***
Синдзи заливался звонким, громким, заразительным, весёлым, отвратительным, премерзким, быдлячим смехом, пока Рыбий Глаз рассказывал ему очередную «интересную» историю, как он творил какую-то хуйню в состоянии сильного алкогольного опьянения. Юный пилот сам уже был в состоянии каннабиноидного опьянения, поэтому ему было плевать, над чем ржать. Да, куда там подводка, панчлайн и добивка? Где там наследие Карлина? Где продуманный юмор? От косяка Мехмета Синдзи торкнуло так сильно, что ему было не обязательно даже палец показывать, он бы засмеялся даже со своего собственного пальца, да что там, он бы засмеялся даже с пальца в собственной жопе… так, а когда это я перешёл на описание своих фетишей?.. Ладно, проехали… — Золотая Ручка. — обратился к упоротому Синдзи Балка. Молодой пилот, всё ещё пробитый на ха-ха, кивнул в сторону своего собеседника, как бы разрешая тому задать вопрос. Вдруг неожиданно для Синдзи, Балка коварно улыбнулся и достал из кармана своей спортивной куртки колоду карт: — Может, покажешь своё хвалённое мастерство? В этот момент доза адреналина нейтрализовала опьянение пилота на пятьдесят процентов. — Кстати, да. — поддержал предложение Грефа. Рыбий Глаз не сказал ничего, но по тем щенячьим глазам, которыми он смотрел на Синдзи, было ясно, что, озвученное несколько секунд назад, предложение привело его в полный и неописуемый восторг. Вся компашка гопников с предвкушением смотрели на ветерана, терпеливо ожидая его слова, однако ответ их разочаровал. Молодой лейтенант, под действием гремучей смеси алкоголя и каннабиноидов, не имеющий возможности даже сидеть ровно и членораздельно говорить, махнул перед собой рукой по диагонали в отрицательном жесте: — Нет… — чуть слышно буркнул он. — Я дал зарок, в азартные игры больше не играю. Степень разочарования троицы невозможно передать словами… но можно провести параллель с фанатами Мэта Грэнинга, которые посмотрели «Разочарование». Балка и Рыбий Глаз опустили головы, однако следующая реплика, уверенно сказанная Грефой, вмиг вернула им былое расположение духа: — Так мы же не на деньги. — Да. — практически синхронно воодушевлённо заявили два других гопника. — Мы так, на интерес. — дополнил Рыбий Глаз, будучи уверенным, что этот факт изменит решение Золотой Ручки. На это Синдзи лишь отрицательно покачал головой: — Не, не буду даже на интерес. — лишь смог он выжать из себя. В том состоянии, когда тебе приходится прилагать усилия, чтобы просто держать глаза открытыми, играть в карты — определённо плохая идея. Ведь даже «интерес» в карточной игре в криминальной среде — ставка очень и очень высокая. Почему-то все были очень огорчены решительным отказом пилота. И, если Балка и Рыбий Глаз уже были готовы сдаться, то Грефа попыток добиться от молодого лейтенанта зрелищ не оставлял: — Ну, покажи нам хотя-бы пару фокусов с картами. Балка и Рыбий Глаз посмотрели на Синдзи, ожидая его ответа, однако уже без надежды на то, что его ответ их удовлетворит. Пилот глубоко вздохнул и, улыбнувшись, выдал: — Ну, это всегда можно… Эта реплика моментально подняла всем присутствующим настроениеГлава 14. «Кончились все баечки до утра, до паечки».
1 июня 2020 г. в 12:00
Мисато, ещё не успев даже толком-то раскрыть глаза, потянулась к цифровым часам-будильнику, которые стояли у неё рядом с футоном. Но, даже разомкнув веки, она ещё пару минут не могла понять, сколько времени показывают часы, мозг просто начисто отказывался обрабатывать информацию. Лишь приложив неимоверные усилия, ей удалось осознать, что сейчас 12:57.
«Чёрт… Как же он меня вымотал всего за пару дней… — вздохнула девушка. — А ведь нам ещё предстоит провести выходной вместе. Завтра на работе буду ватная вся, как белорусский фильм про Вторую Мировую… Блин, нужно же ещё узнать, что за ночной рейд в Геофронт он вчера устроил… Надеюсь, Гендон завтра мне не оторвёт за это голову».
Ну, вы поняли… «оторвёт голову»… ;-) ах… нет, это была шутка не про головку… Ладно, идём дальше.
— Синдзи, ты дома?! — громко прохрипела Мисато. Она была уверена, что её подопечный к этому моменту уже давно проснулся, бахнул чифирьку и полон сил и энергии на весь следующий день… ато и два…
Ответа не последовало, как девушка и ожидала, всё же, это было в духе её подчинённого — уйти по-английски, не попрощавшись. Видимо, жизнь на улице, без какого-либо прямого контроля слишком уж сильно приучила его к свободе.
«Надеюсь, ты хотя бы взял с собой телефон» — думала Мисато, поднимаясь с футона.
Девушка, завернувшись в одеяло, сперва проверила комнату Синдзи на предмет своего соседа, не обнаружив же его, капитан направилась на кухню, в надежде найти там записку от своего подопечного… ну, и похавать… в основном, конечно, записку, но… ой, да кого я обманываю? Жрать она хотела, ЖРАТЬ!
Поэтому, придя на кухню, и обнаружив посередине стола форму для запекания, накрытую полотенцем, на котором лежала записка, записка была ею отложена в сторону, а полотенце сброшено.
Не то, чтобы ей было не интересно, что же там написал Синдзи, просто она себе уже представляла примерное содержание записки, а лишний раз переживать за пилота — только себе нервы портить, в конце концов, в этом городе, охраняемом отборными частями ВС ООН навряд ли могло быть что-то, с чем человек, прошедший лагеря, мог бы не справиться. Да и потом, Служба Безопасности Nerv своё дело знает, за единственного боеспособного пилота в стране головой отвечает, так что сейчас лейтенант был в большей безопасности, чем когда-либо в своей жизни.
Обнаружив, что её завтрак находится в состоянии игры от ElectronicArts™ на выходе, Мисато немедленно вернулась к записке Синдзи.
«Да что этот хохол себе позволяет? — возмутилась капитан, ознакомившись с посланием от своего квартиранта. — Он что, хочет, чтобы я сама управлялась с плитой? Готовка, между прочим, его домашняя обязанность… потому, что из нас двоих только он умеет это делать!».
Делать, а, вернее, есть было нечего, но кушать-то хотелось, поэтому Мисато, шатаясь, добралась до телефона и сделала звонок.
и не только, и Балка, уже было убравший карты обратно в карман, немедленно протянул колоду Синдзи.
Ветеран вытащил карты из коробки и, вернув коробку Балке, принялся изучать колоду. Карты были очень старыми, было очевидно, что количество партий, сыгранных этим картами, исчислялось сотнями.
— Меченные, небось… — отметил Синдзи, на что получил согласный смешок Балки.
Закончив первичное ознакомление, пилот демонстративно снял перчатки, закатил рукава своего плаща, расстегнул пуговицы на рукавах рубашки и отогнул их, оголяя руки до локтя.
Балка и Рыбий Глаз обменялись вопросительными взглядами, а Грефа внимательно следил за каждым движением своего нового знакомого.
Взяв в «чистые» руки карты, Синдзи принялся их тасовать, выделывая такие финты, что можно было подумать, что он — истинный Лас-Вегасский крупье в третьем поколении. Карты в его руках были подобны то бурному потоку воды, с силой текущему в направлении наименьшего сопротивления, то глине, в руках опытного мастера приобретающей самые причудливые формы, достойные самых престижных выставок современного искусства, то, вообще, казалось, становились легче воздуха и парили вокруг рук картёжника, без его непосредственного вмешательства. Присутствующие заворожено смотрели на эту феерию переливающихся цветов и фигур, какую они могли наблюдать не в каждом своём трипе, осознавая, что своё погоняло самый молодой ветеран стрел в истории оправдывал полностью, хоть и приобрёл он его за другое. Воистину, даже ужасная травма, едва не сделавшая Синдзи инвалидом, не смогла в итоге отнять у Золотой Ручки ни таланта, ни мастерства.
Представление, казалось, подходило к концу, однако пилот раскрыл перед присутствующими колоду веером:
— Выбери карту. — попросил Синдзи.
Гопники вопросительно переглянулись:
«Неужели он думает, что может удивить нас таким дешёвым трюком?» — в той или иной форме, эта мысль возникла у всех присутствующих, но в итоге они решили даль лейтенанту шанс, в конце концов, его умение обращаться с картами, которое он продемонстрировал им секунду назад, их, мягко говоря, впечатлило.
Балка вытащил одну карту из «веера» и показал остальным двум гопникам, этой картой был бубновый валет. (Внимание: в этом месте есть глубокий символизм!)
— Запомнили? — уточнил Синдзи.
Получив кивок в ответ, пилот протянул «веер», в который карта была тут же вложена. На этот раз лейтенант не стал понтоваться своим умением тасовать карты, напротив, он перетасовал колоду нарочито просто и грубо, после чего вытащил из колоды одну карту, отложив остальную колоду в сторону:
— Эта карта? — Синдзи показал гопникам шестёрку крестов (Внимание: в этом месте есть отсылка на Библию!)
Ну, глубокий символизм ввел, отсылку на Библию ввел, теперь это может считаться фанфиком по «Евангелиону» и я могу со спокойной совестью писать дальше.
Рыбий Глаз словил фэйспалм, Балка неудовлетворённо фыркнул, а Грефа недовольно возразил:
— Нет, не та!
Балка разочарованно покачал головой, а Рыбий Глаз пригубил пивка.
— Да? — наигранно удивился Синдзи и повернул карту к себе лицом. — А какая там была карта?
— Валет бубён. — сообщил Грефа.
— Так чего вы меня путаете? — возмутился ветеран и вновь повернул карту к присутствующим. Карта была бубновым валетом.
От удивления Грефа раскрыл рот так широко, что его сигарета упала на пол, а Рыбий Глаз, едва не подавившись пивом, выплюнул его в сторону.
— Да как так?! — Балка вскочил с места. — Только что это было шестёрка крестов!
— Быть не может. — спокойно возразил Синдзи. — Шестёрка крестов — это третья карта сверху в колоде. Можете сами проверить.
Грефа тут же схватил колоду, лежавшую между ним и лейтенантом, и, отчитав третью карту, показал её всем, третьей картой была шестёрка крестов:
— Да твоюж мать! — воскликнул старший гопник. — Он просто грёбанный волшебник!
— Я творю особую уличную магию… — усмехнулся Синдзи, надев перчатки и пригубив пива, давая понять, что представление на сегодня закончилось.
— Да как ты это сделал?! — удивился Рыбий Глаз. — Я видел, ты колоды не касался!
Выпив пару глоточков, пилот был готов что-то ответить, но в этот момент из кармана его плаща заиграла простенькая восьмибитная мелодия.
Молодой лейтенант был явно удивлён, первые пару секунд он вообще не мог понять, что происходит, как, собственно, и гопники, однако, сообразив, что это зазвонил его телефон, Синдзи достал его из плаща и посмотрел на экран, сообщивший пилоту, что ему звонит его непосредственный командир.
Молодой лейтенант ещё с несколько секунд смотрел на телефон, всё прикидывая стоит ли отвечать на вызов.
— Ого! — удивился Рыбий Глаз. — У тебя есть мобила!
Где-то в этот момент Синдзи и принял решение:
— Так, ёбла свои позалупали все. — стараясь сделать как можно более трезвый голос, настоятельно потребовал лейтенант и ответил на вызов.
Гопники, скорчив недовольные гримасы, переглянулись, но просьбу Золотой Ручки выполнили.
— Да? — спросил пилот в микрофон.
— Привет. — раздался ему в ответ из динамиков сладкий голосок Мисато. — Ты сейчас далеко от дома?
Рыбий Глаз что-то шёпотом спросил у Балки, и Синдзи подал им знак, чтобы они голоса не повышали.
— Нет, я тут, на спортплощадке. — спортплощадка находилась в десяти метрах от пилота, и он решил, не уточнять своё местоположение, во избежание дальнейших возможных расспросов. — А что, что-то случилось?
— Да нет, ничего. — спокойно ответила Мисато. — Но не мог бы ты вернуться на часок? Я хочу с тобой поговорить кое о чём.
Синдзи довольно долго не давал ответа на этот вопрос: сначала он окинул взглядом присутствующих здесь пацанов, потом прикинул, чего можно ожидать от времяпрепровождения с Мисато:
— Да, хорошо, сейчас буду. — вдруг, неожиданно для себя, лейтенант вспомнил о своих планах отсыпаться весь сегодняшний день.
— Спасибо. — удовлетворённо сказала девушка и завершила вызов.
Синдзи чувствовал, что Мисато с Рицуко потихоньку загоняют его под каблук, но делать ничего с этим не планировал. Ведь, как не крути, а положение под каблуком Рицуко имело свои преимущества… как, например, возможность иногда быть сверху…
— Что, тебя уже зовут? — уточнил Грефа.
— Да, пацаны, бывайте, снюхаемся ещё. — пилот пожал руку всей несвятой троице.
— Погодь, а ты что сегодня уже не выйдешь? — удивился Рыбий Глаз.
— Думаю, что нет. Если мачеха зовёт, то это надолго. — лейтенанту удавалось неплохо отбрехиваться… для человека, пьяного настолько.
— Да просто пошли её нахуй. — по интонации Грефы было очевидно, что он пытается взять своего нового знакомого на понт.
Остальные два гопника посмотрели на Синдзи. Их лица, что довольно странно, не выражали поддержку предыдущей реплики их старшего, скорее, им было просто интересно, чем ответит Золотая Ручка на это предложение.
— Да, она меня не так часто о чём-нибудь просит, чтобы отказывать. — объяснился Синдзи. — Да и тётка она сама по себе нормальная, так что…
Грефа удовлетворённо кивнул, как бы отпуская ветерана стрел и, закурив новую сигарету, отвернулся к своим друзьям.
Молодой лейтенант сделал у себя в воображаемом списке дел пометку: «Объяснить Грефе раз на раз, что я под ним ходить не намерен» и направился в сторону дома. Добравшись до двери, он открыл её своими ключами и тут же встретил Мисато в коридоре.
— Ты мог бы просто постучать, — сказала девушка, уже успев немного привести себя в порядок… ну, как привести себя в порядок… скорее, выбраться из тёплых объятий одеялка, — я бы тебе открыла.
Синдзи закрыл дверь, издав междометие, выражавшее полное безразличие к словам Мисато:
— Ты чего-то хотела? — спросил лейтенант.
— Да. Разогрей нам завтрак, а я пока схожу в душ. — не успел Синдзи издать и звука, как Мисато скрылась за дверью ванной, оставив пилота одного, а точнее, один на один с пингвином и недоделанной лазаньей.
«Она попросила меня вернуться только для того, чтобы я ей разогрел завтрак?» — промелькнула мысль в голове у Синдзи. Мысль, притом, не самая глупая.
Глубоко вздохнув, пилот переоделся в домашнее, а из «домашнего» у него были только халат, да розовые семейники, а, поскольку халат был заперт в ванной, то из одежды на Синдзи осталось лишь две цепи, крест, кожаная флейта, перчатки, очки, трусы, да грибок (на ногтях).
Вернувшись на кухню, лейтенант несколько минут думал, когда же ему в итоге ставить лазанью в духовку, чтобы к тому моменту, как Мисато выйдет из ванны, блюдо не стало совсем холодным. Пробыв в прострации ещё минут пять, Синдзи решил, что лазанью следует засунуть в духовку примерно… Сейчас. А, если она остынет, то это уже будут проблемы девушки.
Поставив лазанью в духовку, ветеран сел за стол и, просидев, упёршись о стену с несколько минут, осознал, что засыпает. Проверив примерную степень готовности лазаньи, лейтенант поставил кухонный таймер на двадцать минут и со спокойной совестью сел за стол, положив на него хуй голову и прикрыв глаза.
В восприятии юного пилота между закрытием глаз и звонком таймера прошло секунды две. Сначала он даже не понял, почему проснулся, и, более того, собирался уж было ложится обратно, но осознал, что разбудил его какой-то премерзкий звук, только после этого лейтенант догадался взглянуть на таймер.
Глубоко вздохнув, Синдзи выключил таймер и вытащил лазанью из духовки на стол. Молодой лейтенант уже собирался снова отправиться на боковую, но осознал, что его почти отпустило, поэтому он не придумал ничего лучше, как заварить себе чифирьку и найти чем подкрепиться, в конце концов, единственное, что он сегодня выжрал — это пара яиц, да литр пива.
Пока чифирь заваривался, Синдзи поскрёб по Суйсэйсэкам сусекам и нашёл примерно грамм триста самых разнообразных заплесневелых хлебных огрызков. Сняв с плиты чифирь, пилот принялся разбивать органические окаменелости об стол и грызть осколки, как сухари.
Когда Мисато снизошла до того, чтобы выйти из ванны, лазанья уже почти остыла, «окаменелости» (в первую очередь, наиболее заплесневелые) были поглощены больше, чем наполовину, а чифирь — почти на четверть. Девушка уже успела переодеться в домашнее и, зайдя на кухню, и увидев там полуголого Синдзи, машинально закрыла рукой глаза и извинилась, однако через секунду осознав, что находится не в комнате своего подчинённого, а на кухне, гневно посмотрела на подростка.
— Ты есть будешь? — Синдзи ответил ей полным непониманием её реакции и продолжил грызть сухари.
Мисато была растеряна и смущена, но решила, что, если лейтенант не сильно переживает за свой внешний вид, то ей и подавно не стоит… а вот поговорить об этом с ним определённо стоило… но, как-нибудь потом.
Взяв вилку и нож, девушка села за стол и принялась есть, стараясь по возможности не смотреть на своего квартиранта, но сделать это было слегка проблематично и не только потому, что Мисато возбуждалась при виде молодого, подкаченного, мускулистого мужского тела…
Кстати, вы заметили, что я гораздо чаще описываю мужские тела, чем женские… дядюшка Зигмунд, что это могло бы значить?..
На самом деле, внимание Мисато больше привлекал огромный шрам, занимающий практически всё левое надплечье Синдзи. Не нужно было быть профессионалом, чтобы с ходу рассмотреть чёткое зияющее входное отверстие крупнокалиберной пули и, окружавший её, шрам от ожога третьей степени. Раны затянулись уже давно, но вот созерцание шрамов заставляло чувствовать себя неуютно даже сейчас.
Спустив свой взгляд пониже, Мисато обнаружила на коже Синдзи короткую и толстую белую линию прямо под левым соском — давнее ножевое ранение, ещё ниже которого, под рёбрами, шли три параллельных горизонтальных пореза, которые пилот уже демонстрировал в штабе Nerv, но сейчас девушка получила возможность разглядеть их получше. Эти шрамы были очень старыми, навскидку капитан дала бы им лет шесть. Раны в своё время не получили должной санитарной обработки, и поэтому тонкие и короткие белые линии были окружены ореолом тёмной кожи — следом того, что раны гноились.
— Ты о чём-то хотела поговорить? — вдруг неожиданно спросил Синдзи, почти доевший свои сухари.
— Что? — Мисато настолько погрузилась в созерцание боевых ранений своего подчинённого, что совсем забыла о том, что перед ней сидит живой человек, а не экспонат в музее. — А, да…
Девушка не могла сходу сказать, смутила ли она его излишним вниманием к его обнажённому телу, или пилот просто, завершив свою трапезу, решил перейти к тому вопросу, по которому его Мисато, собственно, и вызвала.
Очки скрывали лицо лейтенанта, и прочитать его эмоции было проблематично, но по тону и языку тела капитан могла с высокой степенью уверенности заключить, что стеснения Синдзи в тот момент не испытывал.
— Ничего особо срочного. — мило улыбнулась Мисато. — Я просто хотела бы тебя попросить не уходить невесть куда с утра пораньше и, раз мы живём под одной крышей, то давай будем стараться есть вместе.
Мисато считала, что совместный приём пищи поможет им с квартирантом узнать друг друга получше с одной стороны, а с другой — так она сможет лучше контролировать то время, которое Синдзи проводит без неё… в теории, по крайней мере.
— Хорошо… — пилот воспринял пожелание своего командира на редкость спокойно, если не сказать совершенно равнодушно, девушка даже подумала, что чем-то обидела его, но дело было не в этом.
Просто у Синдзи был жизненный принцип «Уважай правила дома, в котором ночуешь». Полезный принцип и помогает во многих жизненных ситуациях, помогая избежать недопонимания с людьми, предоставившими тебе кров… На бумаге всё выглядит, конечно, здорово, и всё бы так и было, но для ветерана «уважать» не означало «соблюдать», так что… мда…
— Ладно. — Мисато, съев половину лазаньи, подвинула форму для запекания ближе к Синдзи. — Доедай свою часть.
Девушка уже было собиралась вставать из-за стола, но реплика молодого лейтенанта остановила её:
— Всмысле «свою часть»? Я приготовил порцию на одного.
— А как же ты? — Мисато была удивлена щедростью своего соседа.
— Ну, я планировал перехватить себе где-то на улице шавухен, а потом я уже наелся хлебом. — пилот показал оставшиеся сухари, которые он сложил в целлофановый пакет, который нашёл тут же, на кухне.
— О, боги, Синдзи! — воскликнула Мисато, только сейчас заметившая, что сухари, с таким аппетитом поедаемые её подчинённым, были тверды, словно камни, заплесневелы, словно манда твоей бабки и гнилы, словно система российского образования. — Выкинь немедленно!
Только девушка сделала шаг в сторону мусорки, как Синдзи, с глазами, полными страха, прижал пакет с чёрствым хлебом к своей груди, словно он был матерью, отчаянно пытавшейся защитить своё ненаглядное чадо от природной катастрофы:
— Не сметь выбрасывать еду! — он… нет, не закричал это, он это почти прорычал. Этот выкрик больше походил на яростный предсмертный вой зверя, чем на развитой язык с тысячелетними традициями.
Ясное дело, Мисато от такого опешила, не найдя в первые несколько секунд какого-либо внятного объяснения этой реакции. Лишь на пятую секунду она поняла в чём дело: Синдзи с Хоккайдо, а там у них с едой совершенно особые отношения, хотя более уместным словом был бы «культ».
— Э… прости. — Мисато, подняв руки вверх в знак капитуляции, села обратно за стол и, придвинув лазанью обратно к себе, начала с аппетитом её доедать.
Меньше всего она хотела расстроить Синдзи, отказавшись есть его стряпню, ведь, если он так среагировал просто на попытку выкинуть испорченный хлеб, то как сильно задела бы его Мисато, отказавшись от приготовленной специально для неё еды, можно было себе лишь представить… хотя, лучше не стоило.
— Очень вкусно, как и всегда! — дружелюбно улыбнулась она своему подопечному, отправив в рот очередной кусок.
— Спасибо. — с недоверием посмотрел на неё Синдзи и, не сводя с капитана глаз, начал запихивать себе в рот оставшиеся сухари.
Мисато, услышав адские звуки перемола сухарей изо рта пилота, сперва хотела сделать ему замечание из беспокойства за его зубы, ведь их и так осталось не то, чтобы много, но и тут не решилась что-либо возразить своему юному подопечному.
Расправившись с сухарями, Синдзи запил их чифирём и, завершив свою скромную трапезу, принялся терпеливо ждать следующего действия своей соседки.
Да, на сегодня у Мисато были большие планы на пилота, но сейчас она боялась даже задать столь интересовавший её вопрос о вчерашнем забеге. Ну, по крайней мере, сегодня она узнала о своём подопечном что-то новое, и теперь ей следует сделать две вещи: аккуратней обращаться с едой в присутствии Синдзи, и, пока его не будет дома, сделать то, чего она не делала никогда — уборку, и выкинуть всю залежавшуюся еду, которую она только сможет найти. Потому, что если желудок лейтенанта достаточно крепок, чтобы вытерпеть такой рацион, то вот желудок Мисато, уже при следующем созерцании ею поедания Синдзи какого-то продукта, содержащего плесень и не являющимся дорогим сыром, просто вывернется наизнанку.
В общем, Мисато единогласно решила квоту здоровых отношений с Синдзи на сегодня закрыть, а причину вчерашнего заезда она и так узнает, отец пилота завтра расскажет ей всё в красках… О, да, детка, о, да!..
Наверное, с самого детства девушка так не старалась съесть с тарелки всё.
— Можешь идти. — по-доброму сказала капитан, доев. — Я сама за собой помою посуду.
Девушка хотела дать Синдзи возможность отдохнуть от своего общества, да и не желала лицезреть, как лейтенант будет вылизывать форму для запекания.
Эта фраза невероятно удивила пилота, а Пен-Пен так вообще выглянул из холодильника, чтобы удостовериться, что он всё правильно расслышал и, если уши его не обманули, то впервые в жизни посмотреть, как Мисато не разводит грязь, а уничтожает её.
— Ну, ладно. — пассивно сказал Синдзи, встав из-за стола. Он уже было собирался направиться в свою комнату, но девушка окликнула его.
— Синдзи.
— Да? — лейтенант, встав в проходе, повернулся в сторону своего командира, терпеливо ожидая её следующей реплики.
Да, полностью реализовать свои сегодняшние планы на Синдзи у Мисато не выйдет, но она, по крайней мере могла сделать одну вещь, хотя-бы немного продвинуться в своём плане по установлению с ним доверительных отношений. Хотя, планом это было уже назвать сложно, скорее это был постоянно дополняемый список действий, выполняемый в разнобой от случая к случаю.
Сказать это Мисато было не то, чтобы очень легко, но давать заднюю в этот конкретный момент она уж точной не планировала:
— Синдзи, в общем… то… ваши отношения с доктором Акаги…
Сын директора, казалось, заинтересовался разговором… хотя, сказать это наверняка из-за очков всегда было проблематично.
— В общем… Я хоть этого и не одобряю, и у меня язык не повернётся назвать ваши отношения нормальными, но… но вы оба взрослые люди и можете сами… в общем, это ваше личное дело и я не буду туда лезть. Вот!
Закончив свою грамотно построенную и тщательно выверенную (нет) речь, Мисато, добродушно улыбнувшись, посмотрела на Синдзи ожидая его реакции. Пилот стоял неподвижно секунд пять:
— Это всё? — несколько разочаровано спросил он.
— Э… Ну, да… — Мисато, до этого ожидавшая от своего подопечного более оживлённой реакции, казалось, лишь сейчас поняла, что никаких причин, чтобы хоть сколько-нибудь интересоваться её мнением по поводу его личной жизни у Синдзи не было, и всё, чего она добилась — так это выставила себя полной дурой.
— А, ну… спасибо… наверное… — пилот плохо себе представлял, что нужно говорить в такой ситуации. — Ладно, я, тогда, это… пойду, пожалуй…
Не дождавшись какой-либо реакции Мисато, лейтенант удалился в свою комнату.
Девушка, опустошённо вздохнув, к удивлению Пен-Пена, всё же помыла за собой посуду. Пингвин уже было собирался сообщить в службу безопасности Nerv, что произошла ситуация два-два-восемь-два-восемь-два — Капитана Кацураги подменили — и запросить команду ликвидаторов, но, наведя на кухне минимальный порядок, Мисато будучи к двум часам дня полностью вымотанной и морально, и физически, оправилась в свою комнату, плюхнулась на футон, завернулась в одеялко и до поздней ночи залипала в телевизор. Это поведение полностью соответствовало всем наблюдениям Пен-Пена до сих пор, поэтому он сжалился над своей хозяйкой и не стал принимать решительных мер, списав единичное проявление чистоплотности на погрешности наблюдения, включив, однако этот эпизод в свой еженедельный отчёт.
Синдзи же весь день проспал, поднявшись с футона лишь два раза: в первый раз, чтобы посрать, во второй — чтобы подрочить (когда в соседней комнате одиноко лежит молодая и красивая девушка этакие мысли сами лезут в голову… и в головку). Проснувшись около восьми вечера, пилот отправился на кухню, чтобы сварить им с Мисато на ужин рисовой лапши — он был слишком сонный, чтобы сделать что-то более сложное. Поужинав со своим командиром практически в полной тишине (нет, не в неловкой, а в такой, уважительной), Синдзи вернулся в свою комнату, где прочёл перед сном пару страниц «Одиссеи», после чего вырубился до утра. Даже протестировать пыхательную установку сегодня ему не хотелось.
На следующее утро, проснувшись раньше Мисато, к её пробуждению пилот успел сделать комплекс силовых упражнений, принять душ, поправить свой еблет и сварганить себе чифирьку, а им с командиром — яичницу с сыром и беконом.
Хотя, в поведении героев не было и намёка на вчерашний небольшой инцидент, за завтраком они говорили меньше обычного, ограничившись лишь несколькими дежурными фразами. Это произошло не от смущения и даже не от того, что «осадочек-то остался», просто говорить им пока было особо и не о чем. Да, Мисато, конечно, могла спросить у Синдзи, как у него дела в школе, но боялась. Притом, не столько того, что ей подопечный от неё закроется, сколько того, что он расскажет ей всё и в подробностях.
Закончив завтрак, Мисато переоделась в штатское, а Синдзи — в военную форму, не забыв и про пистолет с ножом, служивших подлинным украшением офицерского мундира, ведь, если бы не они, то и форму бы лейтенант носить не стал. Пилот взял с собой сумку со спортивной формой и пять золотых колец с крупными драгоценными камнями из своего «тайника», насколько вообще можно назвать тайником сумку, лежащую прямо в центре комнаты, после чего вышел с девушкой из квартиры. Школьную сумку лейтенант решил с собой не брать: «А смысл-то? Можно подумать, я еду туда учиться»
— Удачного дня. — сказала Мисато на парковке, садясь в свой служебный автомобиль.
— И тебе. — ответил ей Синдзи, прежде чем захлопнуть дверь своей машины.
Они разъехались в разные стороны. Пилот сперва сделал вид, что едет по направлению к школе, однако, проехав пару кварталов, со стопроцентной вероятностью исчезнув из поля зрения Мисато, лейтенант изменил курс и поехал на СТО Мехмета.
Добравшись до места, Синдзи припарковался задом к выходу и покинул транспортное средство. Мехмет в этот момент о чём-то разговаривал со своими подчинёнными в гараже.
Стоило ему только заметить, направляющегося к нему, пилота, как мимика его лица блистательно отразила всю гамму негативных эмоций, связанных с тем, что его бывший адъютант не выполнил просьбу не приезжать к нему в форме.
— Здравствуй, Мехмет. — поздоровавшись по-турецки, протянул руку Синдзи.
Мехмет её, конечно, пожал, но без особого рвения.
— Я же тебя просил турецким языком. — турок показал руками на предмет своего недовольства — внешний вид гостя. — Не приезжай сюда в таком наряде.
— Прости, меня загрузили по самые гланды. — принялся оправдываться Синдзи, — Едва удаётся урвать свободную минуту, чтобы тебя навестить.
— Меня или куст? — лукаво улыбнувшись, спросил Мехмет.
Пилот не найдя, что ответить на это, печально опустил голову.
— Всё с тобой понятно. — вздохнул турок, после чего повернулся к одному из своих подчинённых. — Рафик, неси.
Молодой турок покорно кивнул головой и удалился куда-то в закрома СТО, куда простым смертным путь был заказан.
Синдзи собирался поблагодарить своего наставника, но тот лишь остановил его жестом:
— Залог. — спокойно, но настоятельно потребовал он.
Лейтенант, достав из кармана кольца, передал их турку:
— Примешь ювелиркой?
Мехмет покрутил кольца в руках, примерно оценив стойкость каждого в сорок — пятьдесят тысяч, после чего убрал их в карман. Если бы эти кольца принёс ему не Синдзи, то экспертиза подлинности и оценка стоимости заняла бы куда большее время, но, так уж сложилось, что они с адъютантом привыкли друг другу доверять… Это взаимное доверие, правда, срабатывало не всегда, но данная политика чаще оправдывала себя, чем нет, поэтому и подчинённый, и командир старались ей следовать.
— Да, без проблем. — сказал Мехмет.
— А что там по поводу резидентств? — уточнил Синдзи.
— Буду узнавать сегодня, после полудня. — посвятил его в свои планы Мехмет.
В это время на горизонте показался турок в обнимку с большим свёртком, больше метра в высоту. Увидев, что его посылка прибыла, лейтенант подошёл к своей машине, и открыл багажник.
— И учти, — предупредил его Мехмет напоследок, — я пересчитал на нём все листы!
— Я понял. — уверил того пилот. — До скорого.
С этими словами молодой лейтенант сел в свою машину и направился, наконец, в сторону школы, куда он добрался довольно быстро, что, с учётом мощности мотора его машины и его стиля вождения, было немудрено.
Синдзи планировал, как и в прошлый раз, припарковаться на пешеходном переходе, прямо у входа в школу, но, судя по всему, администрацию школы такой вариант не устраивал. На переходе стоял дрыщеватого вида молодой человек в свитере и небольших очках, на вид ему было около двадцати пяти лет.
Только Синдзи планировал глушить мотор, как этот додик заглянул в лобовое стекло и, не сказав ни слова, сделал руками запрещающий знак.
Лейтенант уже было приготовился стать героем очередного репортажа «Дорожных Войн», выйдя из машины и начав качать права, однако додик подал Синдзи знак ехать за ним и, развернувшись, довольно быстро пошёл вдоль школы.
«Ну, ладно. — решил пилот. — Давай пойдем выйдем…»
Синдзи медленно поехал за «додиком», стараясь не обгонять его. Парень же обошёл школу и, выйдя через специальный заезд на парковку, встал у одного из свободных парковочных мест.
Поняв, чего от него хотели, молодой лейтенант припарковался перед парнем, выключил зажигание и вышел из машины.
— Твой номер — семнадцать. — недовольно рявкнул «программист», указывая на номер парковочного места, едва стоило только Синдзи выйти из машины, и вошёл в школу через задний проход, ой, в смысле «вход»!..
— Благодарю. — закричал ему в спину лейтенант, хотя и сомневался, что слова дойдут адресату.
«Мне выделили парковочное место в школе… — отметил Синдзи. — Мне кажется, или пацан всё же пришёл к успеху. У него получилось, ему фортануло»
Забрав из машины сумку с физкультурной формой, пилот поставил машину на сигнализацию и вошёл в школу. Ему понадобилось немного времени, чтобы найти свой класс, но это и не мудрено, если учесть, что в прошлый раз он, будучи укуренным в ноль, по сути, нашёл его случайно.
Зайдя в класс, Синдзи отметил, что входную дверь, которую он выбил в прошлый раз, уже установили обратно. Сам же класс был заполнен наполовину. Ученики сгруппировались небольшими кучками вокруг нескольких парт и, каково же было удивление ветерана, когда он обнаружил, что двое одноклассников стоят прямо возле его парты.
Его гостями оказались двое старых знакомых — Айда и Тодзи и, если на лице очкарика читалось радостное предвкушение, то спортсмен, будучи мрачнее тучи, недовольно сложил руки перед собой, словно он вчера сходил в бар «Голубая Устрица», не зная специфику контингента сего заведения.
— Привет, Синдзи! — помахал Айда через весь класс, едва заметив своего знакомого на пороге классной комнаты.
— Часик в радость. — пилот сказал это лишь подойдя к своему знакомому достаточно близко, чтобы пожать руки.
Молодой лейтенант посмотрел на Тодзи, в надежде, что он объяснит причину своего появления у его парты, ведь это появление, если учесть их последний разговор, было довольно странным. Но за те пять секунд, что пилот смотрел спортсмену в лицо, тот не то, что не издал и звука, даже не удостоил Синдзи прямым взглядом в лицо.
«Ну, — решил ветеран, — не буду же я из тебя что-то клешнями вытягивать»
Лейтенант поставил сумку с формой рядом со своей партой и, положив голову на парту, пожелал сам себе приятных снов. Синдзи умел спать когда угодно, где угодно, сколько угодно и в любой ситуации — жизнь на Хоккайдо склоняла постоянно тебя к долгому сну, ведь это был самый доступный и действенный способ минимизировать контакт с теми ужасами, которые творились наяву — и сейчас, когда Синдзи служил в армии, этот навык ему пригодился как нельзя кстати.
Какое-то время Айда и Тодзи просто смотрели на полусидевшего — полулежавшего пилота, после чего Кэнсукэ тихонько обратился к своему товарищу:
— Давай!..
Спортсмен посмотрел на это всё, подумал и махнул рукой. Только он решил садиться за свою парту, как его очкастый друг во всеуслышание заявил:
— Синдзи! Тодзи хочет тебе что-то сказать!
Услышав это, спортсмен едва не оступился, после чего со злобой посмотрел на Айду, который состроил самую невинную мордашку, на которую только была способна его мимика. Лейтенант же за это время успел подняться, немного привести себя в порядок и, развернувшись на стуле, начать смотреть на спортсмена с ожиданием.
Тодзи недовольно рявкнул на Айду и развернулся в сторону Синдзи: сделать это как ни крути, было необходимо, и, уж лучше разделаться с этим побыстрее, чтобы потом не возвращаться.
— В общем… — неуверенно начал спортсмен, словно девочка из симулятора свиданий с соответствующим характером, — я… на выходных я навещал свою сестру в больнице и… рассказал ей о нашем с тобой знакомстве и…
Глаза Тодзи неустанно бегали по комнате, отчаянно желая найти деталь, за которую могли бы уцепиться, лишь бы не смотреть в глаза пилоту. Было видно, что спортсмену тяжело, он изо всех сил пересиливал себя, шёл против своих принципов, и Синдзи было всё интересней и интересней узнать: «Ради чего?»
— …она объяснила мне, что в той ситуации я был неправ…
«Так, и это всё?» — подумал пилот, но спортсмен продолжал.
— …и она… попросила передать тебе свою благодарность за спасение её жизни…
Лейтенант чувствовал, что Тодзи просто ломает сам себя изнутри, чтобы сказать эти слова.
— …и сказала мне…и сказала мне…
Тодзи дрожал, было видно, что ему физически больно, но всё же он вздохнул, взял себя в руки и сделал то, чего не ожидал просто никто в классе, кроме, быть может, Айды, — он поклонился Синдзи под прямым углом и выдал со всей силы:
— Она сказала мне, что не будет меня больше любить, если я не попрошу прощения за свои слова и действия!
В сторону Тодзи повернулся весь класс. Ни разу они не видели его в такой позе, он не кланялся даже учителям, а извинялся разве что перед Айдой, да и то, не при посторонних, поэтому это выступление сорвало и ажиотаж, и публику.
Синдзи, хоть он этого и не показывал, был настолько не готов к чему-то подобному, что попросту не знал, как на такое реагировать. В такие моменты он обычно спрашивал совета, так он намеривался поступить и в этот раз:
— Что же ты мне посоветуешь, о, мой демон с левого плеча?
— Да я сейчас так охуел, что и придумать ничего стоящего не могу… Ну, как вариант, ты можешь трахнуть его сестру, если она такая твоя фанатка.
— А что скажешь ты, о, мой ангел с правого плеча?
— Ёу, мэн, чего ты вечно так паришься по пустякам? Релакс. Просто дунь с этим мальчиком и всё у вас будет найс, бро!..
Синдзи, обдумав полученные предложения, обратился к своим хранителям:
— У вас на всё одни и те же советы. И, я, конечно, могу ошибаться, но, мне кажется, что ваши инструкции, по идее, должны друг друга взаимоисключать, а не гармонично дополнять.
Словив на себе с два десятка взглядов, ветеран вдруг почувствовал себя очень неловко, и это было странно, поскольку пилот думал, что он уже отучил себя обращать внимание на общественное мнение. Должно быть, это был древний стадный инстинкт, заставляющий тебя давать коллективу то, чего он от тебя ждёт. Другого объяснения Синдзи не нашёл, а его просто не могло и быть.
Выцедив две секунды, за которые молодой лейтенант набросал у себя в голове примерную речь, он начал:
— Я не держу на тебя зла. Я ведь понимаю твои чувства, поэтому… не переживай, я тебя прощаю.
«Не, ну это щас были вылитые «Катилинарии» Цицерона, бля буду!.. — подумал Синдзи. — Точнее, это были бы «Катилинарии» Цицерона, будь они полным отстоем»
— Спасибо! — громко сказал Тодзи, после чего выпрямился.
Лейтенант уж было решил, что примирение со спортсменом — это достаточное количество социальной активности на сегодня, чтобы потом заявить Мисато, что день прошёл не зря. Поэтому, пилот приготовился вновь отойти ко сну, но Тодзи ему помешал.
Взяв со своей парты тетрадь и ручку, спортсмен протянул их ветерана:
— Если такое дело, то… — неуверенно смущаясь, начал он, — …то … не мог бы ты дать автограф для моей сестры?..
«Нет, он что, сейчас серьёзно? — удивился Синдзи. — Брать у меня автограф? В какой-то момент моя жизнь, определённо, свернула не туда»
— Ну… давай… — пилот сам был не очень уверен, поскольку никогда раньше не давал автографов и не знал, как это правильно делается. Казалось бы, и не было в этом ничего страшного, но тем не менее в этом своём амплуа Синдзи было очень неуютно.
Обрадовавшись, Тодзи положил тетрадку перед лейтенантом, раскрыв её на первой странице, а она была чистая, и подал пилоту ручку:
— Только прошу, без мата, она у меня совсем маленькая… — попросил спортсмен.
— Ну, да, точно… — отсутствующим голосом удостоверил собеседника Синдзи.
Сейчас он узнал новую вещь об автографах, в них обычно не пишут маты… что проблему написания собственного автографа лишь усложнило.
— Э… — пилот максимально напряг свои извилины, чтобы вспомнить об автографах ещё хоть что-нибудь, — …как сеструху-то звать?..
— Сакура! — воскликнул Тодзи, встав по стойке «смирно» — Сузухара Сакура!
Секунды три Синдзи просто тупо смотрел в листок, перебрав вариантов пять возможных автографов. В итоге он выбрал один. Совершенно случайно, он мог лишь гадать, какой из его вариантов окажется лучше, а какой хуже.
Взяв ручку, лейтенант начал корявым почерком выводить символы.
Пока Синдзи писал, Айда и Тодзи с интересом смотрели на него, но не под руки, поэтому с содержанием автографа, они ознакомились лишь когда пилот закончил и передал им тетрадь с ручкой:
«Дорогая Сакура. Желаю тебе скорейшего выздоровления.
Цени мирное небо над головой и не забывай тех, кто за него сражается.
Всегда к твоим услугам, Lieut Ikari Shinji 2015.10.19»
Между пожеланием и подписью был схематично нарисован домик на холмике, солнце и несколько небольших облаков.
Синдзи внимательно наблюдал за реакцией своих одноклассников, по какой-то причине ему было не всё равно, быть может, потому, что он, в кои-то веки, постарался, чтобы сделать кому-то приятно… секс — не в счёт.
— Ух ты! — восхитился Тодзи. — Большое спасибо! Сестрёнка будет просто на седьмом небе от счастья!
Реакция Сузухары полностью удовлетворяла Синдзи, поэтому он думал снова отойти ко сну, тем более что урок должен был вот-вот начаться, но очередная реплика спортсмена резко выдернула его с лодочки, что отправлялась в царство снов… Хуя се у меня метафоры! Не зря посмотрел прохождение «Доки-Доки» на канале *Кхм!..* Осуждаю! Осудительный момент! Мне Витя за рекламу ни копейки не заплатил!
— Ты мог бы записать пожелание и кандзи. — это звучало ни как придирка, не как пожелание, а, скорее, как просто констатация факта. — Моя сестра, конечно, маленькая, но читает уже очень хорошо.
— Я не знаю кандзи. — сказано это было довольно сурово, но вот понять было трудно, что Синдзи чувствовал, говоря это, то ли стыд… то ли гордость…
Тодзи улыбнулся, а Айда весело засмеялся. Им понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что прямой взгляд Синдзи, обращённый на них, говорил о том, что последнюю фразу пилот сказал на полном серьёзе.
— Подожди, ты сейчас не шутишь?! — не поверил своим ушам Айда.
Синдзи, не показывая никаких эмоций, покачал головой.
— Стоп, а как… — у Тодзи в голове было много вопросов. Слишком много, чтобы можно было выхватить один, самый насущный и задать его с ходу.
— У тебя дислексия? — поинтересовался Айда, пока его недалёкий друг тупил.
— Нет. — ответил лейтенант. — Просто я их никогда не учил.
Вот теперь завис и Айда.
— Стоп. — Тодзи, кажись, воспрянул, ото сна. — Значит, ты не можешь прочитать, что здесь написано?
Спортсмен протянул Синдзи свой читательский билет. Он ему пригодился в первый раз в жизни.
— Да умею я читать! — ветеран был зол и возмущён. — Я писать ими не могу.
— Пассивная грамотность. — сухо констатировал Айда.
— Да! — подтвердил Синдзи. — Чего-то в этом роде… — добавил он уже менее уверенно.
— И… — неуверенно начал Тодзи. — …тебе нормально?
— Да, более чем. — спокойно кивнул пилот.
— То есть, неумение писать не мешает тебе жить? — уточнил Айда.
— Ну, если мне что-то нужно написать, я пользуюсь хираганой. — лейтенант как бы оправдывался.
Спортсмен многозначительно переглянулся с очкариком, теперь пришла их очередь удивляться. Сперва они думали что-то сказать Синдзи, но единогласно решили, что навряд ли смогут найти слова, чтобы внушить что-либо человеку, осознанно наплевавшему на все возможные нормы общественной морали и, к тому же, добившемуся в свои годы куда большего, чем весь остальной класс, вместе взятый.
В этот момент в класс вошёл учитель, чем и оборвал неловкую паузу. Когда Айда с Тодзи расселись на свои места, Синдзи заметил, что староста уже какое-то время смотрела в их сторону из дальней стороны класса. Вопрос: «Много ли она могла разобрать с такого расстояния, учитывая многочисленные посторонние шумы?» оставался дискуссионным.
Когда учитель, полный лысеющий невысокий мужчина средних лет, дошёл до доски, Синдзи уже уложился баиньки:
— Как физра начнётся, разбудите… — почти приказным тоном попросил ветеран.
Учитель поначалу хотел что-то сказать, возразить на эту наглость, но, разглядев на форме новенького офицерские погоны и нашивку «Nerv», передумал и решил провести урок, представляя себе, что на прошлой неделе никого в этот класс не переводили.
«Надеюсь, он не будет храпеть» — лишь эта мысль промелькнула в голове педагога.