4х4

      Глина очень мягкая и податливая в самом начале. Мы создаем из неё вазу, неспешно, не торопясь, формируя идеальное по толщине и форме изделие. Сглаживаем все неровности, исправляем свои ошибки и в конечном итоге доводим до совершенства. Но процесс этот долгий, порой даже утомительный, и для него нужно много терпения. Но не всё плохо в лепке изделий. Создание своей собственной вазы – это наслаждение. Пальцы проходятся по мягкой, влажной глине, приобретают из-за неё слой светло-серого цвета и кажется, будто сам человек становится частью своего творения. Но ведь так оно и есть.       Глина – это и есть сам человек. Он растет, развивается, сам создает себя из мягкого материала, формируя свой идеал, как внешне, так и внутренне. Человек сам создает свой характер, свое мировоззрение, свое понимание к вещам. После обжига он становится твёрже, как глиняный горшок. А сам обжиг – это очень трудоёмкий и долгий процесс. Но на том всё не заканчивается. Создание – это база, сформированная нами в детстве, в период подросткового возраста. Дальше идёт покраска – украшение нашей души, воссоздание идеального, гармоничного образа. Покрас – это тоже наша индивидуальность.       Найтмеру казалось именно так. По крайней мере, так работал его мозг в процессе создания самого изделия. Мысли шли из ниоткуда, просто шли, текли инерционным потоком в голове, никак не мешая сосредоточиться на горшке.       Это были курсы для старших классов, а он был сопровождающим, вместо своего близнеца – ответственного за этот класс. Сказать, что он совсем не знает этих детей – значит соврать. Когда твой брат – учитель-биолог старшего звена, классный руководитель и просто солнышко, то грех не совершать иногда «набеги» на учеников близняшки, да и в принципе подменять его в делах, не касающихся профессии. Всё же, Найтмер по образованию литератор.       Вот и сейчас приболевшего брата он согласился охотно подменить, ибо полюбившихся негодников не хотелось лишать интересного мероприятия, ведь поехали все. Конечно же, это была лишь одна причина, по которой он поехал с подростками.       А вторая сейчас старательно вылепливала вазу, сидя напротив мужчины и высунув розовый язычок. Эррор так красив, когда сосредоточен. Его пальцы ловко скользят по светлой глине, пушистые брови сведены вместе, а чёрные пряди волос спадали на лоб, некоторые из которых прилипли от пота. Парень старался, хотел сделать для Найтмера идеальную вазу.       Найт был безумно влюблён в своего мальчика. Такой невероятный, активный, очень начитанный и смышленый малый. Он формировался, пополнял свой багаж знаний и воссоздавал идеального себя. Ему это нравилось, это стремление, эта открытость и четкое знание того, чего ты хочешь от жизни. Возможно именно этого не хватало Найтмеру в юности. Он был замкнут, тих и по праву считался тихой серой мышью, умеющей излагать свои мысли лишь на бумаге. Писатели вообще не особые любители огласки. Они очень любят и ценят свою свободу, свою независимость и стараются быть где-то в стороне, чтобы никто не вмешивался в их жизни.       И всё же он сформировал себя. Да, возможно, на это ушло куда больше времени, чем нужно было бы, но ведь главное – результат. Мужчина осторожно и неспешно подправил шов на своей вазе, активно крутя гончарный круг.       Никто не знал про их отношения, даже Дрим. Оно и неудивительно – у них с Эррором большая разница в возрасте, это выглядело бы очень подозрительно. Но Найтмеру пофиг, он писатель, для него «любви все возрасты покорны», пусть и эту любовь нельзя оглашать, пока тот не выпустился со школы.       Мужчина последним заканчивает свое изделие, отдает на руки мастеру, чтобы тот отправил их творения на сушку. Ну а пока он подходит весь перепачканный к не более чистому парню и пачкает его щечки глиной.       – Ну Найтмер, – фырчит Эр, пытаясь отогнать от себя этого приставучего взрослого. – Нас могут увидеть.       – Никто на нас даже не смотрит, твои одноклассники заняты увлечённой беседой друг с другом о том, кто какой член вылепил на горшке, – опровергает подозрения писатель, но всё же отходит с мальчишкой в тихое место, подальше от кипящей жизнью мастерской. Им как раз не помешало бы помыть руки, а кому-то и щеки.       – Я надеюсь, у меня получится красивый горшок. Как жаль, что мы сможем раскрасить их только на следующей неделе. Мне уже не терпится, – говорит Эррор, тщательно намыливая руки. Найтмер же покорно ждал своей очереди и наблюдал за парнем умиротворённо.       – Создание обычного горшка – это очень долго. Сначала лепка на пару часов, потом сушка от двух до семи дней, ну и сам обжиг около восьми часов. Зато какой результат, – тянет мужчина, а после принимает свою очередь к раковине после юного возлюбленного.       – Жаль, что никак нельзя ускорить этот процесс, – вздыхает нетерпеливый и вытирает руки.       – Эрри, сам процесс – это и есть то самое, что приносит мастеру удовольствие в создании шедевра. Долго, но не без наслаждения, – рассуждает он и вскоре забирает полотенце. – Сравни, мой юный друг, создание горшков с жизнью. Ты ведь не гонишься поскорее стать сорокалетним мужчиной и ускорить этот процесс. Ты идешь к нему постепенно, познаешь горесть и радость жизни, ты ведь не просто проживаешь её – ты живешь. Жизнь – это те моменты, которые ты проживаешь. Их нельзя ускорить, потому что тогда ты ускоришь свою жизнь и скорее отправишься к точке невозврата.       – Ну всё, сворачивай свои глубокие духовные лекции и дай мне уже тебя поцеловать.       И всё же, Эрри растет, он многого не знает, многого недопонимает. Но это все придёт с возрастом, несомненно. Ну а пока Найтмер своего юного возлюбленного обнимает и привлекает в сладкий поцелуй.