Моя Кровь

1977

— Он будет? Нарцисса не ответила. — Конечно, будет. Сегодня придут важные гости. Его гости. Ты должна знать, кузина. — Нет, — сказала она нехотя. — Ты слышала, кто они? Говорят, какой-то древний род. Кузина Белла была недовольна, когда я спросил. — Я тоже недовольна, Регулус. Нарцисса была недовольна многим, но это не должно было кого-то беспокоить. Муж наказал ей быть любезной и, прежде всего, осторожной. Люциус не был рад прибытию высокопоставленных гостей, но хотел им понравиться. Регулус, определенно, тоже хотел им понравиться, но чрезмерное восхищение Хозяином и радость от того, что его, наконец, приняли, сносила ему голову. Нарциссе не хотелось, чтобы кузен, пребывая под ее ответственностью, опозорился. Ее муж этого не оценит. Что Цисси, что юному Блэку, едва ли вообще стоило здесь появляться. Люциус не настаивал на ее присутствии, она сама попросилась. Все тот же Блэк тому виной. — Оставь рукав в покое! — шикнула она. Регулус, опомнившись, опустил левую руку. — Еще не привык, — пристыженно оправдался он. Глаза его искрились от радости. — Мальчишка. Люциус привык быстро, разумеется. Тому, кому едва стукнуло шестнадцать, с ним рядом не стоять. А вот тетушка была вне себя от счастья, даже Белла пару раз сказала, что Регулусом можно гордиться: в столь юном возрасте такой чести удостаивается не каждый. Великая честь! Регулус поверил в то, что он особенный, а Цисси сгоряча сказала ему, что он особенный глупец. Но про себя она отметила, что такими словами ей бросаться впредь не следует. Нотты, Джагсоны, Гойлы, Мальсиберы, Лестрейнджи, Кэрроу… Малфои. Все собрались здесь, в доме Корбана Яксли. Любезные их улыбки мелькали повсюду, но ревностных взглядов ощущалось несравненно больше; счастливый Блэк пока еще не мог их видеть, а вот Нарцисса окунулась в эту поверхностную ложь с головой. То, что в ее круге доверия может находиться только семья, она знала всегда. — Будут с минуты на минуту. Голос неожиданно появившегося Люциуса заставил ее вздрогнуть. В ту же секунду учтивые беседы занявших просторную залу людей утихли, и напускной их интерес друг к другу исчез без всякого следа. На ощупь Цисси взялась за предложенный мужем правый локоть. Кто-то приглушил мягкий свет свечей, и дорогое сияние позолоченной мебели угасло; всеобщее внимание обратилось к ярким лепесткам зеленого пламени камина. Блеснула вспышка, и на его мраморном пороге появился силуэт; еще одна — вышел следующий, стряхивая с черного плаща хлопья серого пепла. Хлопнул последний всполох, третий, и все присутствующие, словно по приказу, в почтении склонили головы. — Приветствую вас, мой Лорд. Регулус вновь схватился за предплечье, где под хлопком белой рубашки скрывалась жгущая бледную кожу татуировка. На правах хозяина дома, Яксли посчитал возможным выделиться и выйти вперед, склоняясь в еще более глубоком поклоне. От Нарциссы не укрылось, как Беллатриса презрительно хмыкнула в ответ его поползновениям. — Для меня нет большего счастья, чем принимать Вас и ваших гостей в… — Довольно. Как только Яксли притих и стремительно задвинулся обратно, Нарцисса наконец смогла разглядеть в первом прибывшем Антонина Долохова, ей и ее мужу уже знакомого. Второго же человека она видела впервые. — Приветствуйте нашего гостя, друзья мои. Тихий голос Тёмного Лорда выражал такую удовлетворенность, какую никому из Пожирателей смерти слышать ранее не приходилось. Нарцисса часто вспоминала тот день. День, когда образ Рейегара отпечатался в ее памяти особенно четко. Рядом с ним все казалось небрежной подделкой настоящей красоты. Дейенерис была похожей на него настолько, что Нарцисса каждый раз глядя в ее глаза пребывала в замешательстве. Даже сейчас, ее профиль: мрачный, одинокий, сосредоточенный. Отдаленный. Цисси молилась каждый день, чтобы нежеланная правда ее имени оставалась погребенной под временем вечно, чтобы Дени жила, ее не зная. Рейегар не просил об этом, но она знала, что он хотел бы для нее того же. Никто не знал его по-настоящему: одни за его спиной звали Таргариена самозванцем, другие же люто ненавидели за явную благосклонность Хозяина, но сила его вызывала восхищение у всех и каждого. Цисси не знала ни его силы, ни дома, о котором он молился. «Днём Красный Бог за нами наблюдает, ночью же, он слушает. Наши мечты и наши проклятия, наши взлеты и влюбленности. Слушает, чтобы днём осветить дорогу нашей жизни и наставить нас на верный путь» Наблюдая вместе с ним за небом, Цисси быстро разобрала звездные искры на созвездия, найдя среди них особенное, что сияло ярче прочих. «Погляди,— сказала она, указывая на знакомые очертания. — Созвездие Дракона... В моей семье есть традиция: все имена Блэков даются в честь звёзд или созвездий. Только я стала исключением. Видимо, в ночь, когда я родилась, ни одна из звёзд не сияла достаточно ярко, чтобы дать мне имя» Он чувствовал льющееся ее печальным голосом сожаление. «Тебе повезло. Звёздные имена обязывают к многому, но ты вольна сама выбирать свою судьбу. Смотри, — рука его взметнулась к небу так, что Цисси показалось, что он сможет до него дотронуться, — смотри на эту яркую звездочку вот здесь. Она может быть полыхающим желанием маленького мальчика, который, засыпая каждую ночь, просил взять на себя страдания других. Он видел другого мальчика, на тонких руках которого захлопнулись цепи. Мужчину, пригвожденного к кресту много лет назад. Старика, чей некогда светлый разум сгорал в агонии безумия. Он хотел их спасти. Слишком маленький, чтобы что-то сделать, он мечтал, чтобы боль и физические страдания всех людей, искалеченных по несчастью или раненых в войнах, чтобы вся эта боль стала его, не их. Это безрассудное желание, и он знал это. Оно никогда не станет реальностью, и поэтому оно светится в темноте ночи, питаясь его состраданием. Его свет сияет прямо здесь, рядом со светом мечт и слез других людей. В твоём имени нет звезды, свет которой наполнен чужими стремлениями и молитвами; твой путь на небе не заключён. Твой путь — только твой» Воспоминания — темнота. Она представляла Рейегара огромным драконом; в ее мыслях он взлетал в пламени, всегда оставаясь невредимым, неприкосновенным. Поэтому, в тот день, когда она потеряла его, она не поняла, что это произошло. Она знала, что он ушёл, но не могла поверить в это. Она называла его имя и думала, что увидит его. Она внезапно обнаружила себя живущей в чужой реальности, в образе мира того, кого она когда-то знала. Вместо потери, она чувствовала другое, как если бы все, что окружало ее, было воспоминанием того, что было раньше. Как бледная тень, она двигалась среди живых и мечтала узнать, почему им ещё не надоели мечты, смех, слёзы. В тот день Нарцисса дала девочке другое имя, не обременённое тяготами прошлого, непосильная тяжесть которого могла лишить ее детства и всей жизни в целом. Забывая каждый прошедший день, она чувствовала, как человеческая память укрывает от неё пережитую боль. Она цеплялась за жизнь своих детей так, чтобы внутри неё оставалось меньше ее самой, не замечала, как все повторяется, повторяется по еще более ужасному, убивающему пути. Теперь она знала, что неизбежное было лишь отсрочено. И оставшегося времени оказалось слишком мало для нее.