«Она для меня святыня. Всякое вожделение смолкает в ее присутствии. Я сам не свой возле неё, каждая частица души моей потрясена». Иоганн Вольфганг фон Гёте
Утро встретило Лайю холодными порывами ветра и густой пеленой тумана. Острые верхушки гор прятались в нём, напоминая больших мифических чудовищ. Девушка решила пройтись по территории замка, вдыхая свежий влажный воздух, он всегда помогал ей привести мысли в порядок и настроиться на работу. Сперва она оглядела старое кладбище, взгляд темноволосой зацепился за гранит надгробных плит, покрывшийся слоем мха, а после и за стены замка, увитые плющом. В центре кладбища стояла фигура ангела, опустившегося на колени, тёмные разводы под глазами напоминали человеческие слёзы, а ладони в мольбе были прижаты к груди. Лайя видела в лице этой статуи отчаяние и боль. Так сильно она напоминала настоящего человека, что Бёрнелл поёжилась, приобнимая себя за плечи. Несколько капель упало ей на нос, заставляя поднять голову и взглянуть на серое небо со свинцовыми тучами. Здесь слишком тихо, в давящей тишине девушка слышит своё размеренное дыхание и лёгкий шелест листьев с пожухлой травой под ногами. «Жутко», — думает она, возвращаясь ко входу в замок, разглядывая скульптуру в виде дракона. Даже в такую погоду фонтан не отключили, у статуи изо рта льется вода, ударяясь об острые клыки. Шатенка проводит пальцами по холодной бетонной чешуе дракона, гладит крылья и хвост, после касаясь ледяной воды. Мёртвые красные глаза изваяния пугают Лайю, заставляя её как можно скорей отвести взгляд. Две горгульи, сторожащие лестницу и дверь замка, нагоняют страх на девушку не меньше. «Словно в роман Брэма Стокера попала», — размышляет она, направляясь к внутреннему дворику, где она обычно завтракала и обедала, если погода позволяла. Белая ажурная скатерть покрывала длинный обеденный стол, концы её слегка покачивалась от дуновений ветра. Шесть пустующих высоких стульев с витыми ножками окружали Лайю. На скатерти одиноко стоял канделябр с потушенными восковыми свечами. Карие глаза девушки лениво проходятся по кустам розовых и красных роз, которыми здесь засажено почти всё. Их нежный и душистый аромат пьянит. Когда темноволосая слышит мужской голос позади себя, то вздрагивает. — Вам нравятся розы, мисс Бёрнелл? — Влад смотрит на цветы пронзительным взглядом, словно желая получить ответ от них, а не от Лайи. Его горделивая осанка делает его похожим на какого-то короля или царя. — Если не вспоминать тот случай, когда меня связали виноградной лозой и обложили тёмно-бордовыми розами, то… — она издаёт нервный смешок, от которого все мышцы Влада напрягаются, а губы сжимаются в тонкую линию. — Вы же верите, что это был не я? — хоть голос его оставался спокойным, Лайя всё же чувствовала, с какой тревогой он это говорил, за последнее время девушка научилась понимать мужчину лучше. — Верю, — услышав одно простое слово, Влад сдержанно кивнул. На самом же деле, с души его свалился огромный камень. — Так что вы думаете обо всех этих кустах роз? — темноволосый поправляет свой бордовый пиджак, и без того идеально сидящий на мужских крепких плечах. «Стоит ли говорить ей, как дворецкий любит парировать мне, что запах роз помогает предотвратить вспышки гнева?» — размышляет Влад, отмечая, что не стоит, девушка и так считает его странным. — Самый популярный цветок в живописи. На картинах эпохи Возрождения розы расцветали просто на огромном количестве полотен, художники не уставали наделять бутон бесчисленным количеством значений, — Лайя так увлеченно щебечет, что даже не замечает загоревшийся интерес в голубых глазах собеседника, — Чистотой и невинностью, как атрибут Девы Марии у Сандро Боттичелли, или как символ любви у Уотерхауса на картине «Психея, проникающая в сад Купидона», где девушка входит в сад, наполненный кустами роз. Путь, усеянный именно этими цветами, ведёт её к возлюбленному. — Но этот маленький цветок может приносить и раздор. Красно-белая роза — фамильная эмблема семьи Тюдор. Якобы комбинированный бутон — это объединение двух семейств, Йорков и Ланкастеров. Но сколько крови было пролито из-за этой слепой вражды… — мужчина исказил лицо в гримасе отвращения, отводя взгляд. — Война Алой и Белой розы, — кивнула девушка, прекрасно понимая, о чём он говорит, — Да, я люблю розы. Наверное, кто-то считает их штампом и клише, но лично для меня это настоящая классика. — Лепестки этих цветов красивы и очень нежны, но не стоит забывать, что на стеблях находятся острейшие тернии, — будто предостерегая, говорит Влад. Тёмные густые брови чуть сводятся к переносице, на лбу появляются заметные морщинки. Мужчина важной походкой проходит к цветам, срывая один из бутонов и поглаживая его большим пальцем, — Розы породили слишком много мифов и сказок. Когда Афродита искала своего убитого возлюбленного Адониса, она пробиралась сквозь колючки, тогда именно из капель её крови и распустились алые розы. — А как же «Красавица и Чудовище», где надменный принц насмехается над нищей старухой, за что та превращает его в монстра, накладывая своё заклятье на замок и всех его обитателей? Снять его может лишь истинная любовь, которую принц должен успеть познать до того, как упадёт последний лепесток розы, — Лайя усмехается, протягивая Владу в руки именно эту самую книгу. Её оленьи глаза полны тепла, а на розовых губах застыла улыбка. Влад берёт книгу в руки. Осторожно, прикасаясь к обложке длинными пальцами с перстнями на них. Проводит по крепкому твёрдому переплёту, словно желая смахнуть тонкий слой пыли. Поглаживает корешок. Лайя глядит на фаланги его пальцев, рот её рефлекторно приоткрывается от того, как красиво это выглядит. Словно мужчина трогает реликвию, древнее писание или памятник. Девушка ощущает его прикосновения на своей коже, будто он проводит пальцами не по страницам, а по её подбородку, скулам, вискам, ключицам, оставляя после себя следы, перманентно отпечатываясь на теле. Темноволосый облизывает пересохшие от волнения губы, раскрывая форзац книги, обнажая титульный лист и отодвигая ляссе, мешающую ленточку-закладку из узкой шелковой тесьмы. — Как я и сказал, они породили слишком много сказок, — голос у него густой и хриплый, — Позволяя детям блуждать в сладостных грёзах своих и мечтах, тем самым даруя им наивысшее счастье. — Кто породили? — Лайя поднимает брови в удивлении, пытаясь поймать нить повествования Влада, которая упорно ускользает от неё прочь. — Розы, — он улыбается одними только глазами. У Влада взгляд голубых глаз такой цепкий, словно репейник. Он колется, цепляется в смущенное лицо Лайи до боли, до розового румянца на щеках. Кровь её приливает к лицу, бледная тонкая кожа девушки краснеет, ей только остается отвернуться, неловко заправляя тёмные локоны волос за ухо. Она шумно втягивает воздух через нос, приподнимает подбородок, такая забавная и одновременно с этим грациозная. Влад всё глядит на неё, даже и не моргает, поражаясь тому, как сильно она похожа на его Лале. Те же аккуратные черты лица и тот же злато-карий омут глаз. — Что? — не выдерживает она, вопросительно вглядываясь в мужчину, — Почему вы смотрите на меня так? «Действительно, почему», — усмехается он в мыслях, еле сдерживая улыбку на своих губах. — Вы очень красивая сегодня, Лайя, — спокойным и бархатным голосом протягивает Влад, наконец отводя свой тяжелый взгляд. — Спасибо, — Бёрнелл лучезарно улыбается, кончики губ её приподнимаются, — Я выгляжу так же, как и всегда. — Всегда… — тихо повторяет он, но девушка слышит. Это «всегда» бьёт по самым чувствительным струнам его души. — Так глупо звучит, «всегда». Вы ведь знаете меня всего ничего, — слова звучат отрезвляюще, но от этого не легче, они ножом царапают по сердцу. «Это не она, не Лале, ты обязан принять это», — сам себе вторит Влад. — Да, вы правы, — осторожно мужчина протягивает ей книгу и душистый цветок, сорванный пару мгновений назад. Лайя принимает предметы из его рук, заостряя своё внимание на розе. Девушка вертит раскрывшийся бутон в руках, подносит его к лицу, вдыхая приятный запах. Чувствуя то, какой он нежный, Бёрнелл не удерживается и проводит мягкими лепестками по шелковистой коже щеки. Мужчина нервно сглатывает, адамово яблоко перекатывается под молочной кожей. Он наклоняет голову вбок и следит за тем, как она невесомо касается бутона приоткрытыми губами. Влад клянётся, что чувствует прикосновения её горячих губ на своих, будто целует она сейчас не несчастную розу, а его. Когда девушка переводит взгляд на застывшего мужчину, рука её дёргается и подушечку указательного пальца колет острый шип розы. Лайя чуть слышно шипит, а цветок выпадает из тонких пальцев на землю. Влад тяжело дышит, чувствуя металлический запах и видя густую каплю крови, вытекающую из раны. Мужчина медленно подходит к ней ближе, чуть наклоняясь и двумя руками накрывая её ладонь. Он аккуратно проводит по фалангам женских пальцев, разворачивая внутреннюю сторону руки к себе. — Влад, — беззвучно шепчет она одними губами, мужчина в ответ оставляет россыпь поцелуев на запястье, прикусывая кожу, а после слизывает алые капельки крови с указательного пальца. Он жадно обхватывает его кончик губами, проводя по ранке языком, а у Лайи от этого действия будто проходит разряд тока по всему телу. Шатенка чувствует, как ногтевая пластина ударяется о горячее нёбо у него во рту. Было в этом что-то первобытное, даже животное. Снизу живота приятно тянет, когда она сталкивается с пронзительными голубыми глазами, глядевшими на неё снизу вверх. Сейчас он особенно сильно похож на Влада из прошлого, такой же взгляд, внимательный и ласковый. Пару тёмных прядей растрепались из его укладки, напоминая причёску того Влада. Кусая губы, Лайя одёргивает руку, прижимая её к себе и непонимающе смотрит на мужчину. Ей хочется прильнуть к его пальцам, это желание вызывает у неё страх и смущение. — Нужно было остановить кровь, — быстро поясняет темноволосый, его сбивчивое и рваное дыхание рассекает воздух. Ладони, сжатые в кулаки, дрожат, а на лбу появляется еле заметная испарина. На языке у него до сих пор солоноватый привкус её крови. Он потирает виски двумя пальцами, откидывает назад локоны волос, спадающие на лоб. Чёрные зрачки давят голубую радужку глаз, Бёрнелл от его вида пошатывается. — Спасибо, — Лайя поглаживает кожу запястья, на которой всё ещё горели места его поцелуев и прикосновений. Она сдерживается, чтобы не прижаться к его мощной груди, не зарыться в шоколадные уложенные волосы, не оставить на устах поцелуй. Из потока мыслей её выдёргивает тонкая струйка крови, вытекающая у мужчины из носа, но тот будто и не замечает этого, на губах у него застыла блаженная улыбка, — Влад, у вас кровь! Темноволосый безмолвно утирает следы крови тыльной стороной ладони, лицо его становится бледным, будто полотно. Не говоря ни слова, тот стремительно уходит прочь, оставляя после себя запах ириса, кедра и пылающей древесины. Девушка остаётся стоять на месте, глядя на кусты роз. С неба слышатся оглушающие раскаты грома, а после сверкают тонкие нити серебряных молний. По столу начинают тарабанить капли дождя, Лайя прижимает книгу к себе, прикрывая глаза. «Лепестки этих цветов красивы и очень нежны, но не стоит забывать, что на стеблях находятся острейшие тернии», — проносятся у Бёрнелл в голове слова мужчины, сказанные ей ранее.«Я слышу в тебе музыку, Скажи мне почему. Ты всю жизнь была заперта здесь и просто не можешь сказать «пока». Твои губы — мои губы. Апокалипсис. Got the music in you baby, Tell me why You've been locked in here forever & you just can't say goodbye Your lips, My lips, Apocalypse».