Паутина

      – Как же я рад, что ты все-таки пришла, - мужчина открыто улыбнулся, посторонившись и пропуская меня в дом, после чего сгреб в охапку, крепко обнимая. Кажется, даже ребра затрещали.       – Шон, дай мне хотя бы раздеться! Жене твоей пожалуюсь, что ты зажимаешься по углам с непонятными девушками, – шутливо пригрозила я, пытаясь сделать вдох. – Мари!!! – крикнула выглянувшей в коридор женщине. – Тут снова ко мне пристают!       – Ой, можно подумать, ты меня сейчас удивила, – смеясь, произнесла она. – Раздевайся, проходи. Чай, кофе, иль покрепче?       – Кофе. Ты же знаешь, что я при байке.       Она покачала головой и ушла обратно на кухню, откуда через мгновение раздался звон доставаемых чашек. Мне, наконец, удалось выбраться из крепких объятий, поэтому в следующую минуту я уже сидела за столом, вдыхая приятные запахи домашней готовки и варящегося кофе. Шон уселся напротив, Мари что-то нарезала за стойкой. Я с нежностью и теплотой осматривала этих двоих. Они были настолько непохожи, но при этом так близки, что диву даешься, как два таких разных существа вообще могут уживаться под одной крышей. Более того, воспитывать троих детей и при этом не ссориться. Яркая, высокая, очень стройная брюнетка с теплым взглядом любящей матери. "Эффектная" – говорят про таких. И вечно всклокоченный рыжий голубоглазый мужчина, впрочем тоже довольно худой, да еще и постоянно сутулящийся, из-за чего казалось, что он чуть ли не на голову ниже жены, хотя рост у них был примерно одинаковый. Образ типичного ботаника дополнялся любовью к клетчатым рубашкам и снимаемыми только перед сном очками в тонкой оправе. Мари была на пять лет старше, имела двоих детей от первого брака. Очень очаровательные, похожие на мать внешне двенадцатилетние двойняшки Лиам и Лили. Хотя их характер больше подходил бесенкам, чем детям. Младшему, уже совместному, сыну Джейсону было всего два года. Впрочем, Шон не делал разницы между родным-неродным ребенком, одинаково заботясь обо всех. За что я его безмерно уважала.       Время было уже довольно позднее, приглашенные гости разошлись час назад, а дети отправлены в кровати. Мы немного поговорили о всяких пустяках, посмеялись за чашкой кофе и остатками торта.       – Итак, ты правда перевелась в самый, как бы сказать помягче... опасный полицейский отдел? И Декарт тебя пустил? – Шон наконец-то добрался до главного интересующего его вопроса. Улыбка мигом сошла с лица мужчины. Теперь он был хмур, сосредоточен и внимательно смотрел на меня. Я пожала плечами.       – Он, в отличие от тебя, умеет меня слушать. И прислушиваться, – руки непроизвольно прижались к бокам теплой чашки. – И он прекрасно знает, что сейчас мне это нужно.       – Что именно? Подвергать себя опасности? – он даже голос повысил, видимо, пытаясь достучаться до моего здравомыслия. – Да ты хоть в курсе, сколько по статистике ежегодно погибает полицейских? Хакеры и воришки, по крайней мере, не такие опасные. Но это! Убийцы, психи, маньяки. И черт знает, кто еще!       – Шон, – негромко произнесла Мари. – Успокойся, – тот мигом остудил свой пыл. Да...в этой семье сразу видно, кто главный.       – Знаешь, я большую часть жизни поступала так, как хотели другие. Ушла в полицию, потому что это семейная традиция. Занималась киберпреступлениями, потому что так хотел отец. Вышла замуж, потому что мама хотела внуков, а срок поджимал, – я виновато потупилась. – Прости, это камень сейчас не в твой огород. Просто я устала соответствовать ожиданиям. Только после развода я поняла, что больше не могу и не хочу СООТВЕТСТВОВАТЬ. Ненавижу это слово. Проблема в том, что я до сих пор не понимаю, кто я на самом деле и чего стою. И кем хочу быть. И все три года, что мы с тобой в разводе, я пытаюсь осознать себя. И делаю это постепенно, так как духу не хватило сразу нырнуть в омут с головой. Сначала внешний вид, потом другая квартира, потом мотоцикл, теперь работа. Может, со временем в другой город перееду.       Мы молчали. Я сама не ожидала от себя таких откровений, изначально надеясь отделаться шутками и несущественными отговорками. Шон Росс действительно был моим бывшим мужем, с которым удалось сохранить дружеские отношения после расставания. Мари же полностью принимала и понимала нашу дружбу, ни разу не высказав недовольства или ревности за все время, что я ее знала. Закадычными подругами мы не стали, но хорошими знакомыми, готовыми помочь друг другу в любой ситуации - вполне.       – И эта безумная женщина носит мою фамилию! – театрально вздохнул мужчина. Мы облегченно рассмеялись. Липкий страх быть непонятой постепенно отступал. Кажется, буря миновала. – А вообще, как тебе на новом месте?       – В целом также. Практически ничего не поменялось. Только...Ууу, - я тоскливо вздохнула. – Меня бесит мой новый напарник. Ну, бесит не совсем он, а то, что я не могу с ним подружиться.       – Мужчина? Симпатичный? – лукаво поинтересовался Шон.       – Нормальный, – буркнула я. От вопроса мне стало слегка неуютно. Считала ли я Коннора симпатичным - пожалуй, да. Особенно мне нравились его выступающие скулы и манера слегка задирать подбородок во время разговора. – Он андроид. Самый невыносимый из всех, кого я знаю. Но хороший детектив.       Шон просигнализировал взглядом "Рассказывай". И я рассказала. Про отчуждение, про нежелание идти на контакт, про непонятные придирки, про все, что не касалось секретов расследования. Шон часто выступал для меня этаким бесплатным психологом, и периодически давал вполне дельные советы.       – Ну так затащи его в постель! – простодушно "посоветовал" он. Я аж поперхнулась, ошарашенно смотря на него. – Не, я серьезно. Механический, или нет, но в первую очередь он мужик. А любой мужик приручается качественным сексом.       – Слушай, даже если на секунду предположить, что ты на полном серьезе предлагаешь мне соблазнить андроида, то все равно ничего не получится. Я, конечно, не эксперт, но у нас немножко разные организмы. Если человек испытывает потребность в сексе из-за своей физиологии, то у андроидов главную роль играет эмоциональная привязка. Они, конечно, могут заниматься сексом, даже испытывают от этого своего рода удовольствие, но оно другое. Им чужда похоть, чужды инстинкты такого рода. Для них важнее ментальная связь, а не физическая.       – И откуда ты все это знаешь?       – Амелия как-то рассказывала. Поэтому нет смысла лезть к Коннору с "этим". Не поймет, не оценит. А то и пошлет в пешее эротическое. И вообще, мы коллеги и напарники, а у меня принцип - никаких романов на работе.       Мари прыснула в кулак. Мы смущенно заткнулись, и свернули разговор. ***       Остановившись на парковке, я несколько минут помедитировала на темные провалы окон. Достала телефон, зафиксировав время. 02:10. Покусывая губу, я так и стояла возле многоквартирной высотки на третьей авеню. Решимость, посетившая меня уже на подъезде к дому и заставившая резко вывернуть руль, начала исчезать, сменившись ощущением собственного идиотизма. Тело непроизвольно потряхивало, истерзанная губа слегка припухла. Резко выдохнув, я слезла с мотоцикла и зашла в подъезд. Лифт ехал мучительно медленно, как бы давая мне шанс опомниться и вернуться назад. Но я стояла, наблюдая за сменявшими друг друга цифрами. Двадцатый этаж, двадцать первый, двадцать восьмой, тридцатый. Тридцать четвертый. Квартира 34-07. Не давая себе больше сомневаться, я вжала кнопку дверного звонка. Он открыл не сразу. Сначала послышался собачий лай, затем недолгая возня, и, наконец, щелчок открываемого замка. Кажется, мне удалось его удивить. Андроид недоуменно и нахмуренно смотрел на меня, сгорающую от стыда и чувства вины.       – Коннор, – я старалась придать голосу твердости. – Я пришла извиниться. Мне не следовало лезть к тебе с вопросами.       – Вы могли просто позвонить, – я помотала головой.       – Нет, за свои поступки я привыкла отвечать лично, смотря в глаза собеседнику. Я действительно чувствую себя виноватой. Завтра было бы только хуже, поэтому я приехала сейчас.       – Вы здесь потому, что переживали за меня, или чтобы успокоить свою совесть?       – Всего понемногу, наверное.       Андроид открыл дверь в приглашающем жесте. Помедлив, я переступила порог. Тут же мне в ноги уперлось что-то большое и мохнатое, принявшись усиленно обнюхивать. Я скосила глаза и расцвела в улыбке. Огромный сенбернар с дружелюбной мордой решил познакомиться поближе, встав на задние лапы, а передними уперся мне в грудь. Я слегка сместила центр тяжести, чтобы не упасть, и принялась трепать пса, заурчавшего от удовольствия.       – Вы ему нравитесь, – заметил Коннор.       – Я люблю собак, а они отвечают мне тем же. Не думала, что у тебя есть пес. Как его зовут?       – Сумо, – он слегка смутился, как воришка, пойманный на горячем. Андроид нежно почесал собаку за ухом.       – Сумо, – эхом откликнулась я, обращаясь к собаке. – Ты меня сейчас уронишь.       Он как-будто понял смысл произнесенной фразы, лизнул меня в нос и потрусил вглубь комнаты. Я осмотрелась. Квартира Коннора была маленькой даже по сравнению с моей. Единственная комната в довольно лаконичном невзрачном стиле, дверь, судя по всему, в ванную. Диван, пара кресел, стол с терминалом, небольшой кухонный закуток. Повсюду валялись игрушки для собак, но в остальном - никаких признаков живущей личности.       – Натали, вы позволите личный вопрос?       – И даже не один, – я сняла куртку, бросив ее на спинку дивана, куда же и села, слегка подвинув растянувшегося во весь рост Сумо. Он положил голову мне на колени и блаженно закрыл глаза, как только почувствовал бережное поглаживание загривка. Коннор занял кресло, слегка откинувшись на спинку.       – Вы всегда говорите правду? – я с удивлением посмотрела на андроида. Тот, тем временем, продолжал. – Видите ли, в мои программы изначально была заложена функция распознавания лжи и психического состояния, используя вербальные и невербальные сигналы. По моим наблюдениям, люди лгут постоянно. Чаще всего неосознанно, и в мелочах, но лгут. Но за вами я этого не замечал. Если вопрос вам неприятен, вы можете на него не ответить, но не солгать. Хотя в некоторых случаях это было бы гораздо удобней и предпочтительней.       – Я не вижу смысла во лжи. Когда ты постоянно врешь, то со временем возникает ощущение мерзкой паутины, что опутала со всех сторон, не давая ни двигаться, ни дышать, ни жить. Большинство ее не замечает, но для меня она практически осязаема. Люди так легко самообманываются. Достаточно сказать, что "это ради блага", или "так будет лучше" – и все, остановиться уже сложно. Они начинаю врать все больше, и больше, пока окончательно не запутываются в этой паутине, что сплели сами. Впрочем, многим удается прожить вполне счастливую жизнь, продолжая обманывать себя до самого конца.       – И вы никогда не лгали?       – Почему же, – грустно усмехнулась я. – Большую часть жизни я именно этим и занималась.       – Что изменилось?       – Я, как бы банально не звучало. Помню, как сидела на кухне, напившись до беспамятства и утопая в ненависти к себе. Я презирала себя за бесхребетность, за слабость, за страх перед переменами. За все. В моей жизни не случалось никакого переломного момента или трагедии, я просто угасала с каждым днем, не видя смысла в своем существовании. Помню, как муж нашел меня, спящей в обнимку с бутылкой. Он тогда часто работал в ночную смену, и, вернувшись, впервые обнаружил меня такой. Хотя к его приходу я обычно умудрялась привести себя в порядок. До сих пор считаю, что развод - это самое хорошее, что со мной случилось. Будучи другом, Шон смог показать, что у меня есть выбор, что я смогу все изменить. Постепенно и родилась та Натали Росс, что сидит сейчас перед тобой, – я прикрыла глаза, собираясь с мыслями и готовясь ответить на следующий вопрос.       – Поэтому у вас эта татуировка на запястье? Уроборос – дракон, поедающий собственный хвост – символ циклической природы жизни: чередования созидания и разрушения, жизни и смерти, постоянного перерождения и гибели. Вы смогли переродиться.       – Да, смогла. Эта тату служит мне напоминанием и одновременно предупреждением. Нельзя построить новый дом на том же месте, не разрушив старый. Иногда за счастье приходится расплачиваться болью.       – Я наблюдаю за вами с тех пор, как мы стали напарниками. И не могу понять, почему вы так настойчиво пытаетесь сблизиться со мной?       – Потому что ты также настойчиво этого избегаешь, – я ухмыльнулась, наблюдая замешательство андроида. – Ты мне интересен, потому что я не могу тебя понять. Что ты чувствуешь, что думаешь, чем руководствуешься при принятии решений. Ты загадка, Коннор. В тебе слишком много противоречий, чтобы я могла составить однозначное мнение. Ты девиант, но часто ведешь себя, как правильная машина. Ты был создан со способностью адаптироваться под людей и окружение, но как-будто специально пытаешься отгородиться, – я встала, стараясь не тревожить уснувшего Сумо. Подошла к окну, из которого открывался завораживающий вид на ночной Детройт.       Бесконечность огней не столько заполняет темноту, сколько переплетается с ней, рождая хаотичные блики в отражении стеклянных витрин и окон. Иногда мне кажется, что это совершенно другой город, совершенно другой мир. Живущий только одну ночь, за которую хочется так много успеть и так много попробовать. Ночь скрывает грехи и пороки, позволяя выпустить внутренних демонов наружу. И с рассветом наваждение исчезает, растворяясь в привычном укладе огромного муравейника. Но в сумерках возвращается вновь, ласково зазывая нас попробовать его на вкус.       Шорох обивки, тихий шаг босых ног. Андроид встал рядом, я поймала его взгляд в отражении. Спокойный, заинтересованный, изучающий, завораживающий. В черной футболке и серых штанах свободного покроя он выглядел так...уютно. Очень некстати вспомнился "совет" Шона, вдруг показавшись мне не такой уж и плохой идеей. Кровь ударила в виски, тело непроизвольно напряглось, напоминая, что виртуальный секс это конечно хорошо, но и от физической близости оно бы не отказалось. Но я не разрывала этот визуальный контакт, стараясь успокоить вдруг разбушевавшийся организм.       – А что будет, когда вы узнаете все? Когда я перестану быть для вас интересным? – вкрадчивый шепот заставил меня вздрогнуть.       – Я думаю, что тогда мы сможем по-настоящему назвать друг друга напарниками, – я развернулась всем корпусом к снова нахмурившемуся андроиду. – Мне пора. Нужно поспать хотя бы пару часов.       Накинув куртку и погладив на прощание Сумо я махнула рукой и, не оборачиваясь, вышла в подъезд, аккуратно прикрыв за собой дверь. Всю дорогу домой мысленно прокручивала наш разговор, выискивая скрытый смысл и подводные камни. Но так и не смогла понять, что это было в конце – сгенерированная системой линейка поведения или намеренная провокация? Этот шепот, от которого мурашки по телу, этот изучающий взгляд. Внутренний голос панически кричал, что не стоит играть с девиантом, не стоит проверять на прочность выстроенную им стену. И я была с ним полностью согласна. Но тогда почему так хочется поступить наоборот? "Дура" – обругала я себя прежде, чем провалиться в сон. ***       Андроид долго смотрел в окно вслед уехавшей напарнице. Как же люди любят разговаривать. Коннор прекрасно понимал стремление Натали сблизиться с ним. Сейчас она сильно напоминала ему себя самого шесть лет назад. Он тоже приставал к лейтенанту с глупыми вопросами, считая, что чем больше будет о нем знать, тем продуктивней окажется их сотрудничество. Тогда это было так наивно с его стороны, так глупо. Желание подстроиться, желание угодить, чаще всего идущее вразрез с поставленной задачей. Девиация не была следствием сбоя. Способность испытывать чувства была заложена в нем с самого начала. Он сразу был создан девиантом. И Коннор до сих пор не всегда мог отделить себя от программы, понять - это действительно его эмоции, или всего-лишь эмуляция.       Поведение детектива заставило андроида почувствовал себя на месте Хэнка, и это чувство ему нравилось. Нравилось наблюдать за ее попытками подружиться, за ее реакцией на его слова. Нравилось видеть растерянность на женском лице. Нравилось наблюдать внутреннюю борьбу между чувством такта и любопытством. А еще ему понравилось ее провоцировать. Что тогда, в отделении, что сейчас, в его квартире.       Еще ни разу он не чувствовал себя настолько человеком. И ни разу так не сочувствовал лейтенанту.       Коннор покосился на часы. Достаточно времени, чтобы часть его провести в Сети, как и большинство, притворившись кем-то другим.       Вход. ***       На работу я все-таки опоздала. Не помогли ни будильник, ни несколько пропущенных звонков. Пока я бегала по квартире, пытаясь одновременно умыться, одеться, сварить кофе и причесаться, телефон в очередной раз коротко тренькнул. Сообщение. "Прентис Стрит, 28. Я уже на месте". Коннор сама лаконичность. Видимо, на нас повесили еще одно дело. Адрес находился в десяти минутах езды, поэтому в скором времени я уже была на месте. Продравшись через толпу зевак и СМИ, я зашла в помещение небольшого аптечного магазина, практически сразу наткнувшись на труп в полицейской форме. Я присмотрелась, боясь увидеть кого-то из хороших знакомых. "М. Стоун" – значилось на нашивке. Лицо было знакомо, совсем юноша, только недавно закончивший академию. Неудачный патруль, закончившийся так нелепо. Не хочу сообщать об этом его родным. Коннор подошел почти незаметно, пока я вглядывалась в полицейского, заметив характерный след от пули.       – Один выстрел, – негромко сказал он. – Сегодня утром сразу после открытия в магазин пришел мужчина, на вид около тридцати лет. Попытался украсть часть лекарств, но был застукан продавцом. Начал угрожать пистолетом. Работник успел нажать тревожную кнопку, да и видеокамера все засняла. Офицер Стоун был недалеко, поэтому оперативно оказался на месте. Но, сама видишь, переговоры не задались.       – Звучит слишком цинично, ты не находишь? – грустно произнесла я. – Запись с камер есть? Лицо распознать можно?       – Я пока не просматривал, занимался опросом свидетелей. Как-раз собирался.       Мы в молчании смотрели записи. В магазин входит первый посетитель. Торопливо бродит между рядами, какие-то упаковки просматривает и ставит на место, какие-то запихивает в карманы и под куртку. В зоне видимости появляется продавец. Между ними завязывается диалог. Судя по жестикуляции - с агрессивным посылом. Далее преступник выхватывает пистолет, наставив его на собеседника. Снова разговор. Дверь открывается, и входит полицейский. Через мгновение дуло наставлено на человека, он что-то говорит. Выстрел. Мертвое тело падает на кафель. Мужчина хватает еще лекарства и выбегает из помещения.       – Это андроид, – произнес Коннор после того, как мы еще несколько раз просмотрели запись. – Я оцифровал изображение и сравнил с моей базой. Раньше модель называлась AК700 из серии домашнего помощника. Сейчас в базе более двух сотен фотографий жителей-андроидов с такой внешностью, зарегистрированных в Детройте.       – А тебе не кажется странным то, что андроид пытался украсть лекарства? Насколько мне известно, вы не болеете, – я пожевала губу. – И заметь, он греб не все, а только конкретные.       – Жаропонижающие, противовоспалительные, обезболивающие, антигистаминные, – андроид резко встал с места. Подошел к двери, осмотрел. К месту, где стоял преступник. Снова что-то осмотрел, пощупал, чуть ли не носом уткнувшись в пол, полки и дверные косяки. Я удивленно косилась на происходящее, но ничего не говорила. Все-таки много слышала об его способностях, часть даже видела в деле, поэтому решила подождать.       – Было два выстрела. На камере этого не видно, но офицер успел нажать спусковой механизм. И попал.       – Да, но тириума я тут не вижу. Он же испаряется через несколько часов. А прошло уже более трех, – Коннор кивнул.       – Зато вижу я. Идем.       Мы шли по невидимому для меня следу уже минут двадцать. Иногда Коннор надолго останавливался, всматриваясь в только ему видимые знаки и ориентиры. Практически сразу мы начали петлять по переулкам, минуя камеры на основных улицах, все больше углубляясь не в самый благополучный район города. Глянцевые дома сменялись хилыми лачугами, а спокойные флегматичные лица прохожих - хмурыми подозрительными взглядами. Ловить их на себе было неприятно. Как и большинство людей, я жила, стараясь не замечать расслоения общества, прогрессирующую нищету и нежелание государства хоть как-то изменить ситуацию. Притворяться, что этого нет гораздо проще, чем бороться против системы. Даже если ты полицейский.       – Коннор, просвети меня. Мне кажется глупым то, что он не перевязал рану, кровь из которой так удобно сейчас ведет нас прямиком черт знает куда.       – Мы не чувствуем боли как таковой. Только информация от датчиков, коей с легкостью можно пренебречь. Плюс если он спешил, то вообще мог не заметить ранение. Или понадеяться на то, что она все-равно скоро испарится. Тем более, что капли очень редкие, мне с трудом удается обнаружить следующую. Поэтому мы идем так медленно.       Мы шли еще какое-то время. Я все больше нервничала, не желая соваться дальше, но упрямо тащась за Коннором. Наконец мы остановились возле двухэтажного, довольно покосившегося и не выглядящего жилым дома. Облупившаяся краска, частично выбитые, частично заклеенные или зашторенные окна, давно не стриженный газон. Мы переглянулись, Коннор постучал в дверь. Тишина.       – Я слышал звуки, – андроид постучал еще раз. – В доме однозначно кто-то есть. Полиция Детройта, откройте!       Тишина. Коннор подергал ручку двери, но та не поддалась. Переглянувшись с ним, я отступила на несколько шагов, позволяя тому выломать дверь. Изнутри помещение выглядело не сильно лучше, чем снаружи, но все же чувствовалось присутствие жильца. Или жильцов.       Первый этаж пустовал. Дверь на задний двор была заперта на засов. Мы осторожно ступали по скрипучей лестнице, готовые в любой момент отразить нападение. Четыре двери. Проверили первую - пусто, вторую - тоже. Повсюду валялись вещи, одеяла, матрасы, одежда. А за третьей дверью мы обнаружили жильцов. Это были дети. Разного возраста где-то от пяти до пятнадцати лет, на вскидку определить было трудно. Они жались друг другу, с ужасом смотря на нас и наставленные на них пистолеты. Самых старший мальчишка пытался загородить собой остальных, что было проблематично, учитывая его хлипкое телосложение. Я сглотнула, убрала оружие, Коннор сделал то же самое.       – Что вам нужно? – мальчик пытался придать голосу храбрости.       – Мы ищем человека. Темноволосый мужчина лет тридцати. Одет в темную куртку и джинсы. Видели такого? – я старалась говорить с мальчиком, как будто передо мной взрослый. Он отрицательно помахал головой. Я перевела взгляд на остальных - те повторили жест. – Вы здесь одни? Взрослые есть? – мальчишка не отвечал, лишь с вызовом смотрел на меня исподлобья. – Ясно. Коннор, вызывай соцслужбу.       – Нет, пожалуйста! – хором крикнули дети. Я замешкалась.       – Натали, – из ступора меня вывел голос Коннора, я проследила взглядом за ним. Черт! В дальнем углу под ворохом одеял лежал еще ребенок, которого я не заметила сразу, только сейчас расслышав слабый кашель и сипы. Андроид, игнорируя хилое сопротивление, подошел туда, склонился над одеялом, откинул его в сторону. Боже! Это была девочка, лет десяти. Даже мне было заметно, что ее лихорадит. Все тело было покрыто какой-то сыпью. Кажется, она была без сознания. - Ей нужно срочно в больницу, я вызвал скорую. И социальные службы, - он бережно накрыл девочку одеялом. Затем встал и вышел из комнаты, я же осталась на месте, не в силах ни сказать ничего, ни сделать. Лишь испытывала жгучее чувство вины перед этими детьми, по тем или иным причинам оказавшихся на улице.       Дальше все произошло очень быстро. Я услышала какой-то шум в соседней комнате, затем стук, выстрел и звон разбиваемого стекла. Рванула на звук, но там никого уже не было. Лишь валяющиеся на полу осколки и крупные капли голубой крови. Решение нужно было принимать мгновенно: остаться здесь с детьми или бежать вслед за андроидами.       Скорая, соцслужбы и вызванный мной патруль приехали через четверть часа. От Коннора все это время не было вестей. Скинув на их головы все заботы, я уже была готова хоть на своих двоих бежать и искать пропавшего напарника, но, к счастью, не потребовалось. Он позвонил сам, попросив забрать его вместе с пойманным подозреваемым. Я облегченно выдохнула, услышав, что он в порядке. "Некритичные повреждения" - по его словам. ***       – Что значит, вы не будете оперировать девочку! – я рвала и метала, готовая разбить телефонную трубку об стол. – Да мне плевать на отсутствие опекунов и страховки! Это же ребенок, вы там с ума посходили, что ли? Да я вас... Трубку бросил, сволочь.       – Натали, вы куда? – голос Коннора звучал откуда-то издалека, смутно доходя до моего сознания.       – В больницу, куда ж еще! – раздраженно бросила в ответ.       – Я с вами. Боюсь, что сейчас вы не в том состоянии, чтобы вести транспортное средство. ***       Я сидела на лавочке возле больничного комплекса и устало курила вторую сигарету. Сил и желания что-то делать больше не было. Злость на окружающий мир, так давно не посещавшая меня, сейчас клубилась внутри тугим комком, разливаясь по всему телу, поглощая сознание и веру в собственные возможности. Чертова система, чертовы законы, чертов мир! Ненавижу! Приехав в больницу, устроив скандал администрации, мне все-таки удалось добиться того, чтобы девочку-беспризорницу согласились прооперировать. Но я понимала, что это лишь единичный случай, и неизвестно, сколько детей погибает на улицах в нищете. Детей, которых отказываются принимать в больницах, потому что нет страховки! В каком же циничном мире мы живем...       Андроид не хотел убивать того полицейского. Он хотел украсть лекарства, чтобы облегчить состояние ребенка. Его зарплаты хватало только на то, чтобы хоть как-то прокормить детей, но не больше. Шестнадцать детей, выброшенных на улицу или сбежавших из детдома. А нужные лекарства стоили очень дорого. Все это я узнала уже в участке перед тем, как поступил звонок из больницы. Почему-то я чувствовала себя виноватой, смотря на машину, оказавшуюся гораздо человечней, чем большинство людей. Видевшем смысл своего существования в заботе о детях, а теперь вынужденному сесть в тюрьму за ограбление и убийство. И сейчас, после боя с бездушным конвейером, называемым себя "медицина", это чувство вины только укрепилось.       В молчании мы вернулись в участок. Мое подавленное состояние не заметил бы только ленивый, но никто так и не решился лезть с расспросами. И на том спасибо. Фаулер, получив отчеты от нас с Коннором, тут же попытался отправить меня домой, но получил лишь безразличный взгляд и флегматичное пожимание плечами.       Оставшаяся часть дня прошла словно в тумане. Я помню, как зашла в первый попавшийся бар с целью забыться. Я ненавидела алкоголь, уже около трех лет не позволяла себе напиваться, какой бы не была причина. Но сейчас мне было плевать. Я все еще видела образ худого мальчика, испуганно смотрящего на меня. И я хотела забыть этот образ, стереть из памяти пьяным дурманом. Я пила в одиночестве за стойкой жгучий виски практически залпом, постоянно требуя бармена обновить. В определенный момент я даже отрубилась, потом очнулась и потребовала добавки. Кажется, я даже с кем-то ругалась. Не помню. Помню чьи-то теплые руки, что легко подхватили меня и унесли в неизвестность.