«Дайте мне белые крылья, — я утопаю в омуте Через тернии, провода, — в небо, только б не мучаться Тучкой маленькой обернусь и над твоим крохотным домиком Разрыдаюсь косым дождем; знаешь, я так соскучился!»
В Сентфоре за 10 лет ничего не изменилось. Всё те же корявые ветки деревьев, пожухлые листья под ногами, облезлые миниатюрные домики, краска которых всё шелушится, кусками ниспадая на рыхлую влажную землю. Та же безнадёжность в кривых электрических столбах, в чёрных страшных проводах, в трещинах на асфальте, в ямах на дороге, где подолгу не высыхают лужи грязи. Люк сам не верил, что каждый Божий день хотел вернуться сюда. В место, где погибли его родные и близкие. Всё началось со школьного друга — рыжеволосого Сэма. Люк до сих пор помнит бледное юношеское вытянутое лицо, усыпанное градом веснушек, две чёрные выжженные дыры вместо ярко-зелёных глаз, гримасу боли и выражение страха на лице, замершего навеки. Именно таким они с Сарой обнаружили молодого человека, лежавшего в груде сырых листьев, грязи и фиолетовых мерзких цветов. Продолжилось пропажей Кэнди и Бобби, чередой полнейшей чертовщины и сверхъестественного. Закончилось (или нет?) родителями Люка. Мистер и миссис Моринг погибли в полыхающем пожаре в своём особняке, дети их чудом уцелели. Когда мужчина вошёл в дом, сердце его болезненно ёкнуло, перед глазами вновь появились языки пламени, и Люк клянётся, что кожу вновь обдало страшным жаром, глаза застелила белая пелена, а до сих пор не зажившие ожоги вновь запульсировали от боли. Особняк был почти тем же, только чёрные пятна на стенах, обвалившаяся штукатурка и наполовину отклеивающиеся обои напоминали о прошлом. Везде находился тройной слой пыли, окна были заколочены громоздкими досками. Кусок кухонных обоев зарос слоем густой плесени с мокрыми разводами от дождя. Где-то валялись остатки картин — сгоревшее «Сотворение Адама», пепел от «Поцелуя Иуды», «Мона Лиза» в копоти и зале. Невольно мужчина поёжился, вспоминая вспыхнувшую картину Уайта. Все эти десять тяжких лет он пытался узнать о ней больше. Смог выяснить, что каждые десять лет в Сентфоре происходили убийства и пропажи людей. Он говорил себе, что приехал только из-за этого, однако знал, что это не единственная причина. Проклятый город не отпускал просто так, зазывая в свои цепкие когтистые лапы. На резной лестнице покоилась обгоревшая статуя ангела, чёрные разводы под её глазами напоминали слёзы. «Не дом, а сломанная шкатулка горьких воспоминаний», — промелькнуло у Люка в мыслях. В собственной комнате ему было паршивее всего, хоть там и не были заметны столь явные последствия от пожара, однако он замер, боясь даже лишний раз дышать. Комната Люка была самой простой в особняке, пожалуй. Там не было картин или антиквариата, всё просто и гармонично. Слишком родные обои, кровать, стол, обгоревшие болотные шторы. Он со всей силы дёрнул за них, перед глазами поплыли мириады летающих пылинок — Люк раскашлялся, махая ладонью перед лицом, отгоняя пыль. За окном можно было увидеть грязный пустой бассейн, заваленный сухой листвой. Чуть дальше торчали кроны деревьев, лес Сентфора выглядел одиноким и отталкивающим, Люк хотел, чтобы все эти чёртовы ели и пихты рухнули в овраг, а дубы с осинами сгнили. Слишком много боли и грязи в этом лесу. «Зачем ты сюда вернулся, идиот?» — едкий голос расползается прямо в голове, заполняя тело от ступней до кончиков пальцев, закладывая уши. Люк растирает ладонями виски, стараясь унять резкий приступ головной боли. Он смог убедить себя, что никакого голоса не существует — ведь никто не слышит этот противный шёпот, кроме него самого. «Хочешь умереть сегодня? Беги, чтобы пятки сверкали! Картина всё ещё существует…» — голос пожирает. Моринг знал, что Сара здесь. Её видели в церкви на похоронах миссис Хилл. Она приехала. Как и все остальные. «Выходит, этот город не только меня держит за горло», — отметил мужчина, спускаясь на первый этаж. Люк был уверен, что отложит эту встречу до вечера, или до утра, на худой конец, но он не мог. Не мог больше ждать, это тягучее ожидание съедало, ему слишком хотелось увидеть Сару. Несколько десятков домов-близнецов, похожих друг на друга, пара улиц — и Люк оказался прямо около порога дома семьи О’Нил. Сейчас он почувствовал себя семнадцатилетним подростком, ожидающим Сару на крыльце, прямо как тогда, когда они пошли в лес на пикник, объедаясь круассанами и попивая красное полусладкое. Он не знал, будет ли девушка дома, либо же дверь откроет её мать, но решительно постучал. Спустя пару минут дверь приоткрылась, слабо скрипнув, а в проёме показалась русоволосая голова. У Люка сердце в пятки ушло. Она почти не изменилась — стала чуть выше, скулы выделялись более отчётливо, но голубые глаза отдавали всё там же родным теплом. — Сара? — негромко вопрошает мужчина, будто хочет убедиться, что это действительно она, а не призрак, не просто иллюзия в его голове. Слишком красивая. Слишком нереальная. — Люк? — звонкий голос дрожит, словно разбивается фарфоровая миниатюрная чашка, разлетаясь на десятки осколков. Она крепко держится ладонью за дверь, ей кажется, что она вот-вот упадёт. — Да, — на губах у него мелькает слабая улыбка. Оба не знают, что и говорить, будто все слова уже сказаны, — Привет. — Какого чёрта ты… Ты бросил меня! — девушка старается быть злой, но на глазах появляются слезы. Услышав дрогнувший голос, он сразу же силой открывает дверь, всем телом прижимаясь к Саре, поглаживая её волосы, чувствуя надрывное дыхание, плечи девушки вздрагивали вверх-вниз. — Прости меня, — шепчет он в макушку. Слышны его всхлипы, — Так надо было. Картина. Она могла убить нас. И может до сих пор. Сегодня произойдёт что-то страшное… Короткие слова. Весь воздух из лёгких словно выкачали. Вздымающаяся грудь. Смазанные поцелуи. Щека. Висок. Губы. Подбородок. Шея. Она, будто ласковая кошка, тычется о его щетину на лице, блаженно закрывая глаза, вдыхает родной запах леса. Мускус. Ветивер. Дубовый мох. Концы её волос щекочут скулы. Его чуть влажные ресницы касаются её щеки. Женская ладонь крепко держится за рукав мужской рубашки, боясь, что он вновь уйдёт. Хватается за него, как за последнюю соломинку. — Не отпущу тебя больше, — говорит девушка, поглаживая крепкую мужскую спину. — А я не переживу больше, если вновь расстанусь с тобой, — отвечает он, чувствуя горячее дыхание на своей шее. «Ты понял, что здесь комфортней», — прошептал заговорщическим тоном голос, заставляя спину покрыться гусиной кожей, — «…В старой доброй безнадёжной пустоте». Люк только крепче сжал девушку в своих объятиях, прикрывая глаза. — Ты слышал? — внезапно спросила О’Нил, чуть дёрнувшись, как испуганный кролик, — Этот зловещий шёпот…«Мы друг для друга давно стали как зеркала Видеть тебя и всё чаще себя узнавать Нитью незримой нас намертво сшила игла Так больно когда города нас хотят разорвать»