Happy to disappoint

Тони потирает ладонью мимолётное воспоминание — красный окровавленный засос, недавно оставленный Питером. Его пальцы осторожно на нём задерживаются, и мужчина наклоняет голову, чтобы лучше его осмотреть. Окунувшись в теплые воды ванн, он смотрит на свое отражение в зеркале и не может все так просто забыть. Хочется провалиться сквозь землю. Тони теряется во времени и не знает сколько он так смотрит на свое мрачное отражение: пять минут или пять лет. Время превращается в вечность, и он уже и не вспомнит, какой сегодня день недели. Но когда Питер… когда произошло то, что произошло, было воскресенье. С того самого дня все потеряло название. Не важно, понедельник сегодня или пятница, выходной день или будний — нет разницы между ними. Есть только первый, второй, третий… двадцать первый день без Питера. Иногда он начинает забывать, почему парня нет рядом. Ему хочется вскочить, схватить пальто и поехать забирать Питера из школы, но потом его накрывают воспоминания… И Тони себя останавливает. Он не из тех, кто прощает — было бы так, вся бы его банда давно была бы мертва. Но сейчас вокруг парит только запах этого мальчишки, и Тони уже не узнает свой пентхаус. Неужели он всегда был таким? Огромным, роскошным и пустым? Но это его территория. Его башня. И его империя. Тони должен научиться жить как прежде, как жил до того дня, пока ему на глаза случайно не попалась жёлтая куртка. Так почему он до сих пор чувствует себя чужим в своем доме? Да потому что его стенам не хватает звонкого смеха Питера. В первые дни Тони был вне себя из-за того, что чувствовал себя чужим в собственном доме. И все из-за чего? Из-за прекрасных карих глаз, которые сумели спрятать в себе корысть и предательство. Тони никогда не сталкивался с подобными проблемами, ведь он всегда — ещё по нравоучениям отца — воспринимал их как временные препятствия. У препятствий всегда есть конец. У проблем — решение. И те, кто пытался нанести ему удар в спину, получали по заслугам, и Тони двигался дальше. Однако сейчас… всё иначе. Повстречав Питера однажды, он разучился жить без этого несносного мальчишки. Он никогда не рассматривал такого варианта — никогда к нему не готовился. Если бы кто-то сказал ему раньше, что его затопят кипящие эмоции из-за жалкого шестнадцатилетнего парнишки, он бы застрелил его на месте. А потом застрелился бы сам. Какая ирония. Никто бы не поверил, что подобные мысли могли бы прийти в голову Тони Старка… но Тони Старк потерял всякий смысл, так какая разница? Пеппер прекрасно владеет компанией и без него. Роджерс и Барнс неплохо справляются с наёмниками. Он не выходит из дома несколько дней, и планета все ещё не перестала вращаться. Пеппер приходила навестить его, — а как же? — но ей не разрешили войти к нему, как только она впустила не-хочешь-поговорить? маневр в ход. Питеру удалось разрушить больше, чем просто доверие Тони. Скоро все пройдет, и ничего не останется, кроме шёпота воспоминаний и предательской дрожи в руках. А пока имя мальчишки прочно засело в его голове. О чём бы он ни думал, что бы ни делал, теперь его мир вращается лишь вокруг Питера Паркера. Тони пытался рассеять мысли, что Питера нет рядом. Пытался представлять перед собой большие, удивлённые и светящиеся глаза и широкую, жизнерадостную улыбку. Но это не реальность — это болезнь. Возможно, сердце у Тони все же есть, потому что это первый раз, когда он оставил предателя живым. Если Эдриан пустит об этом слух, то каждый решит, что даже Старка можно провести — начнут считать милосердным и перестанут бояться. Ему надо убить Эдриана и не бояться оставить мальчишку без отца. Это было бы его, Питера, наказанием за все причиненные ему страдания. Без отца Питер невинен и безобиден. А ещё слишком молод — убийство ребенка может повлечь за собой серьёзные последствия. К тому же, он никогда не осмелится нажать на курок, стоя перед парнем, но есть много кого, кто мог бы сделать это за него. Например, Наташа. Она бы хорошо справилась с этой задачей, ведь если уничтожить крыс, все должно вернуться на свои места, ведь так? Он скучает по мальчишке, но если скучать будет не по кому… все вернётся на круги своя, да? Отдать приказ — раз плюнуть. «Я счастлив, что он меня усыновил.» Питер Паркер был чрезмерно талантливым актером. «Ведь тогда бы я никогда не встретил тебя.» Тони потирает ушибленную шею, — Питер был чертовски... — царапает ногтями, желая содрать с себя кожу — ... безупречным. Настолько безупречным, что начинал бесить. В первые часы он чувствовал лишь злость и ярость — внезапное возвращение к не идеальной реальности после розовых очков. Но сейчас он чувствует внутри себя угнетающую пустоту: все, что удерживало на плаву и занимало Тони до появления Питера в его жизни, разлетелось пылью. И сейчас его спасал лишь гнев — ненавистью управлять гораздо проще. Ведь лучше быть токсичным, чем слабым. Слабый голос Говарда в глубине его сознания не перестает напоминать: Тони не тот, кто готов подчиниться власти шестнадцатилетнего парнишки. Наконец, он поднимается и вымывает лицо, — надевает маску, — заглаживает назад волосы — скрывает слабость, — и достает свой лучший костюм. Воротник классической рубашки скрывает засос, и сейчас, глядя в зеркало, он наконец-то видит в нем себя прежнего. Пусть и внутри он уже совсем другой. Гудок телефона разрывает нить мыслей. Что-то срочное: последние три дня только три человека могут дозвониться до его линии. Поэтому Тони без колебаний отвечает на звонок. — Да? — К вам пришла какая-то девушка, назвалась подругой Питера Паркера, и, думаю, вам стоит взглянуть на то, что она принесла... — Я же сказал: ни слова о нем, Барнс! Я непонятно выражаюсь? — рявкает в ответ Тони. — Да, я вас понял, но эта девушка… — пытается объяснится Баки, но женский голос на заднем плане прерывает его. — Можно я сама с ним поговорю? — Не думаю, детка. — У меня есть имя... Голос девушки звучит знакомо, а так как последние дни его мысли вращались лишь вокруг Питера, то он даже немного кажется… родным. Это Мишель Джонс, входившая в маленькую «банду» Питера. — Эй, мистер Старк, если бы вы знали, как облажались… — Святой Господь, — по-русски гаркнул Барнс, — Дай мне самому ему все передать, ладно? Босс, вы обязаны это увидеть... — Как она вообще сюда попала, Барнс? — Я ее пустил. Только Тони или весь мир разом решил съехать с катушек? — Ты, — медленно, но верно Тони начинает закипать, — можешь мне объяснить, с каких пор ты заделался экскурсоводом по Башне Старка для нахальных подростков с улицы? — Потому что Питер… Тони сбрасывает вызов прежде, чем Барнс успевает договорить. С него достаточно. Достаточно Паркера и ненасытной боли, которые преследуют его каждую божию секунду. Достаточно делится своим добродушием. Двери лифта распахиваются, и Тони воспринимает это как вызов — хватает в руку пистолет, и никто уже не сможет его ни в чем обвинить. Преодолевая гостиную, он намеренно идёт к выходу. — Сейчас же выбрось из рук эту штуку. Пеппер удостаивает его лишь секундным грозным взглядом, идя прямо на него, громко стуча высокими каблуками по мраморному полу, держа в руке папку с бумагами. — Не припоминаю, что разрешал тебе входить, Пеп. Но она будто не слышит его слов. Её лицо, как камень, не выражает никаких эмоций и, как обычно, удивительно собрано. Их нечитаемые взгляды встречаются, и, подойдя достаточно близко, она вкладывает в его ладонь фотографию. — Видишь, я даже не поленилась напечатать этот снимок. Голос Пеппер обжигает его уши холодом. Но кровь в ушах начинает неистово стучать, когда его взгляд опускается на фотографию. На ней — его ангел. Вот только с оборванными крыльями. Тони сжимает снимок в кулак. Но тут же разжимает его, потому что, глядя на жалкое изображение избитого Питера, кажется, что этим причиняешь ему ещё больше боли. Опухшие красные глаза, фиолетовые синяки под глазами и крошечные синие пятна на скулах. Несколько царапин на щеке и подбородке. Совершенно точно сломанный нос и разбитая губа. Но, очевидно, на снимке запечатлены не все повреждения. Кто знает, сколько их там. А Питер же пытался до него достучаться, а он буквально выбросил его на съедение волкам. Питер не лгал. Неожиданно так все тело наливается свинцом, руки не могут удержать пистолета, ноги не могут устоять на полу. Оружие со звоном ударяется о пол, и в следующую секунду Пеппер ловит его тело в свои руки, приобнимая. Давление моментально падает, в ушах застывает звон. — Я оставил его… оставил его на… наедине с ним, я… — Тони, Тони, послушай меня. Тебе нужно присесть. Но он не слушает. Не садится, не хочет успокоиться и все хорошенько обдумать. Ничто не способно оправдать его поступок. Ни жизненный опыт. Ни паранойя. Он отказался слушать правду, отправил своего мальчика на расстрел — в лапы Эдриана. Каждая царапинка на лице Питера, каждая ссадина в душе — его вина. — Мне нужно его увидеть, нужно тороп.. — Эдриан увозит его в Вайоминг. — ОН ЧТО?! Взгляд Пеппер остаётся неподвижным и обеспокоенным. Голова Тони пухнет от потока безудержных мыслей, и он, разрываясь между ними всеми, не может сдвинуться с места. Мир перед глазами потонул в красном крике тревоги, и в этом мире душераздирающий крик принадлежал Питеру. — Боже… Вызови Барнса… Нет, пусть все отправятся им вдогонку, а я поеду с Романо… — Они уже выехали. Пеппер спокойна как океан, но от ее спокойствия Тони только больше распаляется. Она крепче сжимает его ладонь. — Я отправила их за ними сразу, как ты бросил трубку. Тони расцеловал бы ее, если бы не боялся потерять лишнюю минуту, страшась, что подчинённые отправились вдогонку без него. — Обожаю тебя, Поттс. — Иначе и быть не может. Гордо улыбнувшись, она, кивая, направляется к лифту, а Тони — к бару. Сейчас ему срочно надо выпить — придется посидеть на иголках. — Пусть докладывают о каждой мелочи. — Обязательно. — Пеп? Она оборачивается, и Тони, уперев взгляд на янтарную жидкость в стакане, выдаёт: — Рассмотри документы об усыновлении. Пеппер обворожительно кивает, двери лифта, захлопнувшись, уносят её вниз, и Тони, вздохнув, делает большой глоток горького напитка. Усыновление — не проблема. Совсем другой вопрос — согласится ли на это Питер? Тони не сможет заставить его насильно согласится, но если он все же откажется…. То Старк найдет ему подходящую семью, которая сможет о нем позаботиться.

***

— Клянусь, Бенджамин, если ты ещё раз это сделаешь, я… — Что? — с раздражением во взгляде смотрит на своего отца Питер, выбирая из картонной коробки ещё одну картошку фри, которую Эдриан купил для него вместе с чизбургером. — Ударишь меня? Выпорешь? Отвезешь в Вайоминг и случайно устроишь несчастный случай? Питер бы улыбнулся, видя в зеркале заднего вида, как глаза Эдриана сужаются, если бы последняя часть вопроса не звучала так правдоподобно. Питер старается об этом не думать, когда достает из пачки ещё одну картошку и кладёт ее на приборную панель. — Ты даже не сказал, в какой именно город мы еде… — Город, в который ты отправишься, будет называться ДНО ОЗЕРА, если ты ещё раз положишь сранную картошку на панель! Питер надувает губы и, отвернувшись, закидывает картофель фри на этот раз в рот. Его задачей было разозлить Эдриана до вскипания, но не до очередного взрыва. Конечно, он не надеется с помощью раздражения заполучить свободу, но… простите, он скоро навсегда пропадет в Вайоминге. Учитывая обстоятельства, Эдриан вряд ли навредит ему ещё больше, чем есть сейчас, поэтому почему бы не провести это семейное путешествие с развлечением? — Понятно... Питер вздыхает и ложится калачиком на заднем сиденье, положив под голову рюкзак и «случайно» пнув сиденье Эдриана. — Ох, прости, наверное, это все из-за сотрясения мозга. Нарушение координации, все дела… Он не скрывает сарказма в голосе и обвинений. Зато внутренне радуется, когда Эдриан крепче сжимает руль. — Ты сам меня провоцируешь.. — Да просто верни мне мой ноутбук. Нам ехать пять дней! Я буду смотреть какой-нибудь фильм, и ты меня даже не заметишь. И я не буду выходить в интернет, обещаю! — Нет. — Да ладно! — Питер раздражённо садится и хватается руками за спинку водительского сиденья. — Убери руки! Предупреждение в его голосе громкое и ясное. Питер поджимает губы, но руки послушно убирает — они уже это обсуждали, когда Паркеру удалось убедить отца, что наручники в следующие пять дней не пригодятся. — Верни мне мой ноутбук, — снова чуть тише пытается Питер. Надо показать Эдриану, что он не сдастся, пока не получит свое, и что пять дней без радио и в угнетающей тишине могут свести с ума. — Верни ноутбук. — Нет. — Дай мне его, и я замолчу! Эдриан поднимает голову, когда на это появляется возможность, и, наконец, вздыхает. — Извини, Бенни, я забыл его взять. Питер моргает, представляя, как его старенький ноутбук пылится в его комнатке в Куинсе, и лицо его мигом бледнеет. — Что ты СДЕЛАЛ? — Питер с силой ударяет кулаком по сиденью Эдриана. Машина резко сворачивает, съезжая на обочину. Ну вот, Питер напомнил Эдриану, что тот все ещё может наказать избалованного ребёнка.

***

Одна половина лица Питера — снова — немеет от адской боли. Наручники за спиной не скрашивают настроения, поэтому он, прислонившись щекой к спинке сиденья, молча наблюдает за мерцающими проблесками между ветвями деревьев за окном. Города сменялись поселками, но поселки перестали появляться уже довольно давно. Без часов, телефона и ноутбука трудно определить, сколько они уже находятся в пути. По ощущениям он сидит тут уже около… ну, пяти лет? Поэтому Питер понимает, что вряд ли его предположения сейчас окажутся верными. Но когда знак на дороге даёт понять, что они добрались до Огайо, все проясняется. Ехать ещё ну очень долго. Чтобы там не планировала ЭмДжей, видно, у нее ничего не получается. Пока они не выехали из Нью-Йорка, в нём все ещё жила надежда. Но только до тех пор, пока он не узнал, что вместе с ними в бардачке едет пистолет. — Если кто-то нас остановит и ты не будешь держать язык за зубами — сначала я подстрелю их, потом тебя. Вот, что заставило Питера заткнуться. И сейчас оставалось только ждать, когда отцу понадобится остановиться, ведь тогда появиться возможность «высунуть язык за зубы». Но Питер воздержится, ведь он не хочет, чтобы пострадали невинные люди. — Если я возьму тебе еду, ты снова будешь заниматься хуйней или нормально поешь? Питер открывает глаза, понимая, что машина остановилась. Рядом только заправка и ничего больше. Скорее всего, они съехали с главной дороги, поэтому можно спокойно растянуться, насколько позволяли наручники и площадь машины. — Хуйней. Он смотрит в глаза отца через зеркало заднего вида, и Эдриан, закатив глаза, кивает ему. — Как скажешь. И на этих словах двигатель выключается, и Эдриан, хлопнув дверью, закрывает машину на ключ. Кончено, уходя, он прихватил пистолет с собой, — всё же его отец не глупый, — но кое-что забыл в машине. С колючим нетерпением Питер следит, когда Эдриан скроется за дверями кафешки, и тут же вскакивает на ноги. Он понимает, что ему не выбраться из машины, поэтому и не пытается. Но есть кое-что куда более ценное — запасной ключ от наручников. Питер наклоняется, чтобы подтолкнуть подлокотник головой. И с помощью рта он пытается открыть бардачок между креслами. Пит каждый раз поднимает голову, чтобы проверить, не идёт ли там Эдриан, и пока крышка не поддаётся, он успевает знатно вспотеть. Зубами он достает ключ и выплёвывает его на заднее сиденье. Постоянное волнение, что отец может вернуться раньше обычного, тормозит и отвлекает его, но ему быстро удается закрыть бардачок и вернуть все, как было. Когда Эдриан возвращается, то садится на капот машины и, откусив пиццу, медленно потягивает колу из трубочки, Питер же, улыбаясь, мысленно желает ему подавиться. Пока он не собирается освобождаться от наручников, сейчас нужно быть терпеливым. Главное, что теперь ключи в его заднем кармане.

***

К несчастью Питера, Эдриан в трезвом состоянии не так уж и глуп. Поэтому они объезжают каждый мотель и заправку, попадающихся по дороге, чтобы ни одной живой душе не попалось на глаза лицо Питера. Например, в первую ночь они останавливаются на ночёвку в машине и тишине темного и одинокого леса. И Питеру, как человеку прожившему всю жизнь в городе, становится одиноко без света уличных фонарей и шума ночного Нью-Йорка. Один на один с Эдрианом, кромешной тьмой и мёртвой тишиной за окном — любой бы испугался. Плюс ко всему, он ложится голодным. Его ужином стали таблетки, выписанные Броком, и бутылка воды. А ещё ворчание Эдриана около пяти минут после того, как Питер будит его посреди ночи, чтобы отпроситься справить нужду. Эдриан снимает с него наручники и позволяет выйти из машины, но при этом направляет на него дуло пистолета. Сначала Питер хочет бежать, но темнота, поглощающая в себе все вокруг, убеждает его остаться. Эдриан же снова что-то ворчит, выпивая оставшуюся воду из бутылки Питера, чтобы тот больше его не тревожил, и не наполняет ее до самого утра. К полудню они заезжают на территорию Индианы, и к тому времени пальцы Питера ноют от боли и попыток попасть ключом в отверстие. Иногда Эдриан кидает в него свои глупые шуточки, и Питеру хочется пнуть его кресло. А ещё ему хочется переодеться и, наконец-то, вылезти из машины, потому что все тело затекло, а руки он еле чувствовал. Утром он снова не получает нормального завтрака, лишь новую порцию таблеток, но и те не имеют в себе никакой пищевой ценности. Если его отец собирается истощить его для того, чтобы тот не сбежал по приезду в Вайоминг, то он делает всё неправильно. Потому что всё это будит в нём ещё большее желание сбежать — у него почти получается попасть в скважину, как ключ уже, наверное, в сотый раз соскальзывает и царапается о холодный металл. — Послушай, пацан, было, конечно, очень забавно за тобой наблюдать, но ты начинаешь действовать на нервы. — Какой же ты бедный… Оставил бы меня в Куинсе и избавился бы от мучений, — взглядом сверля, вздыхает Питер, но в ответ Эдриан лишь усмехается. Он засовывает руку в воротник своей футболки и вынимает оттуда маленький ключ на цепочке. Эдриан держит его перед лицом сына пару секунд и снова прячет, растянувшись в самодовольной улыбке. Питеру становится не по себе. — Думаешь, я бы оставил тебя одного в машине с запасным ключом? Я тебя умоляю, Бенни. Тот, что ты всё утро пытался незаметно впихнуть в скважину, все равно бы не подошёл. Просто хотел развлечь тебя, сынок. Эдриан подмигивает ему в отражении зеркала, и Питер падает духом. Его нижняя губа судорожно дрожит, и мальчику, не в состоянии произнести ни слова, хочется закричать на отца, но улыбка с лица Эдриана сходит так же быстро, как появляется. Его глаза продолжают смотреть в зеркало, но теперь явно не на Питера, а на то, что происходит сзади него. Юноша оглядывается через плечо, и видит позади преследующий их черный хаммер, который приближается к ним слишком быстро. Эдриан матерится себе под нос и ускоряется, но уже в следующую секунду Питер понимает, что черная машина сравнялась с их. За тонированными стеклами нельзя разобрать, кто сидит за рулём, но уже через пять секунд хаммер обгоняет их и блокирует дорогу. Его отец так резко жмёт по тормозам, что жизнь Питера могла закончится на лобовом стекле, если бы не водительское кресло, о которое он ударился головой, но это ещё цветочки — пронесло. — Тумс! Выметайся из машины, все кончено! Голос Баки звенит в ушах Питера, как сигнал действовать. Он перемещается на середину заднего сиденья, видя в окнах Наташу, Баки и его мужа с нацеленными на его отца пистолетами в руках. Но они не будут стрелять. Нет, пока Питер внутри. И Эдриан об этом тоже догадывается и немедленно достает пистолет. — БАКИ! — предупреждающе кричит Питер, со всего размаху ударяя отца в плечо. Эдриан нажимает на курок, но промахивается. Питер бросается вперёд, как только лобовое стекло трескается: ему нужен ключ, но Эдриан толкает его прямо в лицо. Упав на кресло, в ушах раздаются ещё пару выстрелов. Мальчик закрывает глаза и чувствует на языке кровь. Но когда Эдриан тянется к двери, мир перед глазами сужается в одну задачу — не дать ему кого-то ранить. Питер вскакивает на ноги и, игнорируя разбитое стекло, пытается схватить цепочку на шее отца зубами. Сильная рука Эдриана отталкивает его от себя, но Питер удерживается и, стоя на коленях, не намеревается сдаваться. Баки не может приблизиться к Эдриану, который, нацелив на него пистолет, не дает ему сдвинуться с места. И тогда Паркер кусает отца в шею. Мужчина взвывает от боли, и следующая пуля свистит, чуть ли не задевая ухо Питера. Мальчик резко отодвигается — еще одна пуля задевает шею Эдриана. Его тело словно прошивает молния. Он стискивает зубы, резко дергается, пистолет вываливается из рук. Рот наполняется отвратительной жидкостью, горло сдавливает, и он давится собственной кровью. Внезапно время замедляется в вечности. Звон в ушах не способен заглушить душераздирающий крик и громкие ругательства Эдриана. Все это не похоже на его отца — все это не похоже на человеческий крик. Питер изо всех сил пытается не смотреть на развернувшуюся перед ним картину, он быстро ищет глазами пистолет и, ни на секунду не задерживаясь, срывает с кровоточащей шеи цепочку с ключом. Все, что сейчас имеет хоть какое-то значение, — свобода. Не рана отца, не пропитавшаяся кровью футболка. Главное сейчас — легко вошедший в скважину ключ и свободное запястье. Питер открывает дверь и вываливается из машины — его всего трясет, но он слишком счастлив, чтобы обращать на это внимание. Все молчат. Дорога пуста. Чириканье птиц смешивается с криками отца. Стив испуганно подбегает к машине, а Баки еще с секунду не может найти в себе силы сдвинуться с места. Жизнь вновь продолжается. — Святой ГОСПОДЬ! Баки засовывает оружие за пояс и спешит на помощь к Питеру, у которого даже нет сил держаться на ногах. — Отвези его к Тони, об остальном мы позаботимся сами! — приказывает Наташа, и следующие несколько часов в голове Питера, помимо пустоты, эхом раздается «Тони-тони-тони».

***

Стив сидит за рулем, Баки — с Питером на заднем сиденье. Он обрабатывает его травмы, говоря о своих действиях вслух — даже о самых незначительных. Снимает наручники, очищает раны, дает напиться водой. Сначала Питер думал, что этим Баки хочет отогнать от него страх, но после он понимает, что мужчина делает это, чтобы показать мальчику: больше он не одинок. И они со Стивом продолжают говорить: если не с Питером, то друг с другом, потому что молчание невыносимо. Стив предлагает Баки снять с него футболку, и он не стесняется. Как и несколько дней назад, разум Питера выходит за грани разумного. В голове гуляют лишь мысли о безопасности и о Тони, который где-то уже ждет его. — Soll ich ihm ne Zigarette geben? [Мне можно предложить ему сигарету?] До Питера не сразу доходит, что Баки говорит на другом языке. — Was ist das für ne Frage, Buck? [Что за вопросы, Бак?] — 'Was ist das für ne Frage?' Schau ich dir doch an. Der Junge hat gleich nen Nervenzusammenbruch. [Что за вопросы? Посмотри на него. У него нервный срыв.] Стив на мгновенье оглядывается через плечо и качает головой. — Тони это не понравится. — Тони должен радоваться, что ребенок вообще жив, — усмехается Баки. — Так, что скажешь? Баки касается ладони Питера и мигом чувствует его напряжение. — Хочешь прикурить? Питер кивает.

***

Ветер свободно гуляет в волосах Питера,— Стив приспустил окно, — и все как будто налаживается. Как оказалось, курить не так круто, как когда-то думалось Питеру, но он стерпел горечь на языке. И, выкурив три сигареты, он обещает, что четвёртая — последняя. Баки не возражает, когда Питер опирается и заменяет его плечо подушкой, бормоча себе что-то под нос на немецком. Стив, слыша его, закатывает глаза, но улыбается, и парнишка, пусть и не понимая их короткого разговора, тоже улыбается. — Если нужно, мы можем остановиться, Пит, только скажи, окей? Стив ненадолго отвлекается от дороги, глядя как Баки переключает музыку на магнитоле. Разговаривать под музыку — это красиво, думает Питер и качает головой на вопрос. — Едем дальше. Стив понимающе кивает, когда из радиоприёмника начинает изливаться неизвестная русская песня, очень похожая на колыбельную, что, безусловно, влияет на Питера. Баки песня знакома, он ее тихо напевает, и мальчишка, глядя на телохранителя, задумчиво спрашивает: — Почему ты говорил тогда на немецком? Почему не на русском? — Поверь мне, Паркер, если бы мистер Роджерс выучил русский, я бы говорил на нем без умолку. Питер хмурится. — Я думал… вы все говорите… — Не-а, только я и Наташа. Этот ходячий кусок мяса обещал мне выучить русский до свадьбы, но я пока что-то не видел даже призрачных результатов, мистер Роджерс. — Не вижу никакого смысла в этом языке, — бормочет Стив, и Питер невольно улыбается оттого, как, казалось бы, взрослые мужчины спорят из-за… чего? Языка? — Во всем виновата ваша американская невежественность. Если Стив и хотел что-то сказать, у него не получится, потому что их перепалку прерывает смех Питера. Мальчик сам не ожидает от себя такого бурного всплеска эмоций, но не может ничего с собой поделать. Но совсем скоро хихиканье перерастает в громкий хрип — Питер чуть ли не задыхается, не имея возможности остановить кашель. Баки обеспокоенно спрашивает: — Питер? Ты как? Кашель прекращается, переходя в глухие всхлипы и рыдания, будто Питер не может решить: смеяться ему или плакать. Соленая слеза скатывается по его щеке, и юноша со всей силы хватается за куртку Баки. — Все нормально… Не держи все в себе.

***

Наташа и Бартон первыми прибывают в Башню. Тони рад бы перекинуться парочкой громких слов с Эдрианом, но сначала ему нужно увидеть Питера. Не желая, чтобы кто-то мешал им, он сам заносит все сумки и вещи из машины в пентхаус. Из всех вещей Питеру, по-видимому, выделилась только одна сумка со сменной одеждой, и другая — с носками и нижним бельем. Ни одной книги, ни той забавной игрушки, ни фигурок — ничего личного. Значит ли это, что Эдриан не рассчитывал долго нянчиться со своим сыном или нет? Так или иначе, Тони скопит достаточно ярости, чтобы вылить ее потом на голову горе-отца. А ещё отправит Бартона в Куинс за оставшимися вещами Питера. За всеми, которые Эдриан оставил, будто желая стереть сына с лица Земли. В душе Тони был до невозможности счастлив, что Питер сумел нагадить ему в ответ. Одновременно грудь Тони наполняет и гордость за своего мальчика, и боль, ведь если бы не он, с Питером не приключилась бы подобная херня. Как только он заканчивает с переносом багажа, Тони пишет Мишель и Неду. Сообщить им о нахождении Питера — наименьшее, что он может для них сделать. Нажимает «отправить», и двери лифта за его спиной открываются. Тони думал, что он готов увидеть Питера, но… ошибся. Оказалось, все намного хуже: Барнс придерживает парня за плечи, помогая ступать, когда Роджерс держится позади. Остановившись, Питер благодарно улыбается мужчине и кивает, говоря, что дальше сам. Конечно, Тони готовился к худшему, но то, как Питер кротко смотрит в его сторону на долю секунды, а потом отводит взгляд в сторону, колет в сердце… Питер не может даже взглянуть на него, убивая последнюю надежду. — Отдохните, а потом присмотрите за Эдрианом. Он не моргнёт без вашего позволения, понятно? — почему-то первым делом Тони обращается к своим подчиненным, а не к Питеру. — Хотите, чтобы мы с ним немного поиграли? — усмехается Барнс. — Да хоть много, главное: без нанесения ему вреда. Не дайте ему потерять сознание, я желаю говорить с живым человеком. — Понял вас. Береги себя, Пит. Барнс дружелюбно подмигивает мальчику и уходит, как только Питер ему кивает. И они остаются совершенно одни. Только они и гостиная, сейчас более похожая на бездонную пропасть. На лице Питера проскальзывают новые раны. На шее синяки успели немного побледнеть. Обувь его грязная. Под пледом, обернутым вокруг его плеч, проглядывается определенно не его черный свитер. На пальцах — высохшая кровь, и когда Тони набирается достаточно смелости, чтобы взглянуть парню в глаза, они оказываются совершенно чужими. Да, они по-прежнему коричневые и самые чистые, которые Тони встречал, но в них больше нет тех танцующих искр — они заменились чем-то более резким. И глядя на них, Тони совсем не нравится, что он находится на принимающей стороне. — Это была ЭмДжей? Наконец услышав его голос, Тони просто кивает. Питер усмехается, глядя куда угодно, только не на мужчину. Он делает шаг ближе, и Тони — тоже: притягивается к мальчишке, как магнит. — Так… что теперь будет? Отводя взгляд, Питер расхаживает по комнате, разглядывая все вокруг, как будто находится здесь впервые. И пока мальчик не может смотреть на мужчину, Тони, наоборот, не может оторвать от него взгляда. — Документы на усыновление уже готовы, и я мог бы стать твоим опекуном… если ты не против, — осторожно говорит Тони, ища признаки недовольства на лице Питера. — Неплохо. — Мальчик пожимает плечами и накидывает плед на спинку дивана, играя с его тканью так, словно это самое интересное занятие. Совсем не такой реакции ожидает Тони. — Малыш, прости меня… Питер, наконец, поднимает голову, а Тони не пытается скрыть своей слабости. — Черт, я до невозможности перед тобой виноват… Они неотрывно смотрят друг другу в глаза, и Питер, не говоря ни слова, медленно подходит к Тони со спрятанными в длинных рукавах свитера руками и блестящими от слез глазами. — Я понимаю, у тебя были причины не доверять мне, — начинает Питер, облизывая губы и сглатывая. — Но у тебя было куда больше причин поверить, — его дрожащий шепот с треском срывается. Горькая слеза срывается и жирной каплей скатывается по грязной щеке. Тони чувствует себя слабаком, говоря: — Ангел, я… Брови Питера поднимаются домиком. Он не перебивает, наоборот, хочет услышать оправдания, но не слышит их — лишь мертвую тишину. Тогда он горько усмехается сквозь слезы. — Все? Больше нечего сказать? Тони в отчаянии проводит рукой по своему лицу — он сам в курсе. — Господи, Пит, я знаю, что я сделал, знаю. Ты единственный, кому я доверял, и я облажался. Я обещал, что никто не сможет тебя обидеть, хотя сам, в конце концов, обидел тебя больше остальных. Питер не смотрит, не поднимает на него взгляд, поэтому и не видит отобразившуюся на лице Тони боль с виной. Старк же не хочет ничего, кроме как снова спрятать мальчика под своими крыльями, но он чувствует, что больше не имеет на это право. — Я люблю тебя… — бормочет себе под нос Питер, и Тони не уверен, расслышал ли он его правильно. — Что ты сказал? — Тони в надежде делает шаг вперед, но Питер отступает от него, обходя вокруг дивана, и начинает копаться в своих сумках. — Мне нужны мои таблетки… — Питер? — Где они? Куда он их положил? — из глаз его вырывается новый поток слез, и, смахивая их ладонями, Питер судорожно перебирает в сумках одежду. — О чем ты говоришь? — волнуясь за него, спрашивает Тони и старается подойти ближе и успокоить, но Питер поднимает на него свой резкий и дикий взгляд. — Таблетки! Мне нужны мои таблетки! Тони хочет подойти и схватить дрожащие руки Питера, чтобы тот перестал рыться в сумках, но в то же мгновенье парнишка достает белую пластиковую баночку с победным и громким «да!». Его поведение вызывает в Тони лишь неловкость и волнение, поэтому он, подойдя близко, резким движением вырывает баночку из рук мальчика. На ней нет ни названия, ни рецепта, ни инструкции применения. Тогда Старк откручивает крышку и нюхает содержимое, отчего живот мигом скручивает. — Что это, черт побери, такое? — Это мои таблетки! Брок мне их дал! — кричит Питер, пытается дотянуться до них и забрать, но Тони поднимает руку выше. — Кто? — Ветеринар, который меня лечил! Отдай мне их! — Господи, помилуй… Тони забрасывает бутылочку так далеко, насколько хватает сил, и удерживает Питер за запястья, прежде чем тот не побежал ее доставать. Прямо сейчас, мужчина не сомневается, Питер мог бы поглотить их прямо с пола. — Иди к черту! Но Тони не слушает, крепко держит его и, не давая высвободиться, усаживает его на свои колени. Несмотря на громкие крики, Питер не сопротивляется, хотя и неоднократно ударяет Старка кулаками в грудь. — Чертов мудак! Они мне нужны! Нужны! Он плачет, но Тони продолжает успокаивающе, как всегда делал, поглаживать юношу по спине. Питер лбом падает на сильное плечо Тони, с каждым разом ослабевая удары. — Никогда больше не бросай меня! Никогда! Он еще пару раз бьет Тони в грудь, прежде чем полностью успокоиться и утонуть в объятиях мужчины. — Обещай, что не б-бросишь… Черт… Об-бещай… Питер разваливается в до боли родных руках, и Тони, обнимая его за плечи, нежно, между короткими поцелуями в лоб, шепчет: — Обещаю, Бемби.