Через тернии и провода

Он тушит сигарету о грязное треснутое стекло пепельницы, заляпанное окурками и пеплом от них. Живые голубые глаза с лопнувшими капиллярами гипнотизируют стакан с янтарного цвета скотчем в руках. «Наверняка дорогущий, как и всё в этом блядском доме», — распинается в своих мыслях Вишня, покручивая кольцо на большом пальце с гравировкой на латыни. Взгляд его проходится по шрамам на руках, у тех такие причудливые формы, будто у облаков, но если на облака любоваться Вишня ещё как любил, то разглядывать мерзкие шрамы на ладонях ему было с каждым разом всё противней. Говорят, время лечит, только вот мужчина знает, что это та ещё брехня. Ему не нравится находиться в сгоревшем особняке Морингов, потому что он вспоминает всё. Вспоминает до малейших деталей, как брал картину Фредерика Уайта в руки, как рама её болезненно жглась, а языки пламени вспыхивали на самом полотне, как лицо светловолосой девушки будто бы оживало, она корчилась в предсмертной агонии, а в ушах у мужчины стоял её крик. — Опять нажираешься? — из мыслей его выдёргивает звонкий голос Адель, сразу же заменяя пронзительные вопли и визги Аннет своим типичным аделевским хмыканьем, присущим только ей, и кривой ухмылкой, ползущей по алым губам. — Кто бы говорил, мисс «я пью, только когда у меня плохое настроение, а плохое оно у меня всегда», — темноволосый поднял свой стакан вверх, а после сделал пару глотков, горячительный напиток обжёг горло, оставляя горечь на языке. — Сейчас оно дерьмовое. Наливай, — в приказном тоне произнесла женщина, чуть ли не тыкая голубоглазого пустым стаканом в рёбра, да уж, хватки ей было не занимать, — Не пить же тебе в гордом одиночестве, как какой-то алкаш. — Ага, а Аарон мне потом башку оторвёт, — Вишня издаёт смешок, но всё же принимает стакан из её рук, покрытых длинными фиолетовыми перчатками. Он знал, что её аккуратные пальцы и миниатюрные ладони усыпаны такими же страшными ожогами, как и у него самого. Когда-то у мужчины тоже была мысль начать носить чёрные кожаные перчатки, но после он вспоминал о Человеке в маске, который уже воспользовался этим приёмом. Не хотелось лишний раз походить на директора цирка уродов, — Сколько тебе налить, дорогая? — Мы с ним разводимся, ты это знаешь, — она терпеть не могла, когда Вишня называл её так, пародируя этим Хилла. По правде говоря, Адель тошнило от любых обращений в духе «дорогая», «любимая», слишком консервативно это звучало и напоминало погибших родителей, называвших так друг друга всю жизнь, — Наливай столько же, сколько и у тебя, Форд. Поймав озлобленный взгляд мужчины, рыжеволосая лишь шире ухмыльнулась. Адель знала, как он ненавидел свою фамилию, стараясь скрыть её за кличкой, будто бы за позывным именем. Вишня ей никак не ответил, отмечая, что сейчас в состязании по остротам между ними один-один. Он налил в стакан около трети алкогольного напитка, передавая его обратно Моринг в руки. — Благодарю, да ты просто настоящий джентльмен, — всё не унималась и ехидничала она, подминая под себя ноги и расползаясь на диване, — Кстати говоря, от тебя несёт, как от ликёро-водочного завода. Вишня изогнул бровь, одними только глазами высказывая своё удивление и лёгкий укор. Взгляд его цеплялся за вьющиеся локоны тёмно-рыжих волос, чётко очерченные брови и карие глаза цвета скотча, такого же, какой был у них разлит по стаканам. У Адель до сих пор были по-детски пухлые щеки даже в свои двадцать шесть. — Ты вроде пить еще не начала, а уже превратилась в машинку по производству перлов и анекдотов, — наконец выдал мужчина, проведя ладонью по кудрявым уложенным волосам цвета вороньего крыла, после доливая себе ещё скотча. Он постучал кольцом по кромке стакана. — Долго же ты собирался с мыслями, дедуля, — Моринг облизывает губы, чуть смазывая красную помаду, после чего вливает в себя всё содержимое стакана в несколько глотков. Она абсолютна трезва, Вишня это знает, ведь чтобы опьянять, ей нужно вылакать как минимум половину бутылки, Форд уже с этим свыкся, — Нальёшь ещё, дорогой? — Мне тридцать пять, а не семьдесят, дитя, — Вишня подавляет смешок, выхватывая из её пальцев стакан, наполняя его вновь. Он замечает на кромке еле заметные следы от алой помады, чуть стирая их указательным пальцем и протягивая стакан хозяйке обратно. — Благодарю, — Адель тянет гласные, вновь припадая к скотчу, — У этого односолодового выдержка — восемнадцать лет, а на вкус, как обычное дешёвое пойло, а? — Тс-с, не раскрывай секретов, как же снобы и позёры из высших слоёв общества будут кичиться тем, как хорошо они разбираются в дорогостоящем алкоголе? — он хитро щурится, отчего около глаз появляются маленькие морщинки. Адель закидывает ногу на ногу, ткань юбки-карандаша едет вверх, обнажая стройные ноги, покрытые чёрными кружевными чулками. Вишня отводит взгляд в сторону, пытаясь спрятать его в своих ладонях со шрамами и ожогами, или же потопить в стакане с алкоголем. — Хилл опять возится с какими-то бумагами, — начинает женщина, потирая переносицу, — Поскорей бы уже развестись и прекратить ебать мозги друг другу. «Она слишком откровенна, обычно монологи о душевных терзаниях достаются только пустому особняку», — думает Вишня, вспоминая, как он застал её в ванной, когда Моринг сидела в одежде под душем, вся мокрая и дрожавшая. На щеках у неё застыли чёрные разводы от туши, но в тот момент она уже не плакала, просто говорила, как устала жить. Говорила самой себе, думая, что никто не слышит. Но Вишня слышал. — Именно поэтому я предпочитаю не жениться, — шепнул мужчина, чокаясь с Адель и прикладываясь к стакану. Вишня выпил содержимое в два глотка, адамово яблоко плавно перекатывалось под кожей, когда он сглатывал. На шее были видны выступающие синеватые вены, а белая рубашка, застёгнутая не до конца, обнажала грудь. Пару капель скотча капнули на ключицы. Он давно уже перестал одеваться как какой-то бандит, мужской строгий костюм пришёл на смену чёрной потрепанной кожанке. Неизменным остался только холодный металл армейских жетонов. — Да ладно, я ведь тебя знаю, герой-любовник, это ты только на словах такой, мол «отношения не для меня, бла-бла-бла, я одинокий волк, мне никто не нужен, и я не хочу быть нужным кому-то», — рыжеволосая жестикулировала, руки её говорили так же ярко и красноречиво, как и язык, — Ты боишься влюбляться, потому что безоговорочно привык себя всего отдавать. Без остатка. Вот и прячешься в интрижках и отношениях на одну ночь. Взять ту же Сару… — Ой, нет, Адель, не начинай, — Вишня отмахнулся, призывая её замолчать, но Моринг это лишь раззадорило, — Иначе я сейчас буду играть в психолога и перемывать все кости о твоих отношениях с Аароном… И Тёрнера добавить не забуду. Как он там поживает? — Всё, поняла, затыкаюсь, — женщина провела пальцами вдоль губ, будто бы застёгивая на них молнию, — У нас обоих в личной жизни какая-то беспросветная дыра. — Я бы по-другому выразился, — темноволосый болезненно и вымученно улыбнулся, сейчас его голубые глаза казались серыми и прозрачными в тусклом освещении подвесной антикварной люстры, — Но рядом с дамой не матерюсь. — А у тебя порошок ещё остался? — обыденным тоном спрашивает она, как ни в чем не бывало. Мужчина возмущённо глядит в сторону рыжеволосой, не скрывая своего недовольства. — Адель, ты же знаешь, что я давно этим не занимаюсь, — строго отрезает Вишня, лицо его быстро серьёзнеет, челюсти сжимаются, а мышцы тела напрягаются. Он весь сейчас как один напряженный нерв. — А ведь прибыльно было. Я бы хорошо заплатила… — Моринг накручивает локон волос на палец, невинно хлопая ресницами и с вызовом глядя на Вишню. Её щеки заалели от алкоголя. — Прекрати. Ты ведь испытала последствия этого дерьма на себе, — он прижимает её к подушкам дивана, цепко хватая за запястье, — Если словила грустинку от развода с Аароном, это не повод обдалбливаться, Адель. И ты знаешь, что с тебя я денег никогда не возьму. Он зол. Очень. Она смогла вывести его на эмоции, отчего победно облизала пухлые губы и прошептала ему прямо в лицо: — Может, отпустишь уже? — Прости, — волна вины его окатила так же быстро, как и ослепила вспышка гнева минуту назад. Глаза Адель цвета густой карамели вглядывались в его, цвета серо-голубого неба на заходе солнца, — Я ненавижу, когда ты поднимаешь тему о наркотиках. Я покончил с этим раз и навсегда. — А если я словила грустинку не от развода, а от воспоминаний? Если я просто хочу, чтобы мне прекратили сниться горящие в огне родители и Люк? — выдаёт Моринг, заламывая пальцы в своих кожаных перчатках. — Адель… — Вишня замолкает, обдумывая, что ему стоит сказать. Она говорит правду, или в очередной раз надевает на себя маску, как пару перчаток? — Мне ужасно жаль, что с тобой произошла эта страшная трагедия. Это ужасно, но тонуть в наркотиках я тебе не позволю. Мы с Аароном были с тобой рядом всё это время, будем и дальше. — Ага, как и шрамы от ожогов. Они со мной тоже были всё это время, — срывающимся голосом проносит рыжеволосая, отворачиваясь. Она говорит от всего сердца, обнажая перед ним душу, — И будут всегда. — Адель, ты можешь снять перчатки… — мягко говорит он, стараясь выразить в этих словах то, как сильно ему жаль. — Нет, — она трясёт головой, рыжие красивые кудри покачиваются из стороны в сторону. Вишня видит, как в уголках глаз собираются слёзы. После этого тот подрывается с места, искусанными губами собирая её солоноватые слезинки, целуя Адель в веснушки, разбросанные по бледным щекам и носу, — Ты можешь не стесняться своих шрамов, потому что у меня такие же. Он показывает ей свои ладони, гладит ими пухлые покрасневшие щёки, вновь целует лицо, лоб, глаза, чувствует, как вздрагивающие ресницы щекочут его кожу, а сбивчивое женские дыхание опаляет губы. Не дожидаясь ответа, Вишня осторожно стягивает с рук Адель фиолетовые перчатки, сначала с одной, потом с другой. Она сразу хочет спрятать ладони, но темноволосый не даёт этого сделать, он продолжает осыпать поцелуями её шрамы на пальцах, запястьях, ладонях. — Ты прекрасна, Адель, — шепчет мужчина, заправляя рыжий, словно пламя, локон за ухо. Они оба застывают в недвусмысленной позе. Вишня нависает над ней, коленями упираясь в диван, одной рукой придерживая её за талию, а Моринг же обхватывает ногами мужской торс, вжимаясь низом живота в его пах. У обоих в головах внутренняя дилемма, мужчина думает над тем, что это неправильно, конечно, она без пяти минут бывшая жена его лучшего друга, но всё же жена. Только когда Адель тянет его за армейские жетоны на себя, впиваясь в губы своими, Вишня подытоживает, что вертел он все эти моральные принципы. Плевать. Её пальцы без стеснения оглаживают его накаченную грудь, ведут по низу живота, цепляются за пряжку, сжимают член через чёрные брюки, задевают ширинку острыми ноготками. Мужчине только остаётся простонать ей прямо в губы и просунуть язык в приоткрытой горячий рот. Её красная помада размазывается по губам и лицам обоих, напоминая кровь или же вишнёвый сок. Зубы ударяются друг о друга, нити слюны тянутся от одного рта к другому. — Давай, Вишня, — отстраняясь от него, говорит Моринг, сбрасывая с мужчины пиджак и расстёгивая пуговицы белой рубашки. Запах его туалетной воды и сигарет кружит голову, Адель окончательно теряется в нём и в этом моменте. — Даю, — он ухмыляется, а рыжеволосая легонько ударяет его по бедру, стараясь скрыть улыбку. Мужчина скидывает с себя рубашку, позволяя разглядеть татуировку на его груди — огромного усатого дракона, — Любуешься? — Размечтался, — Адель кусает мочку уха, ведёт языком по шее, прикусывает выступающую венку, сразу же зализывая место укуса, в то время как Вишня стаскивает с неё кофту с юбкой, оставляя в одном нижнем белье и чулках. Бюстгальтер и трусики у женщины красного яркого цвета, темноволосый улыбается, отмечая, что это её коронный цвет. Она хочет стянуть с себя чулки, но он не даёт этого сделать, большим пальцем проводя по тонкому кружеву. — Форд, — тянет Моринг, после чего мужчина прижимает её к скрипящему дивану, вновь впиваясь в губы страстным поцелуем. Выходит мокро, пылко и горячо, они жадно кусают губы друг друга, сплетают языки, руками второпях исследуя тела. Ладонь его оглаживает её упругую грудь, рёбра, впалый живот, тазобедренные косточки, лобок, — Твою мать… Убедившись, что ругательство она прошептала только от удовольствия, Вишня кое-как расстегнул застёжку лифчика, сразу же припадая к розовым ореолам сосков. Коленом он развёл ей ноги, пальцами дотрагиваясь до внутренней стороны бедра и чувствуя, как она сдавленно мычит ему в шею. — Не сдерживайся, никто не услышит нас, — сбивчиво произносит мужчина, подушечками пальцев массируя клитор и половые губы через влажную ткань трусиков. Серёжка в его ухе щекочет соски Адель, вмиг твердеющие, мужские губы оставляют мокрые поцелуи, горячий язык проходится по ключицам, яремной впадине, наконец добираясь до вздымающейся груди. Армейские жетоны слишком холодные, от их металла кожа живота сразу покрывается мурашками. Моринг шипит что-то похожее на недовольное «Вишня, холодно», пальцы её теряются в его растрёпанных чёрных кудрях. Большие ладони придерживает её за бёдра, но она всё равно ёрзает под ним. Ноготками рыжеволосая очерчивает его татуировку в виде дракона на накаченной груди, ощупывает рельефные мышцы живота, про себя отмечая, что он просто в идеальной форме. — Тогда заставь меня не сдерживаться, — Адель издевается, широко открывая рот и высовывая язык, выдавая из себя громкий пошлый стон. Мужская шея краснеет, Вишня прикрывает глаза, чувствуя, как член распирает ширинку брюк от возбуждения. Он не сдерживается и грубо сжимает её ягодицы и округлые бёдра, оставляя после себя красные следы на бледной коже. — Как я могу отказать женщине? Я же джентельмен, — его горячий шёпот опаляет и без того горящую кожу женских щек, — Твоё желание для меня закон. — Ну так сделай это уже, Вишня. Не надо соблазнять и ублажать меня, как одну из твоих девчонок, которых ты называешь принцессами, — Адель облизывает его верхнюю губу, от неё сильно разит алкоголем и пряным ароматом духов, что-то в духе кофе, лаванды и чего-то ещё, что мужчина вспомнить не может, потому что он чертовски пьяный, а еще Вишня думает, что Моринг точно не принцесса, скорей королева, — Просто трахни меня. Мужчина расстёгивает звенящую пряжку ремня в какой-то дымке, рыжеволосая помогает ему расправиться с ширинкой и стянуть брюки с нижним бельём до колен. Женские пальцы обхватывает член, размазывая смазку, сочащуюся из головки, двигая кулачком по стволу вверх-вниз. Вишня глядит на неё с нескрываемым вожделением и облизывает пересохшие губы. Они плавятся в руках друг друга, темноволосый разводит её ноги и стаскивает красного цвета трусики, задевая костяшками набухший клитор. Адель стонет, когда мужчина входит в лоно, растягивая её и сразу же начиная двигаться, совершая плавные, но частые толчки. Она обнимает его за плечи, прогибаясь в спине и ловя своими губами его губы. Вишня подаётся бёдрами вперёд, придерживая её за талию, стимулируя клитор и размазывая влагу по складкам. Комната наполняется пошлыми звуками шлёпающих друг о друга тел. В Адель так жарко и узко, что у мужчины перед глазами появляются мушки, он мычит ей в губы от удовольствия. Её дёргающиеся рыжие волосы напоминают ему яркое разгоревшееся пламя, но Вишня сразу старается отбросить это сравнение прочь. Адель через какое-то время старается поймать ритм и сама насадиться на него, впиваясь в плечи ногтями, отчего мужчина издаёт гортанный рык. На коже появляются маленькие капельки пота. — Чёрт, Форд, я… — Моринг чувствует, как внизу живота разливается приятное, щекочущее чувство, она сильней выгибается, желая получить разрядку, перед глазами появляются искры, а голова начинает кружиться. — Давай, любимая, — в беспамятстве произносит Вишня, прижимая рыжеволосую к себе сильней, тяжело дыша, одними только губами беззвучно произнося, выдыхая её имя. Когда женщина кончает, сжимаясь и закатывая от удовольствия глаза, он еле успевает в последний момент выйти из неё и излиться Адель на живот. — Ты назвал меня любимой? Опять? — пытаясь отдышаться, говорит рыжеволосая, поднимая брови. — А ты меня Фордом. Опять, — таким же сбивчивым голосом шепчет мужчина, усмехаясь, прижимая Адель к своей вздымающейся груди. Сначала она хочет потянуться к своим длинным перчаткам, валяющимся на полу, чтобы вновь надеть их, но долю секунды спустя передумывает, переплетая пальцы с Вишней и поглаживая его кольцо с гравировкой на большом пальце. — Что здесь написано? — спрашивает Адель, сузив глаза и пытаясь вчитаться в гравировку. — Faecem bibat, qui vinum bibit, — на латыни произнёс мужчина, сразу же переводя, — Кто пьёт вино, пусть пьёт и осадок. — Пафосно, в твоём стиле, — женщина прикрывает глаза, довольно улыбаясь. — Зато со смыслом и красиво, — Вишня проводит по густым рыжим волосам, засыпая и утыкаясь ей в шею. Они зализали раны и шрамы друг друга этим вечером.

«Просто встретились два одиночества, Развели у дороги костер, А костру разгораться не хочется, Вот и весь разговор».