Моя Кровь

      Снег падал крупными хлопьями, кружась и переливаясь бликами плавающих в воздухе свечей.       — Долгопупс, расколдуй чертов потолок!       Невилл задрал голову, неуклюже сжав палочку.       — Как?       — Меня спрашиваешь? Сам заколдовал, сам и разбирайся!       Накинув на голову капюшон мантии, Дени покосилась на агрессивно настроенного Захарию Смита. Пуффендуец без конца цеплялся ко всем подряд.       Взмах палочки — и с потолка падают уже не снежинки, а сугробы. Сестры Патил, застигнутые врасплох, заверещали.       Гермиона все же сжалилась над Невиллом, прекратив этот нежданный катаклизм.       — Прошу тишины!       Недовольные девушки еще возмущались, отряхивая снег с красивых ухоженных мантий, но, завидев выжидающий взгляд Поттера, умолкли.       Нельзя было не признать — сохранять дисциплину у него получалось.       — Снова разбиваемся на пары. Повторим Чары помех…       Уизли, стоявший за его плечом, противно шмыгнул поломанным носом. Дени не знала, что ее злило больше: его заклеенная кривая переносица или то, что отделался он одними только побоями.       — Не вздумай с ним ничего сделать. Я сам разберусь.       Стиснув зубы, Дени проводила Рыжего взглядом.       — Даниэль.       Оторвавшись от Уизли, она повернулась к Поттеру. Она не заметила, как все уже разошлись и начали работать. Тут и там сверкали вспышки, гул заклятий отскакивал от высоких потолков Выручай-Комнаты.       — Ты отрабатывала чары самостоятельно?       — Нет.       — Если ты не будешь практиковаться сама…       Поттер замер от ее взгляда, и не договорил. Дени была уверена, Гарри видел: она хочет все бросить и уйти.       Огромное зеркало, с поименным списком состава на нем. Фотография Седрика рядом. И это название: «Отряд Дамблдора».       Как иронично.       Зато, Поттер перестал ее игнорировать.       Кровь текла по его разбитым щекам, по губам, по шее. Рукав разорван, и рука, подмятая, лежит так, как лежать не должна. Лицо, еще совсем недавно ласково улыбавшееся ей в ответ, посерело. Под багровыми пятнами крови и алыми ссадинами оно выглядело таким бледным… Безжизненным.       Дени решила, что убьет их всех. Уизли, скрученного заклятием мадам Трюк, Поттера, что не смог его удержать, всю команду Гриффиндора, что стояла и смотрела.       Ему не помогли даже слизеринцы.       Палочка оказалась в руке сама собой. Уизли, не способный двигаться, в страхе раскрыл глаза, глядя на трясущийся кончик ее палочки, направленной ему точно в голову.       Грудь горела гневом и яростью.       Гарри покачал головой. «Не делай этого», — говорил он ей.       Его молчаливая просьба не могла ее остановить. Никто не смог бы ее остановить, но…       Палочка ее не послушалась.       Дени исступленно сжимала и разжимала пальцы, прокручивала ее в ладони — тщетно. Палочка в ее руке была ни чем не лучше пустого куска дерева...       — Сосредоточься.       Поттер тут же был награжден новой порцией убийственного взгляда.       — Что тебе не нравится?       Глаза ее вновь наткнулись на приколотую фотографию улыбающегося Седрика.       Эта вечная улыбка… Даже будучи мертвым он не переставал улыбаться. Висит, насмехается над ней и над ее беспомощностью.       — Зачем он здесь?       Гарри не понял, о ком она говорит.       — Что ты…       — Зачем ты его сюда повесил? Одних воспоминаний уже недостаточно?       Он резко развернулся, посмотрев на зеркало. Непонимание Гарри отражалось в нем, пока глаза его не нашли несчастную фотографию.       — Разве не из-за этого ты здесь? — спросил он, вновь к ней оборачиваясь.       Дени бессильно сжала палочку, собственными ногтями впившись в ладонь. Дышалось тяжело. Она хотела найти окно и открыть его, но в дурацкой Выручай-Комнате не было ни одного.       Его убило не это. Все это только простая, нелепая случайность… На его месте мог оказаться любой.       — Ты знаешь, что не Реддл бросил его имя в Кубок. Не он устроил все это…       — Это сделал он, Дени. Он бросил имя в Кубок, но… имя было другое.       Заклятия продолжали вспыхивать вокруг, разговоры заглушали мысли. Лицо Поттера ожесточилось, зеленые глаза глядели пронзительно.       — Оно было моим. Чужими руками он вел меня через все задания, до самого последнего. Это я предложил Седрику взяться за кубок вместе. Из-за меня он оказался там, где не должен был. Это я его убил. Волан-де-Морт в теле уродливого младенца сказал: «Убей лишнего», и его слуга произнес заклятие — Волан-де-Мортова палочка убила его. А потом твой отец смотрел на его мертвое тело и смеялся вместе с остальными. Он тоже его убил.       Слезы текли по щекам и подбородку, не останавливаясь. Капли стекали по губам, соленые. Бессильно глядя на Поттера, что безрадостно наслаждался этой жестокой правдой, Дени их не чувствовала.       — А ты и не знала, да? — невесело усмехнулся он. — Неужели твой брат тебе не рассказал?       — Не смей его ни в чем обвинять, — голос ее дрожал. — Драко ничего не знал, так же, как и я.       — Уверена?       Едва сдерживая ярость, жгущую ее тело изнутри, Дени подошла к нему ближе.       — Не смей так говорить. Ты ничего не знаешь, — прошептала она.       Ее лицо, отражавшееся в круглых стеклах его очков, блестело от злых слез.       Конца занятия она дождалась с трудом, и Выручай-Комнату покидала не зная, сможет ли вернуться.

***

      Рождественские украшения на стенах замка, начавшие появляться с начала декабря, впервые не вторили радостному ожиданию праздника: почти каждый ждал прихода каникул и громкого свистка Хогвартс-Экспресса, готового увезти их из школы прочь; всем не терпелось вернуться домой и хоть ненадолго передохнуть от гнета генерального инспектора Хогвартса. Дени и Драко о таком и не мечтали — Нарцисса запретила им возвращаться домой.       Драко уже почти полностью избавился от последствий матча: повязку с руки сняли, лицо очистилось от фингалов и ссадин. Из Больничного крыла он выходил полный удовлетворения. Знал, что через несколько часов его койку займет исключенный из команды вратарь Гриффиндора. Драко пообещал Монтегю, что снова начнет играть, если тот приведет лицо Уизли в более подобающий вид.       Но обещание свое, конечно, не сдержал. Капитан команды рвал и метал, но ничего не мог поделать.       Невесомо скользя пальцами по его лицу, Дени улыбалась. Его выздоровлению она радовалась намного больше, чем он сам.       — Специально ждал, пока выпишут?       Осуждения в ее голосе он не услышал.       — Терпеть его соседство я бы не смог. Не думал, что ты одобришь.       Она отстранилась, все еще улыбаясь, и кивнула в сторону огромных ящиков, доверху набитых мишурой и елочными игрушками.       — Большой зал еще не украшен.       Было несправедливо, что все ученики в выходные развлекались на улице в снегу, в то время как старостам было поручено развешивать праздничные украшения в коридорах.       — Кажется, число наших привилегий не соответствует числу обязанностей.       Слишком много прекрасных улыбок за сегодня. Но, Дени считала иначе.       — Не такие уж и плохие обязанности. Пойдем?       С ней он был готов идти куда угодно и делать, что угодно, если это могло заставить ее улыбаться еще ярче. Он с радостью отвечал на ее атаку снежками искрящегося снега, а потом в панике прибирал конфетти от взорвавшихся хлопушек перед приходом Флитвика и смотрел, как она убеждает профессора в том, будто понятия не имеет, откуда в ее волосах взялось столько блесток.       Рождественская ночь наступала долго. Последние лучи зимнего солнца иссякали не торопясь, всласть наслаждаясь ледяными переливами замерзшего озера и воздушными искрами снежных сугробов, расстилавшихся вокруг пустынного замка.       В эту ночь Дени захотела быть поближе к небу, и даже холод одной из самых высоких башен Хогвартса не мог ее испугать.       Как только Полная Холодная Луна выкатилась в темноту, все небо засветилось жемчужно-белыми искрами звезд и перламутровыми пятнами дымчатых облаков. Небо буквально пылало, словно звезды на нем соревновались, какая из них засияет ярче. Небо продолжало сиять на протяжении всей ночи с такой силой, что казалось, будто луна вместе со звездами поют свою собственную песню, которую никому из обычных людей не дано услышать.       — Древние люди верили, что когда-то на небе было две луны.       Ее ресницы дрожали, а сияющие глаза жадно силились впитать весь звездный свет, падавший на продуваемую зимними ветрами башню. Ей не было холодно.       — Но одна подошла слишком близко к солнцу и лопнула от жары. Тысяча тысяч драконов вырвались из ее недр наружу пить пламя солнца. Вот почему драконы выдыхают пламя.       Дыша холодом узорчатых снежинок, он чувствовал, как его руки подрагивают от волн наплывающего жара.       — Однажды и вторая луна поцелуется с солнцем; она треснет, и Великие драконы вырвутся наружу, чтобы поглотить наш мир.       Ее глаза, восторженно сверкая сиреневым светом, взволнованно рассматривали его лицо, будто что-то выискивая. Наполненные внутренним жаром, щеки пылали. Губы дрожали и дышали осторожно:       — Ты представляешь, как нам повезло? Я не Луна, а ты — не Солнце. Мне не нужно ждать тысячи лет, чтобы поцеловать тебя.       В приступе от своих невероятных мыслей она обожгла поцелуем его пылающую щеку, оставляя горящий след своего дыхания на краешке его губ.       Не успев понять, что произошло, он упустил ее.       Пустые, холодные коридоры ночного замка пугали темнотой и неизвестностью. Ей казалось, что она не бежит, а разрубает вязкую тьму своим телом. Лунный свет, впитавшийся в ее кожу, освещал ей путь, пока не выдохся и не иссяк насовсем.       Она бежала. Бежала так, будто завтра не настанет, потому что его нет — есть только сейчас.       Она не помнила, зачем бежала так быстро. Она убегала? Или боялась опоздать?       Она бежала месяцами, возможно, годами.       Бежала, в ярком круговороте жизни не замечая настолько явного и очевидного, что не видела нужды остановиться. И увидеть...       Он был рядом, с самого начала. Вместе с ней. С закрытыми глазами она тянула свои руки и они встречались с его, ведь он никогда не был далеко.       Она жаждала его даже до того, как узнала его, и когда она увидела... Он стал для нее всем.       Рассвет смел с нее все материальное, открывая воспламененное диким огнем сердце. Было так жарко, что простыни липли к ее разгоряченному телу, но даже сбросив их, она не нашла облегчения. Она горела и обугливалась, ощущая, как осыпается угольками все ее нутро, дрожала, чувствуя, как кипит, превращаясь в пар, ее кровь.