***
Хоть Синдзи и пообещал отцу, что не сядет в Евангелион, пока ему не будет предоставлена обещанная амнистия, пренебрегать тренировками он не намеревался, особенно если учесть опыт своего прошлого сражения, в результате которого он чудом не превратился в фарш. К тому же, в том, что отец всё же даст ему амнистию, пилот не сомневался — он был слишком нужен Nerv-у, и те ясно дали ему это понять, притом не один раз. «Может, всё же попытаться выторговать у него ещё и бесплатную коммуналку?.. — думал лейтенант, въезжая в ворота Геофронта. — Не, давай сперва окончательно выбьем амнистию, а вот уже потом, когда нападёт третий Ангел, можно будет вернуться к переговорам, которые, я в этом уверен, будут очень быстрыми и продуктивными…» Въехав на парковку, Синдзи начал прикидывать, какое место ему бы занять… как насчёт того, перед которым стоит Рицуко, явно дожидаясь его? Припарковавшись задом… так, мой воспалённый мозг, не сейчас… пилот вышел из машины, взяв с собой сумку со спортивной формой, после чего поставил машину на сигнализацию. — А ты, я смотрю, приукрасил машинку. — отметила Акаги, не успел ещё ветеран отойти от автомобиля. — Э… да. Решил вложиться в лук, чтобы моё транспортное средство больше соответствовало тому, какой я внутри… — улыбнулся Синдзи, не отдавая себе отчёт, когда это Акаги только успела увидеть его автомобиль до тюнинга. — А чего это ты меня встречаешь? Синдзи подошёл к Рицуко, умело пародируя альфонса, та лишь улыбнулась, закатив глазаГлава 16. «Когда в базаре исчерпан последний аргумент…».
15 августа 2020 г. в 12:00
Доктор Акаги отлично отдохнула на этих выходных и вернулась к работе, будучи преисполненной позитивным настроем и предчувствием, что эта рабочая неделя пройдёт отлично, даже не смотря на сына директора. С таким настроением, с утра да пораньше, она и направилась в инженерное отделение, а если конкретно — в лабораторию к ведущим биоинженерам.
Лаборатория представляла собой довольно просторное, тёмное, прокуренное помещение, где царил полнейший беспорядок, охраняемый, словно солдатами, стройными рядами бутылок из-под самого разнообразного крепкого алкоголя. В помещении был оборудован санузел с душевой кабинкой, рядом с которым стояло две койки с вонючими, грязными, незаправленными простынями. Акаги помнила, что здесь где-то должен был быть диван, но сейчас обнаружить его было невозможно, уж слишком хорошо ношенные вещи, да коробки из-под быстрых завтраков маскировали его.
Два обитателя сей берлоги — престарелый полноватый учёный нордического профиля без правой руки, да его азиатской наружности ассистент сейчас сидели за рабочим столом, и выпивали. Это было раннее утро, поэтому сказать выпивали они «уже» или «ещё» навскидку было нельзя. Алкоголь в рабочее время в Геофронте был запрещён, однако, запретить пить на работе конкретно этому профессору было невозможно: увольнения он не боялся, а его услуги Nerv-у были слишком нужны, поэтому нарушения рабочей дисциплины однорукому учёному сходили с рук, а точнее — «с руки». Он же на этом не остановился и начал спаивать своих ассистентов, но это было уже не страшно, то был и так, и так расходный материал.
Когда Акаги вошла в «лабораторию», инженеры как-раз опрокинули очередную рюмку: ассистент закусил текилу маринованной помидоркой профессора черри, а профессор лишь занюхал своим рукавом, покрывающим культяпку.
— Надеюсь, вы отмечаете выполнение задания, что я вам дала. — даже это скотское поведение, позорящее всех учёных без исключения, не могло испортить сегодня настроение Акаги.
Ассистент ничего не ответил, лишь своими пьяненькими глазками с ненавистью посмотрел на главу научного отдела. Эта реакция удивила Акаги, так как ничего плохого Паку — так звали ассистента — она никогда не делала.
— На кульмане. — сквозь зубы злобно ответил профессор на английском с сильным акцентом, после чего налил себе и помощнику ещё по стопарику.
«Так, ладно…» — растерянно подумала Акаги, не найдя внятного объяснения такой реакции своего коллеги, ведь профессор всегда доброжелательно относился к ней.
Подойдя к большой чертёжной доске, стоявшей в стороне от «светлых голов», Акаги сняла с неё чертёж на миллиметровке формата A0 в трёх проекциях, снабжённый всеми необходимыми выносками, примечаниями, формулами и расчетами.
«И как только они чертят так ровно? — удивлялась Акаги, изучая чертёж. — У одного руки нет, а у второго обе уже дрожат»
— Систему принудительного извлечения LCL из лёгких, — начал бубнить себе под нос профессор пьяненьким голоском, — мы с коллегой предлагаем сделать двойного действия.
— Мы предлагаем сделать верхнюю панель кабины раздвижной, откуда бы опускалась… Ик!.. прошу прощения… маска, через которую из лёгких удалялась бы… Ик!.. LCL… Здесь же мы предлагаем хранить запас кислорода минимум на час-полтора… ой… — ассистент, бодро подхвативший слова профессора, говорил со злобой, стараясь не смотреть на блондинку. И говорил он ровно столько, сколько позволяло ему сказать опьянение, после чего положил голову на стол и закрыл глаза.
— …кислород должен поступать пилоту через эту же маску. — закончил профессор фразу ассистента. Вообще его речь была на удивление осмысленной. — Так же мы считаем нужным несколько подкорректировать дефибрилляторы, сделать точечные токоотводы к определённым нервным узлам пилота, чтобы в случае, если тот потеряет сознание, можно было бы…
— …при помощи тока воздействовать на определённые мышцы пилота, заставив его выдохнуть LCL и окончательно удалить его из лёгких, создав при помощи маски необходимую разницу давлений… — закончила за профессора Акаги, изучавшая чертёж под лампой кульмана.
— Да, всё именно так. — недружелюбно сказал профессор, после чего вновь потянулся за бутылкой. — Чтобы выделить место для системы вывода, придётся перекроить проводку на этом участке. Если минимизировать изоляцию и отрезать заземление, то места вполне хватит. Да, это существенно увеличивает вероятность перегрузок и коротких замыканий, но ничего другого сделать в те сроки, которые ты поставила, не получится. А теперь, бери чертёж и проваливай. Мы ещё по одной и спать, ато у меня через… Два часа обход?!
Посмотрев на часы своего ассистента, профессор был явно удивлён, но свои планы менять не собирался, разве что корректировать:
— Ладно… час посплю, ещё за час протрезвею…
Услышав звук открывающейся бутылки, ассистент, не открывая глаз и не поднимая головы, пальцами подвинул свою рюмку в сторону профессора, и уже через секунду рюмка была наполнена.
Акаги уже было развернулась, чтобы уйти, ну не хотела она в такой день портить себе настроение разборками с двумя пьяными инженерами, но она понимала одну простую вещь: «Если она не разберётся с этим сейчас — потом будет лишь сложнее»
— Так, ладно. — развернувшись, Акаги направилась к рабочему столу и, перехватив рюмку у ассистента, немедленно влила в себя это адское пойло, после чего обратилась к удивлённому профессору. — Чем ты опять недоволен? Тем, что у тебя зарплата больше, чем у министров твоей страны? Или тем, что мы тебя взяли на такой ответственный пост с тремя судимостями?
Ассистент принялся с интересом наблюдать за разговором, известию о криминальном прошлом своего начальника он удивлён не был.
— А ты чем недоволен? — обратилась Акаги уже к ассистенту. — Тем, что мы тебя вытащили из политической тюрьмы?
Ассистент, закатив глаза, ушёл от ответа.
— Или тем, — продолжила блондинка, — что мы убедили правительство Кореи зачесть тебе месяц службы в Nerv за год отсидки? Сколько, кстати, там тебе остаётся?
Ассистент ничего не ответил.
— Давай, говори! — настоятельно потребовала Акаги.
— Ну, девять… — нехотя ответил ассистент и отвернулся.
— Неужели ты хочешь, чтобы твои девять месяцев превратились в девять лет? Девять лет в подземелье острова Тэчхондо, в одиночной камере два на два метра, где вместо кровати — стул, вместо туалета — дырка в полу, а вместо ванной — дезинфекция раз в полгода.
Ассистент ничего не ответил, за него всё сказал старенький профессор. Глубоко вздохнув, тот поставил рюмку, которую не успел выпить, на стол и исподлобья посмотрел на Акаги:
— За это мы вам, конечно, бесконечно благодарны, но это не значит, что теперь мы — послушные игрушки в ваших руках! Мы — люди и требуем к себе уважения!
— Уважения! — ударил кулаком по столу ассистент, не поднимая головы.
— Да ты только посмотри, в каких условиях мы вынуждены жить под вашим гнётом! — расправив в руки в стороны, профессор привлёк внимание Акаги на бардак, царивший в лаборатории.
Нет, это был просто верх наглости… по крайней мере, так тогда казалось Акаги, она просто не знала, что будет дальше:
— Мы предложили тебе номер люкс в пятизвёздочном отеле, но ты от него отказался. Напомни-ка мне, по какой причине?
Профессор, растерявшись, накрыл свою голову руками, и решил проигнорировать вопрос.
— Отвечай! — настоятельно потребовала Акаги, однако ответа не последовала. — Молчишь? Так давай я тебе напомню. Ты сказал, что тебе лень вставать в семь утра, чтобы успевать добраться до Геофронта.
— Да! — яростно подтвердил профессор. — Я такой человек, я не могу рано вставать! В таком случае страдает моя производительность!
— Потом мы предложили тебе офицерскую квартиру в Геофронте, ты и тут отказался, ссылаясь на что?..
— Она была ужасно тесная! — напомнил профессор.
— Есть просто меньше надо! — Акаги шлёпнула профессора по его выдающемуся животу. Профессор же не ощутил ничего, этому помешали толстый слой жира и огромная доза алкоголя, но характерный звук шлепка он услышал.
— Да мы живём тут как в тюрьме! — аргументов по этой проблеме у профессора не осталось, поэтому он поспешил перейти к другой. Здесь Акаги уже одержала победу.
— Вы можете покидать Геофронт в любое нерабочее время. — напомнила им глава. — Или ты так говоришь, потому, что мы запрещаем вам вызывать сюда шлюх?
— Шлюх! — вновь ударил кулаком по столу ассистент.
— Да заткнись ты! — приструнил его профессор.
«О, боги… — подумала Акаги. — Вот, вроде, интеллигентные люди, оба — доктора технических наук, а ничем не отличаются от остальных мужчин…»
— Ну, уж извините, что у нас тут военный объект с высочайшим уровнем допуска. Если вам так уж сильно этого не хватает, то возьмите выходной, и поезжайте в город, снимите там себе кого-нибудь и возвращайтесь. В чём проблема?
— Проблема в том, моя девочка, что сюда ни одно такси не едет, прав ни у кого из нас нет, а у меня — больные ноги, не все осколки извлекли после Взятия Целинограда. — напомнил ей профессор.
— Так именно поэтому тебе и выделили личного водителя на машине.
Это известие шокировало и профессора и ассистента.
— А… Мне выделили водителя?.. — недоверчиво поинтересовался профессор.
— Да! — разозлилась Акаги. — Его номер я записала в твой телефон.
Профессор достал телефон и принялся пролистывать список контактов:
— Действительно… «Личный водитель Nerv»… — профессор давно не чувствовал себя таким глупцом.
— Проблема исчерпана? — с надеждой в голосе спросила Акаги. — Если да, то…
— Нет! — ударил по столу ассистент.
— Мы требуем амнистию! — деловито закончил профессор.
Это уже не шло ни в какие рамки.
— Зачем тебе амнистия? — недовольно спросила Акаги.
— Меня ведь, после того, как закончится мой контракт с Nerv, с моими «Промышленный Шпионаж» и «Государственная Измена» ни на одну работу не возьмут. — объяснил своё требование профессор.
— Какая тебе работа, колобок-алкоголик? — разозлилась Акаги.
— Я всегда мечтал стать преподавателем в моей alma mater. — самодовольно заявил профессор.
— Кому-нибудь другому вешай свою лапшу на уши. — отрезала Акаги. — Я ведь тебя, как облупленного, знаю, ты ненавидишь преподавание, потому что боишься, что кто-нибудь из твоих учеников окажется талантливее тебя.
Смешок аспиранта послужил подтверждением показаний Акаги, а профессор, сперва недовольно посмотревший на ассистента, совершенно упал духом, всё яснее и яснее осознавая, что спор ему не выиграть.
— Я ведь знаю, чем ты займёшься, когда здесь закончишь здесь. — продолжала свою тираду Акаги. — Ты будешь пропивать свои накопления в надежде, что закончишься раньше, чем они. И, как доктор, я могу тебя обрадовать, по моим подсчетам, ты умрёшь через три года, за которые не успеешь пропить и одну двадцатую своего состояния.
Профессор, вдумавшись в слова своей начальницы, заметно погрустнел.
— А тебе амнистия зачем? — обратилась Акаги уже к ассистенту. — Тебе ведь с такой статьёй дадут политическое убежище в любой стране мира! Или ты ещё питаешь надежды вернуться в Корею? Так я тебя расстрою, даже если мы уговорим Сеул амнистировать тебя, а это ещё большой вопрос, то думать, что они простят тебе всё — просто глупо. Тебя убьют ещё до того, как ты дойдёшь до паспортного контроля.
Само собой, ассистент всё это понимал, да, он был идеалистом, но он не был дураком. Сейчас он просто хотел, чтобы блондинка заткнулась и не мешала ему помечтать, хотя бы сейчас.
— Значит, Четвёртому Дитя можно амнистию, а нам нельзя? — профессор не намеревался так просто сдаться.
— Синдзи четырнадцать лет. У него ещё вся жизнь впереди. Да, ему нужна амнистия, а вам нет и, мне кажется, я привела достаточно веские доводы в пользу своей точки зрения.
— Ха! — усмехнулся профессор, — «Вся жизнь впереди…». Да этот пацан сопьётся ещё раньше меня!..
Ассистент поднял руку вверх, выражая согласие с профессором.
Акаги наклонилась, серьёзно посмотрев профессору прямо в глаза. От неожиданности тот вжался в стул.
— А вот это уже не тебе решать. — сурово сказала блондинка, давая понять, что это была неудачная тема для разговора.
Получив кивок, полный осознания, от своего коллеги, Акаги выпрямилась:
— Если вам так уж хочется эту амнистию, то тут, боюсь, я ничем вам помочь не смогу, вам придётся разговаривать с директором Икари, но поверьте мне, в результате взаимодействия с этим человеком вы потеряете больше, чем приобретёте.
Ассистент, наконец-то открыв глаза, посмотрел на своего непосредственного руководителя. Переглянувшись, они оба пришли к выводу, что женщина права… озвучить эту находку они не были морально готовы, но понимание, определённо, пришло в их пьяные головы.
— Эх, — глубоко вздохнула Акаги, — ладно, даю вам два дня больничных с формулировкой «переутомление в связи с переработкой». Приведите себя в порядок и возвращайтесь к работе… И приберитесь тут уже, наконец, а то как уборщиц сюда пускать — так вы боитесь, что они украдут какие-то ваши секреты, а как вызвать шлюх на секретный объект — так это вы первые!.. Вечером приду, проверю — лаборатория должна сверкать чистотой! И даже не вздумайте отлынивать! Переключение на физический труд — часть вашей терапии.
С этими словами Акаги покинула светил биоинженерии, им всё же удалось испортить ей настроение, а день-то так замечательно начинался!..
«Синдзи вдохновляет на неповиновение… — отметила у себя в уме Акаги, пока несла чертежи биоинженеров в отдел прототипов. — Да, после того, как он разрушил образ «несгибаемого» директора в первый же час своего пребывания в Геофронте, этого следовало ожидать, но отдел безопасности был уверен, что нарушения дисциплины коснутся, в основном, нижних чинов — расходного материала, который можно либо легко заменить, либо пойти на незначительные уступки, улучшив условия их труда. Но, чтобы взбунтовались ведущие специалисты, принимавшие непосредственное участие в разработке Евангелионов, которых заменить просто нельзя… это было совершенно неожиданно. Профессор Волков, конечно, человек весьма своеобразный и ожидать подобных выходок от прочих ведущих учёных не приходилось, но это был первый тревожный звоночек, который давал ясно понять — колосс директора пошатнулся, репутация, которую он зарабатывал годами, трещала по швам и, если срочно не принять меры, то в Геофронте воцарится хаос задолго до прибытия последних Ангелов… И в центре этого хаоса будет Синдзи. Интересно, он вообще понимает, чем чреваты его выходки? Или он именно этого и добивается?..»
Отдав чертёж в отдел прототипов, Акаги пришлось выслушать в адрес Волкова отнюдь не хвалебную оду, по поводу, что этот старый пи… мужеложец опять выполнил все расчёты не в СИ, а в СГС, из-за чего всё расчёты Волкова придётся не просто перепроверить, а произвести заново. На разумное предложение Акаги высказать все претензии лично Волкову, ведущий учёный отдела сначала обложил её матом с головы до ног, после чего выставил из лаборатории — учёные боялись лично предъявлять Волкову какие-либо претензии, зная о его любви к СГС, крепкому алкоголю, боксу и об его крышесносном левом хуке.
«Мда… — тяжело вздохнула Акаги, покидая отдел прототипов. — А я-то, дура, ещё радовалась, что буду работать здесь с гениями… На поверку все они оказались совершенно невменяемыми шизиками, не умеющими ни общаться с людьми, ни работать в коллективе, и все, как один, считающими, что всё, что находится за пределами их области компетенции либо не существует, либо настолько несущественно, что не стоит и упоминания. И, главное, все такие ранимые, что только им покажется, что ты, может быть, думаешь о них «пренебрежительно», так всё — они в депрессии, работа встала, а исправлять это тебе — начальнику научного отдела. Хуже детей малых, в самом деле. Просто не научный комплекс, а какой-то цирк уродов, и я этим всем ещё и руковожу… Хотя, директору Икари повезло ещё меньше — ему приходится общаться с толстосумами. Ведь гении они, конечно, капризные и требуют постоянно внимания, но у них, по крайней мере, есть какая-никакая сознательность, и если им объяснить ситуацию доступным языком, то можно убедить их войти в твоё положение… Не надо мне тут очередной шутки от Синдзи, пожалуйста… и склонить к сотрудничеству. Толстосумы же не такие, они думают, что если у них больше денег, чем у меня, то, значит, они меня a priori умнее, сильнее, быстрее, красивее и что хуй у них больше (тут я, конечно, спорить не стану) и объяснить им что-то просто невозможно. А о том, что они никогда не признают своих ошибок, я даже умолчу. Мне иногда кажется, что они выделяют деньги не тем, кто придумает более перспективный бизнес-план, не тем, кто грамотнее «присядет им на уши»… Когда я только успела понахвататься от Синдзи?.. а тем, кто лучше им целует жопы. И ведь директор занимается этим вот уже второй десяток лет, не представляю, как он только ещё не спился»
От этих всех утренних приключений Акаги была совершенно вымотана и, приняв решение распрощаться с диетой, направилась в кафешку, чтобы заесть свои переживания тортиком. И только учёная села за крайний столик в углу, где к ней никто бы не подсел, только облокотилась на спинку стула, только взяла чайную ложечку, намериваясь разделаться с вкусняшкой… как в столовую забежала взволнованная Мисато.
Быстро окинув помещение взглядом, она, приметив светлую голову своей подруги, быстрым шагом направилась прямиком к ней. Добравшись до доктора, капитан упёрлась об столик и, едва отдышавшись, обратилась к учёной:
— Рицуко… выручай!.. — взмолилась брюнетка.
Акаги посмотрела сперва на тортик, потом на Мисато, потом снова на тортик, и снова на красное, запыхавшееся лицо своей давней подруги, одним своим видом прямо молящее о помощи.
«Ладно, — решила для себя Акаги, — пожалуй, посижу ещё чуть-чуть на этой диете…»
Положив ложку на блюдечко, учёная обратилась к Мисато:
— Что там у тебя?
Капитан, облегчённо улыбнувшись, взяла стул и села за стол, после чего начала объяснять подруге суть проблемы…
, предвкушая удовольствие.
— Небось, так втюрилась в меня, что и дня прожить не можешь без моего сурового северного обаяния, вот и уговорила Мисато разрешить водить меня на занятия вместо неё… — лейтенант, нахально улыбаясь, подошёл к учёной практически вплотную и, вытянув шею, приготовился засосать статную, как нынче говорят в этих ваших интернетах, милфу… Блин, в двадцать девять лет уже милфа… Куда только катится мир?..
«Нет, охеревать — это просто какая-то наследственная черта Икари…» — осознала Рицуко.
На нахальную улыбку пилота, учёная ответила своей, самодовольной… Окинув парковку своим взглядом и, убедившись, что их двоих никто не видит, она, положив ладонь на пах Синдзи, сжала его фамильную гордость в кулаке так сильно, что у того от неожиданности перекрылось дыхание. Икари-младший раскрыл рот, а его очки упали на пол.
— А настолько ли крепки твои две льдинки, о великий самурай с севера, как ты думаешь? — не меняя самодовольного выражения лица и ровного тона, надменно спросила блондинка.
Пилот на это смог ответить лишь своим напряжённым дыханием, в таком положении он боялся даже шелохнуться.
— Значит так, снеговик, — тон Рицуко из пренебрежительного сразу стал серьёзным, — ещё раз выкинешь в общественном месте нечто подобное, я твою морковку скручу в такой узел, что не всякий травматолог тебе его развязать сможет. Ты меня понял?
Синдзи был просто не в состоянии что-либо ответить, Акаги, поняв это, отпустила руку. Получив столь желанную свободу, пилот принялся отходить от последствий захвата, сложившись буквой «Г».
— Лучше приезжай ко мне домой в это воскресенье… — голос Рицуко стал уже кокетливым.
Она, подняв с пола очки, вложила их в руку ветерана. Их и какую-то записку. — …и, обещаю, там тебя будут ждать не только, да и не столько, поцелуи…
Надев очки, лейтенант быстренько просмотрел записку — она содержала адрес, мобильный и домашний телефоны и какую-то неразборчивую надпись, сделанную, вне всякого сомнения, врачом. Времени подробно рассматривать эту бумажечку не было, поэтому Синдзи, перекатившись на подошвах с пяток на носочки и обратно, убрал её в карман, добавив в свой список дел планы на выходные.
— Теперь я понял, почему у тебя мужика нет… — всё ещё не совладав с болью, сказал лейтенант.
— Потому что я могу постоять за себя? — высокомерно спросила блондинка.
— Нет, потому, что у тебя совсем нет чувства юмора.
— О нет, — Акаги нагнулась и посмотрела по-прежнему скрюченному Синдзи прямо в глаза, — я поняла твою шутку, в противном случае, могу тебя уверить, полноценным мужчиной, ты бы из моего захвата не вышел.
Осознав своё положение, пилот кивнул в знак понимания, за что получил ободряющее похлопывание по спине.
— Ладно, идём. — Рицуко помогла пилоту выпрямиться, после чего неспеша повела его за собой. — Сегодня у тебя насыщенный день.
Пройдя метров сто, Синдзи пришёл в себя окончательно:
— А, если без шуток, то почему сегодня ты, а не Мисато?
— А ты что, против? — кокетливо подняла бровь Рицуко.
— Никоим образом, просто, вроде как она мой непосредственный командир…
— Мисато вызвал к себе твой отец. — серьёзно ответила, наконец, учёная.
— По какому вопросу? — спросил пилот, больше желая просто поддержать разговор, чем получить ответ.
— А ты не догадываешься? — скрыла свою злость блондинка под маской высокомерия.
— Нет. — насторожился Синдзи. Прожжённый картёжник щёлкал эмоции людей, как семки.
— Её вызвали для дачи объяснений по поводу того, что ты устроил вечером в субботу. — серьёзно ответила учёная.
— А она-то здесь причём? — удивился лейтенант. — Отец не выполнил свою часть уговора, я пришёл разобраться. Зачем приплетать сюда Мисато?
— Ты нарушил дисциплину. А она — твой непосредственный начальник… — объяснила блондинка
— Но… — попытался перебить доктора Синдзи, но женщина ему не позволила.
— Ты неприкасаемый. — Рицуко сбросила маску и ясно дала понять пилоту, что действительно сердита на него. — Тебе ничего нельзя сделать, но и прощать твои выходки нельзя, ведь тогда система потеряет авторитет, что неизбежно приведёт к падению дисциплины и, как следствие — боеспособности. И что в таком случае делать руководству? — Наказывать твоего начальника.
— Это система — гавно. — злобно сказал лейтенант, проанализировав слова Рицуко.
Доктор глубоко вздохнула, после чего спокойно, но серьёзно начала, посмотрев Синдзи в глаза:
— Легко сказать: «Система — говно», а ты попробуй предложить лучше. Без этой самой системы человечество бы не смогло отстроиться после глобального катаклизма, не смогло бы создать «Евангелионы», то есть, было бы уже мертво…
— А, если бы не система, — высокомерно начал пилот, напомнив, что именно стало причиной Второго Удара, — понадобилось ли нам отстраивать планету? Понадобилось бы нам сражаться с Ангелами?
Рицуко, не ожидав от Синдзи подобных умений в эристике, закономерно растерялась, однако у неё ещё было много аргументов, в поддержку своей точки зрения… но ей пришлось отложить их на следующий раз. Они пришли на место.
Рицуко привела лейтенанта к своему кабинету, на лавочке возле которого, опёршись на свою трость, сидел лысый низенький очень полненный дедок с ярко выраженными монголоидными чертами лица и густой седой бородой, больше характерной для европейцев. Увидев учёную он буквально подпрыгнул на месте и, расплывшись в радостной улыбке, вытянул в руки в стороны, сигнализируя блондинке о том, что ей не помешало бы приготовиться к крепким обнимашкам:
— О! Рицу! Как давно я тебя не видел! Ты так похорошела!
— Здравствуйте, доктор Фудзиёши. — не менее радостно, но куда более сдержанно отреагировала учёная на своего знакомого, обняв старичка. Он был не намного выше Синдзи, поэтому его лицо, из-за разницы в росте, во время обнимашек оказалось глубоко в буферной зоне блондинки.
Пилот же стоял рядом и внимательно изучал старичка, без сомнения — именно это и был психолог, через которого новоявленному лейтенанту предстояло пройти.
— Рицу, ты же знаешь, я больше не доктор, так что не сыпь мне соль на рану… — освободившись от объятий, дедок, всё ещё продолжая добродушно улыбаться, казалось, покраснел и смутился.
— По моему скромному мнению «доктор» — это не то, что написано в дипломе, а призвание. — глубокомысленно изрекла Акаги, нежно проведя рукой по лысине мужчины.
— Вот бы ещё законодательство было с тобой солидарно… — посмеялся старичок. — А это, я смотрю…
Психолог перевёл свой взгляд на подростка.
— Да. — Акаги отошла от старичка и положила руку на плечо лейтенанта. — Это ваш клиент — лейтенант Икари Синдзи.
— Ну, понятно… — психолог продолжал улыбаться глядя в недружелюбоное лицо пилота.
— Поговори с ним в моём кабинете. — Акаги передала психологу ключи. — Я вас подожду снаружи. Только не задерживайтесь там, у Синдзи сегодня много дел.
Старичок, разбираясь в связке ключей, добродушно посмеялся:
— Рицу, ты же знаешь, мои сеансы продолжаются ровно столько времени, сколько необходимо, ни больше, ни меньше…
— Да, я помню, но всё же постарайтесь не затягивать.
Психолог, разобравшись с замком, впустил Синдзи в кабинет, после чего, переглянувшись с Акаги, согласно кивнул, после чего проследовал в кабинет, который закрыл за собой на ключ.
«Ну, что же… — сказал он себе, собираясь с силами. — Приступим»
Пилот сел на стул перед рабочим столом Акаги, психолог же разместился на месте владелицы кабинета.
— Ладно, Синдзи… — добродушно улыбнувшись, сказал старичок. — Меня зовут Фудзиёши Акира… Раньше я был доктором медицинских наук по профилю «Клиническая Психология», но мой диплом аннулировали, поэтому теперь я — просто шарлатан, к услугам которого прибегают некоторые влиятельные лица, когда «настоящие» специалисты не дают им удовлетворительного результата. В последние годы я работал исключительно с семьёй Акаги, хоть и не включён в их штат официально… А дальше уже идёт конфиденциальная информация. Ты, как человек с доступом к военной тайне, должен меня понимать.
— Это семья Рицуко вытащила тебя из американской тюрьмы? — поинтересовался молодой лейтенант. Недоверие в нём ещё не исчезло, но заметно уступило место любопытству.
— А, так Рицу тебе рассказала? — спросил психолог, по-прежнему добродушно улыбаясь. — Ну, там всё было несколько сложнее. Но, в целом, да, они добились отсрочки исполнения приговора о моём заключении и вывезли меня в Японию по дипломатическим каналам. Я очень обязан этой семье…
Старичок оборвался на половине фразы, замолчал, ушёл в себя и заметно погрустнел. Но уже через пару секунд вернулся к своему предыдущему состоянию — добродушной радости:
— Если Рицу тебе об этом рассказала, то ты должен знать, что означает для меня врачебная тайна, хоть я и не настоящий врач. Всё, что ты скажешь на наших встречах, останется на наших встречах, можешь быть уверен.
— Тогда какой смысл Nerv-у допускать тебя к работе со мной, если ты им ничего не скажешь? — со здоровой долей скепсиса спросил лейтенант.
— Я скажу им лишь то, что им следует знать. — расплывчато сказал психолог.
— И как это работает? — спросил в лоб Синдзи.
Психолог вопросительно посмотрел на своего пациента.
— Вот, например, — начал молодой лейтенант, — я скажу тебе, гипотетически, совершенно гипотетически, с реальностью никак не связанно, что я, например, хочу сперва уничтожить Nerv, как организацию, а потом самым жестоким образом лично убить каждого, кто каким-либо образом когда-либо был связан с Nerv-ом. Что ты им скажешь?
Психолог добродушно усмехнулся:
— Ну, сперва я скажу тебе, что ты не одинок в этом своём желании. А твоему начальству я скажу, что их поведение с тобой неправильно в корне. Скажу им, что они не смогли заслужить твоего доверия, и что им нужно либо срочно менять тактику в общении с тобой, либо лучше пытаться заработать у тебя авторитет. И, знаешь, что, им придётся ко мне прислушаться, ты для них слишком важен. Но это всё, конечно же, гипотетическая ситуация.
— А как насчёт другой гипотетической ситуации? — юноша бросил вызов старику.
— Слушаю. — психолог был совершенно спокоен.
— Если я, опять же гипотетически, скажу… или же ты благодаря своим вуду-штучкам, решишь, что я собираюсь совершить самоубийство, — Синдзи размял свою шею, до этого она не болела так долго, и подвела его в самый неподходящий момент, — что тогда ты им скажешь?
— Это было слишком просто. — с задором подмигнул старичок. — В таком случае, я скажу, что ты переживаешь сложный жизненный период и сейчас тебе очень нужна поддержка извне. Я бы посоветовал привнести в твою жизнь больше радостных моментов. Я бы сказал им, что они должны создать вокруг тебя среду, в которой ты бы чувствовал, что ты не один, и что есть люди, готовые тебе помочь, при этом не ограничивая твою свободу действий.
— В этом случае меня просто накачают наркотиками и запрут в одиночной камере до следующего нападения. — усмехнулся лейтенант.
Лицо психолога, хоть и не лишилось добродушия, заметно добавило в серьёзности:
— Можешь мне поверить, будь у них такая возможность, изначально они бы поступили именно так. И не только с тобой. Я здесь тоже не просто так сижу, им очень нужна твоя верность.
— Это я уже понял. — самодовольно усмехнулся Синдзи, перечисляя в уме все те блага, что он смог получить от отца.
— О, ты ещё даже не догадываешься… — усмехнулся старичок, однако по его тону было ясно, что большего он не скажет.
Юный пилот получил от этого разговора то, чего не ожидал — пищу для размышления: «Сколько всего ему рассказала Рицуко? Он, судя по всему, разбирается в «Евангелионах» намного лучше, чем я. Значит, синхронизация каким-то образом завязана на верность? Или?.. Как вообще следует трактовать его слова? Ну, по крайней мере, я получил ещё одно доказательство своей незаменимости»
— Можно тогда задать тебе вопрос, как специалисту, пускай и бывшему? — лукаво улыбнулся Синдзи. Он собирался проверить нервишки психолога.
— Конечно спрашивай! — добродушно улыбнулся старичок, полностью отдавая себе отчёт, чем это чревато.
— Все нормальные маньяки любят убивать ножом. А я — пистолетом. Что же со мной не так, доктор? — с дьявольской ухмылкой спросил пилот.
Синдзи ожидал увидеть ужас в глазах старика и его немедленный выход из кабинета, но просчитался. Старый психолог лишь тяжело вздохнул, после чего задумался на секунду. При этом он не показывал ни страха, ни удивления, ни отвращения, а лишь добродушие и решимость. Решимость ответить на довольно необычный вопрос.
— Ну, будь я настоящим доктором… — психолог посмотрел на потолок, грамотно выбирая слова, — то я бы сказал, что это потому, что ты подсознательно хочешь дистанцироваться от убийства. Ты не хочешь ощущать физического контакта с жертвой, потому, что тебе, на самом деле, твои действия глубоко противны…
Старик проницательно посмотрел в глаза Синдзи. Его взгляд был настольно пронзителен, что лейтенанту на мгновение показалось, будто психолог может видеть его лицо сквозь очки, что заставило ветерана стрел поёжится в кресле.
«Хуя се он телегу задвинул… — восхищённо подумал пилот. — Я ведь почти поверил…».
— Но, — весело рассмеялся старичок, не желая ещё больше смущать своего пациента, — я ведь не настоящий учёный, поэтому можешь не придавать моим словам большого значения…
— А я и не думал. — сурово отрезал лейтенант.
На несколько секунд в кабинете воцарилась тишина, нарушить которую первым осмелился психолог:
— А ты действительно считаешь себя маньяком? — искренне поинтересовался дед, на что Синдзи лишь пожал плечами.
— Не знаю. — признался он. — Просто есть люди… много людей, имеющих обо мне такое мнение. Сперва я просто пропускал это мимо ушей, а потом их стало так много, что игнорировать их стало… очень сложно…
Синдзи оборвал свою речь, посмотрев на реакцию психолога, его лицо выражало искренний интерес к показаниям своего пациента и молчаливо просило о продолжении истории.
«По-моему, мне следует замолчать, я уже и так разбазарил слишком много… — решил пилот. — Хотя, судя по всему, Рицуко ему доверяет… Но могу ли я доверять ей?.. А ладно, будет что будет, Nerv ничего же мне не сделает. К тому же, амнистия будет готова в срок, у отца просто нет выбора, и всё, что я здесь скажу не будет иметь никакого значения… так ведь?..».
Синдзи уже очень давно не говорил ни с кем по душам, а внутренне чутьё подсказывало ему, что от человека, сидящего перед ним ему ждать проблем точно не стоило. Да, помочь он бы навряд ли смог, но навредить был определённо не способен.
— Просто мне все говорят, что убийство человека должно накладывать на мою личность какой-то отпечаток… что я должен переживать по этому поводу, но… ничего такого я не чувствую. — холодно закончил пилот.
— А что ты чувствуешь, убивая человека? — психолог спросил это так же спокойно, как люди обычно спрашивают мнение о новом фильме.
— Не знаю… — Синдзи задумался. — Наверное, страх.
— Страх? — впервые за всё время разговора со своим новым пациентом старик выразил удивление.
— Страх того, что я не попал в сердце, что оно у него окажется справа, а не слева. — принялся разъяснять лейтенант. — Что у него был бронежилет. Что у меня будет осечка, которая даст ему пару секунд, которых вполне достаточно для точного ответного выстрела. Что он не один и что сейчас выскочат его ребята, на которых у меня может не хватить патронов, или, что он оказался умнее, и всё это время снайпер держал меня на мушке… Та мало ли, что может произойти.
— Значит, я правильно тебя понимаю, ты всегда убивал из опасения за свою жизнь? — сделал предположение врач.
— Ну, да… — подтвердил лейтенант.
«…так или иначе. — закончил он мысль уже у себя в голове. Ведь «опасение за свою жизнь» — это очень расплывчатая формулировка, чем и пользовались, в том числе, многие американские копы. — Убийство всегда было для меня крайней мерой, но я быстро понял, крайняя меря — самая действенная».
— Тогда тебе не о чем переживать, это была самооборона. — глубоко вздохнул старичок. — А то, что ты не видишь ценность в человеческой жизни вполне объяснимо тем, в какой обстановке ты рос. Я хочу, чтобы ты знал, ты не один такой, это явление очень распространено. То, что происходило в первое десятилетие после Удара — было сущим кошмаром. Хорошо, что многое уже позади…
Это уверение успокоило Синдзи. Не то, чтобы его сильно волновало считают ли его маньяком или нет, но всё же было приятно узнать, что он ещё не чокнулся.
— Ты ведь ощущаешь умиротворение от того факта, что тебе больше не придётся убивать людей? — уточнил психолог.
В том, что ему больше не придётся убивать людей, Синдзи не был уверен, но решил не озвучивать это своё опасение старику.
— Э… да, само собой. Мне даже не верится, что через год меня уже ждёт спокойная размеренная жизнь. — фальшиво улыбнулся лейтенант.
— Тебе выпала действительно удивительная возможность. — отметил психолог. — И тебе следует отнестись к этому серьёзно. Я не буду тебе указывать, как тебе лучше поступить, это только твой выбор и только тебе придётся жить с его последствиями.
Это Синдзи прекрасно понимал и сам и напоминаний ему не требовалось.
— Если ты не против, я хотел бы узнать, как ты совершил своё первое убийство? — поинтересовался старик совершенно обыденным тоном, так словно он спрашивал о первой влюблённости или первом питомце.
— Ну, это был две тысячи десятый… Я хотел переночевать на одной свалке в салоне разбитого автомобиля. Но меня нашли сторожа, и решили меня съесть. — совершенно равнодушно начал свой рассказ Синдзи. — Это было Хоккайдо, там с Удара и вплоть до сегодняшнего дня человечина — самое дешёвое мясо. Завязалась потасовка, но что я мог сделать против двух взрослых, хоть и издыхающих с голода мужчин? Я смог на секунду освободиться от их хватки и… каким-то образом, я плохо помню подробности, у одного из них из-за пояса на пол упал револьвер… А дальше… вполне можно себе представить, что было дальше.
Это было, определённо, не самое приятное воспоминание ветерана.
— А что произошло после того, как ты убил их? — не сугубо научный, а личный интерес двигал психологом.
— Я убежал, я бежал всю ночь до самого рассвета. — признался лейтенант. — Тогда это было моим главным способом решения проблем. Я был в панике, боялся, что на свалке есть кто-то ещё. Я не умел тогда обращаться с оружием, поэтому на них я спустил все патроны. Тела ещё дёргались и… кровоточили, поэтому я не решился обыскать их трупы. Когда я прекратил бежать, то понял, что не знаю даже как вынуть барабан. Вот ведь ирония…
— И что ты сделал с пистолетом? — поинтересовался старик.
— Выменял его на билет до Киото. — отчитался Синдзи. — Я же говорил, я тогда только и делал, что убегал.
— И как было в Киото?
— Знаешь, намного лучше. — улыбнулся пилот. — По крайней мере, еду всегда можно было найти…
На несколько секунд в кабинете повисло молчание.
— Скажи, — обратился психолог, — а вот сейчас, что ты чувствуешь, держа в руке пистолет?
Синдзи немного не ожидал такого вопроса, он об этом даже никогда не задумывался, поэтому он, чтобы разобраться в своих ощущениях, достал пистолет из кобуры и подержал его в руках. Старик отреагировал на это совершенно спокойно.
— Спокойствие. — определился, наконец, Синдзи, после чего направил пистолет на пустую кушетку. — Я чувствую, что полностью контролирую ситуацию… и то, что, не важно, насколько плохим будет для меня счёт, я всё равно смогу закончить игру в ничью…
— А вот твои жертвы… они не приходят к тебе во снах? Бывает ли, что ты видишь их в толпе?.. Тебе не свойственно прокручивать в голове сцены убийств?
— Нет. — отрицательно покачал головой пилот, после чего убрал пистолет обратно в кобуру. — Наши отношения кончаются тем, что смерть разлучила нас.
Последняя фраза прозвучала на редкость цинично и высокомерно.
— Ладно, Синдзи, думаю, на сегодня нам хватит. Увидимся через неделю в это же время…
Пилот спокойно поднялся и уже было начал движение к двери, как старик остановил его:
— …и, Синдзи… — убедившись, что лейтенант слушает его, психолог продолжил, — твоё общее психическое состояние я нахожу удовлетворительным. Да, у тебя есть определённые проблемы, но я не вижу ничего неизлечимого. Многие люди сейчас страдают от схожих расстройств, но ещё больше уже прошли через этот этап и теперь у них достойная жизнь, семья, работа. Я знаю, ты думаешь, что твоя жизнь уже подошла к своему концу, но с высоты своего опыта могу сказать, что это не так. Для тебя по-прежнему открыты все двери, ты можешь стать хоть астронавтом, хоть политиком, хоть построить карьеру в спецслужбах. Да, тебе придётся много работать над собой, но в этом нет ничего невозможного. Если ты не веришь мне, я могу привести своих прошлых пациентов, у которых ситуация была намного хуже твоей. Например, я лечил одного ребёнка-солдата из Либерии, его накачивали наркотиками и посылали в бой, так он эмигрировал в ЮАР и стал послом в Великобританию. Да, он — очень занятой человек, но я уверен, что он с радостью расскажет, как боролся со своим состоянием.
— Я верю. Просто мне всё это неинтересно. — признался Синдзи, по прежнему стоя у двери.
— Ну, у тебя ведь наверняка есть какие-нибудь увлечения… — предположил психолог.
— Все мои увлечения либо незаконны, либо не стоят того, чтобы превращать их в профессию. — рассмеялся Синдзи.
— Вот мы и нашли тему для следующего сеанса! — радостно улыбнулся старичок. — Расскажешь мне о своих увлечениях, можешь принести с собой что-нибудь с ними связанное… Только мы не будем говорить о тех твоих увлечениях, которые попадают в разряд «незаконные», имей это в виду.
— Вас понял. — официально ответил Синдзи и вновь потянулся к ключам в замочной скважине.
— Подожди. — вновь остановил его старик.
Психолог, встав со стула подошёл к своему пациенту и, самостоятельно повернув ключи, открыл дверь.
— Вот тебе моя визитка. — протянул бумажку психолог, когда дверь была уже открыта. — По этому телефону мне можно звонить в любое время дня и ночи, в любом часовом поясе. Если тебе нужна будет помощь, то…
— Пожалуй, откажусь. — отрезал Синдзи, после чего переступил порог, за которым его уже ждала Рицуко. Хватит с него людей, готовых в любой момент прийти на помощь.
— Ну, как знаешь. — совершенно спокойно воспринял это старик.
— Синдзи, — обратилась к пилоту Рицуко, — иди к классу для теоретических занятий, мне же нужно будет поговорить с доктором Фудзиёши. Сможешь сам найти дорогу?
Кивнув в ответ, молодой лейтенант направился прочь. Акаги же проводив его до ближайшего поворота взглядом, вошла в свой кабинет, где села за своё рабочее место. Психолог решил постоять, упёршись на свою трость.
— Что скажешь? — спросила учёная, отрегулировав кресло под себя.
— Очень ранимый мальчик… — глубоко вздохнул психолог. — Ему приходилось совершать ужасные вещи, чтобы выжить, что сделало его социопатом. Ценность человеческой жизни, в том числе и его собственной, для него ничего не значит.
— Тяжёлый случай? — Акаги попыталась вывести из короткого отчёта старика самое главное.
Старик фыркнул:
— Бывало и хуже.
В этом Акаги не сомневалась.
— Что посоветуешь? Тразодон или флуоксетин?
— Никакой медикаментозной терапии. — отрезал психолог.
«Он и сам себе в состоянии прописать дозу — другую…» — мысленно отдал он себе отчёт.
— И что нам тогда предпринять? — резонно поинтересовалась учёная.
— Вам нужно дать ему счастливую юность.
Блондинка вопросительно посмотрела на своего коллегу, ожидая расшифровку столь неопределённой фразы.
— Я видел многих, кто провёл детство в аду, в сознательном возрасте оказался неспособен вести полноценную жизнь в обществе. Потому что их никто не учил основам взаимодействия людей в цивилизованном мире, многие из них так и не смогли завести устойчивых социальных связей, они просто не понимают, что это такое. Они не знают, что такое «друг», зачем вообще нужны друзья. Они боятся заводить семьи, потому что не знают, как себя вести с женой, с детьми и не понимают, зачем это вообще нужно. Казалось бы — элементарные вещи, которые мы все понимаем интуитивно… но мой опыт говорит мне, что нет. Научить взрослого таким вещам почти невозможно, если у него не было в семье нормальной атмосферы. Но Синдзи всё ещё в том возрасте, когда ещё можно научить его жить в обществе, иначе он рискует, подобно многим тысячам, умереть в полном одиночестве и забвении.
— И что же именно ты предлагаешь? Хочешь поместить его в полную благополучную семью? — уточнила Акаги.
— Боюсь, этот вариант был бы слишком идеалистичным. Все члены семьи прекрасно знают друг друга, и Синдзи всегда будет выпадать из их круга доверия, к тому же, сомневаюсь, что он сможет ощутить родство с совершенно незнакомыми людьми, которые представить не могут, через что ему пришлось пройти. В конечном итоге он просто приспособится к очередной, хоть и безопасной, но тем не менее, чуждой среде, так что я сомневаюсь, что ему удастся усвоить из этого «эксперимента» какой-либо ценный опыт.
— Что тогда делать? — Акаги всё никак не могла понять, к чему клонит её знакомый.
— Сейчас объясню. Можно мне посмотреть расписание Синдзи?
— Да, сейчас… — блондинка была удивлена просьбой психолога, но всё же принялась её выполнять. Включив компьютер и найдя на нём нужный файл, она отправила его на печать.
Старик надел очки и, взяв четыре листка A4, вылезших из принтера, принялся их изучать, недовольно качая головой:
— Это совершенно никуда не годится! — возмутился психолог, после чего выхватил из подставки ручку и, быстро начертив кое-какие пометки на двух страничках, передал распечатки Акаги.
Взяв в руки бумаги, учёная принялась с интересом изучать предложение коллеги. Старик лёгким движением руки вычеркнул все занятия Синдзи в Геофронте по вторникам. Освободившееся же время пилота психолог неаккуратно разбил на два блока: более ранний, сразу после школы — клубное время, и более поздний — свободное время. Та же судьба постигла и занятия Nerv по четвергам.
— А это ещё зачем? — Акаги, казалось, была просто ошарашена.
— Синдзи необходимо нормальное человеческое общение со сверстниками. — объяснил психолог. — Необходимо дать ему возможность почувствовать себя нормальным подростком с счастливой жизнью. Лишённого детства ему уже не вернуть, но я не теряю надежды хотя бы частично компенсировать это тем, что он ещё успеет в полной мере ощутить все прелести юности.
— Именно поэтому мы и отправили его учиться в школу. — отрезала Акаги.
— И со многими людьми лично ты общалась в школе?
— Ну… — Акаги начала было прикидывать, но старик её перебил.
— Я отвечу, нет. Ты общалась главным образом только с членами твоего клуба по интересам, обращаясь к одноклассникам лишь от случая к случаю по необходимости. К тому же, с этим графиком, я не удивлюсь, если Синдзи использует школьное время, чтобы просто отоспаться.
Блондинка молча согласилась с тем, что доводы психолога не безосновательны.
— Вы должны создать клуб и назначить Синдзи главой. — всё продолжал мужчина. — Так он научится самостоятельности и ответственности, и узнает, что такое быть важным членом коллектива, на которого все рассчитывают. Но главное, чтобы ему самому нравилось, чем занимается клуб. Я бы предложил создать какой-нибудь спортивный клуб, или что-нибудь про огнестрельное оружие… «Клуб Самообороны», например, так у него будет возможность обратить свои знания и опыт во благо. Естественно, под бдительным присмотром опытного педагога.
— Я же рассказывала тебе, у нас на это всё нет времени. — взмолилась Акаги, надеясь на то, что старик предложит менее затратное решение. — Если утвердить это расписание — это будет катастрофа.
— Катастрофа, душа моя, будет, если он поживёт по этому твоему графику месяца два-три. — сурово сказал психолог.
— И чем соблюдение этого графика чревато для Синдзи? — холодно спросила учёная.
— Точно не скажу, но простым нервным срывом дело явно не ограничится. — дал свою экспертную оценку психолог. — Это я могу гарантировать.
Акаги схватилась обеими руками за голову и принялась напряжённо думать:
«Что лучше? Отправить в бой недоученного пилота или позднее столкнуться с перспективой его невменяемости? Ну, он, вроде, и сейчас неплохо справляется… Да он и сейчас немного невменяем… Что же сделать?.. А почему это я, интересно, должна принимать решение, когда вышестоящее начальство, то самое, которое и создало нам проблему, сейчас на месте?».
Акаги взяла телефонную трубку и, воспользовавшись быстрым набором, вызвала биологический источник всех проблем.
— Да? — через секунду ответил на другом конце провода разозлённый голос директора Икари.
— Директор, это доктор Акаги. — представилась блондинка, будучи слегка ошарашенной столь агрессивной реакцией своего начальника, который обычно был пугающе спокоен, даже, если был зол, как чёрт.
— Что-то срочное? — интонация директора нисколько не изменилась даже после известия о том, что его беспокоит глава научного отдела — человек, который всегда обращался исключительно по делу.
Акаги, которая сама не была до конца уверена, считается ли это срочным делом, вернув своему голосу привычные надменные нотки, сразу перешла к сути:
— Нужно согласовать расписание вашего сына.
На другом конце провода послышался глубокий вздох, полный усталости и, Акаги могла поклясться — тихая-претихая нецензурная брань.
— Слушай, — директор, отбросив все мыслимые и немыслимые формальности, заговорил не с подчинённым, но с человеком. Он не приказывал, не требовал, не настаивал, а просто по-человечески просил. Акаги никогда не слышала, чтобы директор Икари с кем-то говорил таким тоном. Разве что с Синдзи, но тогда он, скорее умолял, — подпиши всё за меня. Я знаю, ты умеешь. Там не сложно: крестик и… чёрточка… В общем, разберёшься.
Закончив краткое описание иероглифа, обозначающего его фамилию (если кому интересно, то он выглядит так — 碇), директор повесил трубку.
Акаги была ошарашена просьбой своего начальника, который по два раза перечитывал каждую бумагу, что клали ему на стол. Да, он, в своё время, сам научил Фуюцуки и Акаги подделывать свою подпись — на случай, если это будет вопрос жизни и смерти, а он будет не в состоянии сам расписаться. Но Акаги никогда не пользовалась этим навыком, зная, что директор стал больше нервничать, после того, как поделился секретом чудотворящей подписи со своими двумя ближайшими приспешниками. Про подпись директора Икари говорили, что она возвращает к жизни, обрекает на смерть… а ещё лечит простатит и геморрой. Так могла ли Акаги присвоить себе, хоть и на время, такую силу? Имела ли она право?..
— «Кру-жок Са-мо-обо-ро-ны»… — написала она своим почерком в ячейках, любезно выделенных психологом под клубное время Синдзи. — Видимо, придётся программу ещё сильнее урезать…
«Да и директору школы придётся второй раз за день звонить. — подумала она про себя. — Сначала объяснила ему, что у Синдзи нет времени на клубы, теперь буду уговаривать разрешить Клуб Самообороны. Я буду выглядеть просто круглой дурой».
— Ты поступаешь правильно, Рицу. — уверил её старик, приобняв учёную за плечи.
— Я очень на это надеюсь… — устало протянула девушка.