Моя Кровь

      Она вспоминала то время, когда была беременной. Она могла пойти плавать к озеру. Ходила одна. Вечера были теплыми, и земля отдавала её ногам накопленное за весь день солнечное тепло. Она заходила в воду намеренно медленно, осознавая себя и ребенка в своем теле, плыла, смотря на ночное небо, темно-синее или почти черное, что охватывало перед ней всю вселенную. Иногда, на небольшой глубине могли проплывать маленькие разноцветные рыбки. Они плавали у её ног, покусывая их. Ей было щекотно, и она выпрыгивала из воды на берег, чтобы сбежать от них.       Глядя на сверкающее озеро днём, она думала: «Мой ребенок научится здесь ходить. У меня будет ребенок, маленький мальчик (она была в этом уверена, но даже не могла объяснить, почему), он будет бегать, пробираясь через цветочные моря, и срывать руками виноград, познавая этот мир». Только тогда она узнала эту радость и почувствовала себя с ребенком. Она осязала существо внутри себя, которое было связано с ней, которое было её плотью и кровью, но все ещё становилось определенным и отчетливым. Кто-то, кто сейчас — часть её, и ещё кто-то, с кем она встретится только после рождения. Он уже знает её голос, и он узнает его, как только впервые в жизни почувствует солнечный свет. Под безоблачным небом без теней бушующей войны, о которых она позволила себе забыть, она никак не могла его дождаться...       Но война сама нашла её в своем самом несчастном, раздирающем душу облике, который можно было представить только в самом губительном исходе. Это была маленькая девочка, не слышавшая голоса своей родной матери, появившаяся на свет в страдании, без любви и ожидания радости.       «Здравствуй!» — нежно сказала она, и девочка, впервые в своей маленькой жизни, улыбнулась.       Это грустное несчастье начала новой жизни сделало её матерью двух детей; это то, о чем она не смела даже мечтать.       Днем дети играли в прятки среди виноградных лоз, а вечером лежали рядом с ней в огромной кровати, пока она читала им, облокотившись на кружевные подушки. Иногда они с широко раскрытыми глазами мечтали, слушая обо всех островах, о которых она им читала, а иногда, словно маленькие котята, они завороженными взглядами следили, как её пальцы играют с янтарной подвеской, что в огнях свечей переливалась цветами расплавленного золота.       К ночи они засыпали, но мальчик всегда бодрствовал дольше. Она лежала рядом с ним и гладила его по волосам.       «Твои волосы золотые, — говорила она. — Тебя поцеловало солнце?»       «Это ты меня поцеловала, Мама»       Потом были дожди. Когда солнечные лучи сменились таинственным свечением туч и туманов, девочка плакала чаще, но с каждым днем все тише, пока вовсе не начала прятать свои слезы. Мальчик быстро простился с теплом и солнцем. Наблюдая, как детство остается позади, он не плакал.       День разлуки настал раньше, чем она думала. Её муж сказал, что так все и происходит. Они стали выглядеть старше. С каждым годом её дети сутулились все больше, их головы были опущены вниз, как у маленьких воинов, возвращающихся домой после великой битвы, в которой они могли выиграть, но это стоило им слишком многого. Они поднимали свои глаза, встречались взглядами друг с другом, брались за руки, поворачивались и уходили прочь, одним болезненным движением выпрямляя свои спины. Её не было там, рядом с ними, чтобы поддержать их, поэтому они должны были вырасти очень быстро, и они выросли.       Её сын, стоявший в толпе таких же детей, был очень серьезен, будто торопливое разглядывание лиц проходящих мимо являлось для него вопросом жизни и смерти. Она была неправа — те дети были другими. Они, беззаботные, мимолетно обтекали его высокую фигуру словно податливые морские волны, незнающие, думающие по-другому. Наедине со всем этим он казался непонятым, потому что ему было всего шестнадцать, но в одночасье он вынужден был повзрослеть на несколько лет. Когда он был один, она могла украдкой видеть его сидящим в углу, дрожащим от ощущения, будто бы он чудом выжил, избежав огромной опасности, но все еще находился на волоске от смерти. Потому он не мог говорить о себе, страшась возвращения обездвиживающего страха бессилия. Взрослый мальчик, уже слишком взрослый, чтобы не понимать, что его ждёт.       Каждое лицо, которое он пытался разглядеть, не отвечало его ожиданиям. Он быстро оглянулся и увидел новые, но они по-прежнему не были тем, что он искал. Он повернулся вокруг себя еще раз. Там было столько людей, что он готов был потеряться, разыскивая свою сестру среди других. Десятки лиц, бликов, игр света и теней; толпа стала казаться ему гигантской, но в конце концов, он увидел взгляд, что был так похож на его собственный. Это была она.       Казалось, что хрупче её дочери никого не могло быть, и когда девочке стала известна правда, на мгновение ей показалось, что она разобьется. Дочь смотрела на неё невидящим взором, когда она беспокоилась, не больно ли ей. Её сияющие слезы, бывшие последними слезами в её жизни, говорили, что ей, несомненно, больно. Но когда эта первая боль утихла, девочка больше не знала, что она должна чувствовать — в итоге, она была просто потеряна. Дезориентирована.       На место опустошающего чувства потери к ней пришла злость, не направленная ни на кого определенно; девочка протянула руку, ища помощи, в слабой надежде на то, что опасное чувство поможет ей обрести себя вновь, подняться. И она, замкнутая, давящая в себе обиду на Маму, себя и весь мир в целом, поднялась. Её маленькая девочка по-прежнему не была высокой, но она стояла так, как если бы у неё раскрылись прежде дремлющие крылья. Она была уравновешенным центром напряженности, вся её мощь мгновенно замерла, готовясь взлететь.       Глядя, как их руки встречаются в любовном приветствии после такого долгого непреднамеренного расставания, она не могла позволить пролиться своим слезам. Глядя на них, она видела маленьких мальчика и девочку, тех, кем они больше не являлись. Она стояла рядом с ними, но чувствовала себя такой далекой, что ей хотелось спросить себя, действительно ли она их Мама, и правда ли, что они её дети.       «Берегите друг друга» — это было самое большее, о чем она могла их попросить.       День разлуки вновь настал раньше, чем она думала.