***
Что-то все зачастили с собраниями Евросоюза, ещё и этот Англия со своим брекситом только проблем создаёт. В чем-то Германия даже счастлив, что России нет в ЕС, ведь когда её нет рядом, он может сосредоточится не на ней и тех кто рядом с ней, а на реальных вопросах, требующих ответа. Сейчас, когда накопилось множество проблем, он настолько выматывается, что лишь завалившись на кровать, тут же беспробудно засыпает. Он только рад не трепать нервы мыслями о той, кто его и видеть не хочет, но разве сердцу прикажешь? И даже сейчас одного упоминания русской хватает, чтобы вновь пробудить в нем эти чувства, что заставляют его сердце биться словно о рёбра, будто это птица бьется о прутья клетки. В Берлине со всей силы хлещет ливень будто из ведра, улицы, крыши домов и дороги сплошной стеной усыпают капли дождя, деревья колышет из стороны в сторону гулкий и завывающий ветер. На улице прохладно и зябко. Серое небо, затянутое тёмными, свинцовыми тучами, прогоняет всякое хорошее настроение. Образовавшиеся в углублениях на асфальте лужи постепенно наполняются, пока по поверхности воды стучат дождевые капли. Промокший до нитки Германия, который по своей глупости решится прогуляться далеко от центра города, где по его же просьбе он был высажен из такси, что подвозило его от аэропорта, уже вернулся домой. Отряхивая мокрые ботинки, немец поднялся на нужную лестничную площадку, попутно роясь в своём портмоне в поисках ключей от квартиры. Звон той самой необходимой связки и дверь отворена. Складывая чёрный зонт для удобного прохода в помещение, Людвиг вошел внутрь и закрыл за собой дверь на замок. Первым делом он положил ключи на тумбочку и поспешил в раскрытом состоянии расположить зонт, покрытый каплями дождя, на полу, дабы тот просох. Сам он вновь отряхнулся, стянул с себя прилипшую к телу верхнюю одежду и разулся. Молодой человек зарылся руками в волосы, что уже потеряли свой идеально уложенный вид. Он прошел в гостиную, при этом не утруждая себя тем, чтобы включить в помещении свет. Не потому что лень, а потому что нет желания. Германия ощущал себя совершенно раздавленным, словно все дела высосали из него всякую энергию. Это чувство с ним уже очень давно, и он даже не мог представить, что нужно, чтобы восполнить силы. Вроде бы Людвиг всегда высыпался, да, в последние месяцы его жутко замучила бессонница, он сам не подозревал отчего, да и голова порой болела так, что не хочется вставать с кровать по утрам, но это никак не портило ему общее самочувствие. Немец уже догадался, что это не связано со здоровьем или чем-то подобным, скорее всего это его психологическое состояние давало о себе знать. Несмотря на то, что у него с утра ни крошки во рту, ему кусок в горло не лезет и ничего не хочется. Расстёгивая пуговицы на влажной белоснежной рубашке, которая просвечивает его торс, он направился на кухню, что находилась совсем рядом с гостиной. Немец дернул ручку холодильника и нашел там утренний недоеденный омлет. Взяв тарелку, он понёс её в гостиную, вилкой трепая края омлета. Однако даже при виде еды аппетит не соизволил его посетить, только меньше захотелось смотреть на этот жалкий холодный предмет сервиза. Германия завалился на диван темно-шоколадного оттенка, сложив ноги на небольшой журнальный столик, стоявший перед ним. Ещё с минуту помучив омлет, немец психанул, бросил вилку в сторону и небрежно отставил тарелку на стол. Он постарался расслабиться, успокоить дыхание. Япония как-то советовал ему одно действенное упражнение по снятию напряжения, поэтому Байльшмидт запрокинул голову, опирая затылок на верхушку дивана, а руки располагая вдоль тела. Действительно стало легче, стресс полностью отошёл, Германия был спокоен. Процедуру релакса прервало настойчивое вибрирование телефона, разрывающегося от упорного желания какого-то чудика связаться с уставшим немцем. Людвиг потянулся за гаджетом неохотно, но когда достал его, он, не смотря на экран, принял вызов, поднося мобильный к уху, гадая, кому он понадобился. — Да? Я слушаю! — Людвиг говорит четко, так и не скажешь, что у него все тело от усталости ломит. Все-таки часами сидеть на месте и не двигаться вредно для здоровья. Один Вергас спит во всех позах, и отдыхает и работает хитрый засранец. — Людвиг, это Аня, — Германию как разрядом в 220 вольт пробило, когда из динамиков послышался нежный и чарующий женский голосок русской. Он тут же вскочил с места и заерзал, не зная куда себя в этот момент деть. Все же он не может скрыть своего истинного восхищения от приятной неожиданности, на самом деле Людвиг невероятно рад её звонку. — прости, что беспокою, просто Гилберт мне уже плешь проел со своим «Запад не отвечает на мои звонки, наверно, что-то случилось, позвони ему». — Я просто был на собрании ЕС, опять обсуждали английский брексит… — Людвиг и сам не понял, зачем ей сообщать эту информацию, она ведь уже не раз давала понять, что её мало волнуют Европейские дела, которые мало её касаются, но все-таки он ей это сообщает, при этом наматывая десятый круг вокруг дивана, уже протаптывая в ворсу дорожку своих шагов. — А, понятно, — Людвиг по тону понял, что она не намерена продлевать разговор и спешит его закончить. И немец не станет влезать, для него счастье одно то, что она позвонила, пускай и из-за такой мелочи, которая её не заботит. — Ладно, у меня много дел, позвони, пожалуйста, Гилу. Не хочу вновь выслушивать этот тихий ужас. О как же сейчас с ней согласен Людвиг. Гилберт не умеет без выноса мозга, у него любимое занятие донимать всех и каждого, кого можно задолбать всякой ересью. Это было всегда: что в веке двенадцатом, что в девятнадцатом, что сейчас. Годы идут, а Пруссия не меняется, такой же ребёнок. — Да, конечно! До скорого, Анна… — на одном дыхании говорит он, ожидая ответного прощания. — До скорого… — слышатся гудки, девушка вешает трубку, оставляя немца наедине с своими мыслями. Победа уже то, что она назвала его по имени без того резкого тона, которым она раньше выделяла каждое к нему обращение. Он не ощущал в этом несколькоминутном диалоге той леденящей атмосферы, что присутствовала в их общении до этого. И это не могло ни радовать. Германия отложил телефон в сторону, тяжелыми шагами подойдя к окну. За окном погода не изменилась, так же сыро и промозгло, ветер только с большей силой треплет кроны и ветви деревьев, срывая молодые зеленые листья и неся их в неизвестном направлении. Немец упёрся руками в белый подоконник, следя за тем как медленно стекают бусины дождя по холодному стеклу. Этот разговор, её голос, эта грустная погода вновь пробудили в нем то, что таилось в памяти, заставляя вспомнить не самые приятные моменты жизни.***
Это было послевоенное время. Какой точно год Людвиг сейчас и не вспомнит, однако он точно знал, что это была поздняя осень. После завершения войны Германия долго приходил в себя, с трудом отходя от произошедшего. Америка как соучастник и Россия как победитель поделили его территории между собой, но, к счастью, его трогать не стали. Хотя лучше бы, наверно, и разорвали его надвое, было бы легче, ибо постоянные боли, головокружение и в целом отвратительное самочувствие его точно завели бы в могилу спустя какое-то время, и никто бы об этом не пожалел. В зале собрания стоит жуткий гул, страны перешептываются и что-то громко обсуждают. Так начинались любые саммиты. Не обходилось без неприятных обсуждений у человека за спиной. Но никто не думал, услышат их или нет. Который год осуждающие речи идут о Германии. Он уже успел осознать насколько был отвратительным, успел понять как много ужасающих поступков натворил будучи ослепленным желанием захватить весь мир, поставив всех и каждого на колени перед собой. С каждой победой росли его амбиции и жажда чего-то большего. Фюрер пророчил ему все, чего можно желать: деньги, власть, несметные богатства, которые ранее даже не снились Германии. Но все же Людвиг желал получить другое. Ранее он был убежден, что дружба с Россией даст ему шанс. Однако какими бы словами она не описывала крепкую дружбу с Германией, все это было ложью. Она его боялась, боялась за себя и друзей, в круг которых он точно не входил. Немец злился, страшно злился, наблюдая, как девушка натягивает на лицо фальшивую улыбку, подписывая пакт о ненападении, а затем ответно протягивая ему руку для рукопожатия. Лгунья. Скольким она так открыто лжет, играя на их эмоциях и чувствах? Тогда то он и понял. Россию можно получить только завоевав ее силой. Людвиг очень плохо контролировал свою злобу с детства, об этом ему постоянно напоминал старший брат. Блондин в порыве гнева мог учудить все, что угодно. Часто он вымещал накипевшее на тех, кто по обыкновенной случайности оказался под рукой. Благодаря Гилберту он научился сдерживать то всепоглощающее отрицательное чувство, что вырывалось наружу. Но все когда-нибудь кончается. И отточенная годами сдержанность дала трещину, разлетелась в щепки, канула в небытие, когда Анна довела его до точки невозврата. Она в тот день кричала от негодования, говорила то, что для немца было пулей, прострелившей сердце насквозь, а последней каплей его терпения стала сильная пощечина, от которой на правой щеке голубоглазого расцвел красный след от ее руки. В дымке бреда у него оказался нож. Вопли девушки от неугасаемой боли были слышны за несколько километров от их местонахождения. На оголенной девичьей спине шрамами была располосована кожа, темно-алая кровь сочилась из свежих ран, на фиалковых глазах застыли слезы, а крики смолкли, когда русская потеряла сознание, смыкая веки. Людвиг с ужасом вглядывался в собственные окровавленные руки, приходя в себя. Вряд ли Анна когда-нибудь узнает, что именно Германия, прижимая её обмякшее в его объятьях тело, обрабатывал ей раны, которые нанес ей саморучно. Он про себя более сотни раз признал себя неуправляемым глупцом, которому уже за такое не получить прощения. После того дня прошло ещё какое-то время, перед тем как Россия проиграет войну. Прервал ход воспоминаний внезапный хлопок дверью. На гостью обернулись все присутствующие, встречая прибывшую девушку пристальными взглядами. Русская, горделиво задрав нос, постукивая каблуками и слегка виляя бедрами, прошла к своему месту возле уже заждавшегося её Америки. Альфред весь светится от счастья, ликуя прибытию россиянки. Анна мягко и искренне ему улыбнулась краешком губ. Это не было той искусственной улыбкой, которой одаривала Людвига Брагинская. Людвига бесило то, как на неё смотрит американец, как любезно она ему отвечает, но при этом как она полностью игнорирует немца, словно он всего лишь безликий призрак. А Альфред волчком вокруг нее вьется, будто юла, не оставляет ее ни на секунду, не давая и шанса Германии поговорить с девушкой. Германия знал, что Альфред всего лишь клоун, легкомысленный идиот, который вероятнее всего просто воспользуется доверившейся ему Аней ради достижения своей цели и получения выгодны. А этого немец не мог допустить. Больше ни от кого Анна не должна страдать. Ошибки прошлого нужно заметать. Россия была вся во внимании выступавшего с каким-то предложением Франции и только изредка отвлекалась на шепот Джонса. Людвиг все больше и больше убеждается в том, что этот американец заставит страдать Аню, он в этом уверен и готов поклясться, но разве она его станет слушать? Германия так жаждет заполучить прощение возлюбленной, немец бросит все силы, чтобы доказать ей, что люди способны меняется, что он способен измениться в лучшую сторону. У нее такой нежный и мелодичный голос, а этот тихий и робкий смех. Германия не устает за ней украдкой наблюдать. Он уже не видит в ней ничего нового, он знает ее вдоль и поперек, ведь каждый раз лишь она предмет его тайного воздыхания, однако это обыденное безумно прекрасно, она остаётся красавицей и лишь хорошеет. — Заседание окончено, все могут расходится! — твердый голос проносся эхом, его отголоски становятся всё тише и тише, пока не смолкают окончательно. — Альфред, задержись на минуту. Америка жутко недоволен. Это видно по нахмуренным бровям и озлобленному виду. У него явно другие планы, которые он ни за что не отменит. — Ань, иди, я догоню! Без героя совсем никуда! — его фирменная дурацкая и широкая ухмылка. Россия похлопав ресницами, молча кивает и направляется к выходу. Когда дверь издает громкий хлопок, Германия спешно накидывает пиджак на плечи и покидает помещение следом за девушкой. — Анна! — кричит он ей вслед, но Россия будто его не слышит. Но она все услышала, Людвиг это знает наверняка. С невозмутимым видом, россиянка не замечает немца, как он не повышает голос. Не зная, как привлечь внимание девушки, Людвиг хватает её за руку и резко разворачивает к себе лицом. — Послушай же! Её глаза широко распахнулись, Германия видит в них искры испуга и ненависти. А стройное тело колотит еле заметная дрожь, которую старательно подавляет Брагинская, даже приоткрытые губы слегка трясутся — все выдает нервозное состояние России. — Отпусти меня немедленно! — решительно заявила россиянка, в попытке отдёрнуть кисть, удерживаемую в оковах из его сильных рук. Она терпеть не может, когда он так близко, вспоминая то время, что она провела взаперти его дома. — Анна, выслушай! — настаивает немец, не отпуская Россию, которая уже часто дышала от волнения, сковавшего её тело. Его расстраивает тот факт, что девушка считает его блеклой тенью прошлого. Он хочет заслужить прощения, хоть и понимает, что своими словами ничего не докажет, но как ему что-либо ей доказать действиями, если она его в упор не видит? — Мне правда за многое нужно попросить прощение… — Я тебя не собираюсь слушать, иди, куда шел! — Она не имеет понятия, что он будет делать дальше и это её пугает с каждой секундой все больше. — Я тебе уже тысячу раз говорила, что никогда не прощу тебе всего того, что ты сделал! Я тебя видеть не хочу! Убирайся! Вон от меня! Жестокий человек никогда не станет иным, а страна тем более. Я тебе уже однажды сказала. Что бы ты ни делал, как бы не старался, я не прощу тебя! Аметистовые глаза сверкнули слезами, которые вскоре ручьем потекли по щекам девушки. Людвиг стоял безмолвно, ему хотелось провалиться под землю. Он расслабляет пальцы и выпускает запястье девушки из своей хватки. — Что здесь происходит? — закипающий от ярости Джонс разрушил повисшую тишину. Немец не стал обращать на него внимания. Когда Анна, всхлипывая и вытирая рукавом пальто влажные от слез глаза, направилась прочь из коридора, Альфред моментально врезал немцу кулаком. — Еще раз подойдёшь к моей Ане, я тебя с лица земли сотру, усёк? Американец уже было направился по девичьим горячим следам на выход, однако его остановил голос Людвига. — Когда в тот раз её проигрыш был очевиден, ты не сомневался, переходя на мою сторону, а сейчас строишь из себя героя, коим не являешься… — грубо произнес блондин, потирая красную щеку. — Предатель строит из себя друга. Интересно, Анна вообще знает? — Это был стратегический маневр! — решительно заявляет Америка. Но Людвиг знает, что это отговорки. — Или твоя трусость… — Джонс проигнорировал его слова и Германия остался в одиночестве.***
Постепенно отношения Ани и Людвига улучшились, он стал её торговым партнером, в то время как от Альфреда русская, наоборот, отдалилась, чему несомненно был рад немец. Она уже его не боялась, не сторонилась, не обходила стороной, словно его не существует. Однако она совсем ко всему охолодела, будто что-то ранило ей сердце. Натянутые взаимоотношения с странами Советского Союза выдавали причину её обид, досад и грусти. А Германия искренне хотел ей помочь, хотел утешить и чем-то порадовать. Ведь в любой ситуации после черной полосы наступает белая, и любые тучи обязательно когда-нибудь пробьет золотой лучик солнца. Он стоял около часа в цветочном магазине. Быть может, если бы его пытали, он бы и признался, что совсем не разбирается в том, что дарить, да и вообще не силен в романтике. Сделать комплимент для него все равно что самоубийство. И ладно пытаться что-то сказать человеку, реакция которого предсказуема, но вычислить следующее действие Брагинский невозможно. В вопросах ухаживаний Германия был сравним разве что с бревном. Но все же решение проблемы он нашел. Написать записку будет проще всего. И краснеть не надо, и не скажет ничего лишнего. Гениально просто. Магазин был полон красивых цветов, располагающихся в специальных вазах с водой. Разнообразие роз, тюльпанов, лилий, фрезий, пионов и ирисов разных цветов и оттенков. Однако выбор его пал на цветок, который ему сразу же приглянулся. Он помнил, что Россия была без ума от подсолнухов. Поэтому выбрав самый насыщенно яркий и большой, он отдал большую купюру, не требуя сдачи. Россия уже давно была в зале собрания, поэтому записку и цветок, Людвиг отдал проходящей мимо уборщице, прося ту положить его на стол, рядом с табличкой «Россия», когда будет перерыв. Невысокая и пухлая женщина согласно кивнула и приняла благоухающее растение, сказав, что она позаботится о том, чтобы с ним ничего не случилось, пока будет идти собрание. Людвиг долго предвкушал радость на лице россиянки, когда та получит его подарок. Однако она не узнает от кого презент, ведь немец не стал оставлять подписи, опасаясь, что в этом случае девушка отвергнет подарок. Когда все вышли на перерыв и разбрелись по закоулкам огромного помещения, уборщица проникла внутрь и незаметно для всех оставила подсолнух и записку там, где её просил немец. Благо, в зале было только несколько сотрудников и всего двое занятых ссорой между собой стран. Время уже подходило, Германия спешил в зал саммита, чтобы не упустить момент и увидеть то, что он так не хочет пропустить. Немец уже знает, что Россия давно там. Дёрнув на себя ручку, Людвиг привлекает на себя внимание. Пройдя внутрь, он поворачивается к столу и всем остальным спиной, чтобы закрыть дверь и замечает торчащий зелёный стебель из мусорного ведра возле входной двери. Его пробирает горечь, обида и грусть. Она выкинула цветок вместе с смятым комком записки, которой оказался там же где и несчастный подсолнух. Немец тяжело вздохнул и просто молча прошел на свое место, напротив России. Когда свое выступление начал Япония, блондин не отрывал взгляда от уставшей русской. — Дойцу, все в порядке, ты вернулся таким грустным? — наклоняясь вперед, чтобы заглянуть в глаза немцу, спрашивает итальянец. Германия открывается от девушки и смотрит на обеспокоенного друга. — Да, все в порядке. — холодно отвечает Людвиг, взяв ручку и принявшись записывать все, сказанное японцем. Он краем глаза замечает, что Россия вечно озлобленно поглядывает на хмурого американца, который не сводит с неё глаз. Быть может, она подумала, что цветок от него?***
На праздники или какие-либо мероприятия страны часто устраивали разные вечеринки. Выбирали место и удобное время, собирались все вместе и отмечали важное событие, частенько напиваясь шампанским или чем-нибудь покрепче. Обязанности делили поровну. Одним выпадало предоставление помещения для гулянки, другим могло выпасть либо украшение квартиры, либо приготовление блюд или же вообще роль тамады. Когда на прошлой такой вечеринке тамадой был Америка, Англия получил сотрясение мозга, Франция вывих руки и жуткое похмелье на утро, Китай бутылкой пива в лоб, а сам Джонс проснулся на лестничной площадке неизвестного ему дома, который, как потом оказалось, находился в трёх кварталах от квартиры, где и был праздник. Больше тамадой его никто и никогда не сделает. Россию часто не звали на такие мероприятия, но на этот раз однозначно был повод. Чемпионат мира по футболу наконец за долгое время проходил в России. Россиянка по результатам голосования стала страной-хозяйкой будущего чемпионата. Она старалась ответственно подойти к выполнению задач, которые перед ней стояли. И по итогам ей это удалось. Все были довольны проведенным чемпионатом мира, а чемпионат 2018 года и вовсе стал лучшим. В результате чемпионом стала сборная Франции. Франциск прыгал и визжал от счастья, наблюдая с трибун за вручением своей команде кубка. Он чуть не задушил в объятьях россиянку, а затем расцеловал её в обе щеки, не в силах нарадоваться долгожданной победе. Россия была за него рада, краснея от вечных лестных слов в её адрес. Людвиг наблюдал за нежностями француза с нотками ревности, но он понимал, что Бонфуа ему не соперник и это всего лишь его способ выразить благодарность и льющиеся через край эмоции. Таким уж он был по натуре и не немцу его за это винить. Франциск после официального закрытия чемпионата позвал всех к себе домой на следующий день для празднования такого грандиозного события. В тот июльский день гуляла вся Франция, а последующим вечером и все другие страны. Германия прибыл одним из первых. Франциск был ещё сонным. Видимо, вчера хорошо выпил, раз спал до пяти вечера. — Людвиг! А ты чего так рано? — первое, что спросил с порога француз, стоя перед немцем в одних боксерах. — Доброе утро, Франциск, уже пять часов! — обескуражил он Бонфуа, который тут же вытаращился на него как на идиота. — Пять? Врешь! Быть не может! Я не мог проспать четырнадцать часов! — пытался переварить информацию Франциск, почесывая затылок и потирая ногу об ногу. — Может не на пороге обсудим это? — деликатно сказал Людвиг. — Ах да, конечно, проходи! — догадался француз, отходя в сторону и давая пройти блондину в прихожую. Разгромленное состояние квартиры сразу кричало о том, что вчера отмечал Бонфуа не в одиночку. На полу при входе валялись пустые бутылки, непонятные осколки и шторка с одного из окон. Германия осмотрел это взглядом полного ужаса. Если бы Франциск не был ему другом, он бы пришиб его за такой беспорядок. А ведь совсем скоро придут гости. Благодаря помощи Людвига гостиная приобрела ухоженный вид. Немец не мог не оглядеть дело своих рук. Неожиданно раздался звонок. Если бы только Людвиг успел крикнуть полуголому Франции, что ему нужно пойти одеться, пока он сам позаботится о прибывших. В итоге, перед оказавшимися на пороге Россией, Испанией и Бельгией открылась очень интересная картина: довольный и лучезарно улыбающийся Франциск, жестом приглашающий их пройти внутрь при этом стоящий в одних только трусах, а позади него неловко застывший в попытке оттащить француза от двери Германия. Антонио громко рассмеялся при виде своего французского друга. — Бонфуа, боже, оденься! — нахмурившись, произнесла стремительно краснеющая Бельгия. — Обычно девушки просят меня раздеться… — ехидно подмигнул он зеленоглазой блондинке, которая закашлялась от такой пошлости. — Видимо, я не из их числа, поэтому немедленно оденься! — стесняющаяся бельгийка схватила первую подвернувшуюся под руку вещь и запустила ею в француза. К счастью для Франции, это была просто большая подушка с дивана. Россия, расположившись на диванчике, с интересом наблюдала за этой сценой, изредка мило хихикая. Людвиг радовался близости с Россией, а она не побоялась сесть рядом с ним, когда тот предложил ей. Уже через час вечеринка была в самом разгаре. Страны смеялись и веселились. Прибывшие прибалты помогли девушкам накрыть стол и покончить с угощениями. Среди новоприбывших оказались оба итальянца, скандинавы в полном составе, Украина и Беларусь, большинство стран СНГ, Турция, Пруссия в обнимку с отчего-то повеселевшим англичанином, Америка с Канадой и многие другие, что уже затерялись в толпе. Громкая музыка явно потреплет нервов соседям француза. Некоторые из стран уже в первые минуты налегли на спиртное, отчего особо буйных, Франция решился запереть в туалете, пока им не станет чуточку лучше. В центре просторной гостиной танцевали страны, двигаясь в ритме музыки. Среди них оказалась и Россия, которая нашла партнёра по танцам в лице Казахстана. Под любимым розовым пальто девушки отказалось элегантное белое платье без рукавов, подчеркивающее стройную фигуру и расклешивающиеся к низу, с золотой вышивкой сказочных птиц и витиеватых растений по краю подола. Девушка танцевала, держась за руки с казахом и покачиваясь из стороны в сторону, хихикая от каждого слова, что шептал ей на ухо наклонившейся к ней Казахстан. Вокруг царит полумрак, однако немец не на секунду не теряет русскую из виду. — Людвиг, может потанцуем? — неожиданно спросила задумавшегося и стоящего в стороне с рюмкой алкоголя Германию Бельгия. Немец закашлялся, а потом взглянул на бельгийку. На ней было надето обтягивающее чёрное платье, подчёркивающие достоинства привлекательного силуэта женского тела, прическа была дополнена черной лентой вокруг головы в тон платью. Германия был польщён её желанием скрасить его одиночество на этой вечеринке, но единственная, с кем он хотел станцевать, это Россия. — Прости, я не очень хочу сегодня выходить на танцпол… — почесывая затылок и краснея от неловкости произнес он, иногда немного запинаясь. Почему-то отказывать ей ему было безумно сложно, ведь она так помрачнела, когда услышала отказ. В следующее мгновение зеленоглазая все-таки подняла на него взгляд, который после его слов опустился ей под ноги. — Все в порядке, не грусти! — постаралась его подбодрить Бельгия, сияюще улыбнувшись. Вскоре, уходя, она растворилась в толпе. Песня заканчивалась, приглашенный французом диджей объявил о том, что следующий танец будет медленным. Немец перевел взор на Россию, которая оказалась в толпе одна. Он постарался найти казаха среди стран и смог узреть его рядом с заливающейся смехом узбечки, облокотившейся на что-то задорно рассказывающего шатена. Людвиг набрался смелости пригласить россиянку на танец, опустошив одним глотком рюмку и отставив её в сторону. Только вот на медленный танец с Анной претендовал не один он. Неподалеку от девушки маячил Альфред, который одной своей аурой отпугивал всех, кто пытался подойти к Брагинской. Но Германия не боялся, поэтому заметив, что американец начал двигаться в сторону Ани, так же решительно направился к россиянке. Девушка одарила обоих парней презрительным взглядом, будучи в ожидании их действий. — Россия, можно пригласить тебя на танец? — вежливо спросил немец, протягивая ей руку, надеясь на положительный ответ. Сердце у него сейчас билось в диком темпе, будто вот-вот вырвется из груди, а дыхание было начисто сбито, становясь неровным и частым. Сейчас он почувствовал себя Австрией, в попытке показать себя как джентльмена. — Аня? — Джонс, сердясь от наглости немца, сделал тоже самое, потянув руку, требовательно поманивая. Россия обвела их безразличным взглядом аметистовых глаз, а затем, ухмыльнувшись, она кладет свою руку на ладонь Германии, не скрывая своего отвращения к Америке, что в мгновение ока закипел от ярости. Уже началась мелодичная и небыстрая мелодия, немец поместил свою правую руку на осиной талии своей партнерши, а левой рукой мягко взял её правую руку, когда как россиянка расположила руку на плече Людвига. Шаг за шагом они кружились в танце. Германия наслаждался каждой секундой рядом с ней. Как бы ему хотелось, чтобы этот момент продолжался вечно. Она так близко, что он может чувствовать её еле ощутимое дыхание. Нахлынувшая с еще большей силой на него любовь даёт лёгкость в теле, Германия чувствует себя абсолютно счастливым будучи рядом с ней. — Прости, — ни с того ни с сего мягко говорит она, отводя взгляд в сторону. Людвиг заметно напрягся, не зная, что она ему скажет. — Я танцую с тобой только для того, чтобы позлить этого напыщенного идиота. Поэтому не думай, что мое мнение о тебе кардинально поменялось, Людвиг. Ему было адски больно. В одночасье окрыленность исчезла. Но Германия не переставал наслаждаться моментом. Он любит её даже несмотря на боль от сорвавшихся с её губ слов. И он добьется взаимности. Потому что он действительно изменился, и он это ей докажет. Она не хочет признавать, что страны способны меняться, но это всего лишь её навязанные самой себе убеждения, закрывающие её от других.***
Людвиг резко зажмурил глаза, проваливаясь в пустынную темноту. Опять разболелась голова. На этот раз ещё сильнее, чем до этого. Ему как воздух был необходим совет, ведь это только крупинки тех воспоминаний о ней, что у него есть. Немец зарывается руками в густые блондинистые волосы. Он в конце концов не выдерживает, хватает свою черную куртку, попутно её накидывая, успев взять только ключи, деньги и телефон, Германия пулей вылетает из квартиры. На улице уже медленно темнеет, солнце закатывается за горизонт, небо покрывается желто-красными разводами, градиентом переходящими в глубокую синеву. — Алло, прости за беспокойство, я могу сейчас прилететь к тебе? — спросил Германия, как только абонент взял трубку. Затем послышалось тихое согласие.