***
Утреннее солнце настойчиво освещало лицо щурившейся и взъерошенной Дени, которая вот уже как полчаса сидела за большим дощатым столом кухни. — Не люблю яичницу. Драко согласился с тем, что омлет действительно вкуснее. Под льющимися из высоких прямоугольных окон лучами вспыхивали и искрились плавающие в воздухе пылинки. Проведя рукой по столу, Драко нащупал место, где когда-то вырезал ножиком свои инициалы. Мама тогда долго выпытывала, кто же из них это сделал, но ни Драко, ни Дени не признались, за что потом оба получили в наказание вымывать ту огромную чугунную плиту, что стояла за его спиной. А на следующий день рядом с его буквами появились еще две такие же. Мама, хотя и могла, почему-то не стала их убирать. Здесь ничего не изменилось... За пределами дома виднелись холмы и отроги Люберона, а между ним и озером — повсюду виноградники. Посреди них глухо тарахтел трактор, распылявший на ровные ряды зеленеющих лоз фиолетовые облака какой-то химии: сквиб Руссель вышел на работу. — Откуда я могла знать, что это лаванда? Она так скукожилась, что была похожа на сушеные лапки пауков, — пробурчала Дени в ответ на упрек вошедшей в кухню матери. — Почему паучиные лапы должны лежать на моем подоконнике? Не должны. Вот я их и выкинула. Мама пообещала, что в следующий раз Дени будет справляться со скорпионами без помощи Людивин. А потом Драко обнаружил отпугивающие цветы расставленными и рассованными по всей комнате сестры. Было похоже, что Дени ободрала все близлежащие поля. Драко не мог не признать, что лаванда удивительно ей шла. То ли Дени действительно так сильно начала опасаться скорпионов, то ли цветы попросту ей нравились, но лаванда теперь всегда окружала ее, то вплетенная в волосы, то приколотая к ее любимому белому сарафану, то воткнутая в потрепанную соломенную шляпу, которая ничуть ее не портила. Лаванда переливалась оттенками и светом ее сиреневых глаз.***
— Драко, я никогда не говорила тебе, почему я люблю делать вино? — Вино делает Руссель, — усмехнулся Драко, изредка поглядывая на королеву, которую переместил на другую клетку не самым честным способом, пока мама не видела. Теперь ее король был открыт перед ударом. Руссель, верный своему слову и договору, который он еще в молодости заключил с уже почившим хозяином поместья месье Розье, и по сей день ухаживал за лозами, окружавшими Château la Сanorgue. Дени, иногда разглядывая рубиновый напиток в своем бокале, сама того не подозревая, всем своим видом его отвлекала. На самом деле, Драко был не совсем прав. Когда была возможность, мама никогда не пренебрегала выходом в виноградники, а особенно, когда они оставались здесь надолго. Вот только было это очень давно, еще до смерти ее любимого дяди Франкоиса. Драко не очень хорошо его помнил, им было около восьми, когда он умер. С тех пор они сюда не приезжали. — Во Франции всегда делает вино тот, кому принадлежит земля, даже если в процессе он не учавствует, и ящики с бутылками ему отправляют в холодную и во всем далекую от Франции Англию, — Нарцисса улыбалась, покачивая в бокале вино. Драко заволновался за свою королеву. — Я люблю делать вино, потому что этот благородный нектар просто-напросто не способен лгать. День клонился к концу, розовые лучи солнца расчерчивали бледно-желтый фасад дома, во дворе которого они расположились. Легкий ветерок лениво перебирал листья платанов, шелестевших над их головами, а листья, которым не хватало влаги деревьев, иногда срывались с ветвей, кружась и спускаясь на круглый стол, вокруг которого они сидели. Как раз один из таких листков Дени перебирала пальцами, не отвлекаясь от наблюдения за их игрой. — Ранний урожай, или поздний — это не важно. Но как только ты подносишь ко рту вино... — Нарцисса сделала маленький глоток, прикрыв глаза. — Оно раскрывает тебе всю правду. Откровенно, и нисколько не смущаясь.... Едва Драко заметил одинаковые смеющиеся огоньки в глазах сестры и матери, сразу все понял. — Ну что же, Драко, — продолжила Нарцисса, поставив бокал на стол. — После того, как ты узнал, за что я люблю вино... Ты ничего не хочешь мне сказать? — Ты сдала меня! — возмутился Драко, повернувшись к Дени и бросив на нее напускной гневный взгляд. Он наслаждался тем, как она смеется. — Когда вы сговорились? Мама присоединилась к ее смеху. Как же он хотел, чтобы такие моменты никогда не заканчивались...***
— Недавно я поняла, что мы никогда не были в безопасности. Отравляющая сознание темнота накрыла их, вырывая все затаившиеся страхи наружу. Ночь была единственным, от чего этот дом не мог их спрятать и укрыть. Дени снова пришла, когда последние огни ламп и канделябров потухли. — Только если... здесь. Я так плохо помню то время, которое мы провели здесь, что мне казалось, будто мы и никогда тут вовсе не были. А сейчас... вспоминаю. Вздохнув, Дени перевернулась, оказавшись так близко, что он мог чувствовать на своей щеке ее мягкое дыхание. Волосы, переливающиеся в лунном свете серебром, легко проскальзывали сквозь пальцы. — А ты помнишь?.. Поздней весной и летом они гуляли вокруг озера. Ходили по траве босиком, избегая камней и острых уколов цветов. Спокойное небо отражалось в озере, и весь мир между ним и небом принадлежал им. Они лежали, преодолевая жару, и сквозь приоткрытые веки смотрели на солнце, чтобы узнать, кто продержится дольше. Их глаза, ослепленные огненным светом, разыскивали прохладу воды. Она смеялась, потому что всегда выигрывала. Когда они шли плавать, вода держала их тела и окрыленные мечты. Озеро не любило отпускать, и они, измученные, взбирались на пылающий берег и разваливались под солнцем. Воздух вибрировал от жары под ритм цикад. Это был самый пик лета. Когда была пора возвращаться домой, они шли назад через цветы и лозы, к дому на вершине холма. В саду росло четыре платана, но тот был самым старым, большим и высоким. Вдвоем они могли потеряться в его ветвях, играя в прятки. “Ты меня видишь?” — кричал он. “Нет, не вижу!” — отвечала всегда она, но он знал, что она была рядом и он никогда бы ее не потерял. Ее яркий силуэт всегда и везде сопровождал его. Когда они смотрели вверх, чтобы понять, где они, им казалось, будто ветви дерева достают до самого неба. Лучи солнца смешивались с маленькими ветками так, если бы дерево поддерживало купол неба. Это большое дерево было щитом от всего мира. Он никогда больше не видел такого же великого дерева. Вряд ли есть еще одно такое. Когда они приходили вечером домой, мама была недовольна, потому что они были грязными. В его штанах зияли дырки, а в ее свободных волосах путались листья. Такие моменты никогда не забываются. Никто не сможет отобрать память, потому что она не только в них, она выше... Как облако. Это солнечное облако ведет днем, а вечером оно превращается в звездную дорогу. И ступать по ней так легко, как если бы они больше не находились на сырых земных тропах, если бы их место было на небе. Они, свободные, высоко в небе... Ее глаза сияли сожалениями и прерванными нитями ушедших мыслей, вихрем времени и влюбленностью, неуместными мечтами и солью непролитых слез. Этой ночью темнота, что обычно скрывалась, стала видимой. Ее сияние ослепляло. — Помню.