***
Мама всегда уделяла большое внимание глазам. Ее руки волшебным образом преображали холст так, что казалось, будто человек, которого она изобразила, не просто смотрит, но наблюдает за ними из потустороннего мира картины, в которой он жил. Спрашивать, кто на них так внимательно смотрит, с той стороны холста, почему-то казалось бестактным и кощунственным. При взгляде на этого человека, Дени думалось, что это он — настоящий. Такой же как мама, Драко, и даже Людивин. Это другие, окружавшие ее жизнь люди, казались нарисованными, они и вполовину не были такими настоящими, как человек, глядевший с картины мамы. — Почему у него такие яркие глаза? Он... Светится. Это одна из таких картин, как висят в Хогвартсе? Но почему он не двигается? Нарцисса улыбнулась такому количеству вопросов. — Да, он светится. Нет, это самая обычная картина, самый обычный холст и самая обычная краска. Дени придвинула стул поближе, присаживаясь рядом. Необычный запах краски защекотал нос. Сброшенные со стола дуновением ветерка, под мольбертом рассыпались желтоватые листки эскизов. Она подняла один. Мужчина добродушно улыбался ей теперь не только с мольберта, но и с эскиза. Но несмотря на улыбку, выражение его лица светилось такой невообразимой печальной усталостью, что Дени тут же сделалось грустно, и она больше не могла выдержать его взгляд. — Почему он светится? Мама снова улыбнулась, но улыбка на ее прекрасном лице вышла печальной, такой же, как у мужчины на портрете. — Ты не понимаешь? Каждый человек — словно свет. Пока мы живем, мы встречаем много-много людей. Неисчислимое количество людей, бесконечная процессия лиц и имен. Большинство из них мы даже не замечаем, они остаются для нас незнакомыми и уходят без следа. Но правда в том, что каждый человек не похож на любого другого, в каждом есть искра, сияющий свет. Проведя тонкой кистью по светлым, серебристым ресницам мужчины, она улыбнулась чуть счастливей и радостней. — Конечно, когда мы влюбляемся, возлюбленный затмевает всех остальных, иногда ослепляя нас. Случайная встреча может осветить твой мир, только ты не осознаешь этого... Поэтому так часто мы проходим мимо других с безразличием. Когда любящий созерцает возлюбленного в первый раз, его свет и сердце постоянно меняются, отражая сияние и образ другого человека. Как каждая новая встреча увеличивает восхищение возлюбленным, она так же увеличивает власть над сердцем и зависимость от присутствия другого. Именно поэтому, когда другие уходят или умирают, сердце не в силах забыть. Сияние любимого человека меркнет, и нам начинает казаться, что свет погас не только в нем, но и во всем мире, в том числе, и в нас. Без любимого, никакое усилие не может вернуть сердце к прежнему ритму. Со временем, конечно, оно восстанавливается. Не полностью, потому что всегда будут места, ароматы, образы и мелодии, которые заставляют сердце болеть, но в конце... Состояние покоя вернется. Голос мамы дрогнул вместе с кистью, и белая краска капнула на ее платье. Нарцисса этого не заметила. Она видела, сердце мамы не забыло. Поэтому в его глазах на картине свет такой настоящий. Дени сжала ее измазанную краской и цветными каплями руку. Когда мама обернулась, Дени увидела на ее щеке сбежавшую слезу. Она тоже светилась. Губы матери дрогнули в улыбке: — Иногда, сердце может проснуться вновь... Это редкое чудо. — Нарцисса провела цветными пальцами по ее серебристым волосам. — Если бы я не была с вами, не могла бы сжать тебя за руку... Не могла бы вот так, каждый день, видеть, как вы с Драко улыбаетесь, зная, что вы действительно со мной... Мой свет несомненно бы угас. Глядя в ее блестящие глаза, Дени ей не верила. Люди, как она, не угасают, и они, безусловно, не умирают. Они защищают, оберегают и любят. Вот так. Дени протянула ей бумажный портрет, но мама покачала головой: — Нет. Я хочу, чтобы он остался с тобой. Мне так будет спокойней. Дени кивнула, хотя и не понимала, почему это может ее успокоить. Это ее сердце помнит его, а не Дени. Но все же, она не удержалась: — Кто он? — Может быть, когда-нибудь ты его узнаешь.***
Письма из Хогвартса прилетели с нежданной летней грозой, возвращая к нежеланной реальности. — Я не могу быть старостой. Это какая-то шутка? Дени повертела письмо, пытаясь найти что-нибудь, что могло опровергнуть слова МакГонагалл, пока из него не вывалилось что-то красное и блестящее. — Значок старосты, — подтвердил Драко, поднимая его с земли. — Наверное, все-таки, ты староста. Видишь, что написано? Дени с недоверием покосилась на значок. Ей казалось, что золотая буква «С» над ней посмеивается. — Почему я? Вложив значок ей в ладонь, Драко усмехнулся: — Как будто не ты учишься на «превосходно» с самого начала поступления. — Это ничего не доказывает. Гермиона тоже хорошо учится. Он закатил глаза. — Грейнджер терпеть никто не может. — Ты ее терпеть не можешь. — Хочешь об этом поговорить? — Нет. Вздохнув, Драко опустился на лавку рядом с ней. Дени не верилось не только в то, что она будет старостой, но и в то, что Хогвартс о них не забыл, и скоро им предстоит туда вернуться. Теперь, покачивающаяся в водах озера лодка казалась ей чем-то сказочным и несбыточным. Хорошим и приятным сном, который она не успела досмотреть. — Я думаю, у тебя получится. Дени повернулась к Драко. Он тоже смотрел на ту деревянную лодку. — Во всяком случае, ты будешь лучшей старостой, чем я, — брат поднял зажатый между пальцами зеленый значок. Буква на нем была точно такая же, но серебряная. — Тебя тоже выбрали! Драко улыбнулся ее восклицанию. От облегчения, что она будет не одна, Дени захотелось сжать его в объятиях. Схватив его за руку, она потянулась к его лицу и поцеловала раскрасневшуюся от солнца щеку. Дени не хотела уезжать. Никто из них не хотел.