***
Они тогда стояли посередине комнаты, смотря друг на друга, и не решаясь что-либо сказать. Тишину прерывало лишь размеренное тиканье настенных часов, что были в кабинете Людвига. — Анна, я хочу попросить прощения за все то, что я сделал. Мне правда жаль, — начал вдруг Людвиг, но только девушка раскрыла рот, чтобы ему ответить, как он взмахом руки призвал её к молчанию. Россия немного скривила брови от подобного жеста, но приняла его и слушала речь немца, хоть по ее лицу и было видно, что ей неприятно здесь находится в такой ситуации. — Я поступал отвратительно. Мне нет прощения, я понимаю, но люди всегда должны прощать! Особенно, когда человек раскаивается. Я хочу загладить свою вину перед тобой. — Мы не люди, Людвиг, мы страны. Наша жизнь длится долгие десятилетия и века. И наши ошибки загладить одними словами невозможно. Ты никогда не сможешь вернуть к жизни тех людей, которые умерли от рук твоих солдат, никогда не сможешь вернуть горюющим матерям их сыновей, жёнам их мужей, а детям — отцов. Умерли не только солдаты, но и мирные граждане. Во что вы превратили прекрасный Ленинград? И сейчас твой босс собирается вот-вот сровнять все мои города с землёй, добить всех выживших?! Ты думаешь один тот факт, что меня сюда притащили, чтобы ты, их страна, потешился, меня радует?! Ложь! Ты никогда не сможешь получить прощения! Сколько не старайся. Что не делай. Шрамы, что ты мне нанёс так быстро не зарастут… И зарастут ли вообще. Я не перестану тебе повторять эти слова при твоих попытках извиниться. — Россия желала припомнить немцу все, повышая то и дело тон своего голоса, порой переходя на крик. Всю свою злобу она выместила в этом монологе. Юноша же совершенно растерялся. Людвигу было неловко, он так не прав, Господи, зачем он начал этот диалог. Россия всегда была человеком, который не прощает, а если прощает, то через долгие десятилетия. Она была злопаметной и, по словам Пруссии, постоянно ему припоминала каждый косяк или лажу, и если она так долго злится и дуется из-за пустяков, то огромной трагедии для себя она не забудет никогда. Слабую надежду на взаимность чувств Германии давал тот факт, что со временем она перестала его игнорировать, стала с ним разговаривать. Да, о политике и экономике, не более, но это ли не прогресс? Каждый раз немец вспоминал ее слова с горечью на душе и каждый раз вспыхивал желанием завоевать ее любовь и дать ей шанс быть счастливой. Все внутри трепетало, никогда и ни с кем он себя так не ощущал. Каждый раз в этих чертах он находил что-то ещё более прекрасное, эти прекрасные глаза цвета лепестков фиалок, эти пухлые губы, мягкие и рассыпчатые волосы, к которым так жаждал он прикоснутся, эта гордость, эта сила характера и смелость, эта непоколебимость, за которую он так ее обожает. Ее лик перед ним каждый раз, и ничто не способно его выкинуть прекрасную диву из головы.***
Людвиг очнулся от сна благодаря милой брюнетке в форме стюардессы. Девушка с довольно острым подбородком, слегка румяными щеками и серо-карими глазами потряхивала немца за плечи, призывая его проснуться. Ещё смутно осознавая происходящее, Германия вопросительно на неё уставился, почему-то думая, что они ещё в небе. — Господин Людвиг, мы успешно приземлились, ваше такси уже ждёт вас… — мягкая улыбка расцветает на ее лице, в знак почтения к немцу. Юноша молча кивает и поправляет костюм, отстегиваясь и невольно думая, что мысли настолько его заволокли, что он, посапывая, даже не понял, что происходило вокруг. Спустившись по лестнице с самолёта, он замечает в нескольких метрах припаркованные авто черного цвета. Возле довольно элегантной машины стоит взрослый мужчина азиатской внешности в одежде выдержанной в темных, строгих оттенках. — Вы, Людвиг, верно? — задал вопрос азиат, когда к нему приблизился немец. Прежде мужчина осмотрел Германию суровым взглядом, словно оценивая внешность Людвига, затем заглянул в чуть сощуренные от неловкого чувства изучения себя глаза парня. — Все так. — коротко отрезал он, не желая тратить время в пустую. — Мы можем ехать? — Конечно… — замешкался мужчина, когда Германия уже садился в автомобиль, хлопая дверцей. Мужчина отчего-то так пристально рассматривающий Германию, словно вообще наблюдая немца впервые, судорожно забегал. Сев на водительское сиденье, он повернул ключи, раздался еле слышный в салоне рев мотора, а вскоре машина наконец тронулась с места. Быстро сменялись пейзажи за окном, все время этой поездки до дома того, ради кого сюда прибыл немец, Людвиг смотрел в окошко, на пасмурное небо, на пестрящие красками вывески, небоскребы и оживленные от огромного количества народу улицы. Безумный поток машин и толп людей, жизнь кипела в этом огромном городе. Когда машина притормозила возле невысокого домика, Людвиг поблагодарил водителя и хотел было достать бумажник, однако мужчина отметил тот факт, что хозяин дома уже обо всем позаботился. Германия ещё раз высказал свою благодарность и вышел из машины, хлопнув дверью. Автомобиль почти сразу сорвался с места и поспешил уехать прочь, скрывшись за перекрестком улиц. Людвиг набрался смелости и прошел по небольшой дорожке к порогу. Он несколько минут мялся возле двери, не решаясь позвонить. Было крайне неловко вообще так резко к нему срываться без официальной причины, да, на руках были документы для него, которые босс попросила передать для дальнейшего подписания, но все же причина была больше личная, чем деловая. Немец с силу своего воспитания всегда делал все официально и серьезно, даже самые банальные вещи, но порой он реально забывал о той строгости к выполнению некоторых задач. Всегда все расписывал по пунктам, все рассчитывал и сопоставлял, а сейчас эта сдержанность как в воду канула. Нерешительно он дотронулся указательным пальцем до звонка, однако все равно стоял очень смущаясь от сложившейся ситуации. Как же неудобно! Резко выдохнув, немец нажал на кнопку и по ту сторону раздался громкий звон. Даже через дверь было слышно и отчётливо понятно, что владелец дома уже неспешно идёт к двери, чтобы открыть. Послышалось шуршание, после чего хозяин дома предстал перед немцем. — Доброе утро, Людвиг сан! — в дверном проёме возник Кику собственной персоной. Одетый в, кажется, большое ему по размеру фиолетовое кимоно, что мешковато свисало с его худощавого тельца. Улыбнувшись краешком губ, японец жестом пригласил Людвига пройти внутрь. Разувшись и сняв верхнюю одежду, немец был приглашен Японией в гостиную. Пройдя по довольно длинному коридору, Германия наконец очутился в просторной комнатушке. По середине стоял низкий столик, а по бокам лежали большие подушки. К одной из стен, окрашенной как и все в довольно приглушённый цвет охры, сравнимый разве что с оттенком песка на каком-нибудь пляже, был приставлен большой комод, на котором располагались небольшие горшочки с комнатными растениями. Была и другая мебель, но Людвиг не особо уже вглядывался. Минимализм и элементы исконно японского культурного наследия преобладали в интерьере. — Присаживайся… — вежливо предложил японец, когда заметил, что Людвиг как вкопанный стоит, не зная куда ему себя деть. Будто очнувшийся от многовекового сна, немец замотал головой, а затем осмыслив все сказанное Японией, плюхнулся на подушку, сложив крестиком ноги, для удобства. — Чай будешь? — Опять ту травяную ересь? — спросил Германия, подняв взгляд на Кику. Японец, чуть рассеянно посмотрел на друга, пытаясь понять, что в тот раз могло придтись не по душе немцу в заварном чае на травах. — Давай. Японцу осталось только похлопать глазами и, слегка расплывшись в смущенной улыбке, скрыться за дверным проёмом, ведущем узким коридорчиком на кухню. За это время, что Хонда провозился с приготовлением чая, Людвиг успел ещё раз двадцать дать себе по лбу за такую бестактность, проявленную им в тот момент, когда он звонил японцу. Какой же черт его дёрнул с такой срочностью трезвонить мирно спящему Кику. Может тот вообще ответил согласием в связи с тем, что ещё не отошёл ото сна, который был нагло прерван глупым поведением Германии. В момент раздумий Людвига, в комнату с небольшим подносом вернулся японец. Разместив поднос, на котором стояли две простенькие, однотонные кружки без ручки и небольшой заварочный чайник, Япония аккуратно уселся обратно. Взяв одну из кружек, он поставил ее перед другом и поспешил налить горячий дымящийся напиток, придерживая чайник ладонью. — Спасибо… — отозвался немец, вглядываясь в пар, идущий от чая и будто не решаясь начать диалог. Повисло неловкое молчание. — Что ж, рассказывай, что тебя так кольнуло, что ты позвонил ни с того ни с сего в два часа ночи. — начал Кику, и концом своей фразы опять засмущал Германию, которого всего колотило от неловкости ситуации. — Понимаешь… эм… Я… — мямлил что-то неразборчивое немец, не зная как начать диалог и подвести к нуждающейся в обсуждении теме, он то и дело отводил взгляд, прикусывал нижнюю губу. — Думаю раз ты так сорвался с места, то это точно не документы, резко вскочить с места, позабыв о узких рамках этикета, тебя могли заставить только сильные эмоции или душевные переживания, а зная твою эмоциональную сторону вдоль и поперек, могу предположить, что речь зайдет о России, так? — приложив указательный палец к губам, а большим дотронувшись до подбородка, Хонда удивительно точно провел аналогию и выводом попал прямо в яблочко. — Тебе бы быть детективом с твоей дедукцией. — Германия сделал первый глоток чая и на удивление для себя осознал, что трава, которую добавил Кику была намного приятней на вкус чем та, что была в прошлый раз. — Я просто хорошо тебя знаю, Людвиг сан, да и, насколько мне известно, ты более никому не рассказывал о своих чувствах, верно? — Кику так же отпил чаю, однако немец даже не заметил, что количества напитка уменьшилось, наверно, японец пьет понемногу и маленькими глоточками. — Да, из тех, с кем я бы мог обсудить эту тему, есть ещё Италия, но у него ветер в голове, он не надёжен на секреты, почти уверен, что он бы растрепал такую новость всей Евразии, а там и до Америки недалеко, к вечеру бы весь мир был бы в курсе. — По лицу Кику было понятно, что он полностью согласен с Германией, ведь оба они не первый год знакомы с любвеобильным Италией. — Да, Италия такой, порой ему лучше и вовсе ничего не говорить, меньше проблем будет… — Согласился японец, сделав ещё один глоток, а затем взглянув на Людвига. — Однако сейчас речь не о том, что ты хотел обсудить со мной о России-сан? — Ах да! Точно. Что-то мы ушли от темы… — Германия прокашлялся в кулак и отставил кружку ненадолго в сторону, скрестив руки в замок на столе. — Понимаешь, я тут вспомнил парочку ее отказов, даже не знаю, как описать это чувство, ты знаешь, что я не писатель, чтобы все расписывать в красках, но было неприятно. Я задумался о том, что возможно я делаю что-то не так. Вопрос: что именно? Возможно, я что-то не так говорю, или я и вовсе не ту тактику для завоевания ее сердца выбрал. Я не романтик совсем, хотя я так хочу. Каждый раз как пытаюсь распутаться, запутываюсь вновь. Но ведь Америка как-то смог? Что такого он сделал? — Давай начнем с того, что Россия сан девушка злопамятная, она просто так не забудет ни плена, ни унижений, ни самого проигрыша, всё-таки исторически считается, что ты победитель, пусть потом им и удалось восстановить независимость. Анна сан не любит говорить о проигрышах, но вот к победам у нее совершенно другое отношение, знаю по опыту 1905 года. Америка сан же тогда много для нее сделал, я не раз видел, как Альфред сан целовал Россию сан, но она явно не отвечала на подобное. Мне кажется, что Анна сан была благодарна ему за помощь и вклад, но не испытывала к нему тех чувств, что он к ней. Однако сейчас у них уже не такие отношения, Америка сан после определенного момента как с ума сошел, у него совершенно отношение поменялось, раньше он весь нежностью светился, а сейчас, уж не знаю, что у них там произошло, но это явно не входило в планы Альфреда-сана на Россию сан. Россия-сан должна простить тебя, именно тогда ваши отношения наладятся… — Но как мне сделать так, чтобы она меня простила? — задал Германия вопрос, который тревожит его уже долгие годы. — Да, наши отношения наладились, она перестала меня игнорировать, начала охотнее вести диалог, да и в целом она больше не шарахается от меня, однако я для нее всего лишь деловой партнёр, не более того. — Россия сан очень гордая девушка, я редко встречал таких за свою жизнь, она может довериться человеку, но после первой его серьезной ошибки, она закроется, однако спустя время она обычно оттаивает. Так было в моем случае, она долго не принимала поражение в русско-японской войне, но с годами наши отношения намного улучшились и сейчас она считает меня своим другом. Насколько мне известно, даже Пруссия сан смог наладить с ней отношения. — Да, насколько я знаю, они неплохо ужились вместе… — припомнил рассказы старшего брата Германия. Первые годы Пруссия просто кровью харкал, от нахождения в одном доме с Россией и передавал записки Людвигу с мольбой о помощи. Однако со временем он говорил о том, как смешно выглядят лица этих коммунистов, когда они замечают очередной прикол, оставленный Гилбертом. — Мне кажется, тебе для начала нужно завоевать её доверие… — подытожил Кику, собираясь дальше ответить на уже назревший вопрос друга «как?». — Россия сан всегда рада, когда кто-то на ее стороне, думаю, что если ты будешь рядом в трудную минуту, она непременно это оценит. Анна сан очень любит заботу, как и все девушки ей хочется, чтобы ее защищали, думаю, она будет счастлива, если ты станешь для нее тем самым рыцарем на белом коне из сказок. Чтобы завоевать сердце принцессы ее надо спасти от дракона, но в этом случае достаточно расположить ее к себе, быть заботливым и окружить ее нежностью… — Людвиг слушал Японию с диким интересом, представляя, как он сможет использовать его советы на практике. Все таки Япония отличный друг и, кажется, ещё и психолог. Незаметно для себя Германия задумался, а точно ли не было у него любовного опыта, от его чар и очаровательном и точно бы полегло с десяток так точно девушек. Или может не встретил ту единственную? — Да ты, смотрю, в этом разбираешься… — усмехнулся Людвиг, вновь отпивая глоток напитка, опустошая кружку. — Допил? Я сейчас ещё выпить принесу! — только встал с места Кику, как его остановил вопрос немца. — Что? Ты сказал «выпить»? — заострил внимание на этом слове Людвиг и тут до него дошло, когда он понял какой привкус чувствуется на языке. — Ну да. Ты не заметил, что уже вторую кружку саке выпиваешь? Я думал ты заметил, что во время монолога я налил тебе саке, когда ты чай допил… — Япония пораженно на него посмотрел. Неужели своей речью в транс смог вогнать? — Мда… Быстро же мы от чая к саке перешли… — улыбнулся Германия, обдумывая то, как он мог не заметить изменившийся вкус, разве можно так задуматься, чтобы не понять, что пьешь уже вовсе не чаек на травах, а настоящее крепкое саке? Через минуту Япония вернулся с ещё одной бутылкой саке, которую расположил поближе к немцу. Ещё около часа они болтали и обсуждали многие вещи. За это время Германия успел убедиться, что не зря приехал и что Япония однозначно прекрасный романтик. По крайней мере сложилось устойчивое чувство, что он явно в этом разбирается. Однако вряд ли такая скромность даст ему шанс привлечь к себе внимание, все же если знать человека поближе, он откроется с совершенно другой стороны. Так для себя Германия поставил галочку во многих пунктах в списке завоевания сердца русской. Японец рассказал ему о том, какие слова лучше подбирать для беседы, как не казаться глупым, как быть уверенее, какие подарки лучше подарить, чтобы вызвать искренний восторг на лице русской, а не сомнительное хмыканье. Хонда рассказал о том, что Россия обожает подсолнухи, поэтому лучше подарить их, а не банальные розы, которые всегда ей преподносил Джонс. Хотя девушке будет все равно на то, какой цветок ей подарили, если человек будет искренним и скажет правильные слова, которыми он будто стрелой Амура пронзит сердце девушки. Кику посоветовал Людвигу быть раскрепощенным в общении и не замыкаться, стараться разбавить обстановку в напряжённой ситуации и избегать болезненных тем для россиянки. Всегда поддерживать разговор — важно, ведь неловкое молчание не приведет ни к чему лежащему в положительном ключе. — … кроме того, тебе стоит учесть главное. Никакие подарки, даже самые приятные, не помогут тебе завоевать сердце России сан, если ты не будешь соблюдать главное правило… — старался сформулировать главную мысль Кику. — Будь собой и тогда никакие соперники на сердце России страшны не будут. Если она тебя полюбит, то пусть это будешь искренний и настоящий ты, Людвиг сан! — Спасибо, Кику, если бы не ты, не знаю, что бы я делал. — Германия улыбнулся по настоящему, так, как улыбался не каждому, однако дорогие ему люди, часто видели эту улыбку, когда как другим казалось, что суровый немец не знаком с радостью совсем. Нет, на самом деле Людвиг никогда не был безжалостным бревном без эмоций. Его характер стачивался временем как водой камень на берегу моря. Когда-то он не ведал жалости и пощады, однако с временем приходило осознание своей неправоты. Как хорошо, что он смог осознать ошибки, чтобы не повторять их в будем, а ведь жизнь сама череда ошибок… — Ого, уже много времени! Мне пора… — Людвиг поднялся и слегка отряхнулся, расправляя помятую от такой непривычной позы одежду. — Спасибо за разговор, ты очень выручил, рад, что на тебя можно положиться! — Ты можешь мне доверять, Людвиг сан, я всегда на твоей стороне и помогу тебе, потому что мы друзья! — Кику мягко улыбнулся. — Ах да! — Германия открыл свой портмоне и достал оттуда какие-то бумаги, скреплённые степлером. — Это передала босс, попросила тебя прочитать и обдумать к следующему саммиту, который будет на следующей неделе! — Я все прочту, спасибо. — вместе с немцем он вышел в коридор, постоял рядом, пока Германия обувался и накидывал верхнюю одежду. — Что ж, до скорого, увидимся на следующей неделе! — Людвиг ещё раз просиял улыбкой, после чего развернулся и прошел к уже ждущей машине, которая помчится в аэропорт. — До скорого… — уже в пустоту прошептал Кику. Повернувшись спиной к улочке, он прошел обратно в дом и запер входную дверь. Немного уставшие глаза он прикрыл и тяжко вздохнув обдумал дальнейшие планы на день. Не хотелось сейчас вникать в бумаги, сидеть и мыслить над их текстом, это все позже, а сейчас ничего делать современно не хочется. На улице моросил дождь, небо вновь затянулось свинцовыми тучами, в которых раскатисто гремел гром. « — Надеюсь Людвиг сан сможет удачно добраться до дома… — подумал про себя Хонда.» Взгляд его упал на стоящий возле стенки комод, немного поразмыслив, мазнув усталым и безэмоциональным взглядом по предмету мебели, Япония всё-таки решился подойти. Оказавшись вплотную к комоду, Кику легонько потянул одну из ручек небольшого ящичка. Отложив наверх комода документы, Кику достал из ящика старую потрепанную временем бумажку и рамочку с черно белой фотографией. Развернув сложенный несколько раз бумажный свёрток, он вчитался в текст пожелтевшей бумаги, написанный давным давно. « Госпожа Анна, прошу, не сочтите это письмо за грубость, ни в коем случае помыслы мои не опорочены корыстью и ложью, а, наоборот, чисты, но я хотел бы вам признаться. Более нет мочи скрывать от вас! Я люблю вас, Анна, люблю вас уже долгие годы! Вы прекрасны, словно распустившийся цветок сакуры, вы так горды и властны, но в тоже время очаровательны и милы. Мое сердце бьётся ради вас и только вас. Прошу, не лишайте меня вашего прекрасного лика, о госпожа Анна! Я готов ждать ответа хоть век, хоть два, взирая на вас украдкой... Ваш, Кику Хонда. » С текста взгляд Япония перевел на фотографию. Прекрасная и улыбчивая Анна, сияющая радостью. Счастливая девушка — прекрасная девушка. Те же мягкие черты лица, те же прекрасные шелковые волосы, выразительные глаза, приоткрытые и манящие губы… Кику резко зажмурился и отбросил фотографию обратно в ящик, который резким движением был затем захлопнут. А же письмо в своих руках ещё раз презрительно осмотрел и смял, хмурясь своим глупым мыслям. « — Германия сан любит Анну сан, я не должен вмешиваться, иначе какой я друг? Нужно перестать думать об этом! — злясь сам на себя, корил себя Кику. Взгляд пал на бутылку саке, а в горле будто тут же зазывающе пересохло. »