Быдло во Франксе.

      На следующее утро Мисато всё же отважилась и вылезла из своей комнаты. Своего подчинённого она обнаружила уже на кухне, после выполнения им утреннего моциона. Синди, будучи словно специально раздетым до трусов, в тот момент готовил завтрак.       Домушник со стажем мгновенно засёк приближение человека. Он, по-прежнему плохо понимая, чего ему стоит ожидать от своей соседки после «того, чего никогда не было, нет, и не будет», напряг булки и перевёл внимание с хавки на дверной проём. В котором спустя две секунды и показалась девушка.       Кацураги окинула пилота сонным взглядом, после чего посмотрела ему в глаза, словно ожидая от того минимум вселенского откровения — ответа на извечный вопрос: «Что делать?». Однако лейтенант первым начинать разговор не планировал, боясь сказать чего лишнего.       «Господи, как же хуёво жить с тёлкой, которую ебал…» — лишь это откровение снизошло на пилота в эти секунды.       Поняв, что требовать от подростка ответа на вопрос, на который она сама не способна ответить, в лучшем случае несправедливо, а худшем — просто тупо, Мисато отвела взгляд от своего подчинённого… и увидела композицию, которую Синдзи соорудил вокруг ножа, который она вчера вонзила в стол в порыве гнева.       Гневные выкрики, скандалы и избиения? Первоначально у Мисато была, конечно, такая идея, но она решила, что, кое-то в веки нужно поступить мудро, хотя бы для разнообразия. Поэтому она, стараясь не смотреть на своего подчинённого, чтобы ненароком ему не врезать, просто взяла яйца, и выкинула их в мусорное ведро с такой силой, что те разбились. Туда же последовала и шляпка гриба, и Синдзи, для которого еда была чем-то сакральным, пришлось это святотатство не заметить.       Да, он отдавал себе отсчёт, что из-за всей этой ситуации как-то перессал, притом практически на пустом месте. Хотя, конечно, его можно понять: ведь это был первый раз, когда он проснулся рядом с девушкой, о которой знал больше, чем просто её имя. Да и реакций девушек на пробуждение рядом с собой он, конечно, насмотрелся всяких: это была и эйфория, и блаженство, и неудовлетворённость… последнее, при этом, случалось чаще, чем хотелось бы… Это неважно!.. Суть в том, что настроения, как у Мисато, он никогда не встречал, а само поведение девушки было для него трудно объяснимым, и, само собой, он не знал, что ему в такой ситуации делать.       — С добрым утром. — наконец, заговорила Мисато голосом измученным, но, по крайней мере, не злобным. — Я в душ.       После чего девушка удалилась с кухни.       Этой фразой капитан, как бы обозначила, что твёрдо намерена оставить *Кхм* «прошлое» в прошлом и теперь готова жить дальше с поправкой на то, что «того, что было» на самом деле никогда не было. И Синдзи это понял, хотя, скорее на интуитивном, нежели на сознательном, уровне:       — С добрым утром… — не вполне уверенно, но достаточно громко, чтобы командир услышала его, ответил пилот.       Ради возможности больше никогда не видеть Мисато в её вчерашнем состоянии лейтенант был готов притвориться, что ничего не было, ведь гораздо важнее было то, что он-то помнит, что всё было… Хе-хе-хе…       Приняв душ, Мисато приступила к завтраку в компании своего любовника подчинённого. Приём пищи прошёл спокойно, однако он ясно дал понять, что «как раньше» уже не будет: во время еды квартиранты почти не разговаривали, даже несмотря на практически полностью отсутствовавшую атмосферу недоверия и напряжённости, просто оказалось, что после закрытия «той» темы, говорить им попросту не о чем.       Синдзи более чем устраивал такой статус-кво, а общительная Мисато попросту боялась его нарушить, в глубине души девушка опасалась, что теперь пилот будет понимать её желание подружиться с ним неправильно. Так же капитан осознала, что сама и поставила крест на всех свои планах по «спасению» молодого лейтенанта. Да, Рицуко выяснила, что пилот не был в лагерях, но это не означало, что теперь он не нуждается в помощи, в плече, на которое мог бы опереться, но теперь Мисато этим плечом стать не могла.       За эти сутки, проведённые в добровольной изоляции, девушка успела подумать о многих вещах и немалую часть этого времени она посвятила мыслям о своих планах в отношении Синдзи, точнее их радикальному пересмотру. Казалось, только сейчас Мисато по-настоящему поняла, что лейтенанту нужен не друг, и не, да простят боги, подружка. Ему нужны были родители — лица, обладавшие авторитетом, которые могли, когда надо и похвалить, и отругать, и к мнению которых пилот бы непременно прислушался, даже если бы и поступил всё равно по-своему.       Теперь же Мисато даже гипотетически не смогла бы претендовать на эту роль, поскольку о каком авторитете можно было говорить после того, как она, мало того, что совратила малолетнего в состоянии алкогольного опьянения, так ещё и, вместо того, чтобы спокойно признать свою ошибку и провести со свои подчинённым полноценный взрослый двусторонний разговор, умудрилась устроить Синдзи сцену. Нет, конечно, Мисато не собиралась бросать пилота, отвернувшись от него, как от болезненного воспоминания о собственной ошибке, но вместе с этим она понимала, что сделать для него может очень немногое. Быть рядом, когда это возможно; помочь ему, если он, конечно, решит попросить у неё помощи; посоветовать ему что-нибудь. Но этого будет явно недостаточно, чтобы хоть как-нибудь повлиять на его дальнейшую жизнь. Всё, что теперь могла сделать Мисато — это «замедлить падение» пилота, но не более того; все её и без того не в меру амбициозные планы «развернуть строптивого юношу лицом к обществу» теперь канули в Лету.       Нельзя сказать, что и раньше её планы по превращению Синдзи в достойного члена общества имели много шансов на осуществления без активной помощи со стороны, но сейчас это стало очевидно как никогда раньше. Однако, что тогда, что теперь, Мисато упёрлась в проблему, что больше, кроме неё помочь пилоту некому. Нет, правда, кого она могла даже чисто гипотетически привлечь к «перевоспитанию» Синдзи? Рицуко? Да, отличный пример для подражания, Мисато всерьёз опасалась, что её подопечный может пойти по стопам её подруги и даже боялась предположить, чем он станет в таком случае. Ещё, гипотетически, этаким наставником молодого лейтенанта мог бы стать Фуюцуки, особенно, если учесть, что он был очень высокого мнения о покойной матери Синдзи (по крайней мере, так говорила Рицуко и многие другие старожилы Nerv), но полковник был довольно мягкотелым и пассивным; а эти два недостатка позволили Мисато сразу же забраковать его «кандидатуру». И кто в итоге оставался? Директор Икари, у которого был и внутренний стержень, и выдающиеся навыки руководителя и даже родство с Синдзи, однако рассчитывать на него было нельзя — ему было совершенно плевать на своего сына, что даже было к лучшему. Мисато могла предположить, что он бы предпочёл морально сломать своего сына, превратив его в безвольную тряпку, чем заниматься его воспитанием, и девушка не сомневалась, что возможности для этого у директора есть.       Вот так и вышло, что помочь Синдзи некому, а он сам, наверняка, даже и не думает, что нуждается в помощи. Оставалась, конечно, призрачная надежда на психолога Рицуко, но Мисато представляла себе его возможности весьма смутно.       «Быть может спросить Синдзи о его сеансах с этим психологом? Вот и тема для разговора будет! Хотя… может это будет уже слишком личным? Эх, ладно, хуже уже навряд ли сделаешь. Спрошу у него об этом в понедельник. Это ведь будет нормально, говорить об этом после двух сеансов?»       Мисато к тому моменту уже в общих чертах поняла, как будет жить дальше, но, казалось, понять, как ей дальше жить с Синдзи, девушка смогла лишь сейчас. Теперь она, не отказываясь от своих планов помощи молодому лейтенанту, уходит в глубокое подполье и, до лучших времён, занимает выжидательную позицию. Мисато больше не будет навязываться ему, лезть ему в душу, проявлять какую-либо инициативу. Вместо этого она отпускает его на все четыре стороны, однако продолжая за ним пристально, но незаметно (в теории) наблюдать, выжидая благоприятного момента, чтобы… Чтобы «что», кстати?.. Наверное, чтобы появиться в решающий момент, аки Гендальф во втором «Властелине Колец» и, что называется, «спасти день»… Да, звучит чересчур приторно и оптимистично, но других вариантов просто не было.       Завершив приём пищи и попрощавшись со своим соседом, Мисато поспешила на работу, где у неё, с учётом вчерашнего больничного, дел накопилось невпроворот. У Синдзи же оставалось немного времени до выхода, поэтому он вымыл посуду, переоделся в форму и уже хотел было уходить, как вдруг он вспомнил о той скукотище, царившей в школе, и направился к своей книжной полке, чтобы выбрать себе спутника по выживанию среди дебилов.       Подняв взор на корешки книг, пилот принялся думать: «Какую книгу не жалко?», однако быстро осознав, что думал неверными категориями, переформулировал вопрос в: «Какую жалко меньше всего?» Спустя минуту его рука потянулась к Марциалу, но в ту же секунду ему в голову пришла мысль, что Горация печатают гораздо больше, а, следовательно, его, в случае чего, не приведи, конечно, Господь, достать будет проще. Но выполнить задуманное Синдзи не решился, вспомнив, что сегодня сразу после школы ему предстоит вояж в Nerv, куда вести наследие мировой литературы он не хотел, поэтому решил сегодня пострадать, дав себе зарок завтра непременно что-нибудь придумать.       Добравшись до школы без особых происшествий, молодой лейтенант, вытер бампер и капот от брызг крови, после чего направился в свой класс, где у его парты, как обычно, стояли Айда и Тодзи. Очкарик был в предвкушении завтрашнего открытия Клуба Самообороны и делился своей радостью со всеми, включая и пилота, вызывая нестерпимое желание у каждого им встреченного держаться и от Айды, и от этого клуба подальше, что, собственно, Синдзи и радовало. Спортсмен же к очередной идее фикс своего друга относился снисходительно, мол, чем бы дитя ни тешилось.       Лишь начало урока вынудило юного милитариста остановить свой словесный пулемёт, по крайней мере на время, поскольку теперь Айда с нетерпением ждал перемены, чтобы продолжить высказывать радость всем и каждому с утроенной силой.       Что же касается самого Синдзи, то он, не имея желания спать, во время урока просто прокрастинировал, глядя в окно. Временами ему становилось настолько скучно, что он даже начинал краем уха прислушиваться к речи учителя и ответам учеников.       «Уж не в этом ли состоял коварный план директора? — усмехнулся у себя в голове лейтенант. — Лысый думал, что в какой-то момент мне станет настолько скучно сидеть на жопе ровно, что я присоединюсь к уроку? Если так, то это был грандиозный просчёт с его стороны. Работать на занятиях намного скучнее, чем тупо пялиться в окно, да и потом, халявить — это привилегия, а чтобы добровольно оказаться от привилегий нужно быть даже не идиотом, нужно быть самому себе врагом»       После первого урока, если кому интересно, это была Имперская (японская) история, Синдзи вышел на крышу покурить, чтобы не сойти с ума от скуки. Это же самое он сделал и после второго урока — информатики. А весь третий урок лейтенант провёл, осознавая, что до сих пор у него не прошла даже половина учебного дня, по окончанию которого ему надлежало явиться в Nerv, где его ждала «лучшая» часть сегодняшнего дня. А что же именно было «лучшей» частью: погружение в LCL или тренировки с фон Браницем, Синдзи ещё предстояло решить.       Наконец, прозвенел звонок на большую перемену и к парте молодого лейтенанта подошли Айда и Тодзи, которые обсуждали, пожалуй, самый насущный вопрос, который только могло поставить перед ним общеобразовательное учреждение: «Где б пожрать?»       — Давай поедим в столовой. — предложил спортсмен.       — Да приелось мне уже там всё. — устало возразил очкарик. — Может, сходим в «Бутик»?       — «Бутик» слишком далеко, можем не успеть к началу занятий. — редко Тодзи мог похвастаться столь весомыми аргументами, как этот.       — Синдзи, а ты что думаешь? — приняв довод Нолана своего друга, Айда обратился к своему кумиру. Очкарик помнил, что у того есть машина и надеялся убедить пилота воспользоваться ею, дабы оптимизировать временные затраты, необходимые тройке приятелей на путь до магазинчика и обратно, за вознаграждение, возможно даже не символическое… Кэнсукэ так сильно хотел насладиться вкусняшками из «Бутика», что был готов даже стерпеть манеру вождения своего знакомого:       «Главное, — решил для себя он, — это съесть все покупки уже после возвращения в школу, иначе мы их просто выблюем на обратном пути»       Пилот в это время по-прежнему, будучи погружённым в свои размышления, задумчиво глядел в окно и, казалось, даже не слышал адресованного ему вопроса, однако, только Айда было решил повторить вопрос громче, дабы привлечь внимание молодого лейтенанта, Синдзи, не меняя вектора обзора, довольно громко, практически демонстративно, заявил:       — Думаю, что неплохо было бы дунуть…       Услышал это, конечно, не весь класс, но добрая половина точно. Большинство просто не обратило внимание на очередную реплику взбалмошного новичка должного внимания, однако кое-кто с интересом уставился в сторону Икари, среди них была и староста.       — Присоединитесь? — Синдзи, встав со своего места, наконец, посмотрел на Тодзи и Айду, показав им, для демонстрации серьёзности своих намерений, портсигар.       — Нет! — моментально ответил спортсмен, который и без того балансировал на грани отчисления из школы.       — Исключено. — вторил ему очкарик, наслушавшийся немало историй про наркоманов, чьё падение началось именно с того, что один крутой парень однажды предложил им попробовать траву.       — Ну, как хотите. — Синдзи был совершенно равнодушен к отказу своих знакомых, в этот момент его по-настоящему заботила только одна мысль — побыстрее осуществить свой намеченный… план. — Если к началу урока не вернусь, сходите на парковку и вытащите меня из машины…       Сказал это лейтенант, уже широкими шагами направляясь к выходу.       — Э… да, конечно… — сказал это Айда уже удаляющемуся силуэту своего кумира.       — Без проблем… — Сузухара прошептал это себе практически под нос.       Два друга переглянулись, желая узнать мысли друг друга на счёт этой ситуации, но мыслей не было, по крайней мере таких, которые можно было бы облачить в слова.       Староста, которая пристально следила за развитием этой ситуации, была, конечно, возмущена тем, что Икари имеет наглость предлагать подобное среди бела дня, и не стесняясь толпы, однако её очень радовало, что высокая сознательность Сузухары и Айды не позволила им поддаться на уговоры строптивого новичка и поставить своё пребывание в этой школе, а заодно и всю будущую жизнь, под вопрос.       Тодзи и Кэнсукэ же радости старосты не разделяли. Их начали терзать сомнения из разряда: «Я что, только что допустил величайшую ошибку в своей жизни?» И, если Айда ещё смог убедить себя тем, что: «Я — фанат, а не фанатик и не обязан разделять все увлечения Синдзи только потому, что он — пилот Евангелиона», то вот Сузухара в один момент просто плюнул на все свои опасения относительно дисциплинарного комитета (как, собственно, и всегда) и решительно направился к выходу, сопроводив свой порыв громогласным выкриком:       — Икари, подожди, я с тобой!       Староста, к тому моменту уже вернувшаяся к обмену сплетнями со своими подругами, услышав эту фразу просто охуела. Она уже собиралась произнести какую-то гневную реплику, дабы остановить наркоманию среди подрастающего поколения в лице Сузухары, однако её возмущение было так велико, что замечание просто застряло в горле.       «То есть, — думал в этот момент Айда, — Синдзи предложил мне… совместное время препровождение. Я отказываюсь… а Тодзи идёт… Нет уж, не бывать этому!»       — Синдзи, подожди… — последовал очкарик по стопам своего лучшего друга, вызывая у старосты некое подобие микроинфаркта.

***

      Пока Тодзи и Айда буквально бежали за Синдзи по коридорам, они были куда более решительны, чем сейчас. Добравшись до машины их вновь начали одолевать сомнения, на этот раз уже по поводу: «Я что, сейчас совершаю величайшую ошибку в своей жизни?» Возможно, в этот момент друзья бы одумались и вернулись обратно в класс, однако они слишком ясно осознавали перспективу прослыть во всей школе трусами, зассавшими дунуть с пилотом «Евангелиона». Поэтому они неуверенно сели на задние сидения в машину Синдзи в надежде на то, что полумрак, царивший в салоне, сможет скрыть от человека с повышенной цветочувствительностью их неуверенность. Ну, ну…       — О, кого же я вижу! — усмехнулся ветеран, сидящей на водительском сидении, посмотрев на своих приятелей. — Это же пан Нет и господин Исключено.       Айда в ответ на это лишь засмущался и покраснел аки дандэрэ… (хотя, почему «аки»?), а Сузухара попытался, как обычно, скрыть свою неуверенность грубостью:       — Так мы будем курить марихуану или как?       — Будем. — всё ещё улыбаясь ответил Синдзи. — Расслабьтесь, иначе не будет нужного эффекта.       Следующие несколько минут Айда и Тодзи пытались выполнить наказ пилота, однако были слишком напуганы, чтобы полностью успокоиться и, поскольку лейтенант это понимал, он перешёл к следующей стадии подготовки своих новых адептов к расширению сознания:       — Вы раньше курили? — спросил он своих одноклассников.       Двое подростков с задних сидений вопросительно посмотрели на магистра коноплеведения, задавая немой вопрос: «А по нам не видно, что нет?». Лейтенант понял, что приятели имели ввиду:       — Да я не про это! Сигареты, трубка, самокрутки, кальян… этот электронный писюн, как он там называется?.. «вэйп»?.. — серьёзным тоном спросил он. К этому моменту от высокомерной, самодовольной лыбы на его лице не осталось и следа.       — Нет. — в ту же секунду отрицательно покачал головой Айда.       — Сигареты. — сразу за своим другом ответил Сузухара.       Очкарик посмотрел на Тодзи так, словно спортсмен только что произнёс откровение.       — Что? — спросил Сузухара, заметив удивление Кэнсэкэ.       — Ты не говорил, что куришь… — заметил очкарик       — Да к слову, наверное, просто не приходилось… — объяснился «спортсмен».       — Так. — остановил препирания лейтенант. — Потом это обсудите. Курил в затяг?       — Да, конечно… — кивнул спортсмен.       — Отлично, тогда запоминай: делай максимально глубокие затяжки, при этом дым нужно держать в лёгких как можно дольше и не дышать. Всё понял?       — Да. — решительно кивнул Тодзи, готовящийся в следующую же секунду отправиться на школьную экскурсию по Амстердаму.       — Отлично, теперь ты Кэнсукэ, — обратился Синдзи к другому «астронавту», — что ты будешь делать. Ты сначала втянешь немного, совсем чуть-чуть дыма. Потом, не выпуская дым, вдыхаешь уже воздух. Вероятнее всего ты прокашляешься, это нормально. Главное, потом отдышись и попробуй ещё раз.       Очкарик неуверенно закивал, а Синдзи, довольный проведённым предполётным инструктажем, достал из внутреннего кармана мундира портсигар, наполненный «ключами зажигания» и озорная улыбка вновь вернулась на лицо лейтенанта:       — Ну, что, господа? Полетаем?       Эта эмоциональная разрядка действительно немного помогла «пассажирам» расслабиться… или, по крайней мере, заставила на какое-то время забыть о бушующей в их груди буре эмоций.       Синдзи передал на задние сидение один косяк на двоих. Он боялся, что его пассажиры (особенно Айда) с одного целого косяка просто сдохнут. Пацаны, судя по тому, что не проявили никаких признаков недовольства, разделяли вполне себе обоснованные опасения пилота.       Только лейтенант достал косяк для себя и приготовился дать неофитам последнее напутствие перед началом ритуала посвящения, как дверь со стороны переднего пассажирского сидения распахнулась и взору трёх расширителей сознания предстала Куруми в своём любимом готическом платье.       Увидев девушку, души пассажиров ушли в пятки, а моча их впиталась в новенькие кожаные сидения. Их спалили, и это была катастрофа… Однако Синдзи был иного мнения. Он не стал скрывать следы готовящегося правонарушения, вместо этого он, как будто не собирался нарушить закон, без грамма волнения или беспокойства вступил с незваным гостем в спокойную, размеренную, совершенно будничную беседу:       — О, Куруми! — приветливо улыбнулся он неформалке. — Какими судьбами?       Пассажиры в этот момент сжались от страха и молились всем известным им богам (Айда даже вспомнил Аида), чтобы у Синдзи получилось спровадить девочку-гота, и желательно так, чтобы она не пронюхала, чем они тут занимаются.       — Да вот из окна увидела, что вы собрались в машине. — лукаво прищурившись начала свой рассказ девушка. — Сначала думала, что вы планируете съездить в Макдоналдс, но вы всё не уезжали, и не уезжали, вот я и решила подойти и узнать в чём дело… всё ли у вас в порядке, и прочая хрень…       Этот хитрый тон заставил пассажиров вжаться в сидения.       — Спасибо за заботу. — невинно улыбнулся пилот, словно не замечая тонких намёков гостьи. — У нас всё хорошо. Мы просто собрались с одноклассниками для обсуждения группового проекта.       — Для группового проекта значит… — усмехнулась Куруми и саркастически покачала головой.       — Да. Мы бы хотели обсудить всё в тихом месте, где нам бы никто не мог помешать или подслушать, ну и всё в таком роде… конфиденциальность там… и авторское право…       Пассажиры на задних сидениях не могли не отметить того, насколько хорошо Синдзи умел врать и дело было не столько в придумывании довольно логичных отмазок, сколько в превосходной актёрской игре, умению врать человеку прямо в глаза и не чувствовать от этого ни грамма дискомфорта даже сейчас, когда, казалось бы, отпираться не имеет смысла, когда вся тройка поймана с поличным на месте преступления с орудием убийства в руках. Однако молодой лейтенант отвечал на вопросы, словно в автомобиле собрались сущие ангелы, не способные на совершение общественно порицаемых или, не дай Бог, противоправных действий. И, более того, он не мог даже предположить, что у кого-нибудь могли возникнуть в этом сомнения.       — Ой, как интересно! — саркастически восхитилась Куруми. — А ваш групповой проект посвящён, случайно не ботанике?       Гостья кивком показала на косяк травы, который Синдзи держал в руке всё время разговора.       — Та нет, гидропонике. — улыбнулся пилот, совершенно не смущаясь наличию у него в руках доказательству того, что весь его базар — суть есть лапша.       — Ах, гидропонике… — естественно, что Куруми не купилась на это галимое гонево, но молодого лейтенанта это мало беспокоило, в конце концов, он прекрасно понимал, что он — неприкасаемый. — А скажи, это исключительно ваш классный проект, или к вам может присоединиться человек из другого класса? Например, член Клуба Садоводов, который не понаслышке знаком с гидропоникой?       Айда и Тодзи удивлённо переглянулись, они не ожидали подобного намёка от одной из лучших подруг самой правильной и популярной девочки в школе, даже не смотря на её репутацию бунтарки. Синдзи же это смятение было не свойственно:       — Нет, это не запрещено. А у тебя есть опыт работы со столь… серьёзными проектами?       Нельзя сказать, что пассажирам нравилось, к чему клонил пилот, однако возразить ему что-либо не могли, да и не имели на это права. Трава-то, в конце концов, его была…       Куруми же, казалось, была чуть ли не оскорблена сомнением молодого лейтенанта в её профессионализме, поскольку заговорщически хитрое выражение лица моментально сменилось на обиженно-раздражённое:       — Я курила сигары, сигареты, кальян, марихуану (и через бонг, и косяк), крэк, гашиш… — гордо и громогласно завила девушка.       Она, без сомнения, продолжила бы этот список дальше, если бы не словила на себе недовольный взгляд пилота, который без проблем можно было разглядеть даже через очки.       — Что? — недовольно спросила неформалка, хотя и прекрасно отдавала себе отчёт в том, что именно расстроило её собеседника. — Ну уж извини, не знаю я этих всяких ваших афоризмов.       Просверлив готку ещё с секунду своим взглядом, Синдзи всё же решил дать девушке шанс:       — Ладно, присоединяйся. — жестом пригласил её пилот в машину. — Только, чур, никому.       — Да не ссы ты, я не стукачка. — уверила его Куруми, расположившись на переднем сидении. — Давай, угости даму косячком…       Тяжело вздохнув, Синдзи отдал девушке тот косяк, который собирался закурить сам, после чего решил всё же сказать последние предостережение новичкам, которые намеревались сегодня впервые в жизни раздвинуть границы своего сознания:       — И, последний момент. То, что вы будите употреблять сегодня — не настоящий наркотик.       Все присутствующие, особенно Айда, с недоумением уставились на ветерана, однако тот продолжил, не обращая на эти взгляды никакого внимания:       — На марихуану подсесть гораздо тяжелее, чем на никотин, а вреда организму она приносит несравнимо меньше, чем алкоголь. Однако многие люди смотрят, что «вот я курю траву уже полгода и у меня нет ни ломок, ни побочек, значит, всё то, что мне с детства рассказывали про наркотики — неправда, так пойду-ка я и закинусь в вену герычем».       Пассажиры на заднем сидении слушали, сидевшего в пол оборота к ним, пилота буквально не дыша, записывая на подкорки мозга всю информацию, которой с ними делился просветленный. Куруми же, хотя и не смотрела в рот Синдзи, тоже слушала его, пускай и краем уха, и не спешила его перебивать.       — Та и то, что от травы сторчаться сложно, не значит, что невозможно. При частом употреблении организм начинает привыкать и начинает требовать всё больше и больше для достижения прежнего эффекта. Поэтому важно в самом начале определить комфортное вам состояние и взвесить необходимую для этого дозу. И если вы в какой-то момент чувствуете, что прежней дозы вам не хватает, лучше всего будет на некоторое время завязать.       — А на сколько примерно? — решился задать вопрос Тодзи.       — Ну, это очень индивидуально… — с готовностью ответил гуру. — …минимум месяц… можно и два… обычно показателем того, что организм очистился является отсутствие особого желания дуть… ну, вот и всё, соблюдайте эти простые правила, держите себя в руках, и…       — Да, да… — неожиданно оборвала лейтенанта Куруми, — мы поняли. Теперь угости огоньком.       Девушка зажала в губах косяк и потянулась своим телом в сторону пилота, чтобы тот поджёг его, однако Синдзи не спешил идти на поводу у гостьи:       — Я серьёзно. — продолжил он свою мысль. — Если узнаю, что кто-нибудь из вас скурился, сторчался или просто начал пускать по вене опиаты…       — То что, убьёшь нас? — томимая ожиданием девушка попыталась закончить фразу за пилота, чтобы побыстрее уже перейти к приятной части.       — Нет, я вас не убью. — на этот раз Синдзи обращался не ко всем присутствующим, а лично к Куруми. — В этом случае вы убьёте сами себя, а я просто перестану вас считать за людей.       Последние реплики лейтенанта прозвучали настолько грозно, что пассажиры на заднем сидении были готовы обоссаться со страха во второй раз. Куруми же, казалось, совершенно пропустила эти слова мимо ушей, хотя пилот был практически уверен, что девушка приняла эту информацию к сведению, хотя и не показала этого.       Далее Синдзи прикурил сначала Тодзи, потом Куруми и лишь потом себе. Тодзи, сделав затяжку, как ему объяснял пилот, задержал в лёгких воздух, после чего передал косяк Айде. Естественно тот прокашлялся.       — Гадость… — вынес вердикт очкарик. — И как вы только это делаете?       — У тебя просто ещё лёгкие не привыкли… — улыбнулся лейтенант.       — А может и не надо им привыкать?.. — спросил Кэнсукэ, очки которого, из-за пассивного курения, уже начали потеть, и расстегнул две пуговицы на своей рубашке.       — Может и не надо… — пожал плечами пилот, сделав уже вторую затяжку.       Айда тем временем попытался дунуть ещё один раз. На этот раз он, прежде чем закашлять, продержал пары в лёгких несколько секунд, хотя и сделано это было ценной выпуска примерно половины затянутого им дыма. После этого глаза Кэнсукэ заслезились, и он решил, что это знак того, что пока ему следует ограничиться пассивным курением.       — Ох, бля, и ядреная же!.. — отдала Куруми дань уважения продукту. — Это у кого ты такое берёшь?..       — Эх, тетеря!.. — усмехнулся лейтенант, похлопав гостью по голове. — Места знать надо!       Хотя рассудок девушки уже начала плавно… расширяться, намёк она поняла и больше о происхождении косяков не спрашивала.       — А вообще, на что это должно походить? — спросил Тодзи, вопросительно глядя на косяк.       Куруми и Синдзи посмотрели в сторону спортсмена.       — Ну, — начал пилот, — это словно ты куришь, но при этом напиваешься…       — Да? Просто я чего-то… не особо чувствую… — признался Сузухара.       — Это нормально, в первый раз у всех так. — объяснила ему Куруми. — Когда я впервые попробовала, то поняла, что была под кайфом уже во время отходняка.       Синдзи, рассмеявшись, принялся колотить руль:       — Ну ты, конечно, даёшь!.. — улыбнулся пилот.       — Даю, но не кому попало. — казалось, совершенно равнодушно ответила девушка, чем едва не вызвала ещё один приступ бешенного хохота у лейтенанта. А вот Сузухара проржал в голосину. — Диджей, музыку!       — О! — повинуясь воле дамы, спонсор посиделок повернул ключ в зажигании. — У меня для таких случаев припасена специальная кассета…       — Smoke Weed Every Day? — уточнила Куруми.       — Нет. — махнул рукой пилот, копаясь в бардачке в поисках нужной кассеты. — Песня хорошая, но я её слушал под кайфом так часто, что меня начало с неё тошнить.       Синдзи поставил какое-то психоделическое флоу, написанное, судя по всему, под LSD. Путешественники за пределы своего разума навряд ли бы оценили данную композицию, будь они трезвыми, однако сейчас, именно в этом состоянии, она была как нельзя кстати, ведь спокойный, размеренный ритм мелодии, успокаивал и расслаблял путников, настраивая их на нужный лад.       — А куда выкидывать? — спустя какое-то время, докурив свой косяк, спросила Куруми владельца машины, показывая бычок в своих руках.       — Та в окно… — раскумаренным голосом ответил пилот, сделав последнюю затяжку.       — А это будет не слишком палевно? — мягонько так, на пол шишечки, намекнула девушка.       — Не… нормально всё… — с длинными паузами между словами ответил лейтенант, после чего открыл окно со своей стороны и выкинул туда свой бычок, который даже не удосужился потушить, после чего немедленно закрыл окно, чтобы не выпускать дым.       Куруми какое-то время мялась, но затем последовала примеру Синдзи.       — Хочешь присоединишься к Кружку Самообороны? — спросил девушку пилот, после своего рассказа о том, какую невероятно важную миссию ему дали в Nerv. Вообще, Куруми, несмотря на свой вызывающий образ, оказалась интересной, многогранной личностью, острый язычок которой не давал заскучать ветерану стрел во время разговора с ней… По крайней мере, пока они оба были накуренные… — Нам как раз бы не помешал толковый казначей, вроде тебя.       — О, нет, нет! — отрицательно замахала руками девушка. — Даже если бы я не состояла в Кружке Садоводов, меня никогда не возбуждали потные мужики.       Тодзи, сидевший на заднем сидении, ещё с половины косяка провалился в бессознательное, однако сейчас он хихикнул. Их косяк же сейчас находился в руках Айды, который не прекращал попыток сделать смачненький полный затяг.       — Ну, как знаешь, — развалился на водительском сидении пилот, — хотя, если по чесноку, будь я на твоём месте, я бы воспользовался любой возможностью, чтобы свалить подальше от этой Куроды…       — У Нанами есть свои недостатки. — тон Куруми вдруг стал настолько серьёзным, что заставил Синдзи на мгновение проявить интерес к разговору. — Но на самом деле, она очень хороший и добрый человек. И надёжный друг. И ты бы это заметил, если бы дал ей шанс.       — И именно потому, что она такая распрекрасная, ты решила провести время не с ней, а с тремя укурками, да Кэнсукэ? — усмехнулся он, переведя взгляд на своего одноклассника, наконец-то достигшего нирваны.       — Э… да, наверное… — Айда, рассмотрев то, что осталось от его косяка, приоткрыл дверь и выкинул его. — …а какой был вопрос?.. и с кем ты говорил?..       Синдзи собирался было повернуться к Куруми, чтобы разразиться вместе с ней громогласным хохотом, однако увидел перед собой лишь пустоту.        «Так. — попытался протрезветь пилот. — Это она так незаметно ушла?.. Интересно, как давно?.. А она вообще приходила?..».       Лейтенант развернулся было к задним сидениям, чтобы задать этот важный уточняющий вопрос, однако, бросив свой накуренный взгляд на два раскумаренных тела, он потерял какой бы то ни было интерес к этому вопросу, и решил впредь считать, что это он сейчас «посмотрел мультик»… если, конечно, впоследствии не будет доказано обратное.       Вместо этого пилот размял свою шею и, протерев глаза, приподнял очки над глазами и посмотрел на время на часах на приборной панели и принялся будить своих одноклассников:       — Так, подъём! У нас урок через пять минут… Встаём, поднимаемся!..       Нехотя закадычные друзья всё же встали и даже вышли из машины. Открыв двери, они выпустили в атмосферу планеты настоящее Магелланово Облако паров ганджубаса.       Выйдя из машины, первое время Айда и Тодзи стояли исключительно благодаря тому, что держались за её борта, и Синдзи, нацепив очки обратно, милостиво дал им время прийти в себя, пока выключал в машине зажигание и ставил её на сигнализацию. Однако этого времени явно было мало, но большего у тройки не было.       Подав отличный личный пример, лейтенант заставил своих одноклассников начать движение ко входу в школу. Начали они довольно неплохо, однако, когда им пришлось отпустить борт автомобиля, их скорость сразу же снизилась в разы. Ссутулившиеся, помятые Айда и Тодзи были похожи на хромых на обе ноги гибридов зомби и черепахи. Поняв, что такими темпами к классу его паства дойдёт уже ближе к концу занятий, Синдзи встал между ними, позволив Айде и Тодзи облокотиться на себя. Именно в такой конфигурации, хромая на все ноги, трое укурков и двинулось в класс.       И, естественно, что в школе, по пути к месту назначения, на них все обращали внимание. Кто-то из учеников был в шоке, кто-то всё предлагал провести троицу в медпункт, но в основном, конечно, все над ними ржали и насмехались. На эти издёвки Синдзи ничего не отвечал, он был просто не в том состоянии, однако довёл до сведения своих обидчиков, что запомнил их лица и что советует им, к тому моменту, как он протрезвеет, быть на другом конце страны, а ещё лучше — континента. Однако, это был очевидный блеф, поскольку на тот момент он уже с трудом разбирал силуэты.       — А ничего, что мы идём на пару в таком состоянии?       (Ой, чёрт, прошу прощения, это мои воспоминания в фанфик лезут.)       — А ничего, что мы идём на урок в таком состоянии? — спросил Айда, стоило этому трёхглавому чудовищу, церберу с красными глазами, огнедышащему (буквально, кстати) дракону подняться на второй этаж.       — Та не, всё тип-топ… — обессилено уверил пилот своего поклонника.       — Икари, а что нам сказать учителю?.. — задал резонный вопрос спортсмен.       — Сказать ему то, что у вас поднялось давление и вам нужно просто немного посидеть, и всё пройдёт… — ответил лейтенант.       — Ха. — усмехнулся Сузухара. — Вот теперь я понял, почему тебя сделали пилотом «Евангелиона»…       — Это ещё почему? — спросил Синдзи скорее рефлекторно, нежели действительно интересуясь ответом.       — Да потому, что ты — го-ло-ва… — протянул по слогам последнее слово спортсмен, после чего снял с Синдзи фуражку и занюхнул его бритую голову.       Кэксукэ немедленно принялся сверлить своего лучшего друга взглядом, полным ревности. Ветеран же первое время даже не смог сообразить, что происходит, а когда в его расширенное сознание проникло осознание, он грубо выхватил фуражку у спортсмена и надел её обратно на голову:       — Не надо. — погрозил он своему приятелю пальцем. Однако тот, судя по его одухотворённому лицу, вообще забыл, что сделал четверть минуты назад, а то, как в его руках оказалась Синдзина фуражка спортсмен себе даже представить не мог.       Вход данной троицы в класс спровоцировал у старосты сердечный приступ, а у всего остального коллектива тайное желание сходить в следующий раз с ними за компанию.       Рассадив своих приятелей по их местам (их места, естественно, перепутав) Синдзи развалился на своём стуле, а парочка новеньких адептов культа разума и разврата сонно упёрлась лбами в свои парты.       Меньше чем через минуту в класс вошёл учитель который, после приветствия, не мог не заметить странных поз троих своих учеников:       — Айда, Сузухара, с вами всё хорошо? — спросил педагог, стараясь, по возможности, полностью игнорировать лейтенанта.       — Э… да… — начал буквально на автомате очкарик. — Просто… давление у нас поднялось… у нас такое бывает…       — Сколько вас учу, впервые слышу, чтобы у вас были подобные проблемы… — отметил преподаватель.       — А они у них в первый раз и проявились! — во всё горло рассмеялся пилот под хихиканье своих приятелей и молчаливые, неодобрительные, злые и завистливые взгляды прочих учеников.       Учитель глубоко вздохнул, после чего взял себя в руки и, даже не посмотрев в сторону Синдзи, силой воли стёр из своей памяти последние десять секунд.       — Тогда, быть может, вам проследовать в медпункт? — предложил педагог.       — Нет, нет… — из последних сил ответил Сузухара. — Не стоит… нам бы просто посидеть чуть-чуть и всё пройдёт…       — Ага. — подтвердил Айда.       — Ну, ладно, как знаете, но если вам станет хуже, то можете спокойно выходить, не спрашивая разрешения. — окинув сперва одного, потом второго оболтуса ненавидящим взглядом, учитель преступил к уроку.       Если бы преподаватель не знал того запаха, которым пропиталась одежда этих учеников, то, естественно, в обязательном порядке отправил бы всех троих к медсестре из-за страха, что те двинут кони на его уроке, и его лишат премии. А так он боялся, притом вполне обоснованно, связываться с Синдзи и его подстилками, понимая, какая у лейтенанта крыша, поэтому решил не трогать троицу в надежде, что не тронут его.       После начала урока пилот, соображавший на тот момент слабо, но осознававший свою безнаказанность, закинул на стол свои ноги, не снимая тяжёлые сапоги, а голову откинул назад, прямо на чей-то ноутбук. Естественно, никто ему никакого замечания не сделал. Упиваясь собственной вседозволенностью, лейтенант был готов выплеснуть всё, что было у него на душе в своей собственной песне диснеевского злодея, однако злодеи Диснея не читают рэп (а вот диснеевские герои к этому близки — ну, потому, что они все чёрные), поэтому Синдзи, под действием кумара, быстро провалился в крепкий и безмятежный сон.

***

      Вокруг не было ничего. Ни людей, ни животных, ни даже, казалось его самого. Да, всё верно, его не существовало, ведь не было даже самой материи, как, собственно, не было и пространства, и даже времени. Не существовало бытия. А было ли небытие? Могло ли оно существовать, или же это просто ирреальная философская концепция? А может ли разум существовать в мире, где нет материи?..       — Икари. — вдруг откуда не возьмись раздался настойчивый старческий голос.       Что это могло значить? Да, наверное, просто разовый сбой вселенной.       — Икари! — ещё громче и настойчивее потребовал тот же голос.       Нет, сомнений быть не могло, этот зов доносился извне вселенной. А такое было возможно? Нет, ведь, если принять, что вселенная — есть всё сущее, то любое стороннее воздействие на вселенную будет означать лишь то, что текущие представления о вселенной — неправильны и требуют расширения. Данная модель предусматривала…       — Икари, просыпайся, уже, наконец! — сердитый крик наконец-то вытащил пилота в материальный мир, заставив его в ту же секунду забыть все похождения, которые выпали на его долю во вселенной небытия.       Освободившись от цепких лап сна, Синдзи обнаружил себя в своём классе, лежащим, свернувшись калачиком, на парте, притом, судя по всему, не на своей парте. Как только телу вернулись первые признаки наличия в организме сознания, молодой лейтенант машинально проверил наличие у себя на бедре табельных волыны и пера, после чего, сделав, полный облегчения, выдох, кое-как спустился на землю. По-прежнему неуверенно держась на ногах, он зашагал к противоположной от доски стене класса, повинуясь своим естественным физиологическим потребностям.       — Я бы так и оставил тебя лежать до ночи, не знай я о твоих сегодняшних занятиях в Nerv. — сурово сказал классный руководитель, отдаляющейся от него, спине Синдзи, видимо, рассчитывая получить от пилота, как минимум, благодарность. Однако, тот лишь брезгливо отмахнулся от старика рукой, мол, «не сыпь мне сон на рану».       Педагог, будучи оскорблённым подобным поведением до глубины души, от бессилия забрал свои вещи и быстрым шагом, даже не смотря на свой артрит, вышел из классной комнаты. Наверное, в знак протеста.       Поскольку это был последний на сегодня урок, то к тому моменту в классе, покинутому большей частью учеников, помимо Синдзи, оставалось ещё двое дежурных по классу, и два тела, принадлежавшие Айде и Тодзи. Тот факт, что они оставались единственными учениками в классе не слишком смущал их, они даже не потрудились собрать свои вещи с парт. В данный момент они были заняты делом более важным, они изо всех сил пытались ускорить время своей эволюции от амёб хотя бы до пресмыкающихся, чтобы иметь возможность вернуться домой, а за ночь дорасти уже до высокого звания человека. Два одноклеточных никуда не рыпались, напротив, они спокойно сидели на своих местах и со скоростью ленивцев монотонно пережёвывали сладкие булочки, что самым лучшим образом свидетельствовало о начале формирования мозга… по крайней мере костного.       Пилот лишь бросил на друзей короткий взгляд и продолжил движение к своей цели — девочке-дежурной, которая хотела было приступить к поливке цветов, расположенных на стеллаже у дальней стенки от двери.       Дежурная, конечно, испугалась, когда к ней хромая вразвалочку, но бесшумно приблизился лейтенант с лицом, выражавшем максимальное равнодушие ко всему происходящему на земле. Однако, девочка была просто счастлива, что её контакт с пилотом ограничился лишь тем, что он просто вырвал у неё из рук полную двухлитровую лейку и всего лишь за десяток глотков осушил её. Утолив свою жажду, Синдзи отрыгнул и отбросил лейку в сторону, после чего поплёлся в сторону своих приятелей.       Девочка-дежурная успела поймать лейку до того, как она упала на пол, после чего покинула класс, чтобы наполнить её вновь. Дежурный-мальчик лишь с недовольством посмотрел на пилота и его компанию, но, не найдя пороха в пороховницах, лишь продолжил вытирать парты.       Лейтенант сел за парту, находящуюся слева от Айды, после чего потянулся своими руками к булочке, которую очкарик в этот момент с аппетитом пожирал. Однако Кэнсукэ, уловив настроение своего кумира, протянул тому запечатанный рулет:       — Прости, булочек не осталось, вместо этого я взял тебе рулет… — не вполне членораздельно объяснился Айда.       Пилоту, засунувшему себе в горло сразу половину рулета, было не до историй своего фаната. Он быстро проглотил рулет, даже толком не разжевав, после чего положил упаковку рулета на соседнюю парту, рассчитывая на то, что дежурные покорно приберутся, не издав и звука… в целом, нельзя сказать, что его расчеты не оправдались.       Какое-то время вся тройка спокойно сидела, стараясь заговорить свою кровеносную систему, чтобы она побыстрее доставила целебный сахар к практически атрофированным мозгам.       Судя по всему, первым получилось это сделать у Сузухары, так как именно он первым решился нарушить молчание:       — Икари, думаешь стоило?       — Это ты о чём? — спросил пилот, по-прежнему смотревший на доску, но не видящий ничего. Вопрос был задан на автомате, поскольку Синдзи за десять секунд ещё даже не успел сообразить, о чём именно его спросил одноклассник.       — Ну, мы-то с Кэнсукэ пойдём по домам, но у тебя ведь ещё занятия в Nerv… Это ничего, что ты в таком состоянии?..       — Если б я не дунул, был бы ещё в более хуёвом состоянии… — лейтенант потихоньку возвращал себе навык думать.       Сузухара вопросительно посмотрел на Айду, как бы спрашивая: «Что ты по этому поводу думаешь?», но тот лишь пожал плечами: «Я ещё не выбил себе эту абилку».       Прошло ещё минуты три. Разогнав сахаром свой органический процессор с кровяным охлаждением, Айда набрался смелости и обратился к любимому сэнпаю:       — Синдзи, я, наверное, больше не буду курить марихуану… мне кажется… не моё это всё…       Стоило юному милитаристу упомянуть времяпрепровождение, которому он придавался вместе с пилотом на большой перемене, как оба дежурных по классу с отвращением посмотрели в сторону «Змея Горыныча». Правда, всего на секунду, после чего они тут же вернулись к своим прямым обязанностям.       Сузухара в тот момент разделял чувства своего друга, однако решил воздержаться от столь категоричных высказываний, чтобы не дать Синдзи лишний раз повод над собой поржать.       — Хе-хе-хе… — усмехнулся в ответ лейтенант, после чего своей рукой немного растрепал, и без того не самую аккуратную, причёску очкарика. — Я после своего первого раза так же думал…       Надо сказать, что никто из присутствующих не обратил никакого внимания на этот «хэдпэт», даже сам Айда, просто в его состоянии ему было немного не до этого.       — И зачем ты тогда продолжил курить, если тебе было так паршиво? — спросил Кэнсукэ.       Сложно было сказать, спрашивал ли он это на автомате, просто так, лишь бы хоть чем-то заглушить тишину, либо он правда этого не понимал в этом состоянии, либо он просто был наивным подростком, которому никто никогда ничего не объяснял дальше, чем: «Наркотики — это плохо». У Синдзи не было сейчас возможности провести глубинный анализ эмоций своего собеседника, да и думать он сейчас хотел не больше, чем объяснять школьному простофиле механизм наркотического привыкания, поэтому он просто выдал фразу, которая, по его мнению, должна была быть остроумной:       — Та, у меня на Хоккайдо особо развлечений-то и не было. — улыбнулся пилот. — А из тех, что были, это — самое безобидное.       На самом же деле Синдзи вёл действительно здоровый образ жизни: «Пыхнул — и здорово!».       Естественно, публику его прикол не собрал: Кэнсукэ не понял ответа, Тодзи забыл вопрос, а дежурные уже на подсознательном уровне не могли испытывать к лейтенанту никаких тёплых чувств.       — Эх, ладно… двинули… — пилот осознал две вещи: первое — аудиторию на этой площадке ему не найти, второе — занятия в Nerv сами себя не отходят… хотя, это было бы заебато…       Услышав команду от своего более опытного товарища, два змия собрали свои манатки и поползли за искусителем. Попрощавшись со своими приспешниками на парковке, центральная голова Змея Горыныча двинула на своих колёсах в сторону Геофронта.