Быдло во Франксе.

      Сентябрь 2015       В небольшой круглый кабинет с большим открытым окном, в котором стояло несколько десятков стульев полукругом перед доской, вошёл Синдзи и парень, примерно его возраста. Парень был в два раза выше и в три раза толще нашего героя. В руках Синдзи держал небольшую стопку бумаг и коробку мела, а парень — небольшой непрозрачный пакет, издававший подозрительно знакомый всем малолетним алкоголикам звон. Содержимое сего пакета должно было стать вступительным взносом.       В кабинете в это время находилось пять мальчиков — ровесников Синдзи, которые в это время показывали друг другу свои тетради и о чём-то советовались.       Войдя в кабинет, Синдзи положил свой груз на ближайший стул, а ребята, увидев нашего героя, моментально замолчали, рассевшись на первом ряду. В кабинете не было ни одной парты, поэтому каждый из них заранее подготовил себе дощечку, чтобы было удобнее писать.       — Внимание, Римский Кружок. — негромко и без энтузиазма объявил Синдзи. — Сегодня у нас пополнение. Этого жиртреста зовут Ямада Нацу, но подавляющему большинству из вас он известен как: «Тот жиртрест из Третьего Блока».       На лицах всех сидевших промелькнула лёгкая улыбка, Сэйджи, коренастый паренёк в центре, так вообще заржал. Вот только «Жиртресту» было не смешно.       — Не обижайся, — повернулся в его сторону Синдзи, — у нас тут принято смеяться над собой.       — И над другими!.. — ухахатывался Сэйджи.       Данная хохма вызвала больший отклик в небольшой аудитории, видимо, за эту шутку присутствующие меньше боялись получить лещей от гостя внушительных размеров.       — Да ничего… — заверил присутствующих жиртрест, хотя эта шутка больно ударила по его самооценке… нет, не так… «эта шутка врезала его самооценке по яйцам, а потом станцевала на них лезгинку»… да, так будет вернее. — Мне представляться?       — Та как хочешь… — развёл руками Синдзи. — Всем насрать.       Жиртрест, немного смущаясь, встал перед доской:       — Ямада Нацу. Класс 2-3. Не так давно у меня пробудился интерес к древностям там всяким… типа черепков… там… Древнему Риму… и прочей такой фигне. Я, конечно, понимаю, вы работаете в этом клубе уже много месяцев, но я, обещаю, усердно учиться и выйти с вами на один уровень в ближайшее время. — с этими словами жиртрест мерзко улыбнулся.       Все смотрели на жиртреста, как дефки смотрят на жиртрестов, пытающихся к ним подкатывать… на бедных жиртрестов; но на это была причина. Все, по радостному звону бутылок в его пакете, прекрасно поняли, что Нацу не имеет ни малейшего представления о том, чем они занимаются в кружке. Да и вообще, он посмел назвать Римский Кружок клубом?! Это было для членов кружка оскорбительно, ведь клуб — это, зачастую, пустая школьная формальность, а кружок — это форма локальной самоорганизации аристократии, ёпта!       Синдзи с сарказмом захлопал и пригласил жиртреста сесть с краю на второй ряд.       — Я подготовил для тебя кое-какие записи. — с этими словами Синдзи дал жиртресту тридцать листов раздаточного материала.       — О, бумага — это хорошо! — расплылся в мерзкой улыбке жиртрест.       Синдзи посмотрел на него с отвращением, но всё же продолжил:       — Изучай пока, смотри на то, как мы работаем, если что, задавай мне вопросы, в любое время. Выход в туалет у нас свободный. — в конце концов, обещал же он дать парню шанс. — Остальные же, кто готов прочитать наизусть стих поэтов Золотого Века?       Поднялось две руки — Танака и Сэйджи.       — Сэйджи. — выбрал Синдзи. — У него будет больше ошибок, значит мы на их примере разберём больше проблемных мест.       Сэйджи с гордостью встал и принялся зачитывать античный гекзаметр, Синдзи же подошёл к доске и принялся мелким почерком записывать отдельные слова и фразы из стихотворения, рассказываемого Сэйджи. Когда Сэйджи закончили читать стих, Синдзи стал по порядку показывать на выписанные на доске слова и фразы. Присутствующие должны были перевести, ответить на вопросы по морфологическим формам и показателям слова, назвать основные формы этого слова и, в отдельных интересных случаях, просклонять или проспрягать слово. В выписанных Синдзи фразах нужно было определить, что в них за оборот и правильно его перевести. Если никто из членов кружка не знал правильного ответа, Синдзи останавливался на этом месте и подробно разбирал его. В конце Синдзи спрашивал, есть ли вопросы по грамматике или лексике стиха и, если они были, то он сначала давал возможность ответить рядовым членам кружка, если правильного ответа никто не давал, то он подробно отвечал на этот вопрос, делая необходимые пометки на доске.       Всё это время жиртрест сидел и не вдуплял: «Они что здесь что, реально латынь учат? Да здесь же должно быть голландское посольство и мексиканская ферма по совместительству!».       — Синдзи! — поднял Ямада руку.       — Да, у тебя вопрос по распечаткам?       — Мы можем отойти?       — Мы живём в таком мире, что отойти мы всегда можем. — пошутил Синдзи.       В аудитории раздался лёгкий смешок, что немного разозлило жиртреста.       — Мы можем побазарить с глазу на глаз? — жиртрест раздражённо изменил формулировку.       — Конечно, можем… — вздохнул Синдзи. — Так, Танака, пока меня не будет, покажи этим инфузориям, как нужно читать гекзаметр.       Долговязый патлатый юноша самодовольно поправил свои очки и принялся декламировать, а Нацу отправился в сторону двери, положив на стул распечатки и совершенно забыв про свой пакет с наполненной тарой.       Синдзи с жиртрестом покинули класс, закрыв за собой дверь.       — Да, что-то хотел? — спросил Синдзи и закурил.       — Слушайте, а вы тут, что, реально учите латынь и всякую эту… древнеримскую хрень?..       — А чем, по-твоему, должен ещё заниматься Римский Кружок? Если латынь для тебя слишком сложная, ты можешь её не учить, она не входит в обязательный для освоения материал. Мы в основном занимается римской культурой: скульптурой, театром, ораторским искусством. — объяснял Синдзи, понимая, что его собеседника не в состоянии заинтересовать ничего из вышеперечисленного.       — Э… ладно… Просто, когда я просил принять меня в твой клуб, я думал, что у вас там, — Ямада показал на дверь, — платформа, с которой отправляется паровоз до Кубы.       Синдзи пытался подавить смех — ему понравился этот афоризм слову «притон» — однако одна смешинка всё же сорвалась, но он в то же секунду принял прежнее выражение лица.       — Та кто тебе сказал такой бред? Придумают тоже «паровоз до Кубы»… — махнул рукой Синдзи. — Та и потом, ты посмотри, какой там контингент! Думаешь, Танаку или Модзи можно уговорить пыхнуть?       Жиртрест согласился с доводами Синдзи:       — А Сэйджи?       — Ну, мы с ним пару раз пыхтели, за гаражами… А потом тамошнюю коноплю скосили, и она пока не отросла.       Жиртрест кивнул головой:       — А ты скажешь, когда она отрастёт? Можем потом вместе пыхнуть? — с надеждой в голосе спросил он.       — Ой, та без проблем! В чём вопрос. — заверил его Синдзи и пожал руку.       Жиртрест улыбнулся на прощание, а Синдзи вернулся в класс, в котором, Танака, стоя, читал гекзаметр, а три головы склонились над Сэйджи, держащим в руках пустую литровую пластиковую бутылку, в которой сбоку была прорезана дырочка, в которую было вставлено шило, на кончике которого тлела пластилинообразная субстанция, заполняя бутылку белым дымом.       — Так! Вы тут, блять, совсем охуели?! — возмутился Синдзи, сделав затяжку и размяв свою шею.       — Да что не так? — лениво спросил Сэйджи, не отвлекаясь от своего занятия.       — Форточку, блять, закройте! Дым выходит. И так уже весь приют говорит, что мы — фанаты диснеевского Винни-Пыха!       Получив конкретные указания к действиям, Модзи рывком встал и закрыл окно, после чего вернулся к созерцанию манипуляций Сэйджи.       — И разве они ошибаются? — улыбнувшись, спросил Сэйджи.       — Нет, но варвары не должны про истинных наследников сынов Марса с пренебрежением думать! — заявил Синдзи.       — Так, ему на сегодня хватит! — пошутил Сэйджи.       — Иди в очко! — Синдзи улыбнулся и сделал затяжку.       Тем временем, Танака закончил чтение гекзаметра и, выхватив из рук Сэйджи бутылку, вдохнул сразу весь дым, после чего сделал дэб:       — Учитесь, лохи, как нужно читать гекзаметры! Versus. — с этими словами Танака развалился сразу на три стула и выпустил пары каннабиса из лёгких.       — Молодец, заслужил! — Синдзи похлопал Танаку по плечу. — А хули ты гашик жжёшь на игле?       Синдзи подошёл к Сэйджи и протянул ему сигарету:       — Я ж тебе говорил, жги на сижке, на игле жгут только наркоманы.       — Прости. — Сэйджи взял сигарету. — Целую плюшку выдул, его щас так накроет.       — И похуй! — заявил Танака.       Синдзи и Сэйджи заржали.       — О, а Нацу нам остановил классный подгон! — заявил Оригами, изучая содержимое пакета.       — Что там? — деловито спросил Синдзи.       — Красное корсиканское и… оливковое вино! — удивился Оригами. — Ты пробовал такое?       Оригами дал Синдзи зелёную бутылку оливкового вина. Синдзи лишь слышал легенды об этом напитке, но никогда не видел его в живую. Он вытащил пробку из бутылки и сделал три глотка:       — Да, только что попробовал! — отчитался Синдзи. — Гадость несусветная!       Все присутствующие заулыбались, кроме Танаки, он расплылся в улыбке ещё до этого.       — Такое дермище для аристократов, поди, только Танака да и сможет выпить. — предположил Сэйджи, выдув плюшку.       — А ну, дай попробовать… — попросил Танака.       Синдзи не хотел, чтобы Танака сегодня нажирался, но уж больно ему был интересен вердикт, который вынесет настоящей параше настоящий аристократ.       Взяв бутылку в рот, Танака сделал огромный глоток:       — О-ху-ен-но. — растянул очкарик по слогам и уснул с бутылкой в обнимку.       Все в комнате проржались, потом Синдзи, выдув пару плюшек, объявил:       — Так, теперь пришло время для настоящих стихов. Оригами! — с этими словами Синдзи протянул ему бутылку, полную дыма.       Оригами выдул весь дым без остатка и продержав его в лёгких с минуту, выпустил наружу.       — Гай Валерий Катулл. — торжественно объявил он на латыни, встав перед доской и развернувшись лицом к присутствующим. — «Оттрахаю я вас и спереди, и сзади…».       — Классика… — улыбнулся Синдзи, садясь на первый ряд.       Он занюхал травку волосами Сэйджи, сидевшего справа от него, и настроился на рецепцию античного наследия.       Октябрь 2015       Прочитав записку, Мисато первым делом хотела всё бросить и отправиться на поиски Синдзи. В своей голове она старалась составить список из всех злачных мест Токио-3, о которых знала, однако она очень быстро поняла, что таких мест слишком много, чтобы проверять каждое из них, да и потом, наверняка, Синдзи знал их гораздо больше, чем она. В общем, Синдзи вернётся гораздо раньше, чем она сможет его найти.       Осознав этот факт, Мисато отрыла банку Ebisu и чистым ножом (это для неё было совершенно новым опытом — найти в своей квартире чистый нож) отрезала кусочек пиццы и попробовала его:       — ВкусНЯтина!.. Блять, почему она такая острая?! Но вкуснятина!..       Мисато решила дождаться возвращения Синдзи и устроить ему хорошую взбучку, а поскольку, вернуться он намеревался ещё не скоро, она решила сходить пока по своим делам.       Съев два кусочка пиццы, она, молча смирилась с тем, что завтра у неё будет припекать не только из-за выходок Икари Синдзи, но и из-за его готовки. Потому, что этот вкус того стоил!       Мисато вытащила из сумки шубу, которую ей подарил пилот. Немного подумав, она взяла ещё и шапку и, одевшись в штатское, направилась в химчистку, вспоминая совет Синдзи.       Зайдя в химчистку, Мисато положила шубу и шапку на стойку перед молоденькой девушкой и заказала полный спектр услуг по очистке, который только могла предложить эта контора, не забыв и «Очистку от вшей, моли и микрофауны».       Девушка, с недоумением посмотрев на Мисато, принялась изучать шубу и, не обнаружив ничего, кроме следов от ботинок и какого-то странного запаха, а, если вернее, смеси запахов, удивлённо спросила:       — А что случилось с этой шубой?       Мисато нашла что ответить:       — Это подарок от одного знакомого барахольщика, решила перестраховаться.       Девушка с пониманием кивнула и выставила счёт — тысячу восемьсот тридцать шесть семьдесят четыре гео.       Мисато с неудовольствием раскошелилась и, взяв талон, с которым должна была придти в среду, покинула химчистку. Потом она решила сходить в салон связи и купить Синдзи телефон, чтобы он, по крайней мере, был, собственно, на связи. Мисато сомневалась, что лейтенант станет отвечать на её звонки, но даже, если она уговорит его просто носить телефон с собой, Синдзи, в случае чего, можно будет триангулировать.       Сперва она хотела купить ему телефон с внутренней антенной, чтобы он не смог использовать Tor, однако поняла, что, если лейтенант смог достать Tor, то найти того, кто сможет перепаять телефон, для Синдзи не составит никакого труда, поэтому она купила ему телефон с внешней, съёмной антенной. Так она, не ограничивая возможность пилота на использование Tor-а, повысила шансы на то, что он будет носить телефон с собой, ведь даже Tor-у необходима симка, чтобы звонить. По номеру этой симки можно будет отследить телефон, даже если он подключен к Tor-у… Правда, сейчас появились «пустые симки», которые, имитируя настоящую симку, могут подключаться через вышку любого сотового оператора к сети Tor. Эти симки нельзя было отследить, но пока они были большой редкостью… но это только пока.       Мисато очень хотела отучить Синдзи пользоваться этим устройством, но она решила действовать постепенно, не устанавливая пилоту никаких жёстких запретов, она избрала другой метод воспитания, через завоевание его доверия и уважения и установление с ним дружеских отношений. Только тогда она сможет влиять на него. Она не надеялась компенсировать весь вред, который нанесло психике Синдзи пребывание в концлагере, она лишь надеялась задать пилоту направление, в котором он будет двигаться после победы над Ангелами. Сделать парнишу нормальным человеком она и не мечтала, она просто хотела сделать его чуть-чуть менее… асоциальным.       Потом Мисато пошла в мастерскую, где заказала дубликаты ключей от квартиры для Синдзи, и, пока они делались, сходила в гипермаркет и купила пилоту школьную сумку на завтра и упаковку «Хайникена». Задумываясь, зачем она так расщедрилась для лейтенанта после всех его выходок, Мисато не смогла придумать никакого внятного логического объяснения своему поступку, остановившись для себя на том, что это — благодарность за уборку квартиры и за пиццу.       Мисато забрала новый комплект ключей и отправилась домой. Вернувшись в свою квартиру, девушка попыталась уместить пиво Синдзи в холодильнике, однако убедившись, что при его текущем уровне заполнения это невозможно, она вытащила из него четыре банки Ebisu, которые расположила на столе рядом с пиццей, только после этого холодильник смог закрыться.       Мисато положила на стол телефон и дубликатные ключи и, смотря на пиццу и банки с пивом, думала, что её делать дальше. Решение пришло довольно скоро. Она поставила телефон на зарядку в комнате Синдзи, туда же, на видное место она положила и школьную сумку, после чего вернулась на кухню и, открыв банку пива, взяла в рот… ещё один кусочек пиццы:       — О, боги! Какая же она острая!.. И вкусная!..       Мисато приговорила всё пиво и половину пиццы, вторую половину она решила оставить Синдзи, пусть сам, чертёнок, попробует, что у него получилось. Она приняла решение дождаться пилота здесь, на кухне, чтобы выглядело так, словно она сидела тут всё это время и беспокоилась за него. Не то, чтобы Мисато не волновалась за своего подопечного, просто она была уверена, что он-то уж сумеет о себе позаботиться.       Вместо пустого беспокойства Мисато решила потратить время на что-то действительно полезное, на составление плана её дальнейших действий в отношении Синдзи. Она поймала себя на мысли, что думает о пилоте прежде всего, как о жертве концлагеря, совершенно забывая, что он в первую очередь — подросток, а во вторую — герой, спасший вчера как минимум весь город, а как максимум — весь мир… Эх, как бы ей пригодился курс детской психологии в военном училище, но она предпочла культурологию, потому, что там ставили зачёты автоматом, хотя, она и сомневалась, что её бы там научили, как жить с ребёнком, прошедшим концлагерь.       «Если так и дальше пойдёт, то мне самой понадобится психолог» — осознала она.       Сначала Мисато думала отругать Синдзи за то, что он ушёл из дому, непонятно куда, не предупредив её, но она поняла, что это навряд ли образумит его, скорее всего, он просто пропустит крики Мисато мимо ушей, как и все предыдущие нотации, которые ему, вне всякого сомнения, в огромном количестве зачитывали другие взрослые, если, конечно, вообще обращали на него внимание. Вместо этого она попробует относиться к нему, как к взрослому, самостоятельному человеку, полностью отдающему себе отчёт в своих действиях, у которого есть полное право на личную жизнь. Не то, чтобы Мисато сильно верила в то, что это может сработать, но идей получше у неё всё равно не было.       За такими размышлениями Мисато провела часа три. На часах было начало девятого, из-за двери повеяло запахом перегара, после чего она открылась.       Сначала Синдзи просунул в щёлочку своё улыбающееся, слегка покрасневшее лицо, потом зашёл он сам.       — Ещё не спишь? — спросил он у Мисато, снимая наушники и кладя папку со своими документами и маркер с картой, которые он одолжил у девушки, на комод в прихожей.       Мисато подошла к Синдзи и крепко его обняла:       — С тобой всё хорошо? — отношение к парнише, как к взрослому, не мешало проявлению искреннего беспокойства. Быть может, так, не читая Синдзи нотации, но проявляя о нём заботу, Мисато удастся убедить его, что ей не всё равно. А там, гляди, Синдзи научится ценить чувства других людей. Эх, мечты, мечты…       — Ой, да, что со мной могло случиться? — пилот не вырывался из объятий, ему было приятно ощущать, как сисечки Мисато прижимаются к его лицу. У него аж встал.       — Я очень за тебя волновалась. — и это было правдой.       — И зря. — ответил он. — Говно не тонет.       Она выпустила Синдзи из объятий и, улыбнувшись, пригласила пройти на кухню.       — Ты написал, что вернёшься поздно. — отметила Мисато.       — Да. — ответил лейтенант, расположившись на стуле. — Я разобрался быстрее, чем рассчитывал.       — Синдзи, — серьёзно сказала она, посмотрев ему в глаза… точнее, в солнцезащитные очки, — нельзя так вот просто уходить без предупреждения.       Мисато постаралась сделать как можно более сильный акцент на «без предупреждения», как бы говоря, что против самого ухода Синдзи она не возражает.       — Я оставил записку. — парировал парень.       Мисато не сочла этот аргумент весомым.       — И что значит «отпразднуй без меня»? — спросила она.       — Это значит, что ты можешь отпраздновать и без меня… — с наигранной неуверенностью предположил Синдзи.       — Синдзи, это ведь твоё новоселье, твой праздник. — принялась объяснять Мисато, делая максимальное ударение на словах «твоё» и «твой».       — Тебя это ебёт? — слегка раздражённо спросил лейтенант.       Мисато не была согласна с формулировкой вопроса, но решила, что сейчас не время придираться к такой мелочи, тем более, что теперь они оба — военные, а в армии матом не ругаются, а разговаривают:       — Да! — ответила она.       — А меня нет. — заявил пилот.       Мисато с грустью посмотрела на своего подчинённого.       — Если бы я отмечал каждый свой переезд, давно уже спился бы. — всё продолжал он. — Если для тебя это повод, то отмечай, я не против.       Синдзи, не обращая внимания на то, каким взглядом на него смотрела Мисато, взял с тарелки одну корочку, которую оставила девушка.       — Чуть-чуть не додержал. — отметил лейтенант.       — Синдзи, — обратилась к нему Мисато, — не ешь корочки, я тебе половину пиццы оставила!       — Но ведь, пропадут же, если не съесть.       Мисато грустно посмотрела на Синдзи: «Бедный, он ведь даже не понимает, о чём я ему говорю…»       Пилот доел корочки, после чего посмотрел на Мисато, неотрывно смотрящую на него:       — Ты что-то ещё хотела?       Девушка не сразу поняла, что Синдзи обращается к ней:       — Я? Я… Я просто хотела сказать тебе, что, если дела были не очень срочными, то ты мог бы и отложить их ради праздника, — это была одна из тех фраз, которые Мисато заготовила у себя в голове, готовясь к возвращению Синдзи, — но сейчас я понимаю, насколько глупо это звучит в контексте твоих слов.       Лейтенант кивнул, это действительно звучало глупо.       — Я на минутку. — сказала Мисато.       Пока Мисато не было, Синдзи взял с другого стола банку острого соуса и, щедро полив им кусочек пиццы, сделал большой укус:       «Ля, лук слишком мелко порезал… а сыр ничё так получился…»       Мисато вернулась с коробкой с телефоном и протянула её своему новому соседу:       — Ещё я хотела бы подарить тебе этот телефон, чтобы в случае чего, ты всегда мог со мной связаться, а я бы за тебя не так сильно волновалась. Свой номер я уже вбила.       Синдзи, как Мисато и рассчитывала, первым делом бросился проверять антенну: «Внешняя, разъёмная, стандартный штекер, слава богу…»       — Да, я знаю, что для тебя сегодняшний день — это не повод для праздника, но я, правда, надеюсь, что ты примешь мой подарок и будешь всегда на связи.       Синдзи было нечего возразить на эти слова:       — Ля, благодарю от всего сердца! — на лицо пилота вернулась улыбка. — Хорошо, я буду его носить, лишь бы ты не переживала.       По крайней мере, один пункт из плана Мисато сработал, как надо.       — И, — продолжила девушка, — я хочу, чтобы ты знал, что… если у тебя что-нибудь вдруг случится, или ты просто захочешь поговорить, о чём угодно, то ты всегда можешь обратиться ко мне, не важно, насколько я буду занята, и как далеко я буду находиться.       — Да, да… — сказал Синдзи, изучая свой телефон. Слова Мисато для него были пустым сотрясанием воздуха, он в них не поверил, и Мисато, по его тону, это поняла.       Девушка улыбнулась молодому лейтенанту и села за стол, она понимала, что завоевать доверие Синдзи за один день не получится, но задел уже был хороший. Она открыла холодильник и поставила перед пилотом банку «Хайникена», тот лишь открыл рот от изумления — в прошлый раз в холодильнике Мисато были лишь анализы и немного еды.       — Расскажешь хоть, зачем ты ездил? — коварно улыбалась девушка. Не допрашивая, не требуя ответа и не осуждая, но проявляя интерес. Только так она и могла добиться от строптивого директорского сынка ответа.       Синдзи был не очень пьян, и Мисато решила, что ещё одну баночку он, в принципе, может выпить.       Пацан кивнул и, сделав пару глотков пива, ответил:       — Я ездил в аэропорт за гастарбайтерами.       — Ты что?! — удивилась Мисато.       — В аэропорт за гастарбайтерами. — карикатурно чеканя каждое слово, повторил он.       — А зачем? — недоумевала Мисато.       — Кто-то же должен делать ремонт в моей квартире, пока я тут живу… — объяснил пилот.       — Знаешь, Синдзи, — заявила Мисато, — я уже устала удивляться твоим выходкам.       — А что я сделал? — с этими словами парниша вылил острый соус на второй кусок пиццы.       — Ну почему именно гастарбайтеры? — попыталась объяснить ему Мисато. — Почему нельзя было обратиться к нашим ребятам?       — Гастарбайтеры на гео дешевше берут. — ответил он.       Мисато словила фэйспалм.       — А где твоя машина? — спросила она.       Перед тем, как Синдзи вошёл в квартиру, Мисато не слышала ни звуков дрифта, ни сигналов, ни отборной матерщины, из чего сделала вывод, что квартирант возвращался пешком.       — Я отвёз её в сервис. — сказал он, откусив пиццу.       — И когда она будет готова?       — Завтра к утру. Поеду в школу, если не на нормальной тачке, то хоть не на её подобии.       — Ну ладно… — Мисато удивлялась тому, как пилот может есть настолько острую пиццу, и где он нашёл сервис с настолько быстрым обслуживанием.       Она улыбнулась и протянула ему связку ключей:       — А как ты намеревался войти в квартиру без ключей, если сказал мне тебя не ждать?       — Да ты видела свой замок? — Синдзи принял ключи и положил их в карман. — Его можно вскрыть даже скрепкой.       — Правда, что-ли? — удивилась Мисато.       — Ну, да…       — Значит так. Когда мне придёт следующая зарплата, мы пойдём в магазин, и ты покажешь мне тот замок, который ты вскрыть не сможешь. — объявила она.       — Да с болгаркой я любой замок…       — Так, всё, я не хочу это слышать! — Мисато встала изо стола. — Давай в ванную и спать, у тебя сегодня был очень трудный день.       — Есть, мэм. — сказал Синдзи, допивая пиво и запихивая себе в рот остатки пиццы.       Лейтенант, размяв шею, зашёл в свою комнату, чтобы раздеться, и пошёл в ванную уже в чём мать родила, если не считать перчаток и солнцезащитных очков. Войдя в ванную, Синдзи удивился её чистоте. Вспоминая бардак, который царил в квартире Мисато до него, он рассчитывал, что ванная комната окажется иллюстрацией из учебника биологии, из раздела «Плесени и Грибки», но нет.       Пилот быстро помылся в душе, ванную он не любил после одного случая в Куско… да, это была настоящая кровавая баня во всех смыслах. Этот город Синдзи особенно не любил вспоминать.       Его левое, простреленное, плечо всегда почему-то начинало чесаться после мытья. Чесалось оно и в этот раз, когда лейтенант надевал халат, заботливо оставленный для него Мисато. Надев перчатки и очки, пилот вышел из ванны и отправился в свою комнату.       Сперва парень думал плюхнуться на футон, но вспомнил, что ему необходимо сделать пару звонков.       Парниша взял свой телефон и, открутив ему антенну, установил модуль Tor и, дождавшись его подключения, набрал стандартный городской номер.       — Приют Абашири. Дежурный слушает. — в динамиках послышался молодой мужской голос.       — Привет, Хото, скучал по мне? — улыбнулся пилот.       — О, это ты Синдзи! — собеседник был явно удивлён. — Чем обязан? Снова забрать тебя из полиции?       — Не, не в этом дело. Можешь найти кого-нибудь из Римского Кружка?       — Да, сейчас. — собеседник был не против выполнить просьбу Синдзи.       На какое-то время повисло молчание, потом в динамике раздались чьи-то быстрые шаги и вот уже взволнованный юношеский голос:       — Синдзи! Это ты?       — О, привет Сэйджи…       — Синдзи, ты жив?! Ты в Токио-3?! Ты застал нападение?! Что у вас там вообще происходит?! Ты цел?! Ты в порядке?! — собеседник, перебивая лейтенанта, вывалил на него кучу вопросов.       «Сэйджи и словом не обмолвился про Nerv. — отметил про себя Синдзи. — Значит, служба безопасности не почтила приют своим присутствием. Вот и славно»       Пилот искренне надеялся, что его друзьям по приюту никогда не придётся иметь дел с подобной организацией.       — Так, так, остановились! — попытался успокоить своего собеседника Синдзи. — Всё по порядку. Да, я в Токио-3, и да, я влип в говно по самые помидорки.       — Не бойся, Синдзи! — заверил его собеседник. — Мы с парнями приедем…       — Нет! — категорически отрезал он. — Вы никуда не приедете.       — Что это значит? — удивился Сэйджи.       — Я влип по-крупному… — объяснил Синдзи.       — Ты что, снова с мафией связался? — возмутился Сэйджи. — Тебя что, жизнь вообще ничему не учит?!       Лейтенант рассмеялся:       — Ха! Разве что с узаконенной мафией…       — Оу… — Сэйджи не до конца понял, что именно имел ввиду Синдзи, но получил определённое представление о том, насколько была глубока та жопа, в которой его собеседник оказался.       — Я вскрыл свою паховую вену, Сэйджи…       Выражение «вскрыть паховую вену» было тождественно фразам «бросить жребий» и «перейти Рубикон». В криминальную среду это выражение пришло от наркоманов, вены которых «пересыхали» по мере усиления их зависимости. В конце концов загребущие ручонки торчков доходили и до последней вены — паховой, после «вскрытия» которой, судьба наркомана была предрешена, ему уже никак нельзя было помочь.       — Нет! Нет! Нет! — собеседник Синдзи едва не плакал. — Мы с пацанами что-нибудь придумаем!.. Обязательно!..       — Брось, Сэйджи! Моё дело уже закрыто…       — Синдзи! Нет!!! Зачем?! Ну почему ты вообще с ними связался?!       — Они предложили мне слишком много… — печально улыбнулся Синдзи.       — Дурак ты, Синдзи! — рассмеялся Сэйджи.       — Ладно, Сэйджи, теперь к важному. Запоминай, а ещё лучше запиши.       — Да, сейчас… — послышалось копошение. — Говори, я записываю.       — Я заранее договорился с одним профессором из университета Саппоро. Он будет приезжать к вам на занятия Римского Кружка по пятницам раз в две недели, и обсуждать с вами ваши работы по латыни. Администрация в курсе, проблем быть не должно…       — Синдзи… — тихо молил Сэйджи, он ведь прекрасно понимал, что всё это означает — Синдзи прощается.       — Вы только не бросайте латынь лишь потому, что меня с вами больше нет. Латынь ведь развивает мозг, она дисциплинирует. Поверьте мне, она вам пригодится, какой бы путь вы себе по жизни ни выбрали. Поэтому, покажите этому старому книжному червю, что Синдзи «Золотая Ручка» Икари вас не одним матюкам научил. Заставьте его зауважать вашего учителя!       — Синдзи… — Сэйджи практически плакал.       — Ты пишешь?! — возмутился Синдзи.       — Да, я всё записываю!.. — Сэйджи писал самым аккуратным почерком, на который только был способен, ведь именно ему выпала высокая и печальная честь — писать завещание Синдзи.       — В библиотеке я подготовил вам литературу. Просто подойдите к этой жабе и скажите: «Выдавай нам то, что Синдзи отложил для Римского Кружка». Там семь книг, когда вы их освоите, будете говорить по-латыни лучше, чем по-японски и сможете вступать в дискуссии на любые темы на равных хоть с призраком Цицерона.       — Синдзи, давай мы всё-таки приедем?.. — молил Сэйджи.       — Ни в коем случае. Я уже всё равно труп, а вы ещё можете прожить нормальную жизнь. Ты сможешь открыть гараж, Танака поступить на отделение классической филологии, Модзи построить успешную карьеру в полиции, Мисаки — поступить в Академию Внешних Отношений, Оригами — стать авторитетом на зоне. Всё это вовсе не несбыточные мечты, это всё возможно, если вы не сдадитесь, и просто будете работать дальше! Да, общество поставило на вас крест, но до тех пор, пока вы сами не поставили крест на себе, всё это возможно. И говорю это я не потому, что прочитал в каком-то пропагандистском буклете, а потому, что знаю каждого из вас. Я знаю, что вы способны на это всё!       — Синдзи… — собеседник рыдал.       — Возьмите на первое время деньги из тайника. Ты знаешь, где мой тайник?       — Да… — тихо промямли Сэйджи.       — Ты хуй изо рта вытащи, прежде чем говорить со мной! Давай попробуем ещё раз, ты знаешь, где мой тайник?       Сэйджи собрался и сказал чётче:       — Да. — ему будет чертовски не хватать шуточек Синдзи. — В собачьей конуре за талканами.       — Ну и отлично! Только у меня будет просьба.       — Всё, что угодно. — утёр слёзы Сэйджи.       — Выдели из тех денег часть Ито. Я очень хочу, чтобы он поступил в MIT.       — Я думал, ты его ненавидишь. — продолжал записывать Сэйджи.       — Презираю. — поправил Синдзи. — Но ты видел, какой у парня талант инженера?! Я знаю, что совершу преступление против всего человечества, если не дам ему возможность поучиться там.       — Я понял. — кротко ответил Сэйджи.       — Ты знаешь Рю и Акто? — продолжил Синдзи.       — Кого?       — Тех двух задротов, которых я учил турецкому. — объяснил Синдзи.       — А! — моментально сообразил Сэйджи. — А с ними что?       — Передай им, что я не смог договориться о преподавателе… И в, общем, скажи, что им придётся дальше двигаться самим. Попроси их проверить список литературы, который я им давал, книг там, в принципе, достаточно, чтобы выйти на уровень C1. Если скажут, что хотят выше, то можешь сказать им, чтобы отсосали, даже у меня нет C1!       — Это с радостью! — усмехнулся Сэйджи. — Это всё?       — Нет. Вышли мои книги по адресу: Токио-3, улица Акихито, дом 12, квартира 11-А-2. Срочной доставкой. И даже не думайте ехать по этому адресу!       — Я… — на мгновение у Сэйджи промелькнула в голове мысль, а не нарушить ли ему приказ Синдзи, однако, быстро сообразив, насколько там может быть опасно, просто сказал, — хорошо. Мы пойдём в курьерскую службу прямо сейчас…       — И напишите на посылке такой обратный адрес, чтобы на вас не смогли выйти. Никто и никогда… — напомнил Синдзи стандартные меры предосторожности, подозревая, что Nerv будут проверять его корреспонденцию. Синдзи меньше всего хотел, чтобы отец нашёл в членах Римского Кружка рычаги давления на нового строптивого пилота.       — Само собой. — заверил его Сэйджи, понимая опасность ситуации и цену ошибки.       — В «Одиссее» лежит фотография. — продолжал Синдзи. — Положите её в два конверта и верните на ту же самую страницу.       — Тебе выслать только книги?       — Да. Книги, ту фотографию и коробку, которая приклеена скотчем к днищу твоей кровати. Всё остальное можете забрать себе.       — А с теплицей на чердаке что делать?       Там Синдзи выращивал траву.       — Э… совсем забыл про неё… Короче, сами решите, вы парни у меня головастые. Только, блять, не пропали жиртресту. Я серьёзно, если он проссыт, откуда мы брали траву, голов вам не сносить.       — Замётано. — записал Сэйджи. — Это, полагаю всё?       — Да… — Синдзи было нелегко прощаться.       — Скажешь что-нибудь напоследок?       — Типа той сопливой хрени, которую говорят смазливые качки перед смертью в твоих тупых мультиках? — уточнил Синдзи.       — Хотя бы! — усмехнулся Сэйджи. — Всегда хотел узнать, что бы ты сказал на месте героя сёнэна.       — Вот уж спасибо! — улыбнулся Синдзи. — А по поводу того, что сказать напоследок… Не поминайте лихом… Цените мирное небо над головой… Выпрямляйте руку, когда делаете дэб, ненавидьте попсу и слушайте рэп.       Сэйджи разразился смехом сквозь слёзы:       — И почему я думал, что тебя на пороге смерти пробьёт на философские откровения?       — Быть может, потому что ты — дэбил?       — Ты просто неисправим! — Сэйджи от души посмеялся в трубку.       — А если хочешь реально полезного совета, то не верь телевизору. Там всё врут. Всегда…       Повисло молчание, никто не хотел класть трубку первый, хотя сказать, вроде, уже было нечего.       — …И… — начал Синдзи, — …если чувствуешь, что больше не можешь пить, а вечеринка продолжается, отойди, проблюйся, и возвращайся в строй!       — А вот это реально полезный совет! Такого тебе точно не даст ни один сёнэн.       — А ты как думал? — улыбнулся Синдзи.       — Мы все будем скучать по тебе Синдзи… — Сэйджи был готов расплакаться. — … и мы никогда тебя не забудем. Ты сделал для нас больше, чем кто бы то ни был. И, если у меня будут дети, то, когда они спросят: «Что такое «классный чувак»?», я расскажу им о тебе.       Прощание становилось слишком болезненным, Синдзи понял, что нужно оборвать этот пластырь:       — Прости и прощай. — с этими словами Синдзи сбросил вызов.       Лейтенант присел на футон и сложил руки перед лицом, неосознанно копируя своего отца. Его переполняли эмоции, а ведь это был только первый разговор, он боялся даже себе представить, что будет с ним после второго, который обещал быть намного тяжелее.       Пилот выдохнул, прошёлся по своей небольшой комнате, собрался с духом и принялся нерешительно набирать другой номер, тоже стандартный городской. Он боялся, он не хотел, но он продолжал набирать, потому что понимал, он должен, он обязан сделать этот звонок.       И вот, все цифры на экране, сердце трепещет, увидев эту последовательность, и Синдзи нажимает на вызов, до тех пор, пока мозг успевает привести в действие механизмы древних инстинктов.       Гудок, ещё гудок. Надежда, что его звонок останется без ответа… умирает, едва лишь в динамике раздался бархатный голос уже немолодого мужчины:       — Вилла Маррас. Фидерику у аппарата. — вежливо представился собеседник по-сардски.       На заднем фоне слышались весёлые и громкие разговоры. Синдзи узнал эти голоса, одного их звучания оказалось достаточно, чтобы у него навернулись на глаза слёзы. Для Синдзи уже это оказалось слишком, он даже хотел бросить трубку, но он понимал, что тянуть с этим разговором дальше уже нельзя, тем более, если учесть, где, кем и на кого парниша работает.       — Фидерику… — сквозь слёзы прошептал Синдзи, выдержав большую паузу.       — Джероне, это ты?.. — с печалью и надеждой в голосе проговорил собеседник. После этой фразы, все шумы на заднем фоне моментально утихли.       — Джероне звонит?! — радостно раздался удивлённый немолодой женский голос.       — Тише, тише, я сейчас… — тихо ответил собеседник Синдзи явно не в микрофон.       — Да, это я… — Синдзи едва заглатывал ртом воздух. Сказав это по-сардски, он зажал себе рот рукой, чтобы никто не услышал его плачь.       — Джероне, скажи мне честно, с тобой всё хорошо?! Ты цел?! Здоров?! — Фидерику едва не срывался на крик, однако даже громкость не мог заглушить искреннее беспокойство в его голосе.       — Да, я цел… — слёзы двумя ручьями скатывались по щекам Синдзи.       На заднем фоне послышались шаги и копошение, видимо, все собрались у телефона.       — Джероне, скажи, где ты? Мы сейчас же приедем к тебе!       — Я… очень… далеко… — Синдзи уже практически рыдал, уже сейчас он мог выговаривать лишь отдельные слова.       — Неважно. — категорически ответил Фидерику. — Марку, готовь паспорта, мы все едем за Джероне!       На заднем фоне послышалось решительное: «Давно пора».       — Нет… — только и смог выдавить из себя Синдзи.       — Ну, хорошо. — пошёл на уступки Фидерику. — Тогда ты сам к нам приезжай! Тебе выслать денег? Двухсот тысяч хватит? Говори, куда переводить.       — Я… не… мо… гу… — теперь Синдзи смог выговаривать лишь отдельные звуки.       — Ну, что значит «не могу»? — по-доброму усмехнулся Фидерику. — Конечно же можешь! Возвращайся скорее, мы все по тебе очень скучаем: и я, и мама, и Нонна, и твои братья. Твои сёстры уехали на Корфу, в оздоровительный лагерь, давай сделаем им сюрприз, когда они вернутся? Уверен, что они будут просто счастливы увидеть тебя снова! А Канна так вообще жить без тебя не может! Джероне, ты ведь помнишь Канну?       — Я всегда ненавидел эту тупую псину!!! — со всей злобой сказал Синдзи, едва не срываясь на крик.       Повисло напряжённое молчание, нарушаемое лишь тихим плачем Синдзи. В последней фразе была сконцентрирована вся ненависть пацана и, хоть она была и направлена на собаку, на самом деле Синдзи больше всего ненавидел себя, и Фидерику это прекрасно понимал:       — Ничего, Джероне, поплачь… Плакать — не стыдно… Пусть печаль выходит, пусть выходит… — заботливо произнёс он.       — Дайте мне поговорить с Джероне! — на фоне послышался голос взволнованной старушки и копошение, после чего трубка, очевидно, оказалась в руках у другого человека. — Джероне, внучок, как там твои дела? Ты хорошо кушаешь? Ты, я надеюсь, ешь не только мясо, но и овощи?       — Да… — выдохнул Синдзи, услышав знакомый добрый заботливый голос. — У меня всё хорошо…       — И у нас всё хорошо! — сообщила старушка. — Виноград в этом году такой сладкий уродился, просто пальчики оближешь! Жаль, что ты пропустил цветение апельсинов, это ведь так красиво, я ведь всё хотела увидеть твоё выражение лица, когда наша роща расцветёт… ну, это ничего, в следующем году увидишь…       Синдзи стало чертовски грустно от осознания одного простого факта — не увидит.       — А сколько у тебя сейчас времени? — с интересом спросила старушка.       — Девять вечера…       — А у нас час дня, обед.       — Я вам там, наверное, помешал… — Синдзи рыдал уже меньше.       — Ну, что ты! — посмеялась старушка. — Как семья может помешать?       — Но ведь мы не семья… — печально возразил Синдзи.       — Ну, что значит не семья? Опять себе вбил в голову какую-то ерунду!       — Ну… моя мать умерла давным-давно, а братьев и сестёр у меня никогда не было. У меня нет семьи…       — Фидерику, — передала трубку старушка, — вправь, наконец-то, мозги своему сыну. Опять заладил: «У меня нет семьи! Мы не семья!»       — Джероне, — принял трубку мужчина, — ну сколько раз тебе можно объяснять? Неужели ты и вправду думаешь, что заботясь о Роберу в том чёртовом лагере, вытащив его из этого ада, ты не стал ему братом? И обретя брата, ты обрёл всех нас, и его отца и его мать и его братьев и сестёр. Мы — Маррасы, и мы идём только в комплекте! И тот факт, что мы не связанны кровным родством нисколько не умаляет того, что ты спас, ты вернул нам нашего Роберу и стал нам всем родным!       Воспоминания о Роберу были самыми болезненными для Синдзи. К этому моменту он уже был готов впасть в истерику:       — Но я ведь его не спас… Он погиб!!! Твой настоящий сын погиб!!! А ты тут играешься со мной в дочки-матери, несмотря на то, что у тебя есть другие дети, словно тебе не всё равно!..       Синдзи зажал рот рукой. Он надеялся, что после этих слов, с того конца просто бросят трубку и на этом всё и закончится, но упрямый пожилой сард упорно не хотел сдаваться.       — Джероне, просто послушай меня. Ничего не говори, просто послушай. — серьёзно, но по-доброму сказал Фидерику. — Когда мы узнали, что в Турции случился переворот, пока там был наш мальчик, мы… мы не знали жив ли он, мёртв ли, в тюрьме ли… молиться нам за здравие его, или за упокой… не представляли куда идти, кому кланяться в ноги, на какие реквизиты мне перевести взятку. Я уже и не надеялся увидеть своего сына живым, я просил Господа лишь о том, чтобы просто найти его тело… вывести его из этой проклятой страны и, простившись, похоронить его в родной земле. Рядом с рощей винограда, которую Роберу так любил. Когда к нам на виллу спустя много месяцев пришёл констебль и сказал: «Нашли твоих сыновей!» я подумал, что это должно быть ошибка, ведь у меня пропал всего один сын. Когда я шёл в приёмник-распределитель, я и представить себе не мог, что увижу его лицо. Ты помнишь, этот момент? Нас с ним разделяла сетка, увидев его, исхудалого, но улыбающегося и счастливого, я вцепился в эту сетку так сильно, что у меня потекла кровь, думаю, в тот момент я был способен её разорвать. А за моим сыном стоял ты, я помню твоё лицо, оно было преисполнено ненавистью и злобой. Я, честно признаться, думал, что ты собираешься меня убить. Но потом, ты показал на языке жестов: «Прощай, Роберу» и хотел уходить, но Роберу вцепился в тебя, словно клещ, и не за что не хотел отпускать, а ты всё отбивался от него. Роберу показал мне жестами: «Папа! Он спас меня! Это мой брат!» В тот момент я понял, как именно я должен отплатить небесам, которые дали мне возможность вновь увидеть живым моего сына, я понял, что должен сделать твоё лицо таким же счастливым, как лицо Роберу… И если уж он признал тебя своим братом, то какое я имею право не признать тебя своим сыном?       — Роберу больше нет! — заявил Синдзи. — И смысла в том, что я его спас в лагере тоже нет! Так что никаким небесам ты ничего не должен.       — Ты не прав, Джероне… — вздохнул Фидерику. — То, что с ним произошло — это, без сомнения, ужасно, но, молю, пойми меня правильно, я искренне рад, что на смертном одре он видел знакомое лицо. И я благодарю небеса за то, что я смог провести со своим сыном его последние месяцы, хотя родители и не должны переживать детей, но и это всяко лучше, чем жить в неведении, гадая, что там произошло с моим ребёнком на чужбине. Я правда рад, что мой сын отдал Богу душу здесь, под солнцем Сардинии, я правда рад тому, что пухом ему служит родная земля, а не жёсткий турецкий песок. Я рад, что я знаю, где, и как он умер, я рад, что смог похоронить его и проститься. И за это я должен сказать спасибо тебе, но ведь не только за это… ты сделал для Роберу то, что должен был сделать любой настоящий старший брат: ты наказал его убийц, ты смыл его кровь их кровью, и это был поступок, достойный даже не любого сарда. То, что ты сделал — это поступок, достойный любого мужчины. Я помню, как ты, бледный, как тень, нёс окровавленное тело моего мальчика на руках. Ты ведь помнишь? Он улыбался! Он был рад, что ему не пришлось умирать в одиночестве, что рядом с ним был его брат, его семья. Ты наша семья, Джероне, и мы здесь все так считаем, чтобы ты не говорил по этому поводу или не думал.       Весь монолог Синдзи тихо лил слёзы, прижимая телефон к уху, а ладонь к руке.       — Я… не… смог… его… спасти… — рыдая, сокрушался Синдзи.       — Ты сделал всё, что мог… и сделал столько, сколько от тебя никто и не ждал… этого более чем достаточно для того, чтобы я мог гордиться таким сыном, как ты, Джероне.       — Мы всегда будем рады увидеться с тобой снова. — трубку взяла немолодая женщина. — Тебе не обязательно приезжать прямо сейчас, твой папа, как всегда, торопит события. Тебе нужно время, мы все это понимаем, мы знаем, как тяжело тебе далась смерть Роберу. Я, в любом случае, очень рада, что ты позвонил и, если ты вдруг захочешь поговорить, или тебе нужны будут деньги, то смело звони. Мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы помочь тебе. Ты просто помни, что у тебя есть место, где тебя любят и ждут, и куда ты всегда сможешь вернуться, что бы не случилось.       — С… па… си… бо… — выдавил из себя Синдзи. — Можешь… можешь… дать… трубку… Фидерику?       — Конечно!.. — послышалось копошение. — Держи.       — Да, Джероне?.. — Синдзи услышал голос Фидерику.       — Я… я ведь чего звонил… — Синдзи смог более-менее взять себя в руки. — Я… возможно, вы увидите меня по телевизору…       Тон пилот заставил Фидерику напрячься:       — Это ты к чему? — осторожно спросил он.       — Там… там будут говорить про меня разные вещи… не верьте ни одному их слову…       — А что они должны сказать? — в голосе престарелого сарда неразрывно слились страх и беспокойство.       Молчание.       — Джероне, что мы должны о тебе услышать? — голос в динамиках настойчиво требовал ответа.       — Ну… — Синдзи был готов разреветься по новой. — Они будут говорить, что я — герой, и что я спас мир… не верьте им. Они всё врут…       Лейтенант, наконец, положил трубку. Он улёгся на футон и проплакал полночи, прижимая руку ко рту:       «Никто не должен услышать мой плач. Никто не должен увидеть мои слёзы»       Мисато, подслушивавшая разговор за дверью, как в этом фанфике принято, охуела… хотя она и не знала сардинского языка, для неё просто было открытием то, что Икари тоже плачут.       Первым делом она хотела сорваться с места и обнять Синдзи, однако девушка, если честно, побоялась его возможной реакции на то, что она подслушивала его телефонные разговоры, тем более, если учесть, что он разговаривал по Tor-у. Поэтому Мисато не нашла ничего лучше, кроме как отправиться в свою комнату и лечь спать.       Перед сном она хотела в очередной раз, с учётом новой полученной информации, продумать и передумать план своих действий в отношении подчинённого, но, когда она легла на футон, дала о себе знать усталость, накопленная ею за два этих дня, и, в ту же секунду, она провалилась в царство Морфея.