Быдло во Франксе.

      Пустота. Всё, что он ощущал в своей голове — это пустота, словно кто-то вынес ему мозги чем-то вроде «Магнума», но это было приятное чувство: отсутствие мыслей, переживаний и волнений. Это было словно прокаченный сон, «Сон 2.0», если будет угодно. В этом состоянии хотелось провести как можно больше времени, словно Тодзи, если не знал, то догадывался, что произойдёт, когда он проснётся…       И вот, его время пришло, по всему его телу словно оживились нервы, передавшие в мозг информацию о значительном дискомфорте, а сам мозг словно налился тяжёлым металлом. Но это спортсмен, при большом желании, ещё мог бы стерпеть, а вот непередаваемое чувство жажды, которое доставляло ему не просто неудобство, а чуть ли не физическую боль, заставило его проснуться.       Приложив усилия, Сузухара всё же смог открыть глаза, издавая при этом звук, характерный, скорее для ожившего мертвеца, чем для существа, у которого сердце ещё бьётся. Проведя несколько минут в неподвижном положении, он в конце концов понял, что находится на крыше многоэтажного дома, прямо за будочкой, в которой, по идее, должен был находиться выход отсюда. Судя по солнцу, сейчас было примерно десять часов утра, или что-то вроде. Проведя анализ данных со своего тела, гопник понял, что он вчера много пил, а также то, что уснул он в положении стоя на коленях, положив свою голову на невысокий бордюр, отделяющий его от высоты четырнадцати этажей свободного падения.       Тодзи после возвращения сознания начал понимать, что всё его тело испытывает сейчас неприятную, хоть и не особо сильную боль. Да, он спал не в самой удобной позе, но боль была слишком сильной, чтобы объясняться лишь этим.       «…так… — подал его мозг признаки существования. — …что вчера вообще было?.. …это… …это такие побочки от кокаина?.. …или… …а я его принимал?.. …что было после того, как Икари достал кокаин?.. …мы ведь отказались… …или нет?.. …он нас уговорил?..»       Задавая себе, в общем-то правильные вопросы, Сузухара хотел было помассировать себе виски, однако, у него это не вышло, так как его пальцы наткнулись на преграду. Ощупав свою голову со всех сторон, Тодзи понял, что его котелок нехило так перебинтован.       «…крепче голову перевязывай! И на шее не экономь! — яркой вспышкой в голову гопника ударило воспоминание с голосом Синдзи. — Если он сегодня сдохнет, я вернусь и заберу свои деньги!..»       После этого момента Тодзи уже не был уверен, так ли сильно он хочет знать, что же произошло прошлой ночью:       «…похоже… …мы вляпались в историю…» — сопоставив все немногочисленные факты, что у него были, Сузухара пришёл к однозначному выводу, ведь когда вечеринку организовывает Синдзи другого исхода быть не может.       Быть может, так спортсмен и предпочёл бы прожить в блаженном неведении всю свою жизнь, однако далее он принялся неспеша сползать с парапета, и в тот момент, когда он коснулся пола своей задницей, он ощутил в анусе необычное и малоприятное чувство. Рефлексы гопника не позволили Тодзи раскрыть в себе новый фетиш и моментально перевернули его на бок, растянув перпендикулярно тому бордюру, который ещё считанные минуты назад служил ему подушкой.       «…так, а это что за дела?..» — попытавшись встать сразу на ноги, Сузухара почувствовал, что в его заднице словно находилась крупная и плотная какашка, которая почему-то никак не хотела покидать прямую кишку.       Ведомый не то любопытством, ни то инстинктом самосохранения (но точно не головой — работай она в своём нормальном режиме в тот момент, спортсмен никогда бы не рискнул проверять что там самостоятельно, он в крайнем случае, дотерпел бы до дома), Тодзи приспустил штаны, по-прежнему лежа на боку. Засунув руку в трусы, Сузухара нащупал на месте своего сфинктера какой-то выпуклый диск. Спортсмену не удалось сразу понять с чем он столкнулся, однако при повторном изучении, Тодзи понял, что эта штуковина уходит куда-то вглубь него, и, приложив усилие (испытав при этом странное и, поверьте мне, очень своеобразное удовольствие), он смог вытащить инородное тело из своего заднего выхода.       Достав из тёмных глубин неизвестности предмет, спортсмен немедленно принялся её осматривать и какого же было его удивление, когда он понял, что держит в руках анальную пробку средних размеров. С одной — приплюснутой — стороны на ней был большой розовый камешек в виде сердечка, а с другой — кусочки Тодзиного гавна.       «Меня… изнасиловали!!! — моментально отреагировало сознание спортсмена. — Чёрт!!! Меня!.. нашампурили! Отымели! Оттарабанили! Продырявили! Выебли в пердак! Приватизировали! Сделали чьей-то сучкой! Сводили на сосисочную вечеринку! Вскрыли мою заднюю дверь! Сделали мой черный выход входом! Приняли в Гильдию Глиномесов! Присвоили квалификацию коричневого археолога! Нафаршировали мою тушку мужским майонезом! Вычеркнули мою задницу из списка мест, в которых не бывала нога человека!.. Боги, прошу вас, нет! Просто нет!!!»       Сузухара не был в состоянии сопротивляться своим порывом, поэтому он просто взял пробку и кинул её в сторону улицы, так далеко как только мог, словно избавившись от свидетельства позора, он мог бы его с себя смыть. Увы, всё было не так просто, и спортсмен, это понимал; он сжался в комочек и беззвучно заплакал, будучи способен сейчас лишь на жалость к себе.       «Подожди! — вдруг сказала ему замерцавшая на горизонте Надежда… (нет, не Бабкина). — Это ведь не единственное объяснение! Пошарь по карманам, авось и вспомнишь, что там произошло на самом деле».       Сузухара выпрямил свою спину и, не обращая внимания на хруст в позвоночнике, расстегнул куртку, желая проверить есть ли под ней какие-то улики. Под курткой он обнаружил пропажу своей майки со Шварценеггером, чьё место сейчас занимали лишь многие слои бинта, начинавшиеся на шее и заканчивающиеся у поясницы.       «…правый хук!.. …левый апперкот!.. …молниеносная двойка в корпус не оставляют нашему новичку никаких шансов…» — вспомнил Тодзи голос динамиков, который окутывал его словно в тумане.       В карманах у Сузухары не нашлось ровно ничего необычного — это были всё те же вещи, наличие которых он проверял вчера, прежде чем пойти на вечеринку, однако не успел он расстроиться по этому поводу, как из-под его подмышки прямо перед ним упал файл, обильно сдобренный банкнотами самого большого номинала.       «Чёрт возьми! Меня вчера точно трахали!!!» — иных объяснений того, как у него мог оказаться двухгодичный (навскидку) бюджет семьи, он представить себе не мог.       На этот раз он уже не смог так просто сдержать свой плач, хоть он и зажал свой рот руками, но они не могли поглотить весь звук, сдержать всю его боль. Сперва он хотел развеять эти деньги по ветру, избавиться от них так же как и от пробки — иной свидетельнице его позора, но вовремя сообразил, что эти деньги могут пригодиться его сестре, и не важно, как они были заработаны, ведь главное, что…       «Твою мать! Меня отодрали!!! Вставили, блять, прям промеж моих молочных японских булочек «Хоккайдо»!!!» — даже мысли о сестре не смогли поднять спортсмену настроение в это тёплое безмятежное осеннее утро, слишком уж тяжело было осознание произошедшего.       «Заработаны? — к тому же заговорила его паранойя. — Даже если в тебе и взбили мужское масло, с чего ты взял, что тебе за это заплатили, тем более столько? Вдруг это вообще не твои деньги?»       В этот момент по мозгу Тодзи больно ударило ещё одно воспоминание.       Он сидит на табуретке перед большим круглым рингом, обильно посыпанным песком. Вокруг ринга построен купол из металлических прутьев, на которых в предвкушении собрались многочисленные представители маргинализированной молодёжи, скандирующие что-то. С противоположного конца ринга на такой же табуретке сидит лысый мужчина средних лет, чья бицуха была толще самого Сузухары раза в два. Кто-то из будки комментаторов называет его «Чемпионом»… кажется…       — Слушай, Икари, а ты уверен в этой затее? — говорил тогда гопник.       Синдзи занюхал немного кокса с большого пальца:       — Конешно! — уверил он своего одноклассника голосом, доверия, по идее, внушать не должным. — Та я таких лошков, как он, по первой ходке мочил, а чем ты хуже?       Фразу про «ходку» и «лошков» он сказал нарочито громко, чтобы его непременно услышала вся арена.       Удар гонга (не бонга, и не бонька).       — Просто уделай его, мы заберём свои деньги и отчалим отсяда. — дал пилот последние напутствие и…       «Чёрт, возьми! Как меня угораздило пойти на это?! — никак не мог понять Сузухара. — На какой исход, я только рассчитывал, кроме этих бинтов?! На гипс?! Или… я всё-таки выиграл?..»       Тодзи конкретно так напряг свою голову в тщетных попытках вспомнить, что было дальше и…       Звёзды. Бесконечные звёзды. Он хотел бы любоваться на них вечно. Если бы только решётка купола не закрывала ему обзор, если бы только кровь не залила ему половину левого глаза. Правый глаз он открыть впринцыпе не мог, воистину, было бы удивительным, после всех тех пропущенных ударов по голове, если бы он у него ещё оставался. Трибуны и комментаторы галдели что-то своё, Тодзи их не слушал, да и было ему плевать. А вот на что ему было не плевать, так это на Айду, нависшего над ним и пытавшегося растолкать:       — Тодзи, Тодзи, ты живой?! — чуть ли не плакал очкарик.       — …э… …да… …кажется… — сказал Сузухара только чтобы успокоить своего друга.       Спортсмен не мог вспомнить, был ли диалог дальше — следующее, что он вспомнил, так этот то, что к ним подошёл улыбающийся ветеран со своей невозмутимой пассией, растянутой улыбкой и руками, полными денег.       Кэнсэке в этот момент рывком подошёл к Синдзи и начал что-то быстро ему говорить недовольным тоном. Лейтенант ему что-то, усмехаясь, на это ответил, но Тодзи не помнил, что именно, но он помнил, что в этот момент обратился к своему однокласснику сам:       — …Икари… …прости… …я подвёл тебя…       В этот момент Синдзи подскочил к голове гопника, демонстрируя кучу денег и широкую улыбку:       — Что ты такое говоришь?! Ты всё сделал просто в точности, как надо! Я даже готов тебя расцеловать!..       И действительно, дальше последовал поцелуй в щёку, от которого Тодзи испытал боль.       — Ой, прости!.. — извинился пилот, после чего принялся рассматривать лицо своего одноклассника.       И чем больше он смотрел на него, тем меньше он излучал радости, и тем больше казался обеспокоенным:       — Я же не в губы его поцеловал? — счёл нужным уточнить лейтенант.       — Нет, это был его нос. — ответил Айда, смотря на своего друга глазами, полными жалости.       — Фу!.. — несколько брезгливо произнёс Синдзи, несмотря на это к нему вернулась улыбка.       Но это была не столько улыбка радости, сколько улыбка исследователя, столкнувшегося с чем-то новым:       — А это что, его глаз вытекает? — поинтересовался пилот, указывая на то место, где у людей со стандартными типами лица находится висок.       — Нет, — на этот раз ответила уже его равнодушная подружка, — это его мозг.       Анализируя показания своих флэшбэков, Тодзи не мог понять главного:       «Так это деньги мои, или нет? Икари держал кучу денег, и говорил, что я всё сделал правильно, но… я ведь проиграл?.. А мы вообще обговаривали мою долю? И это всё-равно ничего не даёт по поводу… по поводу… по поводу моей задницы… Ладно, давайте сделаем так: я спрячу эти деньги и, если никто не вспомнит о них до… до… ну, скажем, до тех пор, пока я не закончу школу, то, значит положу их Сакуре на накопительный счёт. Ух, ну, хоть с этим разобрались!.. А что касается… моего порванного днища, то, если я этого не помню, значит этого не было. Что бы там кто не говорил! Я этого не помню. Какие бы фото и видео не распространяли бы по школе. Этого не было потому, что я этого не помню. Всё это монтаж!!!».       Тяжело выдохнув, выпуская из себя вину за грехи прошлые, Тодзи вытер рукавом слёзы, спрятал деньги во внутреннем кармане куртки и морально приготовился ко встрече с миром, на который у него за последние сутки взгляд очень сильно поменялся.       Сузухара попытался встать, однако с первого раза у него это не получилось: он, по неосторожности, перенёс весь свой вес на правую ногу, не заметив, что у него там от стопы до колена находилась какая-то конструкция, напоминающая шину. Встав со второй попытки, спортсмен примерно понял, как именно ему придётся ходить. Отковыляв к краю будки, он окинул взглядом всю крышу, и… это было не так плохо, насколько он боялся. По крайней мере, они по-прежнему находились в Токио-3, а сам спортсмен смутно припомнил, что вчера после посещения врача в каком-то подвали, они приняли решение продолжить (и, впринцыпе, закончить) вечеринку на крыше того многоэтажного дома, в котором жил Синдзи.       Тодзи вспомнил это, взглянув на грубо вскрытую металлическую дверь, ведущую на крышу: замок был буквально раскурочен. В голове у гопника сразу всплыла картина, как Синдзи упорно орудовал ломом, но его быстро осенило:       «Нет, у него не было лома. Дверь вскрывала… Рэй?..»       Тут ему в голову ударило ещё одно воспоминание.       Он, Айда и Икари, упитые в гавно, монотонно и громко скандируют в одни голос:       — Ломай! Ломай! Ломай!       Этим они ни то подбадривали, ни то подгоняли Аянами, которая в это время… рвала руками металл…       Сузухара, посмотрев на следы взлома и осознав, что они гораздо больше походили не на отметины от лома, а на следы от когтей, понял, что эпизода со вскрытием Аянами двери он тоже не помнит, а, следовательно, его тоже никогда не было, даже если кто-то и будет ему доказывать обратное.       Отойдя от входа по направлению к противоположному краю крыши, откуда из-за будки доносились какие-то отдельные слова и фразы на английском, Тодзи натолкнулся на то место, где они вчера (без)культурно отдыхали. Там были: следы от костра, Синдзин противогаз, приспособленный для табакокурения нетабака, а также Айда, мирно спящий в луже собственной блевоты, неподалёку от вышеобозначенного агрегата.       Грудь очкарика монотонно поднималась и опускалась, и Тодзи не стал будить виновника, так сказать, торжества, нарушать его безмятежный сон. А вот то, что лежало немного в стороне привлекло гораздо больше его интереса: перевёрнутая пятидесятилитровая бочка из-под пива. Увидев хранилище жидкого золота, Сузухара моментально вспомнил про свою жажду и, забыв про личную гигиену и про всякие правила приличия, присосался к трубке, после чего открыл кран. И каково же было его счастье, когда жидкий хлеб струёй ударил ему в горло, да, пиво было уже и близко не холодненьким, но спортсмену в тот момент было на это плевать. Гопнику казалось, что он выпил не менее пары литров, пока жажда не покинула его; так или иначе, он перекрыл кран, кое-как поднялся, дождался, пока чудодейственный хмель не прояснит его разум, после чего двинулся к последней видимой на карте метке.       Спортсмен прошёл дальше к тем непонятным репликам, которые издавал до ужаса знакомый голос. Пройдя всю крышу, Сузухара два раза спотыкался, из-за того, что он периодически неадекватно рассчитывал свои возможности после вчерашних травм, однако ему удалось, несмотря ни на что, удержаться на ногах. Заглянув за будку, ранее закрывающую ему обзор, Тодзи увидел определённую картину и задался вопросом: «И стоило это тех усилий, что я потратил на пересечение крыши?»       За углом Сузухара увидел Синдзи, на котором окромя трусов были лишь наушники (да плеер, в эти самые трусы заправленный). На нём не было его даже привычных очков, а шрам на лице не прикрывал макияж. Пилот… танцевал… точнее, производил танцевальные движения, потому что назвать это танцем было бы неуважительным по отношению ко всем представителям этого творческого ремесла.       — Touch in the night! — негромко воскрикнул он, очевидно подпевая песне, в его наушниках. — It feels like heaven…       Лейтенант стоял лицом к бордюру и боком к своему побитому однокласснику, не замечая того даже боковым зрением. Аянами была рядом с ним, само собой, она сидела на пластиковом стуле прямо за своим парнем и внимательно смотрела на него; её лицо, по старой традиции, не выражало никаких чувств, однако было видно, что девочка действительно очень устала.       — Он давно встал? — не нашёл иного повода спортсмен начать разговор с холодной красавицей. А говорить ему было несколько проблематично ввиду многочисленных травм челюсти и нескольких слоёв бинтов.       Рэй лишь недовольно взглянула на Тодзи, да и то всего на секунду, после чего она вернулась к созерцанию своего избранника, однако из этого взгляда даже такой недалёкий человек, как Сузухара всё понял: «Икари ещё не ложился».       — Я не могла оставить его без присмотра. — всё же объяснилась красноокая няша. — В таком состоянии он мог запросто свалиться с крыши.       — Похвально… — лишь это выдал гопник, охуевая глядя на своего одноклассника, и не понимая, откуда только у него оставались силы колбаситься до сих пор.       Тодзи решился подойти к этой туса-машине и одёрнуть его:       — Э… доброе утро, Икари…       — О! Ты оклемался!.. — пилот улыбался, что в совокупности с его шрамом выглядело как минимум… стрёмно.       Синдзи поставил свою личную тусовку на паузу, снял наушники и повернулся к собеседнику.       — Да, кажется… — неуверенно ответил гопник. — А что ты?..       Сузухара посмотрел на плеер своего собеседника, не зная, чего он там ожидал увидеть, но увидел он, что плеер уже давно разрядился. Что бы Тодзи не хотел спросить мгновение назад, сейчас у него на уме был уже совершенно другой вопрос:       — Ты что, всё-таки нюхал? — в голове у спортсмена всплыло несколько кадров с субтитрами, посвящёнными тому, как Синдзи предлагал им с Кэнсукэ кокаин у борделя, но они категорически отказались… тогда даже, вроде бы Аянами что-то сказала ему, из-за чего он разочаровался и спрятал порошок… по крайней мере, на время…       — Нет. — резко ответил лейтенант.       — А почему нос в муке? — задал Сузухара вопрос на засыпку.       — Что? — пилот провёл ладонью по носу, после чего посмотрел на её содержимое. — Вот же блять… Сторчали меня… Сволочи…       Примерно на секунду пилот так и завис с протянутой рукой, однако уже в следующее мгновение отправил белый порошок в нос — туда же, где, без всякого сомнения, находилось и всё остальное содержимое пакета.       — Если что, Рэй ни слова. — предупредил Синдзи Сузухару.       Спортсмен же решил посмотреть в сторону Аянами: он верно догадался, лицо девушки было искажено гримасой крайнего недовольства.       — Да, хорошо, конечно… — пообещал Тодзи.       Синдзи на это лишь широко улыбнулся и собирался снова надеть наушники, чтобы продолжить свою тусовку в одно лицо насколько в его крови хватит волшебства, однако Сузухара не намеривался заканчивать на этом разговор:       — Икари… — прервал его спортсмен. — Не пойми меня неправильно, но… может, уже закончим вечеринку? Ведь и Кэнсукэ уже отрубился…       Синдзи заглянул за угол и, убедившись в правдивости слов своего одноклассника, дал отмашку:       — Ну, ладно. — довольно спокойно отреагировал он. — Удачи вам, пацаны.       После этого пилот собирался продолжить свои пьяные танцы, но Тодзи не собирался оставлять его в таком состоянии:       — Ты тоже.       На это пилот лишь недовольно фыркнул, приготовившись снова напялить наушники, однако Сузухара оказался быстрее:       — Икари, послушай, ты сейчас пьян. Ты не в состоянии адекватно оценивать реальность. Ты тусишь беспрерывно уже больше двенадцати часов, и мы все истощены: я, Кэнсукэ… даже Аянами. А ты, хоть ты этого и не чувствуешь, устал больше всех. И, если ты не отправишься прямо сейчас в постель, завтра ты об этом ещё очень пожалеешь. — Тодзи мало что знал, о том состоянии сознания, в котором сейчас находился его приятель, но так его мама говорила с отцом, когда тот перебирал с алкоголем, у неё это работало.       Лейтенант несколько погрустнел, перевёл взгляд с Сузухары на Рэй и, получив от неё короткий кивок, тяжело вздохнул:       — Ладно. — безрадостно сказал он, после чего принялся искать свои штаны по полу. — Запакуй установку и буди Кэнсукэ.       Дальше последовали довольно медленные сборы. Кэнсукэ, кстати, был не рад, что его разбудили, однако он упорно боролся со сном, стоя у выхода и опираясь на стенку; блевоту с лица он вытер, а вот об своей одежде он то ли забыл, то ли забил. Вскоре были готовы и все остальные, Тодзи вручил Синдзи, который уже оделся в свой офицерский мундир, тот самый его пакет, подаривший вчера компании немало веселья… скорее всего… по идее…       «Дуй! Дуй! Дуй!» — очередное воспоминание ударило в голову Сузухары; оно было размытым, но было ясно, что на этой крыше кто-то что-то скандировал кому-то.       И вот, компания уже была готова уходить, как вдруг бочка привлекла внимания спортсмена:       — А её не будем забирать? — спросил он у ветерана.       — Не, уборщики ею займутся… — лениво ответил Синдзи, протирая свои очки.       — Там как-бы пиво осталось… — возразил Тодзи.       — Так мы туда все нассали. — привёл его собеседник контраргумент.       — Втроём? — удивлённый Сузухара задал этот вопрос, чтобы замаскировать отрыжку, которая из глубин его желудка подошла практически к основанию языка.       — Вчетвером. — поправил того пилот.       Тодзи с удивлением и ужасом посмотрел на Рэй, которая в этот момент смотрела не на своего парня, как обычно, а куда-то в сторону, словно весь происходящий диалог её совсем не касался.       «А я даже рад, что не всё помню» — отдал себе отчёт спортсмен, после чего благополучно забыл весь этот разговор, однако, пилоту было, что добавить:       — А ты что вообще помнишь? — поинтересовался тот.       — …фрагменты… — неопределённо ответил спортсмен, в тайне не желая вспоминать ещё что-то.       — Тогда запоминай, — со всей серьёзностью обратился к нему Синдзи, — ты через два дня, — пилот для подчёркивания важности этой информации показал своему однокласснику два пальца, притом лишь один из них был средним — второй был указательным, — ты идёшь в больничку, тебе там сменят повязки.       — В какую больничку? — переспросил Сузухара.       — Та я ебу что ли? В ту, в которую тебя мамка с папкой водят.       — И что мне им сказать? — задал он резонный вопрос.       — Скажи, что это был праздник, и что ты знаешь, как оперативно они реагируют на вызовы в праздники, мол: «Ничего личного парни, но я просто хотел жить, поэтому пошёл к чёрному доктору».       — И им этого хватит?       — Обычно хватает. — ответил ветеран. — Иногда, конечно, попадаются ушлые. Начинают спрашивать: «А вы пробовали связаться со скорой помощью?», на что ты отвечаешь…       — «Ничего личного, но времени было мало, и я выбрал проверенный вариант»? — уточнил спортсмен.       — Да, что-то вроде этого. — улыбнулся Синдзи. — Если вдруг начнут спрашивать, кто врач, где находится чёрная клиника, то ты говори правду: «Не знаю, не помню, меня туда привёл мой хороший друг, лейтенант Икари Синдзи». Не бойся на меня ссылаться, главное, говори моё полное звание.       — Спасибо. — искренне поблагодарил его спортсмен, поняв, что этот нахал, впрочем, не такой уж и плохой парень, каким пытался показаться. Точнее, нет, парень-то он плохой, просто не такой уж и говнистый.       Испытывая к этому человеку теперь лишь признание, благодарность и уважение, Сузухара не мог заткнуть свою совесть, которая твердила ему, что ему необходимо разобраться с ещё одним вопросом.       — И… Икари… — остановил ещё раз он пилота, готовящегося спускаться с крыши. — Когда я проснулся, я нашёл у себя пачку денег…       — Радуйся. Обычно после подобных пьянок денег никто не находит. — усмехнулся тот.       — Так это мои деньги? — поставил спортсмен вопрос прямо, показав ветерану файлик.       — Ну, в твоей куртке могут быть только твои деньги, так что, да… — не очень прямолинейно ответил ветеран.       — А откуда они?       — Это твоя доля за бой. — без витиеватостей ответил Синдзи, который, казалось, тоже начинал испытывать усталость.       — Но я же проиграл?.. — уточнил Сузухара.       — Да, но… мы ставили деньги на то, что ты продержишься минуту, а ты пережил почти весь раунд.       — А такие ставки разве делаются?       — О, да, делаются. — Синдзи закурил сигарету. — И иногда по ним коэффициенты, как в твоём случае, достигают один к шестидесяти пяти.       После получения этой информации, Тодзи не был уверен, что ему следует по этому поводу чувствовать: ни то благодарить Синдзи за предоставленную возможность поднять бабла, ни то злиться на него за то, что он отправил его на ринг; поэтому он принял это как должное, лишний раз не забивая себе голову вопросами морали.       Тодзи, несмотря на свою повреждённую ногу и грязную одёжку своего друга, взял своего очкастого друга под мышку и принялся спускаться вместе с ним по лестнице.       — Я оплачу нам такси… — пробурчал Айда, остатками своего мозга, понимая, что таким Макаром далеко они не уйдут.       — Оплатишь, оплатишь… — уверил того спортсмен, после чего Кэнсукэ опять провалился в состояние блаженного неведения, и Тодзи добавил уже не так уверено. — Кудаж ты денешься…       Несомненно, это была дань влиянию ветерана. Так, или иначе, но Айда и Сузухара покинули здание, в то время, как Синдзи и Рэй спустились на двенадцатый этаж, после чего проследовали в их, а точнее, в квартиру Мисато.       Когда наша сладкая парочка Twiх вошла в хату, они застали хозяйку жилого помещения сидевшей на кухне, завёрнутой в одеяло и пившей какао.       — Привет, Мисато, — счёл нужным поздороваться с ней Синдзи, — как прошла вечеринка?       В ответ на это радостное приветствие, Кацураги обернулась и со злобой и недовольством посмотрела в сторону своих квартирантов, демонстрируя огромный фингал под левым глазом.       — Ого! — по-прежнему улыбался пилот. — Это же не я тебя так?..       Мисато, видимо, в порыве ярости, запустила в своего подчинённого чашку, однако та не достигла своей цели, и не благодаря рефлексам Ветерана Стрел: он даже не успел испугаться. Чашку поймала за донышко, невозмутимо стоящая за своим избранником, Рэй, остановив её движение в считанных сантиметрах от, и без того не очень целого, лица пилота.       Синдзи, не зная, как ему на такое реагировать, сделал вид, что так всё и было задумано и продолжил улыбаться. Мисато недовольно посмотрела на Рэй, однако девушка ответила не менее недовольным взглядом, от которого капитанша передумала вступать с ней в противостояние, вернувшись к более лёгкой мишени — к лейтенанту.       — Ещё не хватало!.. — возмутилась девушка и повернулась к собеседнику, готовясь к долгому разговору. — Синдзи, ты что натворил?       Рэй на эту реплику никак не отреагировала, лишь поставив чашку рядом на стол.       Ветеран в этот момент принялся перебирать в своей голове воспоминания о вчерашнем вечере, пытаясь понять, на что именно сейчас злится его командир.       К счастью, Мисато не требовала немедленного ответа, она сперва хотела выговориться:       — Нет, я, конечно, всё понимаю: вы — подростки, и всё такое, вам хочется побунтарить, но… Почему нельзя было тихо и спокойно где-то выпить пива и разойтись?       — Пить пиво втихаря? — чуть ли не возмущался ветеран. — Нам по двенадцать лет что ли?       Мисато совершенно не ожидала подобного аргумента, хотя ей, откровенно говоря, следовало бы. Синдзи, тем временем, продолжал:       — Мы что, не имеем права пару раз в году нормально отдохнуть?       — Значит, то, что ты въехал через витрину в музыкальный магазин, взял бас-гитару, включил в машине колонки на полную громкость, и принялся изображать из себя Алана Шмуклера, играя на неподключенный гитаре на крыше автомобиля — это, по-твоему, нормальный отдых?!       «А, так вот, чего она так раздраконилась… Я уж было подумал, что тут что-то серьёзное…»       — Я поставил в магазине знак «Парковка Nerv». — возразил лейтенант. — Так что, я не нарушил никаких законов.       — «Не нарушил никаких законов»?! — недовольно переспросила Мисато. — Ты избил этой гитарой троих полицейских.       — Они не исполнили прямой приказ офицера Nerv.       — Как они должны были понять, что ты из Nerv? Поверить на слово человеку, устроившему натуральный дебош?       — Я хотел им показать удостоверение, но один из них наставил на меня волыну, — объяснился юнец, — а дальше… там дальше работали уже мои рефлексы. Кстати, мне впервые в жизни удалось выхватить хлыстом пистолет из рук!       — И ты предлагаешь мне тебя с этим поздравить?       — Ну, как вариант. — усмехнулся пилот.       — Ты вообще помнишь, как у тебя оказался в руках «хлыст»?..       Вот этот вопрос поставил молодого лейтенанта в тупик, и он начал лихорадочно восстанавливать нейронные связи.       — Это была струна, Синдзи! — напомнила ему Мисато. — Ты нанёс тому полицейскому серьёзную рану, из-за которой он ещё три месяца не сможет работать.       — А, так я ему подарил три месяца оплачиваемого отпуска по «ранению при исполнении»? Ну, шо я могу сказать, он может меня не благодарить.       «Он это серьёзно? — про себя удивилась Мисато. — Ну, да, конечно, о чём это я, он ведь именно так и думает».       — Ты заехал в фонтан напротив городского магистрата. — перешла она к следующему пункту своего «обвинения». — Зачем?       — Не, ну а хули он говорил, что у меня не получится?!       — Кто говорил?       — Не помню… — ответил пилот уже не так уверенно. — Мужик какой-то.       «Яж его, вроде, и коксом угощал, а лица вспомнить не могу…» — сокрушался про себя Синдзи.       Поняв, что разговоры тут бесполезны, Кацураги тяжело выдохнула. Да, она хотела узнать у своего подопечного, как ему удалось мало того, что зарулить в этот фонтан, так ещё и выехать потом обратно, но она слишком обиделась:       — Рэй, ну а ты что?.. — от нечего делать, она уж было вознадеялась использовать Аянами для воспитания лейтенанта. Да, надежды на этот вариант было немного, но других вариантов к тому моменту уже не осталась. — Ты ведь была там. Почему ты его не образумила?       — Я сделала всё что могла. — холодно ответила она. — И мне удалось отговорить его от наиболее опасных планов.       Осознав, что она не хочет знать не только то, что там Синдзи ещё планировал, но и то, что не успело ещё попасть в полицейские сводки, Мисато молча дала знак подросткам, чтоб те проваливали с её глаз. Оставшись в одиночестве, капитанша, положила себя в рот остаток холодной вчерашней лазаньи из дорогущего итальянского ресторана, которая, почему-то, даже будучи тёплой, своими вкусовыми качествами отличалась от стряпни директорского сынка отнюдь не в лучшую сторону. Получив ещё один повод для расстройства, Кацураги приложила кусок льда к своему фингалу, после чего, разочарованная и неудовлетворённая, пошла в свою комнату.       Синдзи же до последнего и не чувствовал себя усталым, однако стоило его голове коснуться подушки, как он откинулся буквально замертво, и проспал практически сутки, в которые всю работу по дому, включая, к нескрываемому неудовольствию Мисато, готовку, выполняла Рэй. Пилот мог бы проспать ещё часов двенадцать, однако необходимость посещения школы в лице Рэй разбудила его.       Уже за завтраком начинающий тусовщик испытал на своей шкуре все прелести кокаинового отходняка, а это мало походило на отходняк от травки: если после травы мозг просто очень медленно запускается, то после кокаина тебе было в первую очередь ужасного грустно, а во вторую — больно во всём теле изнутри; в этом состоянии в Синдзи боролись два чувства: желание больше никогда не иметь дело с белым порошком, а так же нестерпимая потребность найти где-нибудь ещё хотя-бы грамма полтора.       Однако, внешне это смятение никак не проявлялось, а выглядел он просто ужасно невыспавшимся, на что Мисато, хотела, конечно, выдать какую-нибудь язвительную реплику, однако потом она решил быть выше этого… На самом деле, она просто не смогла придумать чего-нибудь достаточно едкого и смешного — сама ведь тоже не очень выспалась.       К тому моменту, как жильцы закончили свою трапезу, в дверь постучали не менее, чем Синдзи, убитые Айда и Тодзи. И если Айда был просто убитый, то Тодзи был ещё и перебинтован. У Мисато, конечно, возникли некоторые вопросы, но она быстро поняла, что ей по-прежнему слишком мало платят для всего этого дерьма.       Спустя несколько минут, компания уже расселась за свои привычные места в машине Синдзи, после чего пилот на пять минут просто завис. В какой-то момент он хотел послать всё это нахер и заказать такси, но понял, что потом же ему придётся как-то добираться до Геофронта, после чего автомобиль с черепашьей скоростью поехал по улицам города. Припарковавшись на своём личном месте, ветеран вместе со своей компанией вышел из машины, и тут же угодил под любопытный взгляд своих однокашников, наблюдавших за парковкой со второго этажа школы. Школьники тут же начали активно переговариваться, очевидно обсуждая убитый вид их местной легенды и его товарищей, благо, что из-за стекла Синдзи этого не слышал, да и до поры до времени ему на это было просто плевать. Пилот хотел бы как можно быстрее добраться до своего класса, чтобы вернуть себя в мир грёз, однако, у Айды были другие планы:       — Извини, можно тебя на пару слов? — спросил очкарик у самого входа в школу.       От нечего делать ветеран кивнул Сузухаре и Аянами, чтобы те шли в класс одни, однако те отошли лишь к лестнице, в то время как Синдзи остался с Кэнсукэ снаружи.       — Слушай, — начал юный милитарист, — ты, случайно, не помнишь, употреблял ли я тогда кокаин?..       — Не помню… — честно признался ветеран. — А почему ты спрашиваешь?       — Да… странное чувство у меня… мне словно чего-то вот прямо не хватает. Я думал: «Может пиво?», но нет, не пиво. И травки я не хочу… И я вот думаю, может я попробовал кокаин, подсел на него и теперь не помню?..       — У тебя за один раз не может выработаться физиологическая зависимость, в худшем случае — психологическая. И, раз ты не помнишь, то психологическую зависимость ты можешь получить только самовнушением…       — Так что мне делать? — спросил очкарик, услышав от своего гоповатого слишком много умных слов в одном предложении.       — Кокаин выводится из организма за две недели. На это время переведи своё тело на режим «очистка», и, если это твоё ощущение за это время не пройдёт, значит, будь уверен, что это самовнушение. — на самом деле всё работало не так, но Синдзи решил, что это предельное упрощение поможет его приятелю лучше решить его проблему.       — Так, хорошо… — обрадовался Кэнсукэ, что его проблема всё же имеет простое решение. — А как… э… «перевести тело» на… этот решим?.. Никаких наркотиков, да?       — Никаких наркотиков, никотина, алкоголя. Даже кофе лучше исключить. Только чай и сбалансированное питание. И пей побольше воды. Обыкновенной воды, без газа и всех эти вкусов новомодных.       Испытывающий неебическое чувство благодарности к своему кумиру, очкарик всё намотал на ус, после чего зашёл в школу вместе с остальными своими друзьями. Лишь на подходе к классу Синдзи как-бы невзначай замедлил шаг и, оторвавшись от спортсмена с милитаристом на необходимое расстояние, тихо и быстро шепнул Рэй:       — Очкастый вчера нюхал порошок?       — Одну дорожку, четверть грамма. — равнодушно констатировала она.       Да, Синдзи следовало это знать. А вот то, что снюхивал он эту дорожку с груди Аянами, напоминать было необязательно, и Рэй, научившись уже гораздо лучше понимать людей, сознательно предпочла не упоминать этот факт.       Четвёрка добралась до школы достаточно поздно, на самом деле, они вошли в класс перед самым началом уроков, поэтому он был полон. Детишки встретились со своими друзьями после праздников и делились друг с другом тем впечатлениями, что они получили на различных вечеринках; при таких условиях, неудивительно, что взоры всех присутствовавших оказались прикованы к тем, кого на этот Хэлловин неплохо так прокатили. Поняв, что лица их одноклассников выражают не печаль и обиду на весь мир, а усталость от грандиознейшего разколбаса, школьники поумерили свой гонор; а изучив окровавленные бинты Сузухары, они поняли, что насколько «весёлой» не казались бы им их вечеринки ещё минуту назад, в реальности, они были довольно тухлыми.       Неожиданно для себя поймав столько удивлённых взглядов, компания на мгновение остолбенела, замерев у доски. Этого мгновения оказалась более чем достаточно для старосты, которая, едва заметив их местную «мумию», забыв обо всём, подбежала к Сузухаре:       — О, боги, Тодзи?! Ты цел?! Что произошло?! Тебе больно?!.       Староста задавала вопросы так быстро и в таком количестве, что спортсмен не успевал не то, что отвечать на них, но даже и просто их запоминать. А то ли началось, когда она взглянула на его ногу:       — Ты можешь ходить?! — спросила она, даже не пытаясь поставить себе вопрос: «Как он добрался до школы?». — Идём, я тебя провожу до парты…       Не дав своему однокласснику времени отреагировать, она взвалила его на себя и потащила к парте. Синдзи и Кэнсукэ, глядя на эту сцену, улыбнулись и проследовали к своим местам. Дальше Хикари принялась бегать вокруг спортсмена, словно гиперопекающая мамаша вокруг своего драгоценного дитятки:       — Тебе так удобно сидеть? Может тебе чего-нибудь принести?       Ветеран и очкарик, словно забыв про усталость, то и дело, словно невзначай, смотрели в их сторону и тихо хихикали, пытаясь не заржать в голосину; а Тодзи в это время думал. Думал, вспоминая события прошедшего Хэлловина. Думал, о том, сколько он всего пережил, сколько он всего сделал. Думал о том, какой путь он прошёл. Он понял, что вошёл в этот класс уже не тем человеком, которым он отсюда выходил, он стал каким-то более… взрослым, что ли… Он рассудил, что такому человеку не пристало стыдиться своих желаний, и что последствия признания уж точно не будут хуже всего того, через что этот пилот заставил его пройти просто ради развлечения.       — Староста. — уверенно сказал он, перебив девушку.       — Да? — удивилась она.       Дальше всё было словно на автомате. Сузухара встал со стула, повернулся к Хикари, выдержал четверть секунды, после чего поклонился ей, согнувшись буквой «Г»:       — Староста, прошу встречайся со мной! — произнёс он так громко, как мог, не срываясь при этом на крик.       Смешки. Блевота. Звуки отвращения. Тодзи, казалось был готов ко всему, но только не к тому, что произошло дальше. Староста быстро поклонилась ему в ответ и, покраснев, выдала:       — Хорошо.       После этого подростки, краснея, разошлись каждый на своё место, стараясь пока не смотреть в сторону своей новообразованной второй половинки.       — Ё-ху! — Синдзи счёл нужным этим выкриком поддержать своего друга, чем вогнал того ещё в большую краску. Правда, последовавшие далее совместные аплодисменты от пилота и милитариста заставили спортсмена вообще пожалеть о своей смелости.       Видя весь этот ужас, что происходил сейчас в класс, весь 2-А задался немым вопросом: «Что же творилось на вечеринке Айды?», и в головы им лезли лишь ассоциации с фильмом «Сквозь Горизонт». Так или иначе, но узнать правду им было не суждено, так как все понимали, что их на подобные мероприятия, к сожалению (а, может быть, и к счастью) больше никогда не пригласят.       Где-то в этот момент в класс вошёл педагог, и Синдзи, наконец, получил возможность сделать то, зачем он пришёл сегодня в школу — отоспаться. К нему временами пытался присоединиться и Кэнсукэ, но у него не было такого же блата, поэтому учителя раз за разом прерывали его сон, не давая подрастающему детскому организму нормально восстановиться.       Синдзи же продолжал спать дальше, однако и его сон был прерван, правда не столь бесцеремонно. Открыв свои гляделки, ветеран обнаружил, что солнце находится совсем не в том положении, в котором оно было, когда он засыпал, а в классе, кроме, разбудившей его, Рэй остались только спящий Кэнсукэ, да Сузухара со старостой, о чём-то смущённо, но мило трепещущееся у противоположной стены класса.       — Уже большая перемена? — сонно спросил лейтенант, оценив обстановку.       — Нет, уроки уже закончились. — проинформировала его седовласая нимфа.       — Значит, нам пора ехать в Nerv… — сказал пилот вслух, чтобы лучше собраться со своими мыслями.       В ответ на эту реплику Рэй на секунду недовольно поморщилась, но ничего не сказала.       — Что-то не так? — больше на автомате спросил пилот.       Рэй на полсекунды задержалась, однако потом подняла свою правую руку, демонстрируя возлюбленному две пластиковых коробки, связанные белой тканью:       — Мисато рассказала мне как готовить бэнто. Хорошие девушки ведь готовят своим парням бэнто. Я надеялась, что мы сможем пообедать сегодня в классе, но ты спал, и мне не хотелось тебя будить, а теперь нам нужно ехать в Геофронт…       «Чёрт возьми!.. — подумал Синдзи. — Она всегда была такой милой, или это очередное последствие кокаиновой ломки?».       Под этим освящением Рэй выглядела как-то… определённо иначе. Девушка, которая раньше демонстрировала проявление лишь наиболее сильных эмоций, либо эти эмоции просто изображавшая, сейчас, казалось, делала первые шаги в человеческую мимику — робко, неуверенно, но по её лицу было понятно, что сейчас она испытывает расстройство. Не вселенское расстройство, чтобы прочитать которое нужно было быть, как минимум, заправским картёжником; не расстройство, которое нужно было обозначить, потому что его демонстрация требовалась от социального существа в данный момент, а простое человеческое расстройство («девичья обида», если хотите) вызванное тем, что у неё не получилось реализовать её планы со своим парнем.       — Я думаю, если мы опоздаем минут на десять, то никто этого даже не заметит. — улыбнувшись, ветеран сказал единственно возможную фразу в этой ситуации.       На удивление, Рэй не понадобилось ни разжёвывать намёк, ни повторять приглашение и она, кротко улыбнувшись, развернула свой стул к парте Синдзи, после чего расставила на нём две порции уже остывшего обеда.       Не сильно переживая за соблюдение приличий, лейтенант хотел уже приступить к трапезе, однако к их месту дислокации прибыли, держащиеся за ручку, Тодзи и староста.       — Приятного аппетита. — пожелала девушка, а что Синдзи лишь кивнул, давая знак быстрее переходить к делу.       Тут в диалог вступил спортсмен:       — Я завтра пойду в больницу, поэтому я решил предупредить, что не смогу присутствовать на клубных занятиях.       — Как это «не сможешь»? — пилот ни то удивился, ни то разозлился.       — Ты ведь сам говорил…       — Сходишь в больницу вместо уроков. — прервал его лейтенант. — А завтра ты мне нужен в клубе.       В ответ на эту фразу и Тодзи, и староста несколько сникли, поэтому Синдзи решил всё же сжалиться:       — Если так хочешь, можешь пропустить занятие в четверг.       Тодзи и староста переглянулись и спортсмен, увидев, что его девушка улыбается, ответил своему главе:       — Я, пожалуй, воспользуюсь этой возможностью.       — Ладно, мне пора. — сказала Хикари, удовлетворившись ответом. — До встречи.       Девушка неспеша направилась к выходу, и Тодзи планировал проводить её сегодня хотя-бы до её клуба, однако у пилота для него было ещё одно дело:       — Сузухара. — окликнул он его, когда спортсмен был уже у самого выхода, и тот сперва повернулся к источнику звука, а потом к своей девушке, однако та уже успела скрыться за углом, поэтому Тодзи не осталось ничего, кроме как откликнуться на зов.       — Что? — спросил он, подойдя к парте Синдзи.       — Ты не забыл про пробку? — перешёл ветеран сразу к делу.       — Какую пробку? — сразу не сообразил спортсмен, поэтому его удивление вышло правдоподобным.       — Напоминаю, ровно одну ночь назад, на крыше у нас встал вопрос: «Куда бы нам спрятать анальную пробку?», и ты сразу же загорелся, орал ещё: «У меня есть одно супер-надёжное место! Оно всегда на замке! Никому туда не войти! Там ничего не теряется!». Вспоминаешь?       — Нет… — невозмутимо ответил Тодзи.       «Блядь! Блять! Пиздец!..» — думал он в это время.       Тугие бинты позволяли спортсмену держать каменное лицо, если бы не они, Синдзи бы уже давно прочитал бы его, словно открытую книгу… открытую книгу на латыни, однако у ветерана возникли лишь неопределённые подозрения.       — Хорошо, ты не помнишь, но может ты понимаешь о каком месте я говорю, или ты нашёл её, когда проснулся?..       — Я сейчас вообще не понимаю, о чём ты говоришь. — поняв, что уходя в отрицалово, он рано или поздно расколется, Сузухара решил перейти в наступление. — А ты уверен, что это тебе не приснилось?       По лицу Синдзи было ясно, что уверенности в этом у него не было — такова цена активного использования каннабиноидов.       — А ты, случайно, не помнишь, зачем вообще нам было прятать пробку?       По пилоту было видно, что он пытался вспомнить ответ на этот вопрос.       — Просто, — решил ковать железо, пока горячо, Тодзи, — если она была какой-то дорогой, и ты говоришь, что я взял её на хранение, то я верю тебе. Давай я тогда просто заплачу тебе за неё? Сколько она стоила?       — Я не помню. — вынужден был признать ветеран.       — А ты помнишь, откуда она вообще у нас была? — продолжал давить Сузухара.       — Нет, не помню. — напряжение извилин ничего не дало пилоту.       Шансы Тодзи на выход из этой ситуации с сохранением достоинства и так были достаточно высоки, так тут к нему пришла помощь, откуда не ждали.       — Я тоже не помню никакой пробки. — сказала Рэй.       Синдзи перевёл взгляд со спортсмена на девушку и обратно, после чего пораскинул мозгами ещё немного:       — Ладно, извини… — после этого ветеран открыл своё бэнто.       — Я могу идти? — счёл нужным уточнить Сузухара.       — Да. — коротко ответил пилот. — Только забери Кэнсукэ.       Тодзи не понимал что произошло: ни то Рэй не терпелось побыстрее избавиться ото всех в помещении лишних, ни то Икари действительно каким-то образом смог пробудить в ней человечность; но он знал лишь одно — так или иначе, ему следует благодарить эту девушку за то, что она спасла его репутацию. Проходя мимо неё, он посмотрел ей в глаза, желая выразить свою признательность, однако там он не нашёл ничего, кроме презрения, да ещё и такого ядовитого и концентрированного, что успел пожалеть о том, что не признался во всём Синдзи. Как бы Сузухара не стремался Рэй раньше, после этого момента он не боялся ничего больше, чем её.       Оставшись же наедине, сладкая парочка насладилась совместным обедом. И, для Синдзи это событие было примечательно тем, что впервые за всю историю приёмов пищи с Рэй он впервые наслаждался не только, да уже и не столько «обедом», сколько «совместным». Да, для этого потребовалось какое-то время и кокаиновая ломка, но в конце концов, он смог взглянуть на своё положение с другого угла, с угла очевидного для всех, но крайне необычного для пилота. Просто он посмотрел на свою девушку, попробовал приготовленную ею еду: да, и девушка иногда бывает ужасно упрямой, да и еде далеко до идеала, но и в том, и в другом было самое главное — старание. Просто сколько девушек готовы были измениться ради своего парня? — На самом деле таких было достаточно много, а вот сколькие были готовы ради него вырасти? Именно ради парня, а не для того, чтобы в перспективе найти себе ухажёра побогаче? — Таких реально можно было пересчитать по пальцам, и то половина из них на поверку оказывались ветренными дурочками, у которых сегодня — одна «любовь до гроба», а через неделю — уже другая.       Рэй была не просто козырем против отца, не просто удобным инструментом для удовлетворения потребностей в еде и сэксе, она была в первую очередь всегда рядом; она была готова защищать его, помогать ему, и даже оставить свои хотелки, лишь бы ему было хорошо. Чёрт возьми, она даже простила ему измену, а это о чём-то да говорит. Синдзи в этот момент окончательно понял, что несмотря на все свои разговоры о том, как он поступает по справедливости, по понятиям, и о том, какие все вокруг беспредельщики и позеры, то, как он поступал с Рэй никакими понятиями не оправдать. Да, она — не человек, но так ведь и по понятиям живодёров наказывают не гуманнее, чем насильников. Ветеран Стрел осознал, что он хочет попробовать, хотя-бы просто попробовать, не играть любящего парня, а побыть, даже если не любящим, то просто чьим-то парнем, но по-настоящему; и кто во всём мире заслуживал права стать девушкой Спасителя Человечества, больше, чем та, кто приложил столько усилий лишь бы ему было хорошо?..       — Аделаида, например. — предположило альтер-эго.       — Блять, вот обязательно было напоминать мне об этой шалаве?! — возмутился Синдзи. — Я вообще-то ел!       Да, конечно, Рэй — нечеловек, но ведь у каждого есть свои недостатки, и если уж на то пошло, то у неё это был чуть ли не единственный недостаток, который на фоне недостатков Синдзи казался столь ничтожным, как… как… так, нужно подобрать аналогию… «прямо как Украина на фоне остальных европейских государств»! Во!       Обед закончился, и парочка пошла к автомобилю. И вот, вроде, и не обменялись они во время приёма пищи каким-то важными репликами, но что-то между ними определённо произошло это, казалось, чувствовала и Рэй. Однако девушка постеснялась делать следующий шаг, зато этого не постеснялся сделать Синдзи: он вложил свою руку в руку девушки, и так они и прошлись до выхода. Рэй была счастлива, что впервые они держались за руки по его инициативе.       Занятия в Nerv прошли без каких-либо значимых событий, а по возвращению домой пилоты заварили чай и потрахались. Так же, укладываясь в определение «рутинные» прошли и вечер, и утро следующего дня.       Интересные события начались в клубе, куда Синдзи после собрания глав кружков пришёл с пятиминутным опозданием т.е. с таким неуважением к установленному распорядку, которое он бы не простил никому из участников.       — И зачем я тебе был нужен? — поинтересовался первым делом Сузухара.       — Для массовости. — спокойно ответил ветеран. — Когда проводишь чистку, важно создать у коллектива видимость сплочённости элиты.       — «Чистки»… «элита»? О чём ты вообще говоришь? — недоумевал спортсмен.       — Сейчас увидишь. — усмехнулся пилот, после чего обратился к Айде, но так громко, чтобы это слышал весь клуб. — Кэнсукэ, а теперь покажи мне пальцем на всех, кто обещал прийти к тебе на вечеринку.       «Блять, ну пиздец…» — пронеслась эта мысль у большинства здесь присутствующих, даже у тех, кто такого обещания не давал.       Очкарик поначалу хотел отказаться или образумить своего кумира, однако всего одного взгляда через очки хватило, чтобы сломить всю его волю.       — Икари!.. — всё же решился выступить Сузухара, однако тот был остановлен жестом.       — Что я говорил тебе о сплочённости элиты? Показывай. — Синдзи удалось не только заткнуть внутреннюю оппозицию, но и переключиться обратно на составление своих личных проскрипций.       Айда мялся, он не хотел стучать, и взгляды десятков глаз: как угрожающих, так и молящих, не добавляли ему уверенности, однако, когда за спиной раздался голос, которого он боялся гораздо больше, чем всех остальных в этом помещении вместе взятых, его палец так и указал на одного из виновников.       — Уже хорошо. — улыбнулся Синдзи, после чего взял у Сузухары список участников. — Фамилия?       Опознанный молчал.       — Мне сейчас что, отдать строю команду «думать»? — спросил пилот, теряя терпение.       Поняв, что за это весь строй его строем и выебет, обвиняемый заговорил:       — Накано…       — Из числа участников Клуба Самообороны отчислен. — глава вычеркнул участника из списка. — Кто ещё?       Сперва Накано испугался, потом разозлился, потом был готов броситься в ноги и умолять о прощении, а потом понял, что он и так испытал достаточно унижений в этом клубе, после чего покинул здание.       Когда чистка была проведена, Синдзи проверил список и вздохнул от неудовольствия, что под сокращение попало всего четыре фамилии.       — Это всё, точно больше никто? — раздражённо спросил он у Кэнсукэ, и тот лишь расстроенно пожал плечами, потому что не мог дать кумиру того, что тот от него хотел: ещё больше имён.       Разочарованно вздохнув, лейтенант решил уже лично пройтись по строю в надежде, что это поможет выгнать из клуба ещё хотя-бы парочку человек:       — То есть, ты хочешь сказать, что этот не обещал прийти? — Синдзи показал на участника, который в прошлые разы больше всего привлекал на себя его внимание.       — Нет. — спокойно ответил участник.       — Он сказал, что не уверен, и что подумает над предложением. — подтвердил Кэнсукэ.       — Вот как? — переспросил Синдзи. — Как тебя вообще зовут?       — Казаки. Казаки Иссэй, погоняло «Ролета». — отчитался пацанёнок.       — Казаки, значит… — нашёл пилот его в списке участников. — Так ты, Казаки, у нас из тех пидарков, кто переводят свои погремухи на шарракум, и думают, что это добавляет им авторитета?       В этот момент «Ролета» стал мрачнее тучи, а два гопника в конце строя заржали, и Синдзи им и слова не сказал: это был важный воспитательный момент.       — Меня зовут Казаки Иссэй, погоняло «Барабан». — исправился он.       — Уже лучше. — отметил Ветеран Стрел. — Скажи-ка тогда мне, Барабан, как же так вышло, что ты подумал и решил не идти на ту вечеринку, на которой тебя обещали халявное бухло и анашу?       — Если по чесноку, то я рассудил, что это какое-то наебалово. — отчитался Казаки. — Уж больно складно стелили и слишком много обещали.       — А вот это правильно, за предосторожность хвалю. — без иронии сказал лейтенант. — Как и за то, что не стал разбрасываться обещаниями.       Пилот кивнул, после чего отошёл от Барабана.       — Если вы вдруг не поняли, — начал он зачитывать своё обращение, шагая вдоль строя то в одну сторону, то в другую, — в чём был смысл того, что только что произошло на ваших глазах с вашими уже бывшими товарищами, то я растолкую. Я готов терпеть в своё окружении убийц, грабителей, педофилов; монархистов, социалистов, демократов. Но я никогда не потерплю рядом с собой лжецов. Потому что если человек соврал кому-то, то где гарантии, что он не соврёт мне? И где гарантия, что в критически важный момент я смогу на него положится, если я знаю, что язык у него — помело? К сожалению для вас всех, улицы не похожи на тот мир, в котором вы выросли, там нельзя дать слово и передумать, там каждое слово на вес золота, и за всё, что вы сказали придётся так или иначе держать ответ. Вот только обычно всё происходит не так гуманно, как я поступил с этой шпаной. Никогда не обещайте того, что не собираетесь выполнять. Вас будут пытаться взять на понт — не ведитесь, не бойтесь отказаться. Вас будут пугать тем, что вы прослыте трусом, но вы — фраера, просто прохожие на улицах, вы и не должны быть храбрецами; а вот отвечать за базар должны все. Надеюсь, вам понравился сегодняшнее клубное занятие, и вы извлекли из него что-то полезное для себя. До четверга, господа.       После этого Синдзи взял Рэй за руку и уверенным шагом вышел из помещения, отдав предварительно команду Айде разобраться с бумажной волокитой в связи с отчислением участников.       Оставшиеся члены, конечно, хотели бы обрадоваться, что сегодня не будет изматывающих тренировок, но у них почему-то не получалось.       Следующие несколько дней прошли достаточно буднично: Nerv терроризировал Синдзи, Синдзи терроризировал свой клуб и Мисато, Мисато с переменным успехом пыталась терроризировать Синдзи, Синдзи то ли трахал то ли становился оттраханным Рэй, там было тяжело понять, но вот дом сотрясался до самого фундамента. С Сузухары тем временем уже сняли бинты и он начал подозрительно часто пропадать синхронно с отсутствием старосты, что бы это могло означать, я даже не знаю… Очередная, блять, нерешаемая тайна Евангелиона. Самочувствие Айды за несколько дней пришло в норму, он даже перестал просыпаться посреди ночи в холодном поту с нестерпимым желанием срочно раздобыть где-нибудь белого колумбийца, однако очкарик решил всё же выдержать цикл очищения до конца, да и вообще начать употреблять более… дозировано что ли, с чем его, впринцыпе, можно и поздравить.       Следующим важным событием стал уже упомянутый выше школьный фестиваль. На удивление, разрешить Клубу Самообороны не организовывать свой стэнд, чтобы мне не пришлось добавлять в описание кроссовер с «Джо-Джо» оказалось прекрасной идеей, поскольку острый дефицит рабочих рук, неизбежно случавшийся на прошлых фестивалях, на этот раз был не так сильно выражен ввиду образованного небольшого кадрового резерва. Вот только Синдзи никто не хотел брать себе в помощники, поскольку, во-первых, многие всё ещё боялись мифического гнева Куроды, а во-вторых, все понимали, что пилот работать не то чтобы настроен. Вот так и получилось, что чтобы хоть как-то отметить, что он принял участие в фестивале, его пришлось переодеть в швейцара и поставить на входе. Ему даже не рискнули доверить открывать двери, его просто поставили у входа, словно какую-то декорацию. Да, возможно, Ветеран Стрел бы обиделся на организаторов этого мероприятия, если бы ему на него было не плевать, а так он получил ровно то, что хотел: место, где можно поменьше работать.       Так он и простоял часа два, пока подавляющая масса гостей не впихнулась в спортивный зал, ожидая торжественного открытия, которое всё почему-то не начиналось и не начиналось. Синдзи пообещали, что скажут, когда он может быть свободен, но про него все, видимо, забыли, что, уже по его гордости било, но не сильно. Осмотревшись вокруг и сообразив, что да, на него всем похуй, пилот отошёл со своего поста за ворота школы и затянулся живительной сигариллочкой «Captain Black» со вкусом вишни.       В это же время спортивный зал был забит, все ждали, когда официальная часть закончится, а она даже не начиналась. Директор школы, вместо того, чтобы подняться на самодельную сцену, стоял возле неё и смотрел то в окно, то на вход в зал в надежде увидеть фигуру, ради которой он подвергал стольких людей томительному ожиданию, но не находил.       — Директор, люди недовольны задержкой. — с тревогой сообщил ему подоспевший глава ученического совета.       — Где Икари? — раздражённо спросил педагог.       — Который? Где Икари-директор не знаю. Икари-пилот должен стоять на улице.       Поняв, что попытавшись угодить высокопоставленному лицу, он лишь нарушил всевозможные приличия, директор, не обращая больше на главу никакого внимания, подошёл к первому ряду, где с видом переисполнения от своих власти и положения сидели важные люди в дорогих костюмах, то и дело поправляя на голове остатки волос.       — Господин комиссар, — обратился директор к статному мужчине в возрасте, державшему большую часть времени лицо кирпичом, — не окажите ли нам честь и не зачитаете приветственное слово?       — О… — изобразил тот растерянность, — …не знаю, я даже… не готовился…       — Это совсем не сложно, просто напомните присутствующим о той важной роли, которая играет Политическая Полиция в нашем обществе. В условиях, когда всё больше и больше молодых людей по всей Японии начинают сомневаться в необходимости Вашей структуры, думаю, не будет лишним показать, что вы не просто сражаетесь с врагами государства за их собственные интересы, но и готовы идти на диалог с подрастающим поколением.       Матёрого опера нельзя было провести этой лестью, однако даже он признал, что резон в словах директора был:       — Ну, раз уж вы так настаиваете… — улыбнулся комиссар, следуя правилам приличия, после чего последовал на сцену, давая возможность директору незаметно ретироваться.       «Ну, не подлизал Nerv, так хоть ПП подлижу…» — этой логикой пользовался педагог при принятии данного решения.       Посетители же устали ждать до такой степени, что, увидев движение на сцене, казалось, впервые в жизни были рады увидеть сотрудника Политической Полиции.       — Наша работа, — начал комиссар, по славной традиции его структуры, не представляясь, — из-за своей специфики, связанной со скрытностью, незаметностью и тайнами, порождает вокруг себя огромное множество сплетен и мифов, практически все из которых ложные. Я же хочу воспользоваться случаем и напомнить всем от мала до велика, на каких принципах наша организация строится, для каких целях создана и чего хочет добиться.       После этого вступления многие поняли, что тишина прошлых минут была на самом деле наслаждением по сравнению с этим очередным пропагандистским выступлением, да ещё и от представителя организации, которых считали ни то легальными террористами, ни то узаконенной мафией. Но, к сожалению, после того, как этот человек начал говорить, никто уже не хотел покидать зал, в том числе и из-за страха последующих расправ.       — Говорят, что наша цель — это уничтожение свободы слова, гражданского общества, вообще всех гражданских свобод и конечное превращение Японии в тоталитарную монархию, где все служат лишь для развлечение нашего лидера, Императора Акихито, да будет он править тысячу лет! Но это не так. Кто-то от незнания, кто-то от страха, а кто-то и со злым умыслом распространяет эту ложь, и лишь немногие готовы докопаться до правды. На самом деле мы — это первая линия обороны, которая защищает ваши права и свободы от тех, кто хочет на них покусится. Возможно, здесь, среди вас, есть сторонники социалистов, на что я отвечаю лишь: «Не бойтесь, мы боремся не против вас».       К этому моменту, пожалуй, все уже усекли, даже те, кто не был особо умён от природы: Политическая Полиция боролась не против социалистов, демократов или монархистов, она боролась против своих противников в правительстве и в финансовых кругах, для увеличения влияния как своего собственного, так и влияния своих высокопоставленных сотрудников.       — Кто-то утверждает, что мы преследуем сторонников парламентаризма, но это не так. Мы живём в такое время, когда становится ясно, что каждая форма правления имеет свои сильные и слабые стороны, в том числе и монархия. И каждый, волею нашего Императора Акихито, пусть царствует он тысячу лет! Имеет право на выражение своего мнение по любому возможному улучшению системы нашей власти, пусть даже он и видит это улучшение в урезании полномочий нашего лидера. Нет, это не запрещено законом. Но законом запрещён захват государственной власти в обход не только Императора, но и всех тех механизмов, которые они сами признают как более совершенные, чем власть нашего правителя. Мы уничтожаем их потому, что они сторонники сильного парламента? Нет. Мы уничтожаем их, потому что они — лгуны и трусы, которые не остановятся ни перед чем, лишь бы захватить власть себе, а ваши «права» для них лишь средство достижения цели, про которые они забудут в тот момент, когда их соблюдение лично им станет невыгодно!       Зал был нем и равнодушен, с окончания войны все уже слишком сильно привыкли к подобной риторике. Каждый, даже школьник, уже предсказал, что дальше пойдёт речь о социалистах, которые плохие не потому, что они выступали за социальную справедливость, а потому что были готовы пожертвовать японской идентичностью в угоду межнациональной солидарности.       — Злые языки придумали, что будто мы преследуем социалистов за то, что они хотят более справедливого распределения доходов со средств производства. Но это — полная чушь, которую может сказать лишь человек, совершенно не понимающий ничего в этой стране. Да, у нас есть сверхбедные и сверхбогатые. Над решением этой проблемы борются выдающиеся государственные деятели современности в нашем правительстве, думает об этом даже сам Император Акихито, пусть правит он тысячу лет! И есть разные способы решить эту сложнейшую задачу, и, даже если сам наш лидер не может остановится на каком-нибудь одном варианте, то как можем мы, простые люди, говорить, что предложения социалистов неприемлемы? Мы были готовы работать с ними, если бы только они, в своём самозабвенном приступе ненависти ко всему, что делает нас японцами, не были готовы уничтожить величающую культуру человеческой расы, втоптав в грязь нашу национальную исключительность, в угоду какому-то там «интернационализму», который не способен дать нашему народу совершенно ничего, чего он бы не имел сейчас.       Ну, хвала богам, с основным содержанием покончили. Дальше гостей ждали лишь несколько финальных предложений, после чего можно было бы и закрыть квоту по общению с сотрудниками данной организации.       — Эта позиция отвратительна сама по себе и мы просто не могли допустить распространения этой антиобщественной пропаганды. Я знаю, что не все готовы так просто поверить нам на слово, но я убеждён, что наши с вами воззрения по самым принципиальным вопросам совпадают. Я знаю это потому, что мы все — японцы, потому что мы все — подданные одного Императора, пусть он правит тысячу лет! Так же я уверен, что правда будет отделена ото лжи, и на страницах истории будет отмечено то исключительно положительное влияние, которое наша организация оказала на судьбу страны.       После этого комиссар поклонился портрету Императора, висевшему над входом в зал, сигнализируя об окончании своей речи, далее зрители единым потоком как можно скорее покинули зал. Кто из наиболее пугливых наградил речь жиденькими аплодисментами, ну, так, для протокола, после чего, тоже попытался вклинится в очередь.       Директор школы же во время этого пламенного акта государственной пропаганды в быстром темпе шёл к главным воротам школы, где он обнаружил своего самого «особенного» ученика, неспешно потягивающего сигариллу.       — Угостишь? — спросил директор, выйдя за территорию школы. Не то, чтобы у него не было с собой своих сигарет, но ведь была нужна какая-то причина, чтобы завязать разговор… да и потом, школьная зарплата редко давала возможность насладиться столь совершенными произведениями табачной промышленности, как эти крепкие, но при этом сладкие сигариллочки.       Синдзи, будучи равнодушным к подобной компании, спокойно кивнул, после чего протянул директору пачку.       — Спасибо. — сказал педагог, закурив со своим учеником, после чего перешёл к делу. — Ты, случайно, не знаешь, где твой отец?       — Я что, похож на человека, который близок со своим отцом? — беззлобно улыбнулся ветеран.       — На самом деле, нет. — согласился директор. — Просто он должен был присутствовать на открытии фестиваля вместе с другими важными людьми префектуры.       — А, так подстилка тебе не передала что ли?       — «Подстилка»? — удивился директор. — Ты про Хораки что ли?       — Да, про неё самую.       — А что она должна была мне передать?       — Ну, когда вы пытались затащить меня в хор, то я обмолвился ей, что, если я и знаю что-то о своём отце, так это то, что он ненавидит тратить время на вещи, которые считает бесполезными.       — На вещи, вроде школьного фестиваля… — проговорил директор.       — …и вроде меня… — не без сожаления добавил пилот.       Директор даже, казалось, намеривался что-нибудь сказать своему ученику такого воодушевляющего, но у судьбы были на этот счёт свои планы. В следующую секунду поднялся оглушительный вой динамиков:       — Внимание! Говорит система чрезвычайного оповещения. Просьба внимательно прослушать это сообщение! По всему центральному району Канто объявляется чрезвычайное положение. Все жители должны немедленно проследовать в ближайшее убежище. Повторяю…       — Лёгок на помине… — Синдзи кинул окурок на землю.       Через несколько секунд откуда не возьмись рядом с лейтенантом нарисовалась Рэй.       — Слышишь этот звук? — тяжело было сказать, к кому именно в этот момент обращался пилот, показывая указательным пальцем в небо, очевидно говоря о сиренах. — Это папка вспомнил о моём существовании.       Ещё через секунду к воротам школы подкатили внедорожники с мигалками и номерами Nerv, оперативно работали, что. В один из них посадили Рэй, а Синдзи предстояло сесть в другой.       — Удачи там. — крикнул на прощание директор, прежде чем дверь захлопнулась за младшим Икари. Тот успел ответить жестом «Счастливо оставаться».       После отправления конвоя директор, оставшись один, сам проследовал в убежище.