Моя Кровь

      Заклинания были назначены первым экзаменом — Дени не знала, как ей могло не повезти еще больше. Профессор Флитвик, стоя у входа в подготовленный под сдачу экзаменов Большой зал, подбадривал их и уверял: все, что ждет их за большими дубовыми дверьми, не стоит таких переживаний; все они умеют, и все прекрасно знают.       Дени на мгновение показалось, что палочка в ее руке треснет от усилия, с которым она ее сжала.       — Сломаешь, — предупредил ее Драко. От его прикосновения кулак Дени разжался сам собой. — Как только нас вызовут, сразу иди к самому старому экзаменатору. Он лысый, — шепнул он, ближе наклонившись к ее уху.       Драко нервничал.       — Ты уверен?       Он кивнул, и тяжелые двери приоткрылись: к ожидающим обратился один из ассистентов:       — МакМиллан, Эрни! Малфой, Драко! Малфой, Даниэль! Нотт, Теодор!       Дени вцепилась в его руку, и Драко протащил ее следом за собой у Нотта перед носом.       Большой зал опустел после завтрака, обеденные столы были сдвинуты к стенам. В углах, пристально следя за каждым их шагом, стояли ассистенты, а сами экзаменаторы заняли преподавательский стол.       — МакМиллан, шнурки развязались! — осадил он попытавшегося проскочить вперед пуффендуйца. Эрни затормозил, испуганно глянув на свои начищенные до блеска туфли без шнурков, и Драко тут же протолкнул ее в очередь к самому крайнему экзаменатору.       Профессор уже заканчивал принимать экзамен у Майкла Корнера, и не успела Дени собраться с духом, как когтевранец, удовлетворенный своим результатом, уже освободил место и направился к выходу из зала. Краем глаза она заметила, что Драко, стоявший в соседнем ряду, еще ждал своей очереди.       — Профессор Тофти ожидает вас, — напомнил ей один из ассистентов, что были здесь все на одно лицо. Дени, вдохнув поглубже, двинулась к столу.       Лысина профессора Тофти блестела в косом луче полуденного солнца, выглядывая из-за листка с ведомостью. Сев за стол напротив профессора, Дени еще пару минут ждала, пока его старческие пальцы опустят листок и он соизволит на нее взглянуть.       — Ваше имя, мисс…       — Малфой, Даниэль.       — Ах, да… — старик вновь скрылся за ведомостью. — Так… у вас, мисс, превосходные оценки по всем переводным экзаменам. В таком случае, трудностей возникнуть не должно…       Профессор Тофти убрал, наконец, ведомость, и улыбнулся ей. Его улыбке не хватало пары зубов.       Дени тоже попыталась улыбнуться в ответ, но вышло уж слишком натянуто. Впрочем, этого он не заметил.       — Что же, приступим к делу? Расскажите мне, какая формула описывает действие раздвоения, или, если сказать точнее, дублирования каких-либо объектов?       Она копалась в памяти недолго.       — Джеминио. Чары Умножения.       — Совершенно верно. Какие особенности этих чар вы знаете?       Дени знала достаточно об этих чарах. Вот только применить их она была не готова, а именно к этому все и шло.       — Они создают точную видимую копию вещи, которая никогда не будет равноценна оригиналу: она быстро выйдет из строя и исчезнет. Остановить умножение объекта сможет только тот, кто произнес это заклинание, в противном случае предметы будут размножаться на протяжении долгого времени, пока копии не начнут развеиваться.       — Отлично, — благосклонно кивнул профессор, положив перед ней перо. Сердце Дени подскочило к горлу. — Продемонстрируйте.       Пока она поднимала палочку, Дени казалось, что перо сейчас ее укусит, но профессор Тофти ее волнения явно не замечал: отечески-добрая улыбка не сходила с его старческого лица.       — Превосходно!       Дени, не успев произнести заклинание, застыла с поднятой над столом палочкой.       — Думаю, для верности вам стоит описать еще одно заклинание, и на этом мы с вами закончим.       Профессор Тофти произнес это совершенно серьезно. Дени приказала себе прекратить удивленно хлопать глазами и поспешно опустила палочку, воззрившись на экзаменатора. Судя по всему, тот был полностью уверен в том, что она только что безукоризненно выполнила Чары Умножения.       — Итак… что же мы возьмем? Как насчет контрзаклинаний? Используйте контрзаклинание и прекратите действие наложенных вами чар, пока наш стол не завалило перьями!       Дени мельком посмотрела по сторонам. Сидевший чуть дальше за столом Драко успешно занимался левитацией такого же пера, за ним МакМиллан и Нотт с одинаковыми напряженными лицами отвечали экзаменаторам. Все были заняты, включая ассистентов, направившихся принимать новую четверку учеников.       — Ну же, мисс Малфой, вы должны помнить заклинание.       — Да, конечно… — Дени бросила на профессора осторожный взгляд, не понимая, смеется ли он над ней. — Фините Инкантатем.       Как и ожидалось, ничего не произошло: незаколдованное перо осталось незаколдованным. Профессор Тофти, видимо, по-прежнему был доволен результатом:       — Превосходно-превосходно, — радостно проскрипел профессор, взмахом руки загнав перо обратно в чернильницу. — Результаты вам станут известны позже. Но, хочу заверить вас, что рассчитывать на высокую оценку вы можете.       Она неловко кивнула, скрипнув стулом. Профессор Тофти все также сидел, уставившись на нее, лучезарно улыбаясь, и Дени не понимала, то ли он хочет от нее что-то услышать, то ли ждет, когда она поднимется и уйдет отсюда.       — Мисс, вы закончили с экзаменацией? — ассистент очутился за ее спиной слишком неожиданно. — Будьте добры, не задерживайте очередь.       Дени поспешно встала и, неуверенно попрощавшись с профессором Тофти, быстрым шагом двинулась к выходу из зала, не понимая, что только что произошло. У самого выхода ее подловил профессор Флитвик и поинтересовался, как она справилась с заданием, и пока Дени рассказывала, с трудом осознавала то, что говорит ему. Драко вышел из Большого зала немногим позже, усталый, но вполне довольный собой.       — Профессор Марчбэнкс могла бы спросить у меня что-нибудь посложнее левитации… — судя по рассеянному взгляду, Драко явно немного перенервничал. — Как ты справилась? Получилось?       — Если бы не странные провалы в памяти профессора Тофти, не знаю, как бы я сдала. Не думаю, что на трансфигурации и защите мне так повезет.       Залитый яркими лучами солнца каменный двор, в который они вышли, был почти пуст: младшие курсы, закрытые в духоте школьных классов, еще сдавали экзамены. В черных форменных мантиях становилось жарко.       — Как ты понял? У него действительно проблемы с памятью?       Драко покачал головой.       Нет. Будь это действительно так, его бы просто не допустили принимать экзамены. И даже если бы допустили, кто-нибудь из сдававших ему учеников, или ассистентов, или других профессоров заметили бы это, и тогда…       Его помешательство было разовым явлением.       — Профессор Тофти и вправду думает, что ты применила Чары Умножения. Он был уверен в твоем успехе, и внушить ему, что ты сделала все правильно, было не слишком легко, но возможно.       Дени остановилась, шокировано схватив его за руку:       — Внушить?       Глянув по сторонам, Драко потянул ее в тень двора, где в углу удобно расположилась пара лавочек.       — Я не был уверен, что у меня получится. Если бы я попытался провернуть такое с Марчбэнкс, наверняка попался бы — из них из всех она самая подозрительная. А с Тофти все было намного проще…       — Боги, как ты это сделал?!       — Тофти не мог ожидать, что кто-то попытается пробраться к нему в голову, особенно когда перед ним сидишь ты.       — Я?       Фыркнув, Драко закатил глаза.       — Дени, знаешь, почему одна половина Хогвартса терпеть тебя не может, а другая половина вздыхает тебе вслед каждый раз, когда ты мимо проходишь?       — Почему же?       — Ты ужасно красива. И совершенно этим не пользуешься.       Моргнув, Дени отвела от него взгляд, не зная, куда ей спрятать свои пылающие щеки. А Драко продолжил:       — Я заставил его думать, что ты наложила на перо чары, и что они сработали. Он, в конце концов, и сам ждал, что это случится. Вот и все.       — Но ты же сам сдавал экзамен. Как профессор Марчбэнкс этого не заметила?       — Я не размахивал палочкой у нее перед носом, если ты об этом. Да и зрение у нее неважное, очки не особо ей помогают: она постоянно щурилась, пытаясь меня разглядеть. Пока я делал вид, что пытаюсь вспомнить формулировку Заклятия Неразбиваемости, подкладывал Тофти образы, которые он так хотел увидеть.       По его словам все было так просто, как будто он занимался этим каждый день.       — Драко… как ты это сделал? В школе не учат легиллименции!       Он вздохнул устало и обреченно.       — Ты права. Не учат.       Дени наклонила голову, ожидая продолжения, и Драко заговорил решительнее:       — Я научился сам. После того, как Снегг начал обучать меня окклюменции.       — Снегг?       Драко ни разу не упоминал об этом, и Дени не могла не показывать, что это ее беспокоит.       — Он пытался научить меня защищать свой разум, но ни ему, ни мне, это не давалось хорошо. Я хотел сказать раньше… Но мама не хотела, чтобы ты знала, и я не знаю почему.       Дени рвалась узнать, что еще мама приказала ему ей не говорить, но, с трудом утопив в себе голос обиды, спросила:       — И почему тебе плохо это давалось?       — Он был… слишком прямолинеен. Снегг требовал, чтобы я силой защищал свой разум и отбрасывал любого, кто попытается туда проникнуть, но я, как ни пытался, не мог этого сделать. Я впускал его в голову… и путал. Кажется, у меня получалось. По крайней мере, очень скоро Снегг перестал различать где правда, а где ложь.       Его спокойный тон приводил Дени в ужас.       — Впускал?! Он был в твоей голове?! Копался в твоих мыслях и чувствах, и ты позволял ему это?       — Дени, это только звучит ужасно, на самом деле…       — Звучит ужасно?       Едва Дени представила, что он испытал, тут же сглотнула, подавив тошноту. Воспоминания о том, как в ее сознание проникли однажды, лишив всякой воли и подчинив себе, пробудили застарелый ужас, копошившийся на дне ее памяти.       — Я знаю, как это на самом деле. И ты тоже об этом знаешь. Так что не пытайся убедить меня, будто все в порядке.       Эти тревожные мысли убивали. Снегг перекраивал и перерывал его сознание, а Драко жил с этим, и молчал.       — Почему ты не говорил мне раньше? И почему ты рассказал мне сейчас, если мама запретила?       — Я применил легиллименцию на твоих глазах, и врать тебе об этом, потому что так сказала мама, я не стану. Ты и так должна была знать об этом с самого начала, я должен был тебе обо всем рассказать. Прости.       Дени подумала о том, что должна на него злиться, но гнев в ней вызывал лишь Снегг. И мама, которая молчала, уверяя, что все хорошо, просила быть осторожнее и посылала Драко на эти мучительные уроки, не объясняя зачем, и почему.       Разумеется, Дени знала, зачем. Умение защищать свой разум придется очень кстати, если… если он окажется рядом.       Но ведь теперь это совсем необязательно? Они уедут из Англии, и все останется позади.       Дени верила в это всей душой.       — После этих уроков, я начал замечать, как все уязвимы.       Взгляд его приобрел оттенок мрачной сосредоточенности.       — Сознание людей мягко, как глина — только опустишь руку, и их чувства и мысли податливо изомнутся, впуская тебя, обволакивая волнениями, переживаниями, эмоциями. Они вязкие, оставляют следы, и будут долго течь по тебе, даже если ты успеешь высунуть руку вовремя. Но если не получится, сознание может затвердеть, и ты либо вырвешься, оставив ему часть себя, либо останешься прикованным к камню навсегда. Но может случиться нечто более ужасное — ты можешь провалиться. Если твоя рука нащупает внутри неизвестную пустоту, которая будет манить тебя, потому что все неизвестное представляет для нас огромный интерес, то ты провалишься. Пустота утянет тебя вниз, и, несмотря на все твое сопротивление, ты захлебнешься в густоте вязких мыслей и пропадешь. Если сознание засосет тебя в свою глубину, ты ничего не сможешь сделать; ты будешь принадлежать чужому сознанию целиком.       Слова его были ужасны и восхитительны.       Когда Драко закончил, он посмотрел на нее, притягивая к себе красотой света, что сиял сквозь голубые осколки его глаз. Они манили ее как пустота, о которой он говорил — неизвестное всегда слишком интересно, а она слишком любопытна, чтобы устоять.

***

      Последний день экзаменов был прекрасен. Прочно укрепившаяся в окрестностях замка жара отступила, позволяя его обитателям насладиться напоследок приятной погодой и осмыслить, что самая трудная неделя за все годы обучения закончилась.       Дени ничего не говорила, но глаза ее сияли. Серость Англии и каменных стен Хогвартса, которую она так не любила, все ближе приближалась к тому, чтобы стать прошлым. Башни с горгульями и покатые крыши красиво светились в лучах наступающего заката, отражаясь в таких же порозовевших и сверкающих водах Черного озера, но Драко знал, что эта редкая красота ее не обманет. Хогвартс причинил ей достаточно страданий и не заслужил того любования, которым его одаривали все остальные. Они не знают этот замок так хорошо, как знает его она.       Ее последним экзаменом были Древние руны, в которых Драко ничего не понимал. Но на сдачу Дени шла, как на праздник — после волнительных зачетов по трансфигурации и Защите от Темных Искусств, на которых она переживала сильнее за него, чем за себя, перевод странных закорючек принес ей радость и облегчение. Драко смог выдохнуть спокойно только тогда, когда она, улыбающаяся, выпорхнула из Большого зала с известием о том, что перевела все верно, и жутко гордая тем, что закончила самой первой.       Драко знал, что Снегг подозревает его. После экзамена по зельеварению он слишком явно расспрашивал Драко о том, как он сдал экзамены, а когда он заикнулся о том, что хочет знать, как справилась со своими заданиями Дени, Драко так запутал и переплел нити своих мыслей и воспоминаний, как у него никогда прежде не получалось.       — Солнце совсем садится, — прошептала Дени, глядя на ярко оранжевый солнечный диск, укатывающийся за горизонт.       Мягкие розовые лучи ласкали спокойные волны озера, и когда ее прекрасные глаза подхватили их свет, отражая и преломляя его так, что они сами засветились изнутри, он забыл обо всем.       Прозвенел неуместный звон колокола.       — Ужин, — сказала Дени, глядя как голодные ученики в спешке покидают берег навстречу зову Хогвартса.       — Ты голодна?       Покачав головой, Дени улыбнулась:       — Нет. Смотри, они все ушли.       На берегу никого не осталось, кроме них двоих. Радуясь этому, она, проводив их взглядом, развернулась и с наслаждением улеглась на безжалостно расстеленной школьной мантии на подогретых солнцем камнях.       Укрывающееся за изгибами и скалами гор солнце подглядывало, и Драко мог поклясться, что оно улыбалось, глядя на нее.       Она осторожно коснулась его пальцев, поднялась своим обжигающим прикосновением до его открытого подвернутым рукавом локтя, и он опустился на неровные камни рядом, не обращая внимания на их неудобность. Камни были теплыми и грели, и все остальное не было важным.       — Завтра, — тихо выдохнула она, и шепот обжег его, заставив щеки загореться от ее дыхания. Ее маленькая ладошка лежала между их лицами и дрожала.       — Завтра, — эхом отозвался он, прикрыв глаза на мгновение, чтобы позволить ее горячим пальцам коснуться его лица.       — Почему ты смотришь на меня? — спросила она, и он удивился ее вопросу. — Сегодня здесь так красиво. Никогда не видела, чтобы эта земля была такой же прекрасной, как этим вечером. Это наш последний вечер здесь.       Ее улыбка была волшебна, она никому так не улыбалась.       — Мне не нужно смотреть на озеро или небо. У меня есть ты.       Может ли она чувствовать то же?       Смотреть в ее глаза было подобно потере контроля, подобно плаванию, но гораздо более восхитительному, чем наяву. Ее глаза были переполнены душой. Это было так, будто души было больше для ее маленького, теплого тела, и ему казалось, что весь остаток своей жизни он сможет прожить только в ее глазах. В их свете было достаточно места для жизни, неба, любви, и него самого. Он думал, что сгорит как кусок сухого дерева, если ее кожа еще раз так же с ним соприкоснется. Он мог смотреть в ее глаза, говорить с ней, держась за ее искрящийся взгляд, и он даже мог не знать, где он, и что делает.       — Ты смотришь в мои глаза, — шептала она, и он чувствовал ее горячее дыхание на своих губах. — Ты знаешь, что любовь передается взглядом?       Сердце тонет в предвкушении, такое долгое ожидание может его убить.       — Я это чувствую.       Воздух, которым она больше не дышала, плавил его тяжелое сердце, вкус поцелуя поил его жаждущую душу. Ее раскаленные горящей любовью губы дрожали, его касаясь, а слезы, не успевая скатиться по ее пламенеющим щекам, обжигали его лицо и бесследно испарялись.       Нежный свет дрожал на ее коже, она сияла в засыпающем солнце. Он был рожден, чтобы любить ее.