно растрепал мои волосы, а я чуть не запрыгнул под струи как был, в одежде. — Сними хотя бы футболку, как я тебя потом повезу? — Денис Викторович потянул за края черной материи. Я отмахнулся от него, но он настойчиво отодвинул мои руки и стянул одежду сам. — Тогда вы тоже снимайте. — Я? Зачем? — А вы думали уйти отсюда сухим? — ухмыльнулся я, шагая под фонтан и дергая историка на себя. Тот, будучи застанным врасплох, покачнулся и следом за мной влетел под ледяные струи кристальной воды. — Алексеев, — буквально прорычал учитель, откидывая слипшуюся от влаги челку, и я ринулся в сторону, — А ну стой! Вначале бежал я неплохо, однако скользкая плитка не годилась для какого бы то ни была вида спорта, и через несколько метров я свалился, больно ударившись копчиком. Так мало того, на меня сверху навалился Денис Викторович. Он с садистской улыбкой одной рукой удержал мои запястья, а другой нагнул меня над струей воды так, что мощный поток бил прямо в лицо. — Де… мфх… нис… кхе… Вик… тьфу… Прекратите! Учитель добросердечно соизволил наконец выпустить мои волосы. Я зашелся в кашле, то и дело обиженно поглядывая на историка. — Ты сам меня в одежде в воду толкнул, — отрезал тот любые пререкания и помог мне подняться, — А раз уж мы в фонтане… Значит время брызг! Денис Викторович, вместе со мной загоревшись юношеским восторгом, принялся атаковать меня брызгами прямо в глаза. Со смехом прикрываясь от его нападений, я зачерпнул полную ладонь приятной прохлады и с удовольствием запустил учителю в лицо. Он, следом за мной, разбрызгал воду ногой, но окатил лишь мои давно успевшие промокнуть шорты. Я же в этот момент подбежал к маленькому пруду с головастиками и занял позицию с постоянным доступом к воде, в то время как историк лишь тщетно метался от одного угасающего фонтанчика к другому. После пары минут, мое превосходство стало очевидным, и Денис Викторович пошел на крайние меры. В тот момент, когда я отвернулся, историк подбежал ко мне и подло столкнул в водоем. Но я, к счастью, не растерялся, и, воспользовавшись уже проверенным приемом, ухватился за его локоть, погружая учителя на дно морск… прудовое. Мы одновременно всплыли, наглотавшиеся воды, но до чертиков счастливые. Я отер стекавшие на глаза капли и нащупал пальцами дно, стоять на котором мне удавалось лишь на кончиках пальцев. Денис Викторович же спокойно выпрямился и теперь расстегивал промокшую насквозь (еще бы!) рубашку. Я невольно загляделся на проглядывавшие под прозрачной тканью мускулы и крепкую грудь, а подняв глаза, замер от вида лица историка в переливающихся лучах уже закатного солнца. Аккуратные, не слишком длинные ресницы обрамляли тусклые, но такие пронзительные глаза, а на носу и щеках были едва видны блеклые веснушки. Благодаря воде и нависшим к вечеру теням, весь его образ сиял благородством и призрачностью. Я невольно любовался острыми чертами лица и замечал ответный заинтересованный взгляд. — Денис Викторович, а зачем вы меня вчера про поцелуй спрашивали? Ох уж эти непонятно-откуда-взявшиеся порывы словоохотливости. — А что? Уже захотел? — Я и не отказывался, — возразил я. Блин, а зачем возразил-то? — Даже так? — он приподнял брови, — В таком случае… Денис Викторович резко подался вперед, сгребая мое тело в охапку и прижимаясь к губам, не давая и секунды на размышление. Его язык собственнически ворвался в меня, а руки спустились на талию, притягивая ближе. Наши тела словно склеились вместе, его напор захватил мои движения, а укусы заставляли выгибаться и тихо стонать в целовавший меня рот. Я будто отошел в сторону, а моим телом управлял незнакомец, одобривший такое аморальное поведение. Но все мое внимание тогда было сосредоточено на моменте, эмоции захлестнули сознание и единственная оставшаяся мысль в голове была подчиниться и подыграть. Он отстранился, только когда мы оба утомились. Я покраснел и отвернулся, но виной тому был не стыд. Мне хотелось продолжения. Денис Викторович осторожно глянул на меня, словно боясь спугнуть. — Пойдем, ты весь продрог, — охрипшим голосом сказал он. Я кивнул и вылез следом за историком, в эйфории следуя обратно по закоулочкам сада. Говорить ничего не хотелось. Я осознал, что любые его слова мне не понравятся, будь то ложь, или даже правда — в нашей ситуации она в любом случае окажется горькой. Остаток пути мы шли молча***
В машине я таки решил, что оставлять все как есть невыносимо и спросил напрямую. — Денис Викторович, а что это было? — Как что? Поцелуй, — невозмутимо отозвался он, глядя на дорогу, но никак не на меня. — Я заметил, — язвить не хотелось, и голос мой звучал серьезно, а оттого немного по-детски и смешно. — Обычный поцелуй по дружбе. Что тебя не устраивает? — По дружбе? — я чуть не поперхнулся. — А ты подразумевал нечто иное? — Нет, целовали-то вы! — А ты отвечал, — заметил он. — По дружбе? — повторил я. Он кивнул. Мне не захотелось ему верить, но слова уже всколыхнули волну обиды, которая поднялась и захлестнула меня пассивностью и грустью. Кто вообще так делает? Я прекрасно понимал, что Денис Викторович выбрал наитупейшую, возможно специально, отмазку, и даже примерно представлял, что́ его на это сподвигло, но грудь все равно сдавило иррациональной болью. «По дружбе» — скривил я мысленно губы. — Незачем было начинать, если не хотите встречаться со своим учеником, — буркнул я. — Встречаться? — удивился он. Замечательно, он об этом и не думал. А я уже поплыл. — Забейте. — Все не так просто, — он устало потер переносицу, одной рукой вписываясь в опасный поворот на предельной скорости. — А ты встречаться собирался? — уже заинтересованно добавил учитель. Я замотал головой, отвернувшись к окну, чтобы не смотреть ему в глаза. Я и правда ничего не собирался, это он весь день меня… трогает! Извращенец чертов. У меня не осталось ни сил, ни желания продолжать разговор, настолько было паршиво от его слов. Я и сам не знал, чего хотел услышать, но почему-то каждый момент с ним, каждое его прикосновение, каждая неловкая ситуация теперь предстали для меня в другом свете. А он, видите ли, невозмутим и холоден, насмехается как обычно. Да ему плевать! В расстроенных чувствах я молча шагал по тротуару. Хренов джентельмен провожал меня до дверей подъезда и шел рядом, когда группка парней, в которых я узнал банду Сашки, окружила нас. Громила по середине, видно, глава по делу «нападение на безоружных граждан», обратился к стоящему рядом светловолосому, в байкерской куртке пареньку с тоннелями в ушах. — Эй, это же тот парень, что в клуб без нас умотал, наобещав с три короба? — И хахаль его тут же. — Ну, пацаны, набейте-ка им морду, чтобы не повадно было, — громила хрустнул костяшками, приближаясь. Я в страхе попятился, невольно цепляясь за рукав историка, который дернул меня в сторону и заслонил собой. — Давайте договоримся, — совершенно спокойно предложил он. Банда синхронно ухмыльнулась, со всех сторон наступая на нас. — Ну, — пожал Денис Викторович плечами, но на лице его мелькнула дьявольская ухмылка сумасшедшего, — Тогда пеняйте на себя.