***
Там, кстати, на Порнхабе, вроде, новый прон по «Еве» завезли (ну, по крайней мере, я его раньше не видел на первой странице поиска). Спустя четыре презерватива и два с половиной часа Синдзи и Рэй избавились от всех признаков праздника похоти (кроме, разве что, идиотских довольных ухмылок) и направились к парковке, где их должна была дожидаться Мисато. Казалось, что по крайней мере сегодня, уже ничто не сможет испортить Синдзи настроение, однако и тут преуспел директор Икари. Встреча отца и сына (вместе с их подстилками в лице Рэй и Фуюцуки) произошла совершенно случайно — у лифтов. Сперва ничто не предвещало беды, а внешний вид озлобленного отца, передвигающегося с помощью специального инвалидного кресла, позволявшего держать перегипсованную ногу в горизонтальном положении, вызвал у пилота чувство тихого торжества. Пусть лейтенант и промолчал, однако у него всё было написано на лице, и тут уже Гендо промолчать не мог: — Ах ты… мелкий… маленький… — Гендо был готов взорваться от злости, но найти нужных слов не мог, делу не помогала и жестикуляция сына, призывавшая директора наконец разразиться чем-то невероятно оскорбительным. Однако старший Икари всё-таки додумался до нужного оскорбления. — …вылитый я. Мда, Гендо определённо удалось деморализовать сына. К этому моменту как раз приехал лифт. Пилот, выказывая уважение тому, кто смог так красиво его осадить, уступил лифт; о том, чтобы поехать вместе речи не шло. Директор уже был готов въехать в лифт, однако остановился буквально в сантиметре: — Фуюцуки. — Гендо указал на лифт. Старичок всё понял и, войдя в лифт, зажал кнопку открытия дверей, давая возможность директору закопать сына ещё глубже. — Я планировал разобраться с тобой в понедельник, но я не переживу, если мне придётся увидеть твою рожу лишний раз. — Гендо, конечно, пытался вернуть себе хотя-бы кажущееся хладнокровие, но вот слюна, летевшая во время разговора у него изо рта во все стороны, определённо на образ не играла. — Да, папочка, я знаю, как сильно ты меня любишь. — Синдзи успел очухаться от удара, нанесённого оскорблением отца и даже вернул свою победную усмешку. — Можешь не напоминать об этом лишний раз и сразу перейти к делу. — К делу? Как угодно! — слюна Гендо уже покрыла половину потолка. — Я хотел с тобой по-хорошему, и надеялся, что ты в ответ тоже хотя-бы попытаешься быть по-хорошему со мной, но ты предпочёл пойти по сложному пути. Ладно! Если хочешь, чтобы всё было по букве договора — то пожалуйста! С сегодняшнего дня к тебе будут относиться как к обычному военнослужащему. — У-у-у… Прямо жуть… — сыронизировал Синдзи. — Так это значит, что я теперь буду жить в казарме и?.. — Что? — перебил сына директор. — Нет. Но теперь в отношении тебя устав будет действовать в полном объёме, а за его нарушения трибунал будет назначать тебе соразмерные наказания. — Э… бать… А ты продумал, как я из штрафбата буду убивать Ангелов? — указал пилот на причину, согласно которой, по его мнению, военно-процессуальные силы (или как там они называются) не взяли его в оборот изначально. — Из штрафбата ты никого убивать не будешь, ведь именно для таких случаев существуют приговоры с отсрочкой исполнения, поэтому на твоём месте я бы очень постарался, чтобы после службы у нас, тебе не пришлось ещё двадцать лет провести, кочуя по спецчастям. А вот это была уже реальная угроза, Синдзи даже не придумал чем крыть, поэтому ему пришлось, как его отец, торжествуя, въезжает в лифт задом: — Если ты планировал отметить убийство Ангела или… даже не знаю, свою амнистию, то я просто хотел тебя предупредить, что употребление алкоголя и наркотических веществ при исполнении служебных обязанностей карается двумя годами в спецроте. — Гендо всем своим видом показывал, что испытывает сейчас счастье, издеваясь над сыном. Лейтенанту тогда не оставалось ничего, кроме как проглотить обиду, а чтобы справиться с потрясением, он решил прибегнуть к помощи сигаретки. Фуюцуки к тому моменту уже отпустил кнопку открытия дверей, однако, стоило Гендо увидеть, что его сын собирается закурить, то он сам зажал эту кнопку: — А, да, и ещё: будешь ещё пытаться играться с нами, запретим тебе курить. Синдзи задал немой вопрос: «А вот это с хуя ли?». — Доктор Акаги утверждает, что последствия курения снижают твою боевую эффективность. — объяснил отец, после чего нажал, наконец, кнопку нужного этажа. Пока дверцы лифта не закрылись ветерану представилась удивительная возможность: увидеть через очки торжество отца, смотрящего на него снизу вверх. Синдзи держался, пока дверцы не закрылись окончательно, а когда это, наконец, произошло, закричал на весь этаж: — Падла!!! Пилот не дал выхода порыву разбить кулаки о двери лифта, да и Рэй уже через секунду взяла его за руку, что, на самом деле, его немного успокоило, позволило вернуть ясность мыслей и осознание того, что ему нужно к Мисато. Ему нужно срочно спросить у неё, как обойти запрет на пьянство. За всё то время, что пилоты прошли от больничного крыла до парковки, Рэй не проявила никаких признаков самостоятельности, она просто покорно следовала везде за своим суженным, держа его за руку и лишь практически в конце их пути она выдала: — Очень жаль, что вы с директором Икари не можете ужиться. — Что? — не сразу сообразил пилот. От неожиданности он даже остановился. — Вы двое очень много для меня значите. — объяснилась нимфа. — И было бы замечательно, если бы мы оба могли общаться с ним, как с Мисато… — Ага. — саркастично ответил лейтенант. — Ещё было бы замечательно, если бы он не пытался меня поиметь во время каждого своего появления в моей жизни. Скромных знаний Рэй о человеческой психологии хватило, чтобы понять, что сейчас дальнейший разговор на эту тему бессмысленен. Поэтому она тихо и покорно дошла со своим любимым до служебного внедорожника Мисато, где сладкая парочка заняла задние сидения, держась всю дорогу за руки. — Что-то случилось? — решила уточнить капитан, увидев, что у её подопечного лицо какое-то совсем печальное. — Мы встретились с отцом у выхода… — вздохнул пилот, прижимая к груди тубус с амнистией. — А, понятно… — этой фразой Мисато показало, что этого короткого объяснения ей вполне хватает, но у ветерана был свой резон делиться этими невероятно болезненными воспоминаниями о самом родном человечке… — …он пригрозил мне штрафбатом, если я не прекращу бухать. — обозначил Синдзи главную причину своего недовольства. — Наконец-то хоть кто-то решил разобраться с первопричиной многих проблем нашей организации. — улыбнувшись, прокомментировала капитанша. — Эй! — обижено воскрикнул пилот. Рэй в этот момент тихо усмехнулась, но этого никто не заметил. — Может вместо того, чтобы констатировать мои недостатки, расскажешь, как так выходит, что у Службы Безопасности нет претензий к тебе насчёт твоего личного времяпрепровождения? — Это намёк на то, что у меня проблемы с алкоголем? — повела бровью Мисато. — Это просьба поделиться опытом. — парировал Синдзи. Первоначально Кацураги думала послать своего четырнадцатилетнего подчинённого с такими «просьбами», но потом подумала, что ей определённо стоит быть к нему более чуткой, ведь он так и не рассказал свою историю. — Вообще, у Службы Безопасности нет претензий к человеку, пока тот в состоянии выполнять свои служебные обязанности. Но по правилам хорошего тона не принято пить до работы — если пить после неё, вечером, и знать меру, то на утро по тебе не видно, что ты «слегка» нарушил устав. Хорошенько выпить можно только перед выходными. И то не так, чтобы попадать в полицейские сводки во всех без исключения районах города. Если в будний вечер ты слегка перепил, то есть «Алкозельцер», но, поскольку, ты таблетки «не уважаешь», то день или два в месяц можно отпроситься, сославшись на недомогание. Ну, или на месячные, но это не твой вариант. Вот, вроде, и всё. — к этому моменту Мисато как-раз доехала до дома и, высокомерно улыбнувшись, красиво поставила машину на парковочное место. «И пусть только его история окажется не такой интересной, как я себе успела напридумывать! — подумала капитан. — Я надеюсь, там будет эпизод, как Синдзи целуется с мальчиком постарше его…» Добравшись до квартиры, Кацураги открыла входную дверь. Первой вошла Рэй, Синдзи уж было вознамерился проследовать следом, однако капитанша легонько остановила его рукой: — Ты сказал, что расскажешь. — серьёзно напомнила она в ответ на вопросительный взгляд своего подчинённого. Синдзи глубоко вздохнул, после чего обратился к своей девушке: — Рэй, Мисато тут вспомнила, что мы забыли разобраться с одной… формальностью. Можешь пока заняться ужином? — Да, конечно, любимый! — хоть Аянами и улыбнулась, только слепой бы не заметил гримасу ревности на её лице. — Вот и славно! — Синдзи сделал вид, что не заметил этого и закрыл дверь, после чего обратился к капитанше. — Идём на крышу. Мисато согласно кивнула. Конечно, у девушки возник вопрос: «Почему металлическая дверь на крышу разорвана в клочки?», однако у боевого офицера было два отточенных умения: ничему не удивляться и правильно расставлять приоритеты. Тем временем, пилот подошёл к краю крыши и закурил сигариллу: — Что именно ты хочешь узнать? — обречённо спросил Синдзи. — Всё. — уверено сказала капитанша. — Всё? — усмехнулся Синдзи. — Ну, ладно. Я родился после Второго Удара, 6 июня 2001 года в несуществующем ныне, небольшом государстве Восточной Европы в семье учёных. У меня была счастливая, а по меркам постударного мира, даже богатая семья. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока моя мама не погибла во время эксперимента. После этого я не видел и отца. Как мне потом объяснили, он — занятой человек, и у него не было времени на меня, поэтому мне пришлось отправиться в детский дом. А ты знаешь, кому в детдоме приходится хуже всего? — Э… Тем, у кого есть живые родственники?.. — предположила Мисато. — Нет, детям, которых отличает доброта и наивность, а поскольку я рос в любящей семье, хоть сейчас в это тяжело поверить, но меня отличали оба этих «достоинства». Синдзи сделал глубокую затяжку, готовясь пережить вновь свои самые нелюбимые воспоминания: — «Наивность» не столько в смысле, что меня было легко обмануть, хотя без этого тоже не обходилось, сколько в плане веры, что следует соблюдать правила по отношению к другим, и тогда другие будут соблюдать правила по отношению к тебе. Вот ведь какая тупость, однако… — Когда ты попал в приют, началась война — там уже всем было не до соблюдения правил… — напомнила Мисато. — Им было плевать на мои проблемы, так почему я должен вникать в ихние? — парировал пилот. Девушка на это ничего не ответила, а Синдзи, выдержав паузу, так пафосно посмотрел на заходящее Солнце и продолжил: — В общем, в определённый момент я понял, что меня в том приюте в лучшем случае замочат, а в худшем… короче, я не собирался в очередной раз проверять их фантазию на изобретательность и свалил оттуда, когда выбилась возможность. Меня пугали, что жизнь на улицах окажется намного хуже, чем в приюте, но оказалось, что и это было враньём. Единственной проблемой была еда, которую достать на, переведённом на первый уровень мобилизации, Хоккайдо было… проблематично. Вот я и перекатился туда, где, по рассказам очевидцев, голодная смерть грозит только ленивым — в Киото… — Подожди, — оборвала повествование сильная и независимая женщина с двумя ебущимися, аки мартовские коты, квартирантами, — ты хочешь сказать, что пересёк линию фронта? — Ну, да. — А… как? — где-то на этот моменте доверие Мисато к рассказчику пошатнулось. — Там вообще была… интересная история, если обобщать, то я выменял интенировационный билет на револьвер. — И… прокатило? — провела бровью капитан. — В обстановке ограниченного времени детальный шмон начинался только если количество людей в вагоне превышало количество людей в списке, так что да, прокатило. — Ну, и… как было в Киото? — история, рассказываемая Синдзи была, конечно, странной, но Мисато не хотела обвинять его во лжи, боясь, что тот вовсе откажется от рассказа продолжения. — Очень даже неплохо. Настолько неплохо, что даже такой мусорщик, как я, умудрился набрать массу, однако очень быстро стало очевидно, что поднять свой жизненный уровень с «существование» можно было лишь вступив в банду. Я был чужаком и меня никто не собирался брать на позицию выше «подсоса», поэтому, когда мне поступило от Кусэя «Комиссара», я не стал долго думать. — Что? — удивилась Мисато. — Ну, не лично от Комиссара, естественно. От одного из его вербовщиков… — счёл нужным уточнить пилот во избежание возможных недоразумений, на что Кацураги отрицательно замотала головой, указывая на то, что не этот момент вызвал её недоумение. — Ты работал на Кусэя «Комиссара»?! — Я работал на Кусэя «Комиссара». — подтвердил Синдзи. — Но он же… полное чудовище!.. — возмутилась девушка. — Знаешь, не хуже, чем прочие воротилы Киото, он просто обошёл остальных по популярности… и выручке… та и вообще, он, по крайней мере, платил всегда в срок… — И какой он был? — Комиссар? Мисато кивнула, речь ведь шла о, ни много ни мало, японском Аль Капоне, который, к тому же, занимал немаленький пост в, так называемых, «компетентных органах». — Ну… — Синдзи замялся, но потом выдал, — я всегда боялся его до чёртиков… и терпеть не мог, когда он садился рядом и, знаешь так… покровительственно читал морали. Просто… ну не человеку, который наплевал на закон, нарушил присягу рассказывать о добре и зле… но позже, оглядываясь назад, я пришёл к выводу, что он был просто одиноким человеком, который, как и все, крутился в это непростое время, как мог. Иногда мне даже кажется, что он в глубине души мечтал, чтобы в стране навели порядок, и следующим поколениям не приходилось бы заниматься криминалом… Ну, знаешь, так… где-то совсем глубоко… Мисато понадобилась несколько секунд на то, чтобы переварить эту информацию, после чего она продолжила: — И… чем ты конкретно занимался у него? — Я был чемоданом… — А… что это значит?.. — Ну… — вздохнул Синдзи, — значит, что какую-то особо ценную контрабанду засовывали в два презерватива, после чего мне приходилось это глотать, для того чтобы вытащить с обратного конца на другой стороне границы… — Фу! — не сдержалась Мисато. — На деле это гораздо противнее, чем на словах. — усмехнулся пилот. — Так, ладно… — остановила его капитанша. — Не мог бы ты перейти к следующей части, пока меня не вырвало?.. — Хе-хе… ладно… — улыбнулся ветеран. — Так, вот, в общем, перевозил я по всему восточному полушарию всякие вещества интересные… и ещё много чего, о чём ты бы не хотела узнать… И вот очередное дело — нужно было забрать кокаин из Мадагаскара и тут… приходит известие, что Комиссара повязали. Возвращаться в Японию нельзя. Мы с моим сопровождающим тогда просто поделили деньги и разбежались. Этих денег вполне хватало на тридцать лет безбедной жизни на Мадагаскаре, но в моём случае всё усложнялось тем, что мне тогда было… да, мне тогда было девять лет… Та и жить на отшибе цивилизации я не намеривался, вот я и решил направиться в какое-то более… европеизированное место, а ближайшим таким местом после того, как Маврикий сгинул под водой, оказалась… — ЮАР. — предположила Мисато. — ЮАР… — вздохнул Синдзи. — И что там произошло? — Та ничего конкретного, просто уровень цивилизованности ЮАР оказался весьма и весьма… — Преувеличенным? — Относительным. В общем, я — азиатский мальчик в варварской стране без документов, но с кучей денег, что было плюсом очень сомнительным. Я понял, что нужно рвать когти, но вот попасть на самолёт, например, в Уругвай без сопровождающего было невозможно, а где надыбать себе надёжного сопровождающего я не имел ни малейшего понятия, вот я и решил, что хуже всего было бы остаться на месте… — И что ты в итоге решил? — Решил, что попытаю свою удачу на севере. — Так… — Мисато попыталась напрячь свои познания в географии, — ты решил отправиться в Намибию? — Я решил отправиться к Средиземному Морю. — Ты же не серьёзно? — эта история уже превращалась в фарс. — Я предельно серьёзен. Я решил, что уж лучше рискну жизнью в попытке прорваться в Европу, чем буду жить среди грязных, необразованных спидозных негров. — И… — И следующие полгода я провёл, следуя завету Сесиля Родса… — Чё? — непонимая, спросила Мисато. — Прошёл от Кейптауна до Каира. — объяснил пилот. — Это… звучит определённо трудно… — не без восхищения заключила девушка. — Поначалу было не особо трудно. А вот когда у меня в районе кенийско-эфиопской границы закончились деньги… вот тогда моё приключение резко стало гораздо интереснее… — Я даже спрашивать не буду. — оборвала Мисато, поняв, что не хочет знать неприятные подробности о зарабатывании денег в Эфиопии, которыми рассказ её собеседника грозил изобиловать. — Так ты добрался до Средиземного Моря? — Да. — И что было потом? — Ну, я изначально надеялся купить место в лодке, которые перевозили беженцев в Европу. Но потом я узнал, что место в такой лодке стоит сто пятьдесят тысяч — это огромные деньги для тех мест, и я решил, что раз я зашёл так далеко, то я могу обойти уже и само море… — И так ты попал в концлагерь?.. — предположила Мисато. — Да, но… не совсем. В общем, чтобы попасть в Европу мне нужно было пересечь два фронта Курдистанской Войны — статичный курдо-сирийский и курдо-турецкий, на котором велись ожесточённые бои… — Там тебя и поймали? — Всё произошло гораздо круче… Дело в том, что я выживал, практикуясь в разного рода кражах… вот и… в определённый момент моей жизни я решил, что украсть у действующей армии Курдистана — не такая уж и плохая идея… — Ты что?! — возмутилась Мисато. — Да, к тому времени от моей природной стеснительности уже мало что оставалось, зато великолепными цветами расцвело моё самомнение. Я попался, и по законам военного времени меня должны были расстрелять, но за меня вступился один наёмник и предложил мне остаться в обмен на еду и кров — как-никак, курды испытывали дефицит в живой силе. — И ты согласился? — Альтернативы были не из приятных. — объяснился Синдзи. — И ты, получается, воевал? — Ну… «воевал» это сильно, конечно, сказано… Я, главным образом, следил за пленными, проверял оружие… участвовал в подавлении гражданского сопротивления, иногда отстреливал турков из снайперки. Это считается за «воевал»? — Ещё как. — сурово ответила капитан. — Значит, да, я воевал… — И, выходит, ты попал в концлагерь за дело… — проговорила девушка больше себе, чем собеседнику. — Выходит, за дело… — вздохнул пилот, закуривая очередную сигарету. — И, как там было? — спустя несколько секунд, Мисато наконец-то решилась задать этот самый важный вопрос. — В концлагере. Капитан, казалось, была готова к любому ответу, но только не к тому, что последует далее. Синдзи немого помешкал, всё-таки, за сегодня ему пришлось освежить в памяти целый ворох неприятных воспоминаний, но ему всё же удалось собраться с силами: — На самом деле, не так уж и плохо… Мисато вопросительно посмотрела на своего подчинённого, и тот дополнил: — …по крайней мере, не сильно хуже, чем за его пределами… Пилот протёр глаза от какой-то влаги, взявшейся непонятно откуда, а Кацураги, с сочувствием взглянув на своего подчинённого, подошла и обняла его. Синдзи не сразу, но всё же ответил на объятия. — Ну, ладно, достаточно… — ветеран вырвался из объятий горячей милфы. — Тем более, что в лагере я оброс кое-какими связями… Семья одного из узников приютила меня и помогла разжиться документами. — А почему ты с ними не остался? — поинтересовалась девушка. — Ну, понимаешь… ситуация поменялась таким образом, что… я не хотел доставлять им ещё больше неудобств, чем уже доставил. Мисато догадалась, что там произошло что-то, чем пилот пока не готов делиться, и не стала требовать немедленных ответов. — Вот я и путешествовал по Европе, подыскивая себе уголок получше… — И потом ты понял, что нигде тебе не будет так хорошо, как на родине? — предположила Кацураги. — Нет, я понял, что человеку, столь трусливо сбежавшему с родины не будет нигде места. Вот как-то так я и вернулся в приют и разобрался со всеми, кого боялся больше смерти ещё несколько лет назад… Ну, а остальное ты знаешь… «Да, интересная история, достойная воплощения в отдельной книге… ну, или, как минимум, в фанфике» — рассудила девушка. — А когда ты лишился пальцев? — Мисато была уверена, что упустила этот момент в рассказе. — А это?.. — Синдзи посмотрел на свою ладонь. — Когда колесил по Европе запорол одно крупное дело. Потом чуть не запорол ещё одно, в назидание у меня остался шрам на лице… Пилот, улыбаясь, снял очки для более наглядной демонстрации. Мисато тяжело вздохнула, ей так хотелось сказать что-нибудь обнадёживающее, но она всё не могла найти нужных слов, Синдзи же времени зря не терял, теперь была его очередь задавать вопросы: — И что из этого всего было тебе известно? — Только то, что ты, скорее всего, был в турецком концлагере… — призналась девушка. — Это знала только ты или вся Служба Безопасности? — Я и Рицуко. Это она опознала отметину на твоём плече и… штрих-код… — Это плохо… — отметил Синдзи. — Нет, это не так! — вступилась Мисато. — Она не только сохранила это в тайне от твоего отца, но и выкупила документы из архива, чтобы никто не узнал о твоём прошлом. — Зачем ей это делать? — не поверил пилот, как-никак, Акаги не создавала впечатление альтруистки. — Да, я понимаю, твоё удивление… — улыбнулась Мисато. — Мне она сказала, что считает, что, попади эта информация в руки твоего отца, он слишком увлечётся давлением на тебя, и отобьёт у тебя всякое желание сражаться, но… это между нами, мне кажется, что это потому, что ты ей понравился. — Не, — похабно улыбнулся лейтенант, — ну не без этого… — Я не в том смысле, Синдзи! — командир наградила подчинённого оплеухой. — На самом деле, по ней не скажешь, но… ей совсем не плевать на людей, которых она считает «своими», и тебе очень повезло, что ты попал в их число. Пилот не знал, как на такое реагировать, поэтому он лишь многозначительно посмотрел за горизонт, чтобы скрыть в лучах Солнца, что покраснел. Но этого Мисато было мало, так как она добавила: — И в этом вы с ней похожи. Пилот по-прежнему молчал, сегодня его командирша, определённо, дала ему пищу для размышлений. — Ладно, — Мисато развернулась в сторону двери, — пошли, не будем заставлять Рэй волноваться. — Пошли… — тихо согласился ветеран. Когда они уже почти дошли до лестницы, Мисато вдруг остановилась: — И, Синдзи, я хочу, чтобы ты знал… когда я говорила, что не дам твоему отцу навредить тебе… я говорила серьёзно, и… я не знаю, что будет дальше, и… не гарантирую, что моё вмешательство всё изменит, но, веришь ты, или нет, я не собираюсь тебя бросать. Ветеран на мгновение замолчал, а потом добродушно улыбнулся: — Спасибо… — Как и Рицуко. — продолжила Мисато. — Как и Рэй. Ты больше не один, Синдзи. Пилот, конечно, не испытывал сильной радости от осознания этого факта, однако ему хватило ума засунуть в этот момент весь скептицизм себе поглубже в задницу, улыбнуться и пойти с Мисато в квартиру, думая по пути, что ему теперь делать с этой информацией. — Слушай, — спросила девушка, когда они почти дошли до квартиры, — а ты когда-нибудь целовался с мальчиком? — Шо?.. — челюсть ветерана в этот момент коснулась пола.Глава 30. «È passato qualche anno…».
15 января 2022 г. в 12:00
К вечеру Мисато удалось разобраться со всеми бумагами, что требовали немедленной обработки. Да, это была лишь мизерная доля всей той бюрократии, связанной с прошедшим сражением, через которую капитану придётся пройти. Да, она не могла представить, что Служба Внутренней Безопасности сделает с Тодзи, но конкретно в эту минуту её интересовало совсем другое — ответы, которые ей наконец-то даст Синдзи, и пусть он только попробует отвертеться после всего того, через что она прошла из-за него.
Да, по регламенту пилотов следовало держать под наблюдением в течении полных суток после боя, однако ко многим регламентам ещё после первой атаки Ангела стали относиться, как к излишним предосторожностям, а с тех пор рабочая дисциплина падала всё ниже и ниже. Да, Мисато это беспокоило, когда дело касалось её подчинённых, но не когда это давало ей возможность быстрее добиться желаемого.
И вот, принципиальное согласие главного врача на выписку Синдзи домой получено, а пока все документы оформляются, капитан вполне успеет получить от пилота ответы на, по крайней мере, самые интересные вопросы. Однако, подойдя к палате пилотов она вместо характерной, для этого крыла тишины, услышала звуки небольшой, но от того не менее радостной и шумной вечеринки.
Не намереваясь терпеть столь наглое пренебрежение уставом (которое было организовано без её участия), Мисато резко открыла дверь, чтобы обнаружить толпу из десятка знакомых младших офицеров, негласно возглавляемых Сарушимой. Каждый из присутствующих, включая лежащего на койке в одних очках да больничном халате Синдзи, держал в руке полный хрустальный бокал для шампанского. Двое из офицеров развернули перед койкой Икари неказистый и кривоватый плакат с надписью, претендующей если не на гениальность то, во всяком случае, на креативность: «Ещё один шаг прочь от Бога!!!». Глубоко, ничего не скажешь, апокрифично. Другой офицер встал прямо перед ветераном и держал, помимо тары с алкоголем, цветастый ламинированный лист формата A3, как бы демонстрируя его всем присутствующим. Сам же виновник торжества (в смысле, Сарушима, а не пилот) стоял с другой стороны койки и, помимо обязательного атрибута этого междусобойчика — изысканного бокала, держал ещё и небольшой тубус. Из-за своего положения, он первым понял, что именно открыло дверь в палату, вследствие чего ему пришлось заканчивать произносимый им тост быстрее, чем ему бы хотелось:
— …в общем, чтоб амнистию не отозвали, и чтоб впереди не было соперников, сильнее уже повергнутых. Пока, Синдзи. — с этим словами Сарушима символически чокнулся с бокалом пилота, положил ему на койку тубус, а сам стремительно направился к выходу, выпивая на ходу содержимое бокала. За ним проследовали все остальные «посетители» и лишь тот офицер, что держал амнистию, решил задержаться лишнюю секунду, чтобы попрощаться с героем дня, как следует.
Казалось, что младшие офицеры боялись Кацураги, благо, что было за что; что, однако, им не помешало безцеремонно оттолкнуть её от двери, когда сердитая тушка преградила, как им казалось, путь к спасению.
— Сарушима!.. — закричала капитанша в коридор, когда стадо мужиков покинуло палату, оставив после себя конфетти на полу и на некоторых соседних койках.
— Простите… — послышалось дежурное где-то там вдалеке.
Капитан решила, что потом разберётся с ними, когда будет отчитываться перед директором о «личностных и профессиональных качествах, проявленных личным составом во время боевой тревоги», а сейчас в центре её внимания вновь оказался другой её подчинённый.
Он, кстати, в это время сделал то, чего Мисато от него не ожидала — он отставил полный бокал в сторону для того, чтобы получше рассмотреть многострадальную амнистию.
— Они просто решили меня поздравить с очередным достижением на службе человечеству… — счёл нужным объясниться Синдзи, продолжая всматриваться в амнистию. — С двумя достижениями.
После этого ветеран принялся скручивать столь желанный документ, что сделать было не просто, поскольку бумага была заламинирована.
— Да, нет, ничего. — Мисато вдруг отчего-то замахала руками и принялась оправдываться. — Просто… они это как-то слишком быстро сообразили…
Пилот на речь капитана никак не реагировал, он лишь закрыл тубус и засунул его под одеяло. Кацураги, видя это, резко замолчала, пытаясь быстро придумать новую тему для разговора, благо, что в этот момент Синдзи потянулся к своему бокалу, который не успел ещё осушить.
— Шампанское? — глупо улыбаясь, спросила девушка.
— «Хайникен». — отрыгнув газы, ответил ветеран.
Мисато понимающе закивала, про себя решив, что пора уже высказать всё напрямую:
— Синдзи, я…
Остаток фразы был оборван вежливым стуком в дверь, и тут же проследовавшим за ним грубым вторжением Акаги:
— Не помешала? — спросила учёная, подходя к койке пилота.
Блондинка, конечно, кинула взор на, разбросанные по полу, конфетти, но это показалось ей настолько мелким, недостойным даже немого вопроса. Хотя, не исключено, что она просто знала ответ.
— Нет. — соврала Мисато.
Блондинка кивнула, словно не замечая ноток недовольства в голосе своей подруги, после чего подошла к ветерану:
— Хоть ты так и не прошёл курс до конца, твои действия в бою показали, что ты достоин быть полноправным пилотом «Евангелиона».
Акаги протянула ветерану сизый кусок картона формата A4, сложенный особым образом в четыре раза. Там была печать, фотография Синдзи и надпись: «Удостоверение пилота боевой антропоморфной машины «Евангелион».
— Хм. — улыбнулся лейтенант, рассматривая ещё один, добытый в бою, лут… или дроп?.. после чего обратился к Мисато. — Смотри, без этого я не имею права управлять роботом.
Эта ремарка заставила капитаншу улыбнуться, а учёную — недовольно кашлянуть, напоминая о своём присутствии.
— Так, или иначе, но больше лекций не будет, если, конечно, ты не сочтёшь нужным дополнительно разобраться в каком-либо аспекте. На понедельник у тебя после школы назначена встреча с отцом в его кабинете, потом у тебя будет только разбор боя с Хеннингом, и с ним же — составление новой программы тренировок. Скорее всего, у тебя теперь будет чередоваться дни тренировок в Евангелионе и в симуляторе с днями тренировок на базе. — Акаги говорила очень быстро, то ли куда-то спеша, то ли желая как можно скорее разделаться с этим неприятным для неё делом.
— Э?.. — Синдзи издал междометье, очевидно желая задать вопрос, однако учёная не дала ему такой возможности.
— Если у тебя есть вопросы, то задай мне их в следующий раз, а сейчас, извини, я спешу. — с этими словами Акаги покинула помещение, оставив Мисато наедине с пилотом.
Лейтенант в ответ на этот демарш лишь издал неопределённое междометие, означавшее его равнодушие по отношению к произошедшему, положил удостоверение пилота на тумбочку, после чего повернулся к Кацураги, которая к тому моменту уже окончательно перешла из режима «милашка» в режим «боевой офицер»:
— Ты мне всё расскажешь. — серьёзно сказала она, показав на своё правое плечо.
— Не здесь. — не менее серьёзно, хотя заметно тише, ответил её подчинённый.
— Ты получил свою амнистию, и теперь можешь ничего не бояться. — ответ ветерана не показался капитанше достаточно убедительным, поэтому она и продолжала свою речь, точнее, заранее заготовленные фразы, в надежде, что они сами как-нибудь составят связный текст. — А я больше, чем кто-либо другой, имею право это знать.
— Хорошо, но не здесь!.. — а вот это не хорошо, Синдзи злился, хотя и не повышал тона.
Произошло то, чего Мисато опасалась — она слишком сильно надавила, однако она надеялась, что всё ещё не настолько плохо, поэтому она понимающе кивнула и сделала чуть ли не символический, шаг назад от койки.
— Ладно, собирайся, едем домой. — Кацураги попыталась сказать эту фразу мягче, чем предыдущую, но получилось у неё это… никак у неё это сказать мягко не получилось.
Но, по крайней мере, лейтенант не стал выказывать открытого недовольства этой констатацией. Он лишь спокойно кивнул и собирался было встать с кровати, но в двери постучали.
— Открыто. — равнодушно сказал ветеран.
В палату вошла Рэй со своим фирменным похер-фэйсом. Нет, тут не было опечатки, и да, её вид не сулил ничего хорошего, особенно, если учесть, что её никто не видел с тех пор, как… Синдзи заставил отца прострелить себе колено.
— Ой, ладно. — снова Мисато перешла в режим «милашка». — Я вас в машине подожду.
«Ты шо творишь, тварь?!» — не успел произнести это пилот, как капитанша добила лежащего своей следующей фразой.
— Не торопитесь, ребятки. — подмигнула она, закрывая за собой дверь.
Синдзи не оставалось ничего другого, кроме как забыть про Кацураги и сосредоточить внимание на другой своей сожительнице, ну, на той самой, к которой он решил начать лучше относиться.
— Привет, Рэй. — лейтенант, лёжа на кровати, приветливо улыбнулся своей девушке.
Он в последнее время старался общаться с ней искреннее, но вот в этот конкретный момент седовласая нимфа оказалась тут просто ни к селу ни к городу — ещё одной проблемой, о которой следовало позаботиться, поэтому ветеран просто надеялся, что его улыбка не покажется его пассии вымученной.
— Синдзи, ты не мог бы привстать? — сочетание мягкого голоска с полностью равнодушным лицом лишь укрепило нехорошее предчувствие Ветерана Стрел.
— Э… да, конечно!.. — не желая усугублять ситуацию, Синдзи повиновался всем требованиям своей женщины…
А ведь эта доля постигла лучших из нас…
Рэй подошла вплотную к своему избраннику, заглянула ему прямо в глаза и, спустя несколько секунд неотрывного зрительного контакта, отвесила ему пощёчину.
Это произошло так быстро, что Синдзи, даже со своей реакцией, не успел ничего понять. А ещё это было на удивление больно, что про Рэй не говори, но рука у неё была очень тяжёлой.
Не успел пилот решить, как ему стоит на это отреагировать, как Аянами вдруг запрыгнула на кровать и обняла своего суженного:
— Никогда даже и думать не смей о том, чтобы лишить себя жизни! — яростно прокричала она прежде, чем заплакать.
Ну, хоть теперь стало понятно, как действовать дальше.
Синдзи прижал Рэй к себе и принялся поглаживать её по головке:
— Прости, больше так делать не буду… — успокаивающим тоном сказал он.
В ответ на это Аянами стукнула его кулачком по лопатке, на этот раз, однако, совсем не больно:
— Дурак!.. Я ведь волновалась!.. Я ведь тебя так люблю… — плачь лишь титаническими усилиями девушки-альбиноса не перешёл на рёв.
— Прости, что не подумал о твоих чувствах… — да, это было непривычно, думать не только о последствиях, но и о «чувствах». Как оказалось, у одиночества гораздо больше плюсов, чем принято считать.
— Мы вместе всё преодолеем. — Рэй вдруг вырвалась из объятий и снова посмотрела в глаза своему парню. — …я сделаю всё, что угодно… только не надо так больше делать…
— Хорошо… — Синдзи улыбнулся и убрал с щеки девушки слезинку.
— Обещаешь? — Рэй спросила это таким тоном, что не возникало никаких сомнений: этот вопрос — риторический.
— Обещаю… — внешне ветеран лишь улыбнулся, однако внутри его прямо передёрнуло от осознания того, как легко из него выбили обещание, ведь в той среде, в которой пилот воспитывался, обещания старались никогда не давать, ведь несоблюдение его считалось лютейшим зашкваром… примерно таким же, как твой шмот.
Рэй удовлетворенно кивнула, после чего вновь прижалось всем своим телом к возлюбленному, накрывшись простынёй. Решив уважать (или, по крайней мере, уважить) чувства своей спутницы, лейтенант лишь принялся гладить девушку по головке, пока та няшно сопела под одеялком.
«Мда… ситуация… — подумал Синдзи. — Мне кажется, или Аянами, по мере развития наших с ней отношений, превратилась из козыря в борьбе с Nerv в обузу? Или следует считать победой уже то, что она, по крайней мере, не против меня?.. Да… Вообще после получения этой амнистии у меня странные ощущения: по идее, я победил… но что-то где-то внутри меня подсказывает, что я, если не проиграл, то, во всяком случае, влип. Теперь мои возможности для противостояния Nerv ограничатся, хотя, у меня и до этого был далеко не полный арсенал… Хотя, нет, я по-прежнему могу пойти на крайние меры — исполнить свои угрозу. Отец ведь не просто так озаботился, когда я направил пистолет себе в голову, а значит, что мои выводы насчёт того, что Nerv рухнет, если я умру, — правильные. Хотя… если они успеют доставить второго робота к вторжению следующего Ангела, то я, в таком случае, просто зря вышибу себе мозги. Та и Рэй непонятно как отреагирует на мой самовыпил. Не исключено, что отец придумает, как направить её горе на уничтожение Ангелов… Но можно, например, сбежать вместе с Рэй во время нападения следующего Ангела, и тогда он уничтожит Nerv… а потом и весь мир вместе со мной… Пока это самый оптимальный для меня вариант развития событий… А, погодьте! Разве мне обязательно умирать? Нет, ну рассудите сами, у меня сейчас есть всё, о чём вообще можно мечтать… и даже чуть больше… — пилот усмехнулся, погладив в очередной раз Рэй по головке. — Типа, не пойму, почему я так зациклился на мысли о немедленном возмездии. Можно ведь убить всех Ангелов, дождаться пока Nerv не расформируют по причине ненужности, а потом уже наказать отца… как-нибудь… выебать в жопу на камеру, например… хотя, нет, это уже будет инцест. Отвратительно. Но суть остаётся прежней: я могу добиться своего уже после того, как я отведу угрозу миру, да ещё и выжить с большей вероятностью…»
От этих умозаключений ветерана отвлекла, по-прежнему лежащая под одеялом Рэй.
Из-за своей бледной кожи и равнодушного лица она казалась холодной… во всех смыслах, но на самом деле она была очень тёплой, а её бархатная кожа — приятной на ощупь. Ещё Синдзи успел заметить такую странность: от Рэй никогда не было жарко (только, разве что, хую, когда ебёшь её), и даже если в помещении было очень тепло, то обнимая тоже тёплую Рэй, жарко не будет. У ветерана было два варианта объяснения этого феномена: Аянами умела манипулировать либо со вселенскими законами термодинамики, либо с сознанием (по крайней мере, с сенсорным отделом мозга) людей. Первоначально это пугало лейтенанта, а потом он решил, что какая разница, если её так приятно обнимать, а уж какое удовольствие было лапать её за титьки!.. В общем, понятно, какое предположение было ближе к истине.
Так, рассуждая о внешних данных своей ненаглядной, Синдзи пролежал ещё несколько минут, заботливо поглаживая ту по головке. Он не решался нарушить такой момент, как-никак, его девушка не так давно было готова разреветься, однако, почувствовав, что его тело начинает затекать, он всё-же осмелился нарушить идиллию:
— Слушай, Рэй… — решил он начать издалека.
Не успел он договорить, как из-под оделяла выглянула рука, которая лёгким вскидыванием продемонстрировала ленту с четырьмя презервативами.
— Моя девочка… — улыбнулся пилот, после чего заглянул под одеяло, где встретился с двумя светящимися красными глазами.
Далее проследовал страстный поцелуй с языком, и мне срочно нужно передёрнуть.