Impossible desires

Бомгю безбожно и безобразно ревнует Хёнджина. И ему стыдно за это. Стыдно постоянно думать о том, что Хёнджин бросит его, как только найдёт кого получше, чем он. Стыдно до боли в висках и бледной краски румянца на щеках, особенно когда Хёнджин в этот момент смотрит на него со всей своей любовью и заботой. А Чхве только боится, ведь разница в возрасте, скажем, не сильно детская… лет в десять с пятью хвостиками, да и истинности меж ними нет. Назойливая мысль «как только он найдёт своего истинного, то сразу бросит тебя» переговаривается с другой «как только вы переспите, на этом настанет конец вашим отношениям», пульсируя в подкорке черепной коробки, давит, точно гидравлический пресс. – Хён, – робко, на грани шёпота. Хёнджин отрывается от ленты твиттера, обращая внимание на своего мальчика. Тот стоит возле двери, шагу сделать не может и видно, что гложет что-то, отчётливо читается в детских омутах кофейного цвета. Хван хлопает рядом с собой, приглашая, и Бомгю смущённо подходит, садится и не знает, как сказать о своих переживаниях. Ему – едва исполнилось шестнадцать в прошлую пятницу, Хёнджину через неделю будет уже тридцать один, и кто в этом цирке больший клоун нужно подумать. Юная омега в лице Бомгю, которая влюбилась бесповоротно с первого взгляда, или взрослый альфа в лице Хёнджина, влюбившегося в несовершеннолетнего. – Что случилось? Младший перебирается на коленки к альфе, утыкается носиком в шею, вдыхая уже ставший родным запах, и понимает, что не готов потерять и отпускать Хёнджина, что любовь прочно впилась в сердце когтями, а все мысли заняты только Хван Хёнджином и его образом. А ещё он прекрасно понимает, что они не привязаны истинностью, и старшему ничто не мешает воспользоваться им и бросить. Вон, к нему на работе какой-то Сынмин подкатывает, ручками пытается в штаны залезть, и пусть Хван ему мягко отказывает, но ему ведь ничто не мешает уйти к нему, да? – Всё… нормально, – отвечает Бомгю, опаляя шею. У Хёнджина мурашки по коже только от одного вида младшего, а сейчас в животе бабочки трепещут от тёплого дыхания и ладошек на плечах. Бомгю такое солнышко, его же оберегать хочется, целовать в щёчки и кончик носа, утыкаться в шею (которую так и хочется пометить не только засосами, но и меткой) и дышать-дышать сладким запахом, позволяя себе немного распустить руки и касаться оголённой поясницы. Однако моральные принципы и возрастное ограничение не позволяют этого делать, поэтому он просто позволяет младшему делать то, что он хочет. Чхве целует шею Хёнджина, а потом прикусывает кожу, еще и ещё раз, переходя то на ключицы, то в местечко под челюстью. Точно намекает, что хочет от Хвана, а тот лишь тяжело вбирает в лёгкие воздух, пытаясь не переходить границ. «Глупый хён», – думает младший, кусая особенно сильно, до покрасневшей кожи. Такого Хёнджин не выдерживает, валит Бомгю на диван, нависая сверху и заглядывая в глаза, где волны сомнения и страха накрывают сушу любви, и улыбается так любовно, ярко и дурашливо; в глазах нет ни страсти, ни похоти, открытая и любовь вселенских масштабов, отчего Чхве заливается краской ещё больше, отводя глаза вбок. Такой невинный, открытый, его целиком и полностью, без всяких возражений. – Хён… А я тебе нравлюсь, как… – ему младшему так стыдно и нервозно спрашивать об этом: вдруг всё для альфы несерьёзно, просто игра, мимолётное увлечение. – Как омега? – Люблю тебя, – тонет в лёгком поцелуе, от которого у Бомгю горят губы пламенем, хотя ничего такого в этом не было. Хёнджин осыпает поцелуями щёки, скулы, всё то, что так давно хотел целовать. Он настолько забылся в этих всепоглощающих поцелуях, чувстве нужности, что не сразу почувствовал боль в области правой ключицы. Хёнджин поставил метку без разрешения. Бомгю теперь только его и ничей больше. – Дождёмся твоих восемнадцати и сразу под венец, не хочу тянуть, мало ли какие Ёнджуны тебя уведут у меня, – игриво говорит Хёнджин. Осталось только рассказать родителям, что у него теперь есть альфа, который старше его на десять лет с пятью хвостиками… но Бомгю подумает об этом позже, а сейчас тёплые объятия и только твой шёпотом с счастливой улыбкой. Сынмины и Ёнджуны в пролёте.