Фея моих снов

Что она задумала? Неужели опять глупость, или того хуже — полное безумие? Все испортить еще можно, и совсем нетрудно. Это всегда нетрудно. Будущее определилось — почти так, как все мечтали. Для некоторых не совсем и еще не полностью, — но главный кошмар закончится. Только не время выдохнуть и расслабиться, как ни жаль. Наоборот. Проклятое Зеркало правды — обожженные глаза до сих пор болят, и голова… вообще все — показало прошлое и будущее не просто так. А чтобы заставить его достичь и добиться. Неважно как, светлый артефакт остался дальше сиять благодатным светом в своей ледяной пещере. Выкинув недостойных и достойную за порог. Все, что нужно о нем знать. Нет, он ясно увидел, что Гриффин опомнилась, и готова делать все, что нужно. И больше. По самой веской причине — ради себя и того, что мучило долгие столетия, не давая спокойно жить. Ни ей, ни ему. Давно неважно, кто был прав и получил (не)заслуженное — замечательно, что другой он спас сына Гриффин в недалеком будущем. С таким стимулом уговаривать ее не требуется, только удерживать. Мальчишка жив, здоров и тот же самый. Которого ты родила, а не бесполезный клон. Ждет мамочку, если сумеешь выжить и попасть к нему. И даже не в обиде, что ты плохо с ним обошлась — слишком мал, чтобы что-то помнить и понимать. Остается только построить это будущее, дать ему свершиться. Лишь бы не оказалось, что этого мало, и слишком поздно. Совсем не потому, что ведьма ушла «решить срочный вопрос», оставив его в своем кабинете. Пара часов ничего не изменит, и дней тоже. Но она уже неприлично долго где-то ходит, не оставив ни малейшего шанса за собой проследить. А только смотреть в окно, ожидая повторения невиданного природного явления. Не природного, но те, кто не знает больше, пусть пока думают так. И он бы с удовольствием забыл — расколовшую темнеющее небо огненную вспышку и ее причину. Если бы это чему-то помогло. Сейчас через бордово-красный витраж не различить даже день и ночь, но не беда. Возвращения Лилис, Тхармы и Белладонны они не пропустят. Его предвестник сбил с Гриффин пафос, заставив взвизгнуть, как девчонку, и спрятаться за его спину. Аж на душе потеплело. И он не соврал, что больше не боится Лилис и ее сестер. Отпустило, как по волшебству. Словно принял собственный притупляющий страх эликсир, но точно нет. Эта дрянь только для студентов, а он как-нибудь обойдется. Лишь бы прекрасное чувство освобождения не прошло, оказавшись следствием вульгарного опьянения. И жестоко перекрутившего все в душе и голове общения с светлым камнем. Чертовым Зеркалом Правды. — Не боишься? Подожди… — Гриффин шагнула вперед, стараясь больше не смотреть в окно. За плотным бордово-красным стеклом было уже ничего не видно, кроме сгустившейся темноты. — Устал жить вечно и готов умереть за? Или уверен в успехе? Для себя и меня, не только для Магикса. — Мы когда-то оба были готовы, забыла? — Слишком дорого заплатила за всеобщее благо. В отличие от тебя. — Да что… — Лучше промолчать, оборвав на полуслове возмущенное «да что ты знаешь о том, сколько я заплатил». Все она знает — так же, как и он о ней. И намного больше. Скрываемое от самого себя со стороны виднее. Да, все, что должен, он ей прощает. И наоборот. Пока, по крайней мере, а потом вопрос решится сам собой. Отголоски взрыва — если бы только взрыва, все плохо никто не подозревает как — отбросили их друг от друга, не дав закончить начатое. Непонятно зачем, он даже не помнит, как и зачем поддался слабости. Целовал знакомые губы, невыносимо лживые. И безжалостно честные там, где лучше бы солгать. Проблема не в ней, Гриффин всегда была такой, какая есть. Саладин недовольно поджал губы, не найдя на привычном месте бутылку виски. Не привычном — стол Гриффин совсем не похож на его. Готически черный и как будто помнящий еще Лилис с сестрами. Бессмысленный пафос — современная офисная мебель гораздо удобнее и не будит никаких воспоминаний. У него, а ведьмы все одинаковы. Гриффин со своей сутью не борется, просто идет в ногу со временем. Гуманистическими идеями и здравым смыслом — последнее, увы, плохо получается. Старинные манускрипты на пожелтевшей бумаге, пучки засушенных корней и склянки с порошками в директорском кабинете Облачной Башни для вида и нужной атмосферы. Производить впечатление на глупых абитуриенток и учениц. По-настоящему ценные книги и свитки Гриффин надежно прячет от любопытных глаз и рук, и не бросит, где попало. Или давно оцифровала. Исследованиями занимается в лаборатории и синтезирует зелья в боксе в стерильных пробирках. А таинственно мерцающий голубым и фиолетовым хрустальный шар — монитор для камер видеонаблюдения. Дети не догадаются, если не слишком умные. Таким стоит отказать в приеме, или как минимум дважды подумать — проблем от них больше, чем пользы. Глаз да глаз нужен. Чуть не уследишь — утащат могущественные артефакты и запрут бывших наставниц в Обсидиане. Или помогут им оттуда выйти. — Мелькор и фея природы могут отправиться на Пирос. Смысла ждать нет. Истинный облик вернется к Мелькору сам. В нужный момент, когда он настанет. Или все получится и без него. Или нет. Но такого не должно быть, ты сам говоришь, что видел другое будущее. Ну наконец-то! Сколько можно рассматривать вязь черных прожилок на красных витражах и ждать, что прежние хозяйки, глумливо усмехаясь, появятся в дальнем углу. На фоне фиолетово-зеленой обивки стен морок не отличить от теней и глюков. Ведьма незаметно оказалась в комнате, словно материализовалась на пороге, а не вошла, открыв дверь. Знакомый стройный силуэт, в чем-то неуловимо новый, заставил сердце замереть и забиться чаще. Поверить, что она может встряхнуть распущенными волосами и улыбнуться, как тысячелетия назад. — Я так устала… Нет, не расскажу от чего, не проси. Я пообещала. Гриффин сдавленно хихикнула, напомнив давнюю и лучшую версию себя. Способную задорно смеяться и дарить сияющие на дне желто-карих ведьминских глаз искры нежности. Настоящей. С ним она не притворялась. Не тратила силы зря — они же оба ученики Лилис. Почти одинаково любимые. Кабинет наставницы по праву достался ей и совсем не изменился. Став лишь современнее, незаметно и ненавязчиво. — Все были лучше в начале, не умничай. Особенно младенцами — ни одной стервы или гадкого типа, невинные очаровашки, как на подбор. И куда только все девается… — Губы ведьмы болезненно искривились и голос дрогнул, утратив насмешливый тон. Иронизировать на собственную больную тему — провальная затея. — Ты просто мог не стараться казаться лучше, со мной. И все еще можешь. И я тоже. Это ценный дар, стоящий многих других. — Почему не расскажешь? Поклялась? Только древняя клятва на крови может заставить Гриффин держать слово. Обычные обещания никогда не были проблемой. И он не стал тем самым исключением. Сам придумал, сам поверил, сам дурак. — Мы друг другу ничего не обещали, разве не помнишь? А ты собирался хранить верность и помнить обеты всегда, что бы ни случилось? — Не знаю. Вдруг да, только ты не стала проверять. Гриффин специально ушла от темы, игнорируя вопрос, или отвлеклась на более важное? Не важное, но не дающее покоя до сих пор. Засевшей внутри занозой. Им надо было поговорить об этом, словами через рот, как советуют малолетние всезнайки из Волшебной сети? Вот так просто, серьезно? — Вряд ли. Может, все к лучшему. Осталось прекрасное несбывшееся, а не одни сплошные разочарования. Нет, но приходится искать плюсы в том, что есть. Чего еще остается? И поиск может оказаться приятным, для тела и души. Зачем они мучают друг друга, спорят о давно уже бессмысленном, пытаются задеть? Вместо того, чтобы поддержать и немного порадовать. Перед испытанием, последним для кого-то из них. Хочется снова побыть живой, вспомнить — как это. Тепла и поддержки, тени давно потерянного. Прижаться до боли плотно и забыть все дурное и опасное, растворяясь в близости. Как уже было, когда-то безумно давно. Двоим вчерашним подросткам хватало малого, а хотелось целого мира и больше. Им обоим нужно вспомнить, необходимо. Чтобы подзарядиться и пережить минуту слабости. Перед боем, из которого вернутся не все — звезды, ворочающееся в глубине души предчувствие и здравый смысл не могут ошибаться. Все сразу. В этот раз все случится не так, как в прошлый, когда произошла катастрофа. Должно. Что было в прошлый, невозможно узнать и вспомнить. Но она не бежала, спасая свою жизнь, не могла. Это неправда. Потому что… незачем. Нет смысла. Если только Лилис не заставила поверить, что есть. Гриффин зябко поежилась от не ушедшего до конца холода. В кольце когда-то привычных объятий стало лучше, почти хорошо, и готовность верить, не бояться и бороться до конца вспомнилась вместе с юностью. Что-то противное осталось глубоко внутри, как заноза или застрявшая в горле кость. Смешная проблема для взрослой ведьмы, и даже ученицы, но пока силы и осознание в себя еще не пришли… Детство — ненавистное время, которое пытаешься забыть и стать кем-то новым. Пока не поймешь, что от себя не убежать. Чтобы стать кем-то новым, надо убить старого. — Он умирает сам, от прошедших лет. И того, через что пришлось пройти. Переступить. Только раскисать и переживать еще и об этом сейчас и не хватало. Втроем с бутылкой. Нет уж, пусть он без нее займется любимым делом. Потом, если будет возможность. А перед встречей лицом к лицу с Лилис, Тхармой и Белладонной нужно выпить для храбрости. Достаточно, чтобы не дрожали колени и древняя привычка слушать и поклоняться не взяла вверх. И не слишком много, чтобы не подвела ясность зрения, твердость руки и память. На боевые заклинания. И погубишь то, ради чего пожертвовала им. Как типичная баба… женщина. Все он понимает, как всегда, просто не забыл старых обид. Если бы резкие слова приносили забвение и облегчение. Она помогла Прародительницам покинуть Обсидиан не только из-за обещанного Лилис. Что-то влекло к этому уже давно, странно и неумолимо. Похоже на морок и коварные игры с разумом их наставницы, поэтому она старалась не поддаваться. И не слушать. Звезды словно смеялись, не давая четких и однозначно интерпретируемых ответов. Но она чувствовала и откуда-то знала, не веря себе, что это необходимо. Единственный выход, чтобы замкнулся круг и Уроборос заглотил сам себя. Порождения Древней Тьмы исчезли из их реальности, в настоящем и новом будущем. Неумолимые стражи времени позаботятся об этом, стоит Прародительницам проиграть, на этот раз. И погибшие и потерянные получат новый шанс… не потеряют старый. На них наплевать, если не лгать самой себе, как-то даже… Гриффин прижала пальцы к вискам, не зная, стоит ли выпускать наружу темное и непроизносимое вслух. Облекать в слова. Нафиг, как выражаются ученицы, и она когда-то — стесняться некого. Саладина она не шокирует, и он ее ни разу не сумел. Может, поэтому она не сражалась с Прародительницами до конца, в прошлый раз. Не старалась спасти Магикс и всех, кто погиб. Потому что хватит, она и так отдала им слишком много. И все мало, нужно еще и умереть — за счастье и процветание. Тех, кого в гробу видала, лучше бы прижала сына к груди и постаралась спасти. А теперь он жив, где-то там, не так уж и далеко. На сорок лет впереди, в другой ветке реальности. Временно другой. Но для некоторых вещей уже поздно, кажется. Как было, так и есть, ничего не изменится. Им с Саладином, и не только из-за восставших из тьмы Обсидиана бывших наставниц. Момент для «и жили они долго и счастливо» категорически упущен. Или не жили бы. Слишком по-разному видели будущее, и кто они друг для друга. И были так близки и похожи в то же время — странно и необъяснимо. Пока да, а будущее туманно. Но побыть живыми и вспомнить, как это, — можно успеть. — И смотря что считать счастьем. Никто не знает, что это такое, а все время счастливы только дети. Любимые и желанные. И те, кто под кайфом. Алкогольным, наркотическим или неважно каким еще. Можно читернуть, купив билет в личный синтетический рай. И не только так. То, чем они безумно давно не занимались, отлично подойдет. Лучше всего. Если кое-кто не будет противным дурачком и все не испортит. Кажется, все-таки будет. — По-разному видели будущее? Конечно, просто кто-то… «Был шлюхой и мерзавкой». И остался. Какой смысл повторять сказанное в запале три тысячи лет назад… но все еще хочется. Да, но за это он ее и любил. А она, наверное, совершила ошибку. Но чего теперь, все шло к тому, к чему пришло. Звезды решили или точно считали и поняли вероятности будущего. Кто бы изгнал Древних Ведьм из Магикса, на долгие тысячелетия? А потом и навсегда. Стань она верной и любящей женой Саладина. И матерью его детей. Он был готов завести их прямо сейчас, постоянно забывая предохраняться. — Зачем, тебе же была нужна шлюха и мерзавка. Но только твоя. Спорить и обижаться не хотелось. Тем более на правду. Оскорбительное для светлых моралфагов ведьме только в плюс. Комплимент. — Я надеялся, что ты будешь шлюхой только со мной. — Или так, чтобы ты не знал. Обязательно, не пойди все не так. И жили бы они долго и счастливо, на самом деле. Вечно, счастье было так возможно. — А ты трахал всех, потому что это другое? Я не была против, ты знаешь. И он не говорил, что хочет быть только ее и не делить любимую ни с кем и никогда. Как сказано в глупых брачных клятвах. Их нарушают почти все, хотя бы в мечтах, просто не все попадаются. Они не обсудили это прямо и откровенно, как многое другое. Почему-то. — Конечно, не была. Потому что тебе было плевать! На меня и все, кроме себя и мечты занять их место! — Нет, но это было важно. Важнее многого. Не станет она оправдываться, глупо и бесполезно. И Саладину не это надо. Он и сам мечтал никак не о тихой жизни деревенского мага-знахаря. Счастливого в гармонии с природой, повседневных хлопотах и возне с детишками. Пусть и думает, что не отказался бы вернуться и все переиграть. Иногда. Когда одурманенный алкоголем мозг видит сны о несбывшемся. И фразочка, что не в деньгах и успешном успехе счастье не кажется заезженной пошлостью. — Ну нет… не здесь же! Хотя почему бы и да. То, что ей только что пришлось проделать — Саладин ни за что не догадается, если не рассказать, — отвлекло и подняло настроение. Но ненадолго — неуютный холод никуда не делся, лишь затаился внутри. Чтобы вновь заледенить руки и сердце, стоило лихорадочному веселью ослабнуть. Ведьма сдавленно захихикала, позволив усадить себя на директорский стол. Видели бы их ученики… и главное — вернулись времена, когда это имело значение. Не уходили, если быть точнее. Щекочущее тепло поцелуев согревало шею, и все сразу — соскучившееся по забытым удовольствиям тело, и душу. Глупые злоязычным девчонки Трикс — их немного жаль — называли ее засохшей древней мумией, и были правы. Ей ничего не хотелось безумно давно, после смерти сына, особенно поддерживать молодость и красоту тела. Зачем? И это было платой — совсем не трудной и приносившей облегчение. Небольшое. — Да, я хотел подарить тебе кольцо. Когда смогу на него накопить или сбыть поддельные монеты. Чтобы ты родила детей и делала все, что положено жене. А не занималась непотребствами с Белладонной. Был идиотом. Ты бы посмеялась. Можешь сейчас посмеяться. Это снимает стресс. — Что? — Гриффин протерла глаза рукой, стараясь сфокусировать взгляд. О чем он и зачем… ну, нашел время! Сказанное невнятной скороговоркой дошло не сразу, и… Саладин все это хотел, он серьезно? И очень хорошо скрывал. Она правда может засмеяться, помимо воли — это нервное. — Извини… Я бы не стала смеяться. Хотя совершенно не представляет, как бы три тысячи лет назад отнеслась к идее пожениться и завести детей. Предложила бы подождать — лет пятьдесят, сто или тысячу… куда спешить? Не бросать же все, что они хотели изменить и добиться. И вообще. Что он любит детей, она всегда знала, и жалеет, что пару раз от них избавилась. Выпив абортивное зелье. Тогда тоже было неловко. Он же ничего не знал… или да? — Стала бы. Ты себя не помнишь так хорошо, как я. Ничего не изменится и придет к тому же результату. Если каким-то образом вернуться в прошлое и попробовать еще раз. Можно даже не фантазировать, теряя время. — Я могу родить тебе детей, потом. Если ты еще хочешь. «Клонированных из пробирки?» — Саладин уточнять не стал, оставив неприятную правду при себе. «Спасибо, обойдусь» — прозвучит слишком по-хамски, и не хотел он такого говорить. Но на самом деле обойдется. Гриффин заплатила свою цену за ритуал и не многое потеряла. Обретенного сына ей хватит с лихвой. Сказанное почти не отозвалось. Нечего обсуждать — будущее сложилось по-другому, или не сложится никак. Она готова его утешить и пересмотреть прошлое — так трогательно. После помимо воли сорвавшегося признания внутри стало пусто и странно хорошо. Спокойно. Более дикого и неподходящего состояния перед визитом к разрушенному порталу в Обсидиан не придумать. — Это сделает кто-то другой, кажется… нормальным способом. Только я не помню, как так вышло, совсем. Видимо, мне и не нужно. Голова сразу болит, стоит попытаться вспомнить. Лучше даже не начинать. — Подожди, может, не… Береги себя. — Лживые желто-карие глаза ведьмы, изменчивые, как у наставницы, наполнились искренней тревогой. Теплотой и даже чем-то, похожим на влагу. Показалось, или соринка попала. «Не будь слишком убедительна. Вдруг я послушаю и не пережить бой с Прародительницами придется тебе?» Она же для этого старается — чтобы ему захотелось все порешать и спасти ее жизнь. Снова не дав себе высказаться — так он с ума сойдет, заебало, — Саладин резко захлопнул дверь. Даже ругаться хочется, чего почти не бывает. Он еще выяснит, что здесь происходит. Пока Гриффин не отошла после первого секса за тысячу лет, или даже три. И неожиданных откровений. И не привела себя в приличный вид — с растрепанными волосами вместо неестественно прилизанной высокой прически ее не видел никто, кроме него. Он и в юности обожал распускать ее искусно переплетенные хвосты, косы и башни из волос, больше всего.

***

— Ты думаешь, кольцо кому-то мешало? Изменять и предавать. И зарезать собственную жену на алтаре… или лабораторный стол тоже подойдет. Она больше не хочет и не будет подозревать его в гадком и ужасном. Даже если зря, пусть. Но он мог бы ей помочь, немного. А не переносить, не сказав ни слова, в пустую лабораторию без окон и выхода. И не смотреть так — непонятно чего выражающим взглядом. Как в одном из кошмаров. Отраженный зеркальной поверхностью блик (откуда он взялся?) показался лезвием ритуального ножа. Зажатым родной и знакомой рукой. Ласковыми и чуткими пальцами, доводившими ее до пика новых ощущений. Крышесносно сладких и горячих, но нежность трогала сильнее, согревая сердце. Когда он просто гладил ее по волосам или животу. И ему было неприятно, что сказала Лилис про нее, совсем. «Это не твое дело, Лилис, хватит!» пролилось бальзамом на душу. — Тебе никогда ничего не мешало. Невежливо захлопывать портал перед носом… и так по-мальчишески. Не можешь забыть детские мечты? Миели вскрикнула и отшатнулась, неловко ударившись головой о мраморную плитку. Новое появление из ниоткуда мерзкой ведьмы не удивило… хотя робкая надежда успела расцвести. Взгляд заметался по сторонам, пытаясь найти выход. Что-то на него похожее, просвет на фоне серебристо-белых плит. Сбежать она по-прежнему не хочет, и не жалеет об упущенной возможности. Что бы ни случилось. Не то, чего всем сердцем хочется, или что-то ужасное, ну и ладно. Зато увидит все, от чего малодушно отворачивалась, и получит ответы. — Пожалуйста. Только вкратце, нет времени для долгих бесед. Твой любимый наставник достиг предела детских мечтаний. Почти мальчишеское желание убить всех нас сбылось не полностью. Но сделал глупость, два раза, сам виноват. Какую глупость, она о чем? Ой! Миели не успела опомниться и понять, как реагировать, когда тело решило за нее. И не только… душа? Ощутив себя в крепко, без шансов дернуться, но совсем не больно сжимающих объятиях, захотелось глубоко вдохнуть и зажмуриться. Кислород наполнил легкие легко и досыта, не встретив помех. И боль в спине и животе прошла. — Где книга, Лилис? Не трать время зря. Твоя правда как кошмарный сон — вроде все логично, но чем дальше, тем страшнее. Создавай портал, или не спасешься даже без меня. Но что он хочет сделать? Зачем? — Мою мать звали Элиза. Если тебе еще интересно. Она была добра со мной, иногда. Но очень уставала и боялась отца. Что? Миели чуть не задохнулась, глядя на защелкнувшиеся на запястьях держатели. Надежно и почти неощутимо, словно неизвестный материал обили изнутри мягким пушистым мехом. Она замучила Саладина вопросом о матери — настаивала, обижалась, пускалась на хитрости, и в итоге смирилась и отстала. Не хочет он назвать одну из малышек в честь бабушки, вот противный, жалко, что ли… А сейчас выдал невероятный секрет. Зачем, если собрался убить ее и распотрошить, и не дать бедным малышкам родиться в срок?