В одну сторону

Незаметно подкрадываются праздники. Ещё вчера серый и невзрачный город покрывается сотнями рождественских огней. А Билл сидит на карусели, на детской площадке, и пьёт виски, который «случайно» свалился с полки в баре к нему в рюкзак. Смотрит куда-то мимо косо поглядывающих на него прохожих. Уходит только когда выбегает бабка из подъезда и начинает кидаться в него снегом, угрожая копами. Да что не так с этим миром, думает Билл. Сидит, никого не трогает, а его прогоняют, потому что этот двор, видите ли, «частная собственность». Живёт себе спокойно, работу нашёл, а потом понимает, что влюблён в лучшего друга. Как это называется, если не сумасшествие? Ладно, может «влюблён» слишком громко сказано, просто чувствует необъяснимую симпатию, которую не чувствует, скажем, к Бобу. Плохой пример. В общем, Билл всячески пытался искоренить в себе это чувство, жить как прежде, но с каждым днём всё больше убеждался в том, что это именно оно. Вот он заходит в душ, а через какое-то время льёт себе на голову кетчуп, потому что Гум опять оставил его на месте шампуня на пару с наггетсами. И вместо того, чтобы вспылить, он берёт бутыль в руки и понимает, что не против. Гум побеждает его в Соник Мании, а Билл ловит себя на мысли, что мог бы сходить за пивом и просто так. Он чувствовал это каждый раз, когда Гум встречал его ночью после смены, чтобы досмотреть тот сериал вместе. Каждый раз, когда они лежали на футбольном поле, пили и вели задушевные беседы. Каждый раз, когда Билл понимал, что нет никого, кто бы знал его лучше, чем Гум. С ним ему не приходилось притворяться кем-то ещё. И, похоже, из-за этой херни ему придётся всё это потерять. И тут Билл подумал, а что если Гум никогда не узнает? Появился небольшой просвет надежды. Ведь, может быть, когда-нибудь оно утихнет? Так Билл решил, что заберёт это нечто с собой в могилу. Или просто подумает об этом пару лет позже. Пока однажды не произошёл интересный случай. Быть бомжом в зимнее время — не самый выигрышный вариант. Ты ходишь в лёгкой осенней куртке и кроссовках в самый низкий минус, а потом грудь разрывается от кашля на всю квартиру. Гум заставляет звонить Дженсону и говорить, что Билл берёт больничный. Жар прибивает к постели на целую неделю, а он почти всё время спит, изредка просыпаясь, чтобы что-то посмотреть с напрочь заложенным носом. И от потерянной морали опять уснуть. Когда Гум уходит на работу, перед этим положив ему на лоб ледяную ткань, которая вроде как должна спасать от жара, Билл отбрасывает её в сторону, поднимаясь с постели. Тело ломит, а он будто чувствует, как антитела внутри борются за его существование. Так долго болеть нельзя, думает Билл. Ледяная водка в холодильнике вышибет клин клином, а запылившийся кодеин в одной из кухонных полок казался спасением их этого ада. Похоже, он переборщил с таблетками. Похоже, мешать наркоту с алкоголем в температуру — не лучшая идея. Потому что спустя несколько часов он всё ещё лежал на кухонном полу. Потому что размытым зрением видел Гума, который уложил его голову себе на колени и, кажется, говорил с кем-то по телефону. Потому что Билл никогда не сможет объяснить, зачем сказал следующее: — Чувак… я люблю тебя. Гум в спешке отбрасывает телефон в сторону и тащит его к постели, попутно говоря: — Тогда можешь не сдохнуть сегодня? — с придыханием. Билл заторможенными движениями пытается помочь Гуму донести себя, а когда ложится, берёт его за руку, и без труда и задней мысли произносит: — Нет, я серьёзно — я люблю тебя. Гум, казалось, был в полном замешательстве. Слегка усмехнулся и ответил: — Я тебя тоже, бро. Но Билл продолжил: — Нет, ты не понимаешь. Я хочу повторить. Вообще быть с тобой хочу. Всегда, — он чувствовал, как его рубит. Прежде чем вновь отключиться, Биллу показалось, будто Гум сильней сжал его руку. И, Господи, лучше бы он тогда умер на месте. Потому что когда его откачали, и он проснулся на больничной койке с иглой в вене, всё что он помнил из этого трипа — это самое ужасное признание в любви вообще в мире. Если уж наступать на мину, то можно было хотя бы сделать это менее убого, думает Билл. Вошедший в палату врач произносит усталое «опять ты» и выписывает его. Прописывает кучу антибиотиков, о которых Билл забывает спустя пару дней.

***

Рождество проходит отвратительно. Гум проводит канун в Ванкувере, Боб непонятно где шляется, а Малд навещает свою маму, поэтому Билл оказывается на вечеринке в тридцать втором, где весь вечер проводит с пьяными неудачниками. Обычно его не напрягает одиночество, но сейчас, когда вокруг грёбаное Рождество, он чувствует себя по-настоящему одиноким. В последнее время Билл думал только об одном. Не получалось этого не делать, Гум, кажется, сам ещё не отошёл от случившегося. Потому что если отвечать на вопрос «как можно жить вместе и видеться два раза в неделю» ответом будет «Гум может». Ссылается на случайность, ну и ладно. У Билла, похоже, после передоза повысился болевой порог. Он только проводит рукой по лицу в отчаянии и думает, что за всю жизнь научился только разрушать. — Почему ты выглядишь так, будто тебя только что бросила девушка? — звучит откуда-то справа. Билл сидел за барной стойкой уже где-то час и только в этот момент замечает, что рядом с ним сидела горячая блондинка. Усмехается над сказанным, сжимая в руках бутылку пива. — А может, так и есть, — он посмотрел на неё. Та недолго думая тянет: — Наверное, компания не помешает? Билл тяжело вздыхает, но не сопротивляется, когда девушка начинает гладить его по руке. За всё время работы в этом месте к нему нечасто подсаживались, разве что проститутки. Правда, однажды за такой намёк он получил смачную оплеуху. Однако какая девушка в канун Рождества подкатила бы к нему в баре? Но сейчас ему было всё равно, была ли та на работе или искренне хотела переспать. — Как, говоришь, тебя зовут? — А я ничего не говорила, — она смеётся. Но отвечает. — Мелисса. Билл сдерживается от смешка, а потом они разговорились. Точнее, она говорила и изредка что-то спрашивала. На какое-то время беседа даже отвлекла его от гнетущих мыслей. Она заказала бутылку вина на двоих, но Билл, скривившись, взял себе скотч. Наверное, выглядело так, будто он хотел её напоить. — Итак… что планируешь на будущее? — внезапно спрашивает Мелисса. Билл приподнимает брови и всерьёз задумывается. При таких странных вопросах он всегда пытался незаметно ретироваться. Но сегодня он застаёт его врасплох, потому что жизнь одним днём привела его в… сегодня. — Наверное, путешествовать, — говорит одну из самых банальных фраз. Мелисса хмыкает. — И куда бы ты хотел поехать? Этот вопрос ему нравится больше. Взгляд падает на так и недочитанную им книгу на одной из настенных полок. В голове на секунду переносится в тот самый день. Больше всего бы он хотел вернуться во времени. Игнорировал тот факт, что, скорее всего, ничего бы не изменилось. Пришлось бы выбирать — уничтожить город или свою жизнь. После этой мысли Билл осознал, что под алкоголем становится слишком драматичным. — Монако, — он находится с ответом. Девушка начинает восторженно рассказывать об истории, приключившейся с ней там, а Билл слушает вполуха. Потому что со скрипом принял то, что ничего уже не исправить, а двигаться можно только из нынешней точки. И как раз в этот момент додумался до, наверное, лучшего, что он мог сделать на тот момент.