Не сделаешь - накажу

Я набрал две ладони ледяной воды и окунул лицо, вздрагивая от холодных капель, стекших за шиворот. Отняв руки от лица, распрямился над раковиной и посмотрел на свое усталое отражение. Глаза ярко выделялись на фоне бледной кожи, оттененные синяками от бессонницы и похмелья. Меня снова замутило, и я, в тысячный раз проклиная Сашку и Павлика, придвинулся к унитазу. — Мда, попал ты, Никит, — вливая в себя полбанки разом, пробормотал Саша. — Да ладно тебе, — возразил Павлик, также пригубив пива, — Из любой ситуации можно найти выход. А в твоем случае все совсем просто: ты говоришь, тебе в целом нравится жестко, и ты не настроен против безобидных игрушек? Я нахмурил брови и кивнул. — Значит, — продолжал Павлик, пьяно помахивая пальцем в воздухе, — договорись с ним. Он не дурак, к тому же взрослый, к тому же учитель. Ты сорвал куш — он будет так осторожен, что тебе еще нежно и сопливо казаться будет. Поверь мне, старому гею с обширным сексуальным опытом. Он вяло рассмеялся. — Ты пробовал БДСМ? — удивленно спросил я. — А как же. Большая часть партнеров были для меня Хозяевами, Мастерами и Сэрами. Меня передернуло. Никогда так к Денису Викторовичу не обращусь. Я выдавил большую каплю манговой пасты на новенькую щетку, но даже они не помогли мне побороть кислый привкус, еще противнее ощущавшийся от сухого, словно наждачкой обернутого горла. Я протер красные глаза, силясь сморгнуть сухость и раздражение, а перед глазами стоял образ папиного старого друга, что спился и угорел в бане. В детстве я думал, что у него красное лицо, потому что он плачет по погибшей супруге. Отчасти так и было, он был хороший мужик и пил не без причины. Однако становиться похожим на него у меня пока желания не было. Надо завязывать с выпивкой. — Что ты предлагаешь? — Поговорить с ним, а не бегать. Он может и отправил тебе список, но разговор лицом к лицу будет гораздо эффективнее. Завтра же. — Завтра воскресенье. — Именно. А у тебя что, ножки не ходят в выходные? — Можно подождать до понедельника, — фыркнул я. — Можно прождать всю жизнь. Иди завтра, или я сам тебя потащу. И выждал же, ранняя пташка, восьми утра и принялся мне трезвонить. Стоит под окном, невозмутимо ждет, звонит каждые десять минут. Я со вздохом плюхнулся на диван, не в силах протянуть руку к шкафчику с носками. Закашлялся. — Павлик, — тихо позвал я, когда Саша отключился на моем плече. Мнимое тепло от слабого алкоголя проходило, и зубы начинали ощутимо стучать. — Чего тебе? — А какого это… — Быть снизу? — усмехнулся он понимающе. Я отвел глаза и кивнул. — Прекрасно, — неожиданно вдохновенно отозвался он, — Получаешь удовольствие и от прикосновений спереди, и от прикосновений сзади. Впервые, конечно, больно и вряд ли понравится, но зато пото-о-ом… Он сладко потянулся и встал с лавочки, ухватывая нас с Сашей за рукава курток. Поднял, заставил прийти в относительно устойчивое состояние и потащил по домам. Я настороженно сглотнул, чувствуя теперь, что боль в горле больше похожа на простуду. Кашель вновь разодрал связки, и я согнулся, кривясь от режущих ощущений. Неудивительно, что голова так болит после всего двух банок пива. Благо, от третьей отбился. Оказалось, что они целый ящик притащили. Я шмыгнул носом и, с трудом поднявшись, выхватил из шкафа старую толстовку на замке на размер больше и затертые в коленях черные джинсы. Футболку переодевать мне стало лень, так что я просто застегнулся, спрятав мятую ткань с изображением Битлз под кофтой. Напоследок поправил лохматые волосы, растрепав их еще сильнее, и выбежал в подъезд, вдыхая освежающую прохладу утра, которая заполнила лестничную клетку благодаря раскрытому настежь окну. Павлик немного раздраженно поинтересовался, что заставило меня так долго собираться, но тут же перешел в свое типичное оптимистичное состояние. Взял меня под ручку и с места в карьер потащил влево по тротуару, пролегавшему вдоль всего дома. — Хреново же ты выглядишь, — заметил он, пружинистым шагом огибая валяющуюся на земле бутылку из-под лимонада. — Странно, обычно по утрам после попойки я как огурчик, — из меня так и плескал яд. — Да ладно, если любит, то в любом виде, — усмехнулся Павлик, подгоняя меня в спину — слишком уж я вяло плелся. От его слов желание видеться с Денисом Викторовичем неожиданно отпало, а сам себе я начал казаться непонятным оборвышем с опухшим лицом. Выходить на улицу мне в таком виде казалось обыденным, а вот о походе к учителю стоило забыть. Мысленно я одернул себя и дал подзатыльник. Нечего вести себя как школьница перед свиданием. Павлик проводил меня до подъезда и больно толкнул в спину, шутливо отсалютовал и вприпрыжку побежал за уходящей маршруткой. После долгой ходьбы у меня ныли ноги, которые как и я весь не успели проснуться и размяться толком. С небольшим волнением я набрал номер нужной квартиры и вдруг понял, что стоило сначала позвонить по телефону и предупредить. Он подошел не сразу, лишь спустя секунд тридцать хриплый голос прошипел сквозь зубы: — И какая сука разбудила меня в такую рань? Я вздрогнул от его враждебности и тихо, вкрадчиво ответил: — Это я, Никита. — Ты чего так рано? Случилось что-то? — перед его вопросом, произнесенным, между прочим, уже ласковым и участливым голосом, последовала долгая пауза, во время которой учитель очевидно старался проснуться и начать соображать. — Нет, все в порядке. Если вы спите, я могу позже зай… Но меня перебила трель открывшегося домофона. Что же, you are welcome, кажись. Пройдя по узкому выбеленному коридору, уставленному цветами и пахнувшему хлоркой, я вошел в грузовой лифт, вдавил алюминиевую кнопку и услышал тихий стук дверей. Лифт бесшумно двигался, подрубая мне под ухо ненавязчивую мелодию из тех, что часто играют в торговых центрах. Кабинка отдавала новизной. Странно, что за два года существования комплекса ее не изрисовали и не разгромили. Культурные люди. Денис Викторович заставил себя проснуться и встретил меня на пороге в увеселенном расположении духа, но от малейшего взгляда на меня нахмурился и тревожно оглядел с головы до ног. — Никит, все хорошо? Меня удивил его крайне обеспокоенный тон. — Ну да. Я просто поговорить хотел о вчерашнем и… Он мягко накрыл мой рот теплой ладонью, от которой пахло хозяйственным мылом с лавандой. Я умолк, и меня все также мягко завели в квартиру, обнимая за плечи. Дверь он закрывал все не отнимая руки от моего рта, а я как последний дурак с трепетом вдыхал его запах. Он освободил мое лицо и повернул к себе за подбородок. Я послушно посмотрел в глаза, которые все светились беспокойством. Он невесомо погладил мою кожу большим пальцем и почти сразу одернул себя. Я чуть не задохнулся от его прикосновений, вот кто так мучает? — Алексеев, ты похож на еле живого котенка с улицы. К тому же дрожишь. Ты не заболел? — он с настойчивостью матери потрогал мой лоб и ахнул. Я вопросительно на него посмотрел. — Ты весь горишь, — он покачал головой и потянул меня в спальню. — Денис Викторович, да все в порядке, может и простыл немного, — я постарался сказать это как можно беззаботнее, а то он испугался словно я рожаю или умираю. Не знаю, что и хуже. — Немного? — холодно спросил он, — А ну-ка немедленно лег. Я растерянно опустился поверх пледа и ощутил приятную усталость. Надо же, я сам не заметил, как сильно измотался. Горло и вправду сильно болело, к тому же кашель с каждой минутой наваливался чаще и чаще. Вчера мы очень долго сидели на холоде, я весь продрог и не был бы удивлен, если заболел. Денис Викторович стянул с меня кофту, оставляя в одной футболке, на которой я теперь заметил пятно. Стало противно зябко. — Верните кофту, я мерзну, — возмутился я, но он с бескомпромиссным лицом надавил мне на плечи и заставил откинуться на подушки. — У тебя жар, тебе надо сбить температуру. Потерпи пока, не закутывайся. Учитель нежно погладил меня по голове и ушел в соседнюю комнату за аптечкой. Я с отвращением, оглядев богатый интерьер, осмотрел и свой внешний вид. На фоне его аккуратности моя выходная (от слова «выходной») одежда не шла ни в какой сравнение. Историк вернулся с большущим, не то что у нас дома, чемоданом и раскрыл его у себя на коленях, присаживаясь на край кровати. Он сунул мне градусник, попутно выуживая несколько пачек таблеток и внимательно читая инструкции. Я со вздохом стянул футболку и принялся измерять температуру. — Раздеваться было не обязательно, — улыбнулся учитель. — А может я вас соблазнить решил? — я приподнял бровь, хотя сам готов был скривиться от того, как ужасно это прозвучало. — Ага, поэтому пришел чуть живой и в мятой футболке. Я фыркнул, и пока Денис Викторович открывал еще одну упаковку, скосил глаза на градусник. 37.1, а прошла всего минута. Плохи дела. Больше я температуру не проверял, предпочитая с интересом оглядывать учителя, который ходил из угла в угол и говорил с кем-то по телефону. Звонок казался важным, и отвлекать его не хотелось, но и передержать градусник тоже. Я молча протянул ему стекляшку, когда подошло нужное время. — Да, и насчет поставок, о которых ты просил разузнать… Он остановился на середине фразы, нагло отключил телефон, прерывая беседу, и со злобным лицом направился ко мне. — Это что такое? — обращаясь ко мне, как к нашкодившему ребенку, он чуть ли не ткнул в меня градусником. 39.1. Удивительно, как я к нему в таком состоянии притопал. Да и не ощущал я себя настолько больным. — Простудился, кажется, — протянул я. — Кажется? — скептически поинтересовался он. Я не нашел что ответить и решил по крайней мере отложить свой разговор до того момента, как буду нормально соображать. Мало ли, ляпну ему с такой головой что-нибудь, потом разруливать придётся. Делать у Дениса Викторовича в таком случае было нечего, я решил поскорее смотаться. — Ладно, я тогда домой пойду, а то заражу еще, — смущенно пробормотал я, делая попытку встать с кровати. — Никуда ты не пойдешь в таком состоянии, — возразил он и настойчиво уложил меня обратно, — Давай хоть температуру собьем. — Ну ладно, — буркнул я, совершенно недовольный таким поворотом событий. Вот кто просил меня вчера мерзнуть до посинения? С другой стороны, друзья не подтолкнули бы меня действовать, и не сидел бы я сейчас у учителя дома и не краснел от его близости. Может, так даже лучше. Тем временем Денис Викторович принес с кухни воду и заставил меня выпить жаропонижающее. Без футболки я быстро продрог и захотел завернуться в одеяло. — Никита, ну я же сказал, что сначала надо температуру сбить. Не кутайся. У меня в квартире кондиционеры на тепло работают, тут жарко. У тебя озноб. Я немного обиженно откинул одеяло, хотя и был согласен с его словами. Лучше сначала от температуры избавиться. — Еще что-нибудь болит? — спросил Денис Викторович, который уже отметил мой кашель. — Горло, — оно действительно сильно разболелось от разговоров. Историк кивнул и достал какой-то спрей. — Ротик открой, — ухмыльнулся он, а в моей голове невольно всплыли воспоминания о том, как во сне он после этой фразы запихал в меня пальцы. Я вспыхнул, молясь всем богам, чтобы он не читал мысли. «Денис Викторович, я искренне надеюсь, что вы не настолько бесчестный» — про себя добавил я, чтобы в случае чего, ему тоже было стыдно. В итоге я молча открыл рот, и в горло мгновенно попала сладкая, немного обжигающая стенки жидкость с ароматом мяты. Я довольно облизнулся. — Подожди, дай-ка мне его посмотреть, — настороженно попросил учитель, придвигаясь ближе. Я задрал голову и широко развел челюсти, чтобы было лучше видно. Он обхватил мою голову и притянул на свет, внимательно осматривая воспаленные стенки. — Ладно хоть не ангина. Ты где так простыл? — спросил он, выпуская меня из цепкой хватки. — Вчера с Сашей и Павликом во дворе, — я ответил без энтузиазма. Говорить, что мы опять напились, не хотелось. — И что же вы там делали? — Вас обсуждали, — я сказал это с сарказмом, но на деле-то даже не соврал. — И что же вы про меня говорили? — он ехидно навис надо мной. — Что вы слишком близко ко мне наклонились, — я к своему собственному сожалению отодвинул его от себя. Так надо, а то крышу снесет и поцелую его. Я не за этим пришел. Он с улыбкой покачал головой и еще раз проверил мой лоб. Я старался не обращать внимания на холод, но тело само собой дрожало и требовало завернуться во все, что под руку попадётся. Денис Викторович видел мои мучения, но ничего сделать не мог, я все еще горел как печка. — Ты маму предупредил, что ко мне ушел? Я с опаской покачал головой. Эх, так и думал, что он разозлится. — Алексеев, я тебя к себе больше не пущу, — отрезал он, тут же набирая номер мамы. Ушел зачем-то в другую комнату, там с ней долго разговаривал. В одиночестве я наконец почувствовал, насколько мне плохо, и как сильно болят голова, горло и все тело в целом. Все кости ломило, глаза начали закрываться. Я откинулся на подушки и свернулся калачиком, пытаясь вобрать в себя как можно больше тепла. Заснул я крепким сном без сновидений, убаюканный приглушенным бормотанием учителя из соседней комнаты и собственным кашлем. Меня разбудил Денис Викторович, ласково перебирающий мои взмокшие волосы. Я представил, насколько отвратительно сейчас выглядел и захотел накрыться одеялом с головой. Кстати об одеяле, я был укрыт! Тонким пледом, правда, но все-таки. Значит, температура устаканилась. Я открыл глаза и тут же наткнулся на растерянный взгляд застанного врасплох историка. Он, немного стесненный, отодвинулся, но руку не убрал. — Проснулся? — Угу, — голос был хриплый, а еще ужасно хотелось пить. Денис Викторович это заметил (надеюсь, не с помощью моей головы) и протянул стоявший наготове стакан. Голова у меня уже почти не гудела, а вот горло нещадно саднило. Морщась, я сделал несколько больших глотков и отодвинул от себя воду. Пить было слишком больно. Денис Викторович покачал головой, снова легко провел по моему затылку и чуть настойчивее проговорил: — Тебе надо больше пить. Могу заварить чай, чтобы не так больно было. Я согласно кивнул и немного вымученно прикрыл глаза. Спать я больше не хотел, однако в темноте ощущал себя лучше. Историк не заставил долго ждать и когда вернулся, с кухни раздавалось шипение закипающего чайника. Он сосредоточенно ощупал сначала мой лоб, затем щеки и, наконец, шею. Я с тяжелой грудью и скручивающимися в узел внутренностями наблюдал за его большой горячей рукой, которая аккуратно, но уверенно ощупывала мою кожу. Еле удержался, чтобы не раскрыть глаза и не податься навстречу приятным прикосновениям. А болеть у Дениса Викторовича дома было вполне себе приятно. Я готов был застонать, когда мнимая ласка подошла к концу. — Жар вроде спал, но все равно померяй температуру еще раз, — он уже протянул мне градусник. Я послушно сунул его под мышку. — Ты как сам себя чувствуешь? Головокружение есть? — Не сильное. Горло только дерет, — хрипло ответил я и тут же зашелся в кашле, от которого першение лишь усилилось. Думал, все легкие себе выкашляю. — Понятно, — вздохнул историк, — Ну и что мне с тобой делать? — Любить, ценить, дорожить и увезти домой. — Неплохой список. Был бы ты еще на мертвеца не похож. Я тебя даже на машине в таком виде не хочу заставлять ехать. — А маме я что скажу? — Она не против, если ты у меня заночуешь, — подмигнул историк. Ну и что мне с ним делать? — Посмотрим, — высокомерно ответил я, в душе давно готовый остаться у него жить. Чайник отвлек нас своим свистом. Денис Викторович отошел на кухню и загремел посудой, затем вернулся и выхватил у меня градусник. — Сколько? — 37 с половиной. Пошли, на кухне попьешь, хоть очнешься немного. Я лениво скинул плед и с ужасом обнаружил себя в одних трусах. — Вы зачем меня раздели? — немного нервно усмехнулся я. — Действительно. Может, чтобы ты не вспотел и не перегрелся окончательно? Внезапно нахлынувшие переживания отошли в сторону и уступили место мурашкам. Без пледа я в момент замёрз. Учитель протянул мне уже знакомые шорты и чистую черную футболку, которых оказалось недостаточно, так что я закутался-таки в этот плед и потопал на кухню. Холодный пол неприятно морозил ступни ног, и особенно дискомфортно ощущалась плитка. Я устроился во главе стола, подогнул ноги под себя и в позе йоге грел замерзшие конечности. Мягкая ткань приятно окутала меня всего, а чай, который передо мной поставил Денис Викторович, терпко пах мятой и душицей, приправленных парой ложек меда. Сладкий напиток разогнал по всему телу тепло, и я с наслаждением откинулся на спинку стула. Денис Викторович сел рядом со мной и тоже понемногу пил кофе. Прям кофейный маньяк какой-то. Я отвел взгляд от учителя и с очарованием прислушался к перекатывающемуся звуку ударов капель о стекло, то и дело заглушаемому звонким громом. Я с удивлением отметил, что пока спал, на улице пошел настоящий ливень и судя по ударам, его дополнял град. Осень играла всеми своими красками. В темноте улиц различались только пару фонарей и периодически освещаемые молниями кирпичные стены соседних строений. Не будь я сейчас болен, с наслаждением распахнул бы окно и заставил длинные синие шторы трепыхаться и летать по всей комнате. Окна в квартире Дениса Викторовича просто идеально подходили, чтобы раскрывать их во время непогоды и с замиранием наблюдать за стихией. — Который час? — спохватился я, когда понял, насколько за окном темно. — Всего семь вечера. День становится короче, — пояснил историк, делая очередной глоток. От его кофе исходил пряный аромат корицы и теплого молока, который перебивал травяной запах моего чая. — Теперь мама точно разрешит остаться, — заметил я. — Да, в грозу я тебя никуда не повезу. Печенье будешь? Я покачал головой. Возможно, в меня и получилось пропихнуть кружку чая, который немного успокоил горло, но к пище я еще не был готов. — Так зачем ты приходил? — спросил вдруг Денис Викторович. — Давайте в другой… А хотя, ладно, — голова вроде на месте была и я спокойно мог излагать свои мысли, — Я хотел поговорить. — Все не уймешься, да? — Да, — ответил я совершенно серьезно. Учитель протяжно вздохнул. За окном послышался гром. — Ну рассказывай. — Я… ну… когда мы с вами говорили… я имею ввиду, тогда, у вас дома… — черт, растерялся все же. А так уверенно начал. Он неожиданно сжал мою руку в своей и тепло улыбнулся. Я ощутил прилив поддержки, и мне показалось, что говорить на самом деле не сложно. — В общем, я думаю, ничего не случится, если я попробую. Я готов к экспериментам в отношениях. И я никогда об этом не задумывался, но мне действительно нравится некоторая жестокость и… — я все же запнулся. — И? — совершенно спокойно спросил Денис Викторович. — И почему бы не попробовать это с кем-то опытным? К тому же, вы мне нравитесь, — на одном дыхании вытароторил я. — Алексеев, я уже несколько раз тебе отказал. Хватит. — Да почему?! — взорвался я, даже со стула вскочил, — В чем гребанная проблема? — Потому что ты мой ученик! Тебе и 17 нет! — перекрикивая меня ответил учитель. — Скоро исполнится, — я быстро перегорел, стушевавшись от его крика, сел на место и стал говорить тише. — Ну и найди себе кого-то своего возраста, — сердито буркнул историк. — Я что, виноват, что в вас влюбился, — прошептал я трясущимся голосом и тут же пожалел о сказанном. Мне было страшно увидеть его реакцию, так что я просто зажмурился. — Ну и дурак ты, Никита, — мягко заметил Денис Викторович, вздыхая. — Так вы согласны? — я с надеждой приоткрыл один глаз. — Алексеев! — мгновенно одернул он меня, — А ну прекрати свои пошлые мысли! — Это мои мысли пошлые? — я чуть не задохнулся от возмущения. — Да, — отрезал он. — Я не собираюсь встречаться с несовершеннолетним, — терпеливо добавил он, когда я снова глянул на него с немым вопросом. — Тогда я подожду. — С учеником тоже. Мне не нужны отношения с ребенком. Я не выдержал и с раздражением треснул чашкой по столу. Каждая фраза его отказа выводила меня из себя настолько, что хотелось разнести все в округе, а в первую очередь врезать ему самому. Внутри возникло желание не только рассказать, но и показать что я готов, что я взрослый, что меня можно любить, что я сам действительно влюблен, что я не ребенок. Я часто действовал по ощущениям и в этот раз отдался внезапному порыву. Не осознавая до конца, что делаю, я резко встал и наклонился к Денису Викторовичу, целуя в сжатые губы. Историк, кажется, ожидавший чего-то подобного, отодвинул меня за плечи, но не далеко, так что я все еще мог ощутить его дыхание и почувствовать, что бывает, когда ваниль с нотками корицы смешивается с призрачными древесными духами. — Очень по-взрослому, — хмуро отметил Денис Викторович. Я с широко распахнутыми глазами ожидал его последующих действий. Он сурово оглядел мой рот, внезапно приблизился и накрыл сухими губами, сминая мягкую податливую кожу, быстро двигая языком, проникая в меня во влажном поцелуе. Я не успевал вдыхать воздух в промежутки, потому что грудь словно сковали в тиски. Его язык переплетался с моим в сумасшедшем танце, он то посасывал, то прикусывал, то оттягивал раскрасневшиеся припухлые губы. Он не касался меня, только накрывал ртом снова и снова. Я мгновенно покрылся испариной. Он отстранился так же быстро и неожиданно, сквозь зубы шипя: — Ты меня в могилу сведешь, соблазнитель хренов. Я пьяно хлопал замутненными глазами, слушая свое ускоренное дыхание и быстрый пульс. — Так вы согласны? — хрипло переспросил я. — От тебя не отвяжешься, — неоднозначно махнул рукой Денис Викторович, но тут же развеял любые сомнения, — Только никакого секса до 18. — Чего-о? Я мгновенно встрепенулся и начал здраво соображать. Мысль о том, что он мало того, что согласился, так еще признался, что я его с ума свожу, я откинул и попытался сосредоточить внимание на последней его фразе. Если секса не будет до совершеннолетия, то нам придется обходиться одними поцелуями больше года. Перспектива такая меня не прельщала от слова совсем. — Так, — на повышенных тонах стальным голосом сказал Денис Викторович, — Отложить все разговоры и марш в постель. Там поговорим. Я послушно встал и, подхватив свою опустевшую кружку, направился к раковине. В ней не было посуды, так что я без задней мысли решил быстренько сполоснуть свою кружку и не засорять все вокруг. Стоило мне только включить кран и подставить чашку под струю воды, как за моей спиной оказался вновь недовольный историк. — И зачем ты ее моешь? — Я не шелковый, кружку вымою, не сломаюсь, — съязвил я, уже отставляя вымытую чашу в располагавшуюся над раковиной сушилку для посуды. — Женушка ты моя, — усмехнулся уже добрый Денис Викторович, целуя меня в шею и ставя подбородок на впадинку на плече. Биполярочка у моего историка. Я мигом разомлел от обвивших меня вокруг талии рук, но решил себя не выдавать и говорить максимально безразличным голосом. Слишком сильно меня от него ведет. — Уже твоя? — Посмотрим на твое поведение, — он щелкнул меня по носу. Больно, между прочим. Зато мой (ну, то есть, Павлика) план сработал, и учитель был соблазнен. Замечательная работа, Агент Алексеев. — Знаешь, вот я хожу и думаю, знаешь ли ты, что я тебе мысли иногда почитываю, Агент Алексеев? — нарочито сексуально шепнул мне на ушко Денис Викторович, когда мы уже пришли в спальню. — Денис Викторович! Ну ё моё, неужели не можете себя в узде держать? — я был скорее расстроен, чем зол. Ну правда, я ему доверять начинал. — Ой, ладно тебе, я шучу. Просто сейчас очень узнать захотелось, — примирительно ответил он, задумчиво проводя рукой по моей груди. К тому моменту я уже лежал на кровать, а он присел рядом. — Если вы будете меня так гладить, до 18 я не доживу, — фыркнул я, тайком сдерживая дрожь в голосе от его прикосновений. С виду даже получалось выглядеть равнодушно, — А насчет мыслей договоримся сразу — вы не лезете в мою голову, иначе встречаться у нас с вами не выйдет. — Ты мне еще условия ставить собрался, щенок? — пошутил он, но в его глазах я заметил нехороший блеск. Я сглотнул и попросил аккуратно: — Это действительно неприятно. Надеюсь, вы поймете. — Договорились. Я все равно этого почти не делаю. Не нравилось мне это «почти», но слова его обнадежили, и я облегченно вздохнул, а Денис Викторович тем временем поправил лезшую мне в глаза прядь, отводя ее подальше на затылок осторожным касанием руки. Бля, у меня определенно фетиш на его руки в моих волосах. — Итак, раз мы начали обсуждать, то давай до конца, — он принял официальный вид и вся его домашняя нежность испарилась, — Я не уверен, что тебе понравятся отношения сабмиссив/доминант, однако… — Мне все нравится, — возразил я. — Ты меня перебивать собрался? — он сказал это таким голосом, словно и впрямь был моим доминантом. Я потупил взгляд, и он продолжил: — Даже если тебе нравится порно такого рода, тебе не обязательно понравится испытывать это на себе. В таком случае я не против самых обычных отношений, — на этом моменте я удивленно вскинул брови, но решил смолчать, — И, повторюсь, даже не думай о сексе весь следующий год. Я сесть на 8 лет не хочу. — Вы действительно согласны целый год встречаться со мной просто так? — спросил я, когда понял, что его речь подошла к концу, — С каким-то десятиклассником, который сам напросился? Я понимал, что высказывался сейчас совсем не в свою пользу и мог все испортить, но я искренне не понимал как он мог согласиться на такие условия. Год без секса даже взрослому мужику будет в тягость. А что насчет его готовности на обычные отношения? Дело пахло нечисто. — Вовсе ты не какой-то десятиклассник, — словно малышу объяснял мне учитель, вновь оглаживая живот и руки тыльной стороной ладони, — А мой лучший ученик, который сводит меня с ума с самого первого дня. Сам охереваю, пардон за мой французский, от того, что происходит. Его слова приятно грели душу. Умеет же, подлец, расхвалить. — Но год это слишком, — снова попытался я, — И если вы боитесь за уголовщину, так я правда никогда в жизни бы на вас не написал. И все будет с взаимного согласия. — Дело не только в законе. Ты сам еще не готов. А если сделать это слишком рано, тебе же хуже будет. — Да чем хуже? — я снова повысил голос. — Успокоился, — пригвоздил он меня к кровати приказом, а затем с каким-то озорством наклонился ближе. Я с досадой обнаружил, что он перестал меня гладить и убрал руку. Зато я вновь чуял его запах. Меня можно официально вписать в ряды токсикоманов, ведь меня ведет от близости его аромата не хуже, чем от мартини. — Знаешь, отсутствие секса не помешает мне быть в наших отношениях главным, — вкрадчиво заметил он и резко завел мне руки над головой, вжимая в кровать. Перешагнув через меня, навис и вновь утопил в умопомрачительном поцелуе. Если наши отношения будут похожи на это, я скорее умру, чем выдержу год. На историка у меня неплохо стоял. — Ден-нис Викторович, — запнулся я, красный до кончиков пальцев и растерянный до потери ориентации в пространстве. — Какой же ты сладкий, — выдохнул он мне прямо в губы, и я видел, что он был также перевозбужден и разгорячен. Он сильнее вжался в меня, и я смог ощутить поджарый живот сквозь слои одежды, а также недвусмысленный стояк у него в штанах. Историк с придыханием выцеловывал мне щеки, шею, нос, прикрытые от наслаждения веки. — Блин, так давно хотел с тобой это сделать, — шепнул он, разводя мои ноги одной рукой. Я податливо выгнулся и подался ему навстречу, немного напоминая себе шлюху. Плевать, главное что он забыл о своих предрассудках и прислонился ближе, сбивая все мозги в клочья. Он был нежен, но одновременно строг. Не давал обхватить себя руками, заставлял лежать и подставляться под его до боли в кончиках пальцев нежные поцелуи и ласки. Я настойчиво вжался в него пахом, требуя большего и, кажется, даже постанывая, но тут он остановился и встал с кровати. — Бля, только не говорите, что уходите, — простонал я, с мольбой поворачивая к нему голову. Этот монстр только улыбнулся и с тяжелым от возбуждения дыханием утопал в ванную. А мне как он прикажет быть, собаки дикие его сожрите? Разгоряченный, обиженный на весь свет и на Дениса Викторовича в частности, уставший, неудовлетворенный, с больным горлом, я свернулся калачиком уже не от холода, а от утомления. Все кости продолжали ныть, а суставы особенно неприятно зудели. Шея жутко затекла, сколько я ее не разминал, ощущалась тянущая боль. Я почувствовал вновь накатывающую температуру, жар липкой пленкой обступал мой организм и заставлял потеть даже под совсем тонким пледом. Я раскинулся и тупо перебирал простынь рядом с собой, изнывая от стекающего с меня градом пота. А Денис Викторович там долго, однако. Мое собственное возбуждение уже давно спало, еще когда температура только начинала повышаться. Когда историк вернулся в комнату, я как раз сделал попытку подняться с постели и налить себе воды, однако в глазах помутнело от резкого подъема, и я мешком рухнул обратно. Денис Викторович суетливо подбежал ко мне и уложил обратно, сам принес воды. Снова сунул градусник. — Тебя и на минуту нельзя оставить? — устало поинтересовался он, когда я залпом допил всю жидкость. Я отрицательно качнул головой и снова попытался сесть, за что меня тут же грубо пришпилили к подушке, надавив раскрытыми пальцами на лоб. А на меня вдруг накатила волна непомерной любви и я лежал и глупо улыбался, вглядываясь в серую дымку его глаз, подернутую щепоткой морской волны. — У тебя горячка? — хохотнул он, — Чего лыбишься, что я тебя об кровать головой долбанул? — Не, что ты теперь со мной, — беззастенчиво ответил я и улыбнулся только шире. — Ты поменьше радуйся, — усмехнулся он, но видно было, что мои слова его тронули, — И никаких «ты». — Это еще почему? Правила игры? — Нет, ты просто мелкий слишком, — с садистским удовольствием протянул он, а потом коротко чмокнул в лоб, вынимая градусник. — 38, надо сбивать. Потом спи, окей? — А вы где спать будете? Он мигом просек мой намек и задумчиво прикусил губу. Достаточно долго стоял неподвижно, с подозрительной улыбкой оглядывая меня, и, решив что-то свое, наконец согласился лечь со мной. Жаропонижающее сработало на удивление быстро, так что меня отпустили сходить в душ. Он даже мне щетку новую выдал (вторая новая щетка за день, да я жгу) и белье чистое. Странно, что у него размер мой нашелся, кстати говоря… Я забрался к читавшему книжку в мягкой обложке историку и мигом подлез под теплое одеяло, закутываясь в него как в кокон. В квартире стояла жара и духота, так что несмотря на продолжавший идти дождь мы открыли окна и впустили немного свежего воздуха перед сном. От этого комната наполнилась свежей прохладой, но свежесть от холода ещё не спасала. Денис Викторович возмущенно замычал, когда я стянул все одеяло на свою сторону и, дочитав страницу, заложил закладку, откладывая книгу. Недовольно зыркнул и принялся тянуть одеяло на себя, в ответ на что я только сильнее закутывался. Скоро это переросло в шуточную драку, после которой мы в конец выдохлись и решили, наконец, лечь спать. Учитель выключил свет и придвинулся ближе, обнимая меня со спины и перебирая мягкие прядки волос, доставляя неимоверное удовольствие. — Ты как кот, — прошептал он. — Мяу, — шутливо отозвался я и подался головой навстречу нежившим меня пальцам. Он зарылся в мою шею и шумно вдохнул, буркнув в ухо, что от меня пахнет его мылом. Еще бы, я только из душа. — Кстати, — тоже шепотом позвал я, ведомый интимностью обстановки, — Откуда у вас одежда моего размера? Я не вкладывал в этот вопрос ничего серьезного, задавал от балды, но он разом как-то напрягся и вытянулся у меня за спиной. Даже поглаживать перестал. Последовала долгая пауза, во время которой, я думаю, его ломало между горькой правдой и сладкой ложью. Если честно, в глубине души я всегда предпочитал второе. Случай был не тот. — Это от моего бывшего.