Так даже лучше.
или
Ты мне еще больше нравишься. И не улетишь никуда… с таким животиком.
Если и ходить некогда слишком шустрой фее (она любила ускользать, куда не надо, как гибкая маленькая змейка, прежде чем он успевал заметить) стало тяжело. Переваливаясь и отклоняясь назад, чтобы удержать равновесие, так… странно и трогательно. И очень хорошо. Совсем не проблема, он рад ей помочь, взяв на руки — и заодно прикоснуться, прижать к себе и плотно сомкнуть ладони на теплом тугом животе, чтобы ощутить растущее внутри дитя так же, как она. И сладкий цветочный запах пушистых волос на затылке, бездумно счастливый, как сны нерожденного. А ходить непонятно куда без него и вмешиваться… в то, чем ей незачем заниматься, не нужно. Крутая темная лестница и вонючие орки не для чувствительной беременной феи, тем более настолько… сильно беременной. Пусть лучше полюбуется своими цветочками и зверюшками. Всем, что ее восхищает.
И тобой.
Она это сказала, и на самом деле подумала… он не мог не убедиться, заглянув в сознание. Что она не шутит и не лукавит, чтобы сказать что-то приятное, как положено добросердечной фее.
Фея природы лучше знает, на кого из любимых живых созданий стала похожа ее походка. Он никогда не интересовался ими, и этой стороной жизни… жизнью, или настолько давно, что воспоминаний не осталось. Но не станет спрашивать. А то Флора опять решит, что он над ней смеётся, расстроится и будет плакать. Хотя ему совсем не смешно… в обидном для неё смысле. И никогда не было, почти. Она сама это придумывает непонятно почему и огорчается. А… трудно объяснить, в каком и что он чувствует.
И не помнит, что именно ей сказал, а что только подумал, и не вспомнил бы о ерунде. Флора постоянно испытывала его терпение в последнее время… пыталась. Ее эмоциональные вспышки и глупые вопросы не то, что может всерьез разозлить. Только вывести из себя, иногда. Чаще хотелось недоуменно пожать плечами или вовсе улыбнуться. И сегодня тоже. Он выбросил маленькое недоразумение из головы почти сразу. А чтобы Флора не расстраивалась, решил наконец подарить ей кольцо — то, о котором она так много думает.
И о свадебной церемонии по обычаям Магикса… от ее путаных мыслей о ней голова начинает не только болеть, но еще и кружиться. И колье с подвесками в форме листьев и цветов — от такого фея природы не откажется. И может быть, даже перестанет мечтать о многоярусных белых тортах, сплетенной из одуряюще пахнущих растений беседке и заставляющей целоваться по команде, слушать глупые речи, танцевать и бросать букеты толпе отвратительных светлых бездельников… гостей. Хочется надеяться, что ведьмы их всех поубивали за прошедшие годы. Это не спасет темных тварей, разумеется, но он был бы признателен.
И только успел порадоваться, что решил проблему, как у нее что-то случилось — всплеск чужой… ее боли и отчаяния физически ощутимо обжег изнутри. Сам собой, он даже не пытался насильно проникнуть в ее сознание и проверить, не задумала ли неугомонная фея какую-нибудь опасную глупость. Было не до этого… пока. Флора не смогла или не захотела спрятаться за своим дурацким ментальным щитом. Сердце феи и ребенка забилось пугающе часто и неровно, как от бега по лестнице, и это не думало проходить. Ей срочно нужна помощь и восстановление сил. Непонятно почему — никто не может попасть в Ангбанд без его ведома и напугать ее или навредить. А кому положено здесь находиться, не смеют и подумать о таком.
Она, кажется, обиделась на него сегодня… так забавно. Но не настолько же сильно. Флора была расстроена, когда он уходил, но ее тело и дух были в порядке — сердце не болело и дыхание не сбивалось с ритма. Просто злилась на него, как умеет, — то есть почти никак. За то, что он неудачно ответил на вопрос, желает ли ее, как раньше. Когда ее формы так сильно округлились… и вызывают еще большую, извращенную страсть. Особенно грудь, она была прекрасной и совсем не маленькой всегда. Слишком… выдающейся для скромной феи-девственницы. Могли бы вызвать, если не думать про их дитя и не чувствовать биение еще одного сердца.
И какая она нежная и невинная — была и осталась несмотря ни на что. Даже сейчас… особенно сейчас. Когда вот-вот станет матерью и переполнена любовью и светом… почти невыносимо ярким. Налившейся молоком для их сына, или дочери восхитительно пышной груди хотелось касаться, как прежде, и с совсем иными мыслями.
Что он в связи с этим чувствует, объяснить трудно, но точно не желание найти других стройных девушек, как она придумала. Это совсем не то. Как раньше действительно не желает, но так и должно быть. Ей просто тяжело и опасно… отвечать прежним желаниям. И не нужно, пока их дитя не родится, уже совсем скоро. Об этом приходится себе напоминать, чтобы не увлекаться.
Надо было сказать это как-то по-другому или промолчать? Проклятье. Мелькор раздраженно сжал в ладони податливо хрустнувшую рукоять собственного меча. Ничего более подходящего, чтобы сорвать накопившуюся злость, на глаза не попадалось. Орки трусливо разбежались, попрятавшись в лишь им ведомые щели, а время встретиться с ведьмами еще не пришло. Пора уже это исправить, пауза томительно и раздражающе затянулась. Отдать Лилис и ее сестрам обещанное, как они заслуживают. Чтобы застряло стальным клинком в горле. И тогда он сможет быть спокойнее и терпеливее… с той, которую совсем не хочется обижать. Разобраться, что она думает и хочет от него, и объяснить — очевидное, но не для юной цветочной феи из Магикса. В этом все и дело, наверное.
На непонятные и странные глупости, что приходят ей в голову, трудно придумать подходящий ответ. Даже когда есть время и возможность для таких раздумий. Вот и сегодня получилось что-то не то… не просить же ее заранее подсказать ему нужный вариант? Какой хочется услышать.
«Она подурнела из-за беременности и уже не нравится ему?»
Он не все готов сказать, конечно, но на такие вопросы — все, что угодно. Это прекрасно решило бы проблему и порадовало… ту, которой не нужны другие подарки. Украшения — не способные сравниться с ее красотой, но… Жаль, что она не желает носить то, для чего не найти лучшего применения. Валинорские самоцветы и золото созданы, чтобы сиять на ней, даже в подземной тьме, а не пылиться в обитых железом сундуках. И на ее любимом залитом полуденным солнцем берегу тоже. Тогда смотреть на них станет особым видом удовольствия. И знать, что камни никуда от него не денутся — так же, как и она.
Флору радуют только цветы и другие растения… лишь одно кольцо она точно не откажется принять и носить. Этого обидно мало, но прекрасно. Он не собирается делать кольцо для нее из цветов, или… пластмассы, как ее оставшаяся в Магиксе детская бижутерия (отвратительно — непонятно, что это такое, и понимать не хочется), пусть даже не думает. Только золото и самый большой и красивый самоцвет. Один из тех, что она отдала ведьмам, подошёл бы идеально… как же жаль.
Не может же Флора настолько ничего не понимать… в последнее время это у неё почти прошло. Возможно, она все-таки шутит, играет с ним — понять это и должным образом поддержать удавалось далеко не всегда. Флора все же… так не похожа ни на что. И от ее мыслей сразу начинает болеть голова и путаться собственные, почти всегда. Прекрасной фее гораздо легче скрыть от него что угодно, чем ей кажется, зря она обижается.
И так переживает из-за того, что он с ней не согласился и невежливо ушел? Вообще-то, наоборот, это было самое вежливое, что он мог ответить. Только снова портить ее дверь не стоило. Слушать о правилах семейных отношений в Магиксе (так, кажется) и счастливой жизни ее родителей не было никаких сил. Пока. Может быть, потом он подумает об этом… и они поговорят более спокойно. Или она всерьез расстраивается, что больше не нравится ему, потеряв прежнюю стройность? Он думал, что это странная шутка — из тех, что не стоит пытаться осмыслить. Немыслимо глупо, словами не передать. Но ей очень плохо, как никогда еще не было. Если не считать первых часов после освобождения из Облачной башни. И не только ей.
А ему просто хочется верить, что ничего страшного не произошло… хотелось. Потому и думал о еще больших глупостях, чем обычно приходят в голову ей. Сердце тоскливо сжалось, когда пострадавшая от недавнего недоразумения дверь неохотно распахнулась и проклятый рубец на запястье напомнил о себе. Розово-зеленая комната с цветами-светильниками и шелковыми портьерами всегда помогала о нем забыть, до сих пор. И ее хозяйка. Она обычно ждала его, расчесывая волосы у зеркала, или в мягком светло-лиловом кресле. А не стоя у окна — в последнее время у нее болели ноги и поясница, а виды Ангбанда прекрасная фея не любила никогда.
— Ты… О! Что ты хотел? — Флора попыталась вымученно улыбнуться, но лишь слегка скривила подрагивающие губы. Пряча не вспыхнувший привычной радостью взгляд… или теплый лучик погас, едва родившись. Неполученная ласка уколола глупым, неуместным огорчением.
И замерла неестественно прямо и неподвижно, словно у нее что-то болело и даже старалась реже дышать. Не словно, он чувствовал… и почувствовал бы снова, но насильно проникать в сознание измученной и огорченной феи не было нужды. Пока, если она не откажется рассказать все добровольно, не пытаясь обмануть.
— Тебе больно?
Последнее, что он ожидал услышать. Блестящие от слез зеленые глаза наконец встретились с его, вспыхнув сочувствием и живым горячим беспокойством. Как к попавшему в силки зайчонку или сломанному цветку… почему это мучительно сладко, каждый раз все больше? А не обидно.
Мне?
Флора постоянно волновалась и заботилась обо всех, даже об орках. И о нем, разумеется, больше всего. Но чтобы сейчас… Прежде чем он сам успел среагировать на обжегшую правое запястье боль, скорее подло неожиданную, чем сильную, Флора заметила исказившую лицо гримасу… или почувствовала, как чувствует боль созданий природы. Хотя он вряд ли относится к ее дорогим питомцам.
Проклятье!
Такой жгучей, словно рука оказалась в огненном кольце, боль от неосторожно принесенной клятвы еще не была. Невидимый костер, лишь лизнув кожу поначалу, разгорелся всепожирающим пламенем. Он пришел не для того, чтобы искать у нее поддержки и спасения от сводящих с ума огненных укусов… но нашел их. Как прежде, и всегда найдет. Пока она жива.
Флора сделала шаг навстречу, держа спину также напряженно и чуть пошатываясь, и развела руки в стороны. Остальные разделявшие их шаги он поспешил преодолеть сам, не очень помня как. Чтобы не дать ей споткнуться — фея еле держалась на ногах от чего-то сжирающего ее изнутри — и вновь ощутить сводящее с ума живое тепло.
— Мне не… — досадливо отстранить ее, чтобы не показать слабость… и что ему нужна помощь маленькой слабой феи, а не наоборот, не получилось. Мелькор прикусил губы и закрыл глаза от разлившегося по коже, и глубже, шелково-воздушного удовольствия. Еле ощутимых касаний нежных невесомых крылышек — бабочек или фей. Живое кольцо мягко обтекло безобразный магический рубец, стягивая воспаленные края щекочущей прохладой. Быстро прошептав что-то, не дошедшее до сознания — одно из выученных в Алфее заклинаний, или он просто отключился — Флора обняла его за шею, прижимаясь всем телом. Насколько смогла, инстинктивный порыв плотно притиснуть ее к себе пришлось сдержать и аккуратно сомкнуть руки на поясе, чтобы не давить на живот. Шутить, что их почти не хватает, он не будет. Но что это пришло в голову, удивительно, — не нужна помощь.
Нужна… но это неважно, и могло потерпеть. Облегчение от отступившей боли разошлось внутри волной бездумного удовольствия, позволив все забыть. На миг, в который можно согласиться бросить все и ото всех бежать, как она просила в накрывшем под утро кошмарном сне. Будь это возможно.
— Это из-за твоей клятвы? Может быть, теперь…
Все закончится? Нет, и ему тоже жаль.
Ее пыльца… или заклинание излечила боль, но не сняла заклятие. Оно осталось по-прежнему ощутимым рубцом от пореза. Флоре не нужно было этого знать… не только потому, что она носит под сердцем его дитя. Просто не нужно, как и многое другое. Он не сказал ей и не собирался говорить. О том, что придется сделать, иначе…
— Ты убьешь… нашего сына? И поможешь Ведьмам Прародительницам погубить Магикс? Ты это им пообещал… я знаю.
Помоги нам вернуть утраченную силу… как когда-то помогал. Помнишь? И создать новых монстров, сильнее прежних. А если этого окажется мало — сам убей тех, кто нам мешает. И мы отдадим тебе девчонку.
А что ему еще оставалось делать? И ей стоило… хотя бы не упрекать его и не смотреть, как на одного из них. Опять. Из них? Мелькор потер глаза рукой, словно по-человечески бесполезный жест мог прогнать неприятное видение. Или хотя бы помочь собраться с мыслями. Кружащийся водоворот ледяных осколков взметнулся к украшенному цветочным принтом потолку, обдав не иллюзорным холодом. Рубец от ножа Лилис налился свинцовой тяжестью, стягивая руку тугой петлей.
— Да, и все ради чего? Доволен сделкой, или не отказался бы… оформить возврат?
Издевательский хохот глухо отразился от увитых плющом стен — растения Флоры наконец пригодились, не дав ему разлиться хрустально звонким эхом. Станет смерть Белладонны нарушением клятвы, или лучше найти проклятой ведьме другое применение? Ее темные умения могут помочь… и Белладонну будет трясти от злости до конца ее дней. Если он не настанет сегодня.
— Но его не будет, не мечтай! Отдай фею оркам, если надоела. Сажает гадкие цветочки, выносит мозг и отвратительно растолстела. А ребенок возненавидит тебя, когда вырастет, как и первый. Они всегда… ненавидят нас.
Флора приглушенно вскрикнула и отшатнулась, зажимая уши руками. От невыносимо дребезжащего звона сосулек… или злые глупости опять ранили ей сердце. Сумасшедшая сука нарушила планы сестры, явившись за ним… или все идет, как задумано Лилис?
— Ты ничему не учишься, Белладонна. Или любишь пожестче, да?
Он бы с удовольствием… не оставил от ее тела ничего, кроме беспомощно трепыхающихся ошметков плоти. Но не при Флоре, проклятой ведьме повезло. Они займутся этим в другой раз.
— Конечно. — Белладонна облизала губы, поедая взглядом прижавшуюся к стене фею и нерожденное дитя. Льдисто-голубые глаза ведьмы почернели от предельно расширившихся зрачков… голодная тьма хаотично пульсировала, сходя с ума от близости добычи. — Пора дать нам, что пообещал. Или ты отказываешься?
— Нет, пожалуйста! Лучше отдай меня… им назад! И…
Не надо было забирать, за это.
Недосказанные слова застыли в насыщенном растительными ароматами воздухе, не сумев обидеть. Все верно, он хотел ее для себя… чтобы прекрасная фея летала, расправив ажурные розово-зеленые крылья, ласково улыбалась и обнимала его. А не стала… кровавыми обрезками после пыток Белладонны. И не отдаст… тем более это ничего не изменит. Белладонна закрыла рот, натолкнувшись на его взгляд, и лишь истерично расхохоталась, запрокинув голову.
— Пошла вон, ты… — пальцы сомкнулись на горле все еще сдавленно хихикающей ведьмы с болезненно острым удовольствием, — я…
«Разрываю ваш проклятый договор!»… Но он не станет жертвовать всем и всеми ради проклятого Магикса, сразу и без надежды. Что бы ни думала Флора. Она не может желать погубить не успевшего родиться ребенка. И себя. Скрипнув зубами от не нашедшей выход злости, Мелькор выбросил ведьму в коридор, окончательно сломав многострадальную дверь.
— Все будет хорошо, не надо так! Ты же верила мне…
Еще сегодня утром. Сейчас некогда оправдываться и объясняться. Мелькор поднял Флору на руки — она опустилась на пол, обхватив колени руками и бессмысленно глядя прямо перед собой. Словно силы и сознание оставили ее, или…
— Нет! — Мелькор чуть не выронил дергающуюся от боли фею, глядя на пропитавшие мягкий бежевый ковер кровавые пятна. Подол зеленого платья потемнел, став противно мокрым и липким на ощупь. Ей еще рано рожать, и это не должно быть так… наверное. — Что тебе поможет, скажи?
Силы природы… как она всегда говорила. Если бы кровь не лилась так сильно, их одних может не хватить. Проклятый эльфийский профессор должен знать, что делать — или очень постарается придумать. Флора пронзительно вскрикнула, извиваясь от скрутившей изнутри боли и чуть не скатилась на пол с окровавленного покрывала, едва он перестал удерживать ее в центре кровати.
— Господин? — Белладонна предусмотрительно замерла на пороге, глядя с почти прежним подобострастием. — Ты…
Да, Белла гораздо сообразительнее орков, и умеет летать. И сделает, что он просит — из извращенного любопытства и по привычке. И кое-что ещё, если понадобится.
— Приведи эльфа из Магикса… Палладиума, быстро!
Как можно быстрее, или сдохнешь раньше времени.
***
— Мне нужен мой… ее смартфон с медицинским сканером. Чтобы проверить.
Проклятый бестолковый эльф — благодаря Флоре ее профессору жилось гораздо лучше, чем он заслуживает — мялся и мычал что-то невразумительное. Про пери… какой-то там центр, где лекари Магикса могли бы ей помочь. Только на ужин для орков и годится, с такими советами.
— У нее отслойка плаценты. Флора быстро умрет, если не остановить кровотечение. И ребенок, от гипоксии. Если тебе нужен только он, то можно…
Палладиум предусмотрительно осекся, лишь прозрачно намекнув на возможность ее распотрошить, достать дитя и похоронить остальное. Или отдать оркам, благо они вечно голодные и небрезгливые. В отличие от старающегося не запачкать руки и свой бесценный гаджет эльфа.
Да, мое дитя, спаси его, пожалуйста! И не губи наш мир… обещай мне.
Он уже устал обещать и не в силах это слушать. Лучше ей поспать… пока. Заклинание заморозки — ведьму дико перекосило от того, что ей пришлось проделать — помогло остановить кровотечение. Сила льда Белладонны не подвела, и дрожащая от невыносимого холода и кровопотери Флора смогла прийти в себя. Осталось только испытать целительную силу природной магии — если бесполезные цветочки и яблони у озера правда помогут, он согласится их поливать.
— Твое поганое зелье может… помочь ей поскорее родить?
Если отправить Флору в больницу Магикс сити невозможно, нужно что-то придумать здесь. Палладиум, прежде чем улизнул со смартфоном, как крыса, улучив момент, честно провел свое исследование. Медицинское приложение рекомендовало скорейшее родоразрешение, чтобы схватки не были долгими, и вспомогательные манипуляции. Слушать, что это такое, под сдавленное хихиканье Белладонны было невозможно. Но он все понял и попробует, если сил природы окажется недостаточно.
— Да, разродится почти сразу. — Белладонна улыбнулась от лишь ей понятного удовольствия. — Мы даем девкам абортивное зелье, когда не хотим ждать… а ребенок в животе уже большой. И подойдет для ритуала. Хотя вырезать его ножом быстрее, и приятнее.
— И ребенок родится живым? Отвечай! — Еле справившись с желанием ударить ведьму, Мелькор сильно потряс ее, схватив за плечи.
— Конечно… — Белладонна томно зажмурилась, словно его грубые прикосновения или воспоминания о любимом удовольствии лишь порадовали ее. — Зачем нам мертвый? Жертва должна быть живой… здоровой и крепкой.
Флора ужасно расстроится, что пила столь темное зелье. Но если умрет вместе с ребенком, то огорчится еще больше. И главное — он огорчится.
— Сначала мы испытаем его. И если ты наврала… — Мелькор вырвал из руки ведьмы флакон с вязкой черной жидкостью, сломав покрытый лаком острый ноготь. От коварной суки можно ожидать всего, и тогда он хотя бы отведет душу.
— Да! — с придыханием, словно ее пригласили на свидание мечты, согласилась Белладонна. Ее зрачки вновь дико расширились, пульсируя в холодной глубине, как жадно бьющееся сердце: — Тут есть подходящая девчонка, среди орочьих пленников. Я чувствую. Ей рано рожать, но плод уже вырос и проживет… какое-то время.
***
А ребенок возненавидит тебя, когда вырастет, как и первый. Они всегда… ненавидят нас.
Почему-то ему кажется, что Белладонна права, на этот раз. И даже почти не издевалась. Найти нотки горьковатого сочувствия в словах безумной любительницы жертвоприношений — это предел. Трезвости рассудка или чего-то еще. После того, что невозможно описать никакими словами. Ни одного из существующих, мертвых и еще не придуманных языков. Как он помог ей родиться — все оказалось не так просто, как обещала Белладонна, — перепачкав кровью руки по локоть. И сделать первый вздох, очистив горло и нос от кровавой слизи.
— Правда? Ты будешь… ненавидеть меня? Как и твой брат.
И твоя мать, снова.
Как же он от этого устал. Если Флора узнает — от Белладонны или кого-нибудь еще, что он сделал. Чтобы маленькая темноволосая (или ее волосы еще посветлеют, как у матери) фея появилась на свет и возилась сейчас у него на руках, беспокойно тыкаясь носиком и чмокая губами. И сама Флора спала крепким сном под яблоней, набираясь сил. Мелькор тяжело вздохнул, глядя невидящим взглядом на прочертившую озеро темно-красную полосу заката. Тяжелые и неприятные дела наконец кончились, осталось только совсем непривычное. Окунуть новорожденную дочь в воду Митрима, чтобы смыть засохшую кровь и слизь. И познакомить со светлыми силами природы… Флора хотела сделать это сама, но неожиданно крепко заснула.
Оставив все самое трудное ему. Непостижимо маленькое и хрупкое создание могло выскользнуть из рук, как рыбка. И сжать его… ее крепче было еще страшнее. Он не для того сделал вот это вот все, чтобы случайно убить полученный приз. Который отдаст матери, уже почти сейчас, и неизвестно, что будет дальше. Вряд ли что-то хорошее.
— Тише… — Пытаться погрузить новорожденную в сон магией не стоит, наверное. Это для существ нормальных размеров, а такое, размером с зайца, вдруг потом не проснется? Но попытавшаяся разораться после купания девочка чутко заснула, посасывая его палец и обиженно причмокивая.
— Милый… где наша дочь? Ты…
Куда ее дел? Ведьмам отдал, куда же еще.
Лучший ответ — он скажет это в другой раз, когда она чуть окрепнет — замер на губах. Флора только пришла в себя и стала нормально выглядеть, словно не потеряла пугающе много крови. Бледные щеки окрасились нежным румянцем, бескровные искусанные губы обрели привычные краски и доверчиво приоткрылись. Зеленые, как ее любимые питомцы глаза широко распахнулись, став так трогательно испуганными, что… он не станет ее расстраивать.
— Съел… как когда-то хотел тебя. Ты все-таки слишком крупная, а она в самый раз.
— О… прости! Я не… — Флора смущенно улыбнулась, заметив сопящего у нее под боком младенца, кое-как завернутого в расшитое золотыми нитями покрывало. — Это слишком… странная пеленка. Она хочет есть.
— И ты. — Мелькор привычно поморщился, сорвав светящееся собственным серебристым светом яблоко. Он бы лучше съел лягушку. И глубоко вздохнул от… того, о чем рано и не время думать, разглядывая жадно захватившие твердый розовый сосок детские губки.
