***
На улице уже давно стемнело, и коридоры вечернего замка были пусты и безлюдны. В школе было холодно, и все ученики, наверняка, уже грелись у каминов своих гостиных. Дени, ёжась от холода, тоже хотела поскорее добраться до башни Гриффиндора. Поступь шагов эхом отражалась от каменных стен, и она ускорилась: находиться так поздно вечером в замке было не желательно, хотя и не запрещалось. Вот она уже завернула в коридор, ведущий к огромной винтовой лестнице, и чуть не взвизгнула, с кем-то столкнувшись. Кому ещё приспичило бродить по школе в такое время? — Привет! Ну конечно. Было бы странно, если бы это был не он. Дени, закатив глаза, поинтересовалась: — Опять следишь за мной и хочешь меня убить? Седрик широко улыбнулся. — Нет. — Тогда что ты здесь делаешь? — Дени обошла его и направилась к лестнице, ведущей наверх. Диггори, конечно же, двинулся следом. — Странно, что ты не знаешь, — ответил он. — Старосты каждый вечер патрулируют коридоры на тот случай, если ученики позабыли о скором отбое. — Так ты теперь снимешь с меня баллы? Диггори снова улыбнулся. Вообще, он любил это делать. — Нет, сейчас ведь пока не отбой. Но мой долг проводить тебя до твоей гостиной. Вдруг ты захочешь куда-нибудь свернуть и не пойдешь спать? Дени фыркнула. — Как приятно, что староста Пуффендуя следит не только за моим здоровьем, но и за режимом! — Даниэль, в сотый раз прошу простить меня, я вовсе не хотел... — Да-да. Седрик сокрушённо вздохнул. Некоторое время они шли в молчании, и Дени отчаянно хотелось обернуться, чего сделать она себе не позволяла. — Как прошли каникулы? Девочка усмехнулась. Диггори совершенно не мог терпеть такую безмолвную тишину. — Совсем неплохо. Никаких метел, бладжеров, и падающих на голову пуффендуйцев. Диггори снова вздохнул со всей присущей ему обреченностью. Ступеньки тем временем заканчивались, и Дени, еле передвигая ноги, преодолела последнюю и вышла в коридор на седьмом этаже. До гостиной Гриффиндора было уже недалеко. Внезапно она вспомнила о рождественском подарке, что дожидался своего часа в её сумке. Дени так и не решила, что с ним делать. Может, если вернуть сейчас, Диггори, наконец, отвяжется от неё? Сунув руку в сумку, она нащупала холодный шарик. Коридор закончился, и она остановилась. До портрета Полной Дамы оставалась лишь одна лестница. — Знаешь, я получила кое-что на Рождество, — произнесла она, поворачиваясь. Седрик удивлённо посмотрел на шар. — Ты носишь его с собой? Дени упёрлась взглядом в подарок, не поднимая на пуффендуйца глаз. — Ты... Ты не должен был мне его дарить... Всё это ни к чему. Она протянула ему шарик, так и не поднимая взгляда. Но Седрик молчал, не подавая никаких признаков движения. Чувствуя себя ужасно неуютно, Дени всё же посмотрела на него. Более несчастного лица она ещё не видела. Рука её дрогнула. Диггори, моргнув, ответил, глядя куда-то в сторону: — Я дарил его не для того, чтобы получить обратно, — приглушённым голосом проговорил он. — Оставь себе. И ушёл. Дени не помнила, чтобы хоть когда-нибудь чувствовала себя так гадко.***
Рубеуса Хагрида признали невиновным. Совет попечителей передал дело в Комиссию по обезвреживанию опасных существ. Драко смял письмо. Как и всегда, сообщение Люциуса было небольшим и содержало всю суть, не допуская ничего лишнего. Такие отписки стали нормой, особенно после того, как отец узнал, что в своих письмах Драко частенько прикрывал Дени, не говоря всей правды. “Ты предаёшь интересы семьи”, — сказал он тогда. Раньше, поведение, поступки и речи отца были образцовым примером, и даже не злиться, а думать как-то иначе, было для Драко полнейшей дикостью. Но сейчас каждое его слово или действие “в защиту благ семьи” вызывало лишь раздражение и злило всё больше. Он предал? Разве защищать сестру — не интересы семьи? Или отец хотел сказать, что Драко предал его интересы? И теперь вот это. Дамблдор допустил к должности профессора лесничего, у которого мало того, что никаких познаний в магии нет, так он ещё и преподавать не способен. Что это за учитель, который не может уберечь от опасности учеников? Разумеется, ни Люциусу, ни Драко это не понравилось. Но всё это было уже не важно. Директор оправдал своего любимца, дело закончено. Как оказалось, отцу этого было недостаточно. Его несказанные слова сами собой звучали в голове: “Никто не смеет наносить оскорбления роду Малфоев. Виновный должен поплатиться: если мы стерпим это, наша честь будет запятнана. Тогда все будут думать, будто они имеют право давить на нас. Нанесут ещё один удар, считая, что это ничего не будет им стоить”. Драко вообще не собирался рассказывать отцу об этом инциденте, но как-то само получилось. После этого известия Люциус был в ярости — никак не мог успокоиться, и всё перешло с мести лесничему к разбирательству с гиппогрифом. Животное, без сомнения, обрызгало их род грязью, от которой им теперь не отмыться... Хорошо ещё, что Дени ничего об этом не знала. Вряд ли поведение отца поднимет ей настроение. На каникулах Люциус практически не разговаривал с ней, и Драко был за это ему очень благодарен: плохое Рождество — это явно не то, что сейчас нужно сестре. Но этот странный взгляд отца, когда он думает, что никто не видит, как он смотрит... Это непонятное снисхождение, смешанное с презрением, направленное на Дени, сбивало с толку. Почему отец так быстро сменил гнев на милость по отношению к Драко, и всё ещё не может простить Дени? Она старается, лезет из кожи вон, чтобы хорошо учиться и быть лучшей, но делает это не для себя, а для родителей, лишь бы они ею гордились. И глядя на её старания, разбивающиеся об холодное отношение Люциуса, самому становилось обидно. В чём она так провинилась? Отец ведь, по сути, сам виноват в том, что произошло в прошлом году... И Драко видел, что от этого сестре ещё тяжелее. Чего только стоил тот недавний приступ страха перед Рождеством? А ведь Дени упорно молчит, утверждая, что всё хорошо. Пытается вытянуть всё в одиночку, но насколько её хватит? Самому Драко тоже было не легко: та ночь часто снилась ему, навевая ужас. Каждый раз он боялся, что проснётся, а Дени нет. Боялся, что она лежит там, в подземелье, совсем одна, брошенная умирать. Что было бы, не успей они с Поттером добраться до Комнаты вовремя? Что было бы, не пойди он в тот день искать её? Никто бы даже и не узнал, что произошло? Локонс бы непременно сбежал, всех учеников развезли бы по домам, а Дени бы объявили без вести пропавшей. Никто бы даже и не заметил, что её не стало. Пока Том Реддл высасывал из неё все силы и душу, люди проходили мимо, не понимая, какой ужас происходит совсем рядом. Обгоревшие руки... Это лишь маленькая крупица того кошмара, что происходил с ней в течение всего года. Даже осознать почти невозможно, что случилось на самом деле. А она переживает из-за его рук! В ту ночь всё изменилось. В ту ночь он понял, что важно на самом деле, а что нет... И эти ожоги будут ему вечным напоминанием. Ради своей выгоды и влияния Люциус пошёл на такой ужасный поступок, а всё ведь могло закончиться намного хуже. Столько людей могло погибнуть, он мог погибнуть, она могла погибнуть! А отец злится и презирает Дени из-за того, что она случайно помешала его планам. Драко внезапно осознал, что отцу глубоко наплевать и на Дени, и на него самого. Только имя их семьи, их род беспокоил его. Люциус однажды сказал: “Все мы задержимся здесь ненадолго, и лишь фамилия наша будет звучать вечно”. Он слепо следует своим убеждениям, но зачем всё это? К чему ведут его поступки, если никакого будущего может и не быть?