Мулан, прекрасный цветок по имени магнолия

— Моя милая магнолия, — всё шептало олицетворение, с нежностью отрадной перебирая пальцами словно бы не пряди волос, а струны, наигрывая ведомую лишь ему одному мелодию. Лучилась улыбка на светлом лике Яо, покуда возлюбленная его, достославная Хуа Мулан, лежала на коленях юнца и внимала словам — в милости да славе своей бела как день она. — Во славу и в похвалу вам свершила я то, что останется на добрую память, но скажите же мне, Ван Яо, довольны ли вы? У него, как успела заметить Мулан, притворный, долгий и томный взгляд да чудные жеманные жесты; всегда имеет в запасе больше красивых и умных слов, нежели прочие, потому-то и влечёт к себе. Увы, не избежать смертной да стране неуемных страстей… — Доволен ли я? Может быть; я так давно живу на этом свете, что долее не вижу отрады в победах славных, но, — юноша, вновь своровав благословение с губ её, глупо улыбнулся, — я доволен, что встретил тебя. Взгляд прекрасных тёмных глаз Ван Яо, озарявшие удлинённое лицо, пылал страстью. Мулан лишь хмыкнула, пока по плечам от ласковых касаний юнца рассыпались длинные власы, изумительно мягкие да чудесного цвета ночи. — Помнится, узнав твою тайну, дал честное слово, что до последнего вздоха ни словом не обмолвлюсь об этом, — прикрыв очи, молвил вновь Яо. Его дивный шёпот журчал в ушах у девы, из-за которого та в один миг потеряла волю да впала в странное забытье, пропустив половину слов юнца. — … Мы едины навеки, ибо принадлежим друг другу… — закончил он, обвив руками талию девушки, когда она приподнялась, дабы удивлённо взглянуть на Вана. — Значит, для вас это не игра и вы серьёзно настроены? — спросила Мулан, пока в глазах её блеснул странный огонёк, и тут же почувствовала на щеке своей жар чужого дыхания. — Если да, то что ждёт наш с вами союз? — Вся жизнь моя в тебе, Мулан, и потому клянусь, что это так, — ответил он; подцепив подбородок девушки пальцами, продолжил: — Ты будешь думать, что я жесток, и окажешься права. Ты будешь любить меня, а я тебя, и потому умрёшь ради нашей любви, ибо нет иного исхода. Ты будешь век мучаться, а потом, будучи на последнем издыхании, отречёшься от всех слов да от меня, ведь я погублю магнолию. Ни звука не издашь, когда заставлю цветок завянут от сей губительной близости. Такая вот ждёт тебя жизнь. Но помни: любви приносим эти жертвы мы! Его вечная жизнь пронизана холодом да деланной скорбью, в улыбке же страны видится всем меланхолия. С тоской Поднебесной в силах справиться лишь сия дева-воительница. — Стань моим успокоением…