Химия бывает разной

      Несколько дней длилось долгожданное затишье. Ни грозной мафии, ни побегов, ни жутко религиозных родителей Курта. Только Леф, ее нерадивые сожители и Бухарест. И Шортер. Не сказать, что все время, свободное от исследований завораживающей столицы Румынии и возни с наркотиком, она посвящала Вонгу, но два-три звонка в день и короткие переписки стали частью досуга. Инициатором разговора всегда был он. Левит до сих пор не могла свыкнуться со своим на удивление снисходительным отношением ко всем этим разговорам, иногда брала трубку раза с пятого, иногда игнорировала эсэмэски по паре часов, но неизменно продолжала диалог. И трусливо откладывала на потом самоанализ. Без целой ночи, а то и ночи, переходящей в день едва ли Левит смогла бы понять, что чувствует и почему обзавелась привычкой всегда держать телефон поблизости.       Очередной созвон начался со слов Шортера «Не могу уснуть», когда в Нью-Йорке шел уже четвертый час ночи, а в Бухаресте — одиннадцатый час утра. То был один из тех редких моментов, когда энергия Вонга уже стремилась нулю, но все еще держалась на уровне, достаточном, чтобы держать глаз открытыми и мучиться от того, что в голову лез рой лишних мыслей.       «Клин клином вышибается», — со смесью волнения и предвкушения решил он тогда и набрал причине своей бессонницы.       В итоге разговор тек не спеша, то и дело срываясь на уютное молчание. Обдуваемая семью ветрами, Левит сидела на широком подоконнике с распахнутым настеж окном и рассматривала открывающуюся взгляду улицу. Шортер лежал на спине в своей кровати, вытянув вверх руку и рассматривая растопыренные пальцы. Когда-то он боялся молчать в присутствии девушки, всегда заполнял паузы шутками и озвучивал вообще все, что лезло в голову. Потому что казалось, что стоит ему замолчать и упустить ее внимание, как она сразу забудет о нем и уйдет. Но теперь душ грел даже белый шум и понимание, что она где-то в Бухаресте точно так же держит телефон у уха и слушает.       Периодически Левит рассказывала о достопримечательностях, которые они с Куртом и Шином успели посмотреть. Снова она была немногословна, но, к радости Шортера, которая буквально душила его и заставляла сердце скакать галопом, рассказывала все по собственной инициативе, не дожидаясь вопросов Вонга.       — Улица Липскань очень красивая, но там людей больше, чем нулей в числе Авогадро. Шумно и суетно. А Курту понравилось, он уломал Шина сегодня вечером вернуться туда в какой-то бар, — Левит замолчала, и в памяти всплыл другой бар. День рождения Зимы и Шортера. — Завтра с самого утра поедем в Херастрау.       — Это что?       От долгого молчания голос осип, и он откашлялся. Узнать больше об этом странном названии так и не удалось. Только Леф начала говорить, как до ушей донеслись крики и громкий топот в коридоре. А затем дверь распахнулась так резко, что чуть не слетела с петель и стукнулась о стену. На пороге стоял бледный как снег Лао.       — Босс! У нас ЧП!       Шортер приподнялся на локтях и не успел даже предупредить Левит о заминке, как его огорошили новостью:       — Дино похитил Эша!       Мобильник чуть не выпал из рук. Вонг завертелся, запутавшись в одеяле, в итоге рухнул с кровати, лишь затем подскочил на ноги и смачно выругался.       — …Мать твою! — затем вспомнил, что все еще говорит с Левит и засуетился еще больше. — Солнце!.. — он понял, что именно сказал, запутался в буквах и в итоге выдал один нечленораздельный звук, прежде чем смог продолжить: — Леф, тут капец полный, мы все в жопе, я погнал. Пока!       И прежде чем успел ляпнуть еще что-нибудь несуразное вроде «Целую» или «Люблю», сбросил вызов.       Левит удивленно моргнула, слушая долгие гудки. Отняла телефон от уха и задумчиво поглядела на потухший экран. Даже если она смогла расслышать, что там крикнули Шортеру и из-за чего он так переполошился, в памяти это знание не задержалось. Зато все внимание сфокусировалось на его скомканном прощании и том, какие непонятные чувства оно вызвало у девушки.       «Разве он раньше использовал эти странные прозвища?.. — Левит даже перелистала всю их переписку — на удивление долгую — но максимумом Вонга было ее сокращенное имя. — Может, оговорился…»       Остановиться на последнем варианте было легче и спокойнее всего. Но почему-то раз за разом Леф прокручивала чужие слова и пыталась докопаться до истины. Предположила, что загадочное «Солнце» было брошено не случайно, а, наоборот, на эмоциях. Тело мгновенно сковал привычный дискомфорт и желание спрятаться. Казалось бы, вот она и выяснила свое отношение к этим неопределенным эмоциям Шортера, но от выдвинутого предположения не отмахнулась. Продолжала мусолить одну и ту же мысль и боялась облачить в четкую формулировку то, что на подкорке сознания клубилось гигантским абстрактным облаком. Походило на особую форму мазохизма. Левит не нравилось думать о чем-то в поведении Вонга, чего раньше могла не замечать упорно игнорировать и чему не решалась дать название. Но она думала. И боролась с собой, потому что раз уж наконец взялась за самоанализ, то стоило быть честной и признать, что она чувствовала что-то еще, кроме дискомфорта и желания отстраниться от Шортера.       Когда мозг услужливо подкинул воспоминание с его улыбкой и довольным прищуром, она негодующе фыркнула, прикрыла глаза, увидела все еще более четко и в итоге отвернулась к окну. Левит насчитала сто шестьдесят восемь проехавших по улице машин, прежде чем сумела признать, что образ весело скалящегося Вонга стал ей близок. Не вызывал страха, внушал чувство безопасности. Последнее Леф проверила еще трижды, нарочно зацикливаясь на воспоминаниях с ним, но даже плечами не смогла передернуть. Из упрямства или вредности она еще могла часами игнорировать его сообщения или с пятого раза отвечать на телефонный звонок, но Левит бы соврала себе, если бы сказала, что делает это иначе чем по привычке.       «Солнце», — в голове до сих пор звучал его перепуганный голос. Леф продолжала терзать себя одним единственным предположением и пугаться тому, что с каждым разом все ближе оказывается к стадии принятия. Слишком быстро.       «Опасно», — подумала тогда она, но одернула себя. Снова пытается соврать и снова говорит лишь по привычке. Опасным мог быть кто угодно, но не Шортер.       «Страшно», — теперь она была куда ближе к истине. В памяти всплыли другие образы: потное мужское тело, толстые пальцы на детской шее, кромешная темнота и трупы. Левит задохнулась. Желание что-либо обдумывать сразу пропало, зато появилась дрожь в руках и металлический привкус во рту: она прикусила губу.       «Отвратительная идея», — делая судорожный вдох и прижимая колени к груди, решила Леф, без раздумий сгребая под это определение абсолютно все, о чем только что думала.       Она спустилась с подоконника, но еще долго стояла на месте и держалась за стену. Только убедившись, что ноги все еще держат ее, она вышла в гостиную в поисках Курта.       — Планы на сегодня изменились. Хочу напиться и проспать до следующего утра.

***

      К запретной, как она пометила ее у себя в мыслях, теме Левит больше не возвращалась. К счастью, сообщений и звонков от Вонга тоже резко поубавилось, и причину этого очень скоро огласил Шин, всегда поддерживающий контакт с боссом. Эша похитили — вот что крикнули тогда Шортеру. Поэтому сначала весь Нью-Йорк стоял на ушах, пытаясь найти и спасти Эша. Затем на двое суток поток новостей прервался окончательно. Шортер вышел на связь поздно в ночи, хотя в Бухаресте было уже позднее утро, и сообщил, что все прошло успешно. Но теперь с Шином он созванивался куда чаще, чем с Левит. А она, затолкав все ненужное в самый дальний и самый темный угол души, думала лишь об одном: что-то назревает. Все стремительно идет к развязке.        Звонок разбудил ее в шесть утра, и это был первый раз за последнее время, когда девушка взяла трубку с первых гудков. Привычного «Йо» так и не услышала. Первые десять секунд Шортер и вовсе молчал, вынудив Левит взглянуть на экран и убедиться, что звонок не прервался. Словно почувствовал это, лишь тогда Вонг заговорил.       — Знаешь, у нас тут вот-вот начнется что-то вроде битвы с финальным боссом, — голос его звучал тихо и чуть хрипло, а смех, последовавший после его слов, выдавал волнение. — В течение часа уже выдвигаемся.       Левит молчала.       — Кстати, на нашей стороне теперь Бланка. Тот убийственно сильный мужик, который воспитывал Эша. Мне намного спокойнее, когда я знаю, что он будет прикрывать мою спину, а не целиться в нее, — совершил еще одну попытку начать разговор Шортер. Теперь помимо натянутых нервов в его интонациях звучала еще и неуверенность.       Левит все еще молчала. Вонг крепче стиснул телефон и прислонился лбом к окну. Все уже собирались на улице, но он задержался в их штаб-квартире, чтобы созвониться с Леф. Шортер упорно гнал прочь негативные мысли, но от одной так и не избавился. Он мог говорить с ней последний раз в жизни.       — Ладно… — он сделал паузу, надеясь, что наконец услышит ее голос. Но его вновь ждала лишь тишина. — Пора уже идти. Парни ждут.       Шортер зажмурился. Постарался абстрагироваться от сдавившей грудь боли.       «Может, я переоценил свои силы», — сбивчиво вдохнув, подумал он. Разочарование нахлынуло новой волной. Он думал, что понимает, как ему важен ответ Леф, но оказывается, что даже так не был готов к ее непробиваемому молчанию.       Он хотел сбросить вызов, когда до него вдруг донеслось обрывистое:       — Шортер.       Никогда в жизни он не думал, что с отчаяния так быстро перескочет к надежде.       Левит бы никогда не призналась ему, что вскочила с кровати, стоило раздаться тревожной (и когда она такой стала?..) трели телефона. И тем более бы никогда не рассказала, что стояла столбом посреди комнаты, пустым взглядом просверливая дыру в стене, не в силах открыть рта. За последние месяцы Леф не раз мечтала вернуться в Нью-Йорк, потому что там ее дом, но впервые она рвалась туда, потому что там он и он с минуты на минуту поедет туда, откуда может уже не вернуться.       — Тебе не идет серьезный тон, — еле ворочающимся языком произнесла Левит и чересчур неестественно фыркнула.       Шортер засмеялся, и пусть смех его все еще был тихим, но в нем больше не чувствовался страх.       — Это будет первый и последний раз.       — Хорошо. Я верю.       Шортер улыбался. Он миллион раз думал о том, что должен сказать Леф в такой момент. Подбирал слова с осознанием, что они все равно никогда не пригодятся, ведь только он услышит ее голос — почти всегда негромкий, с нотками сарказма или дежурного недовольства, изредка прерываемый ее удрученными вздохами — и вся подготовка полетит коту под хвост, потому что память атрофируется да и мозг будет в состоянии не шибко лучшем.       — Леф, — ее краткая форма имени не была редкостью в их разговоре, но каждый раз Вонг едва ли не дыхание задерживал, стоило ему так ее назвать. Словно возможность звать ее сокращенным именем сближала, доказывала, что он ее друг.       — Чего тебе?       — Я… — он запнулся. Поджал губы и помотал головой. Пусть слова и вертелись на самом кончике языка, Шортер заставил себя проглотить их и подобрать другие. — Расскажи какую-нибудь химическую шутку.       Кажется, фыркнули они синхронно.       — Из меня шутник, как из тебя лаборант. А если и придумаю что, то ты все равно не поймешь.       — Спрошу у Эша, когда мы со всем тут закончим, — Шортер приложил все силы, чтобы голос звучал уверенно. За его «Когда» Левит зацепилась как за спасательный круг и чуть не прослушала последовавшее за короткой паузой: — Ну, или схожу в библиотеку.       Девушка коротко хохотнула и прикрыла защипавшие глаза. В груди что-то защемило.       — В библиотеку ты точно вряд ли сунешься.       — Однажды ради тебя уже сунулся, — Шортер улыбнулся воспоминаниям и зарылся пятерней в волосах. Язык стал ватным, пока он выговаривал заветное «ради тебя», а щеки покрылись румянцем. Не будь все его мысли сосредоточены на разговоре с Леф, он бы отпустил уже десяток иронизирующих шуток о собственном состоянии.       — И все же шутник из меня никакой. Только язвить могу, — девушка сглотнула ком в горле и прохрустела пальцами. — Максимум — случайный факт расскажу.       — Расскажи, — моментально попросил Шортер.       Левит позволила себе улыбку только потому, что никто бы ее не увидел. Вытерла тыльной стороной ладони мокрые щеки и передернула плечами, когда несколько капель слез все же успели добраться до шеи.       — Знаешь, каким цветом горит цезий?       Шортер открыл рот, но не нашелся с ответом и пожал плечами, принимая свое поражение. Перед Леф было не жалко.       — Каким?       Левит помедлила с ответом. Понимала, что разговор близится к своему завершению, и боялась. Потому что когда звонок прервется, она сможет только ждать.       — Таким же, как твои волосы.       Шортер то ли смущенно фыркнул, то ли засмеялся и поднял взгляд на свое отражение в темном зеркале. Глупо было бы считать, что Леф могла забыть цвет его волос, но почему-то все равно особенно сильно льстило, что она выбрала именно такое сравнение.       — Леф, — он вновь позвал ее по имени и вновь внутри все скручивалось в один тугой узел от волнения. — Пообещай кое-что.       Девушка нахмурилась. Вообще-то это она собиралась брать с него обещание и негодовала, что вообще Шортеру могло от нее понадобиться.       — Ну?       — Когда вернешься в Нью-Йорк, перестань закрашивать свой рыжий цвет.       Брови стремительно поползли вверх, Левит даже плакать перестала. Она красила волосы уже несколько лет, с тех пор как поняла, что, натуральные и яркие, они привлекают больше внимания, чем окрашенные в черный. Это был один из ее способов защиты, неважно, насколько осознанный. И Вонг просил от него отказаться.       — Тогда с тебя тоже обещание, — потребовала Леф.       Шортер готов был согласиться еще до того, как услышит условие.       Левит судорожно выдохнула и чуть не всхлипнула. Секунда, чтобы собраться с духом, прежде чем она смогла произнести:       — Останься в живых.       Вонг не сразу понял, что по коже побежали мурашки и вообще что он задержал дыхание. Трижды прокрутил в голове чужие слова, пока до него не дошел весь смысл, и широко улыбнулся. Теперь он был готов пойти на Гольдзине даже в одиночку и с голыми руками.       — Обещаю.       Левит закусила губу и ничего не ответила. Шортер тоже молчал. Они не прощались, опасаясь, как бы это прощание не стало последним. Просто в один момент Леф сбросила трубку, легла в кровать и больше не смыкала глаз. Днем ни она, ни Курт или Шин никуда не пошли: все знали о происходящем в Нью-Йорке и все ждали новостей. Телефон лежал рядом до самого вечера.

***

      Когда вечером все трое собрались за ужином и внезапно зазвонил телефон, Левит схватила его, даже не посмотрев на экран. Курт и Шин синхронно отложили вилки, выключили телевизор и уставились на Леф.       — Шортер?       Девушка вдохнула, но так и не выдохнула, когда ей ответили:       — Нет, это Эш.       И хотя Левит терпеть не могла нагнетать раньше времени и делать поспешные выводы, но сердце пропустило удар. Она проверила имя абонента, но там действительно был неопределенный номер.       — С Шортером все в порядке, не переживай, — почувствовав ее заминку, поспешил заверить ее Эш. — Ему надо было отоспаться, но он отказывался ложиться, пока не позвонит тебе — всю плешь мне проел. В итоге мы пришли к ультиматуму.       — Так все закончилось?       Курт и Шин замерли вместе с ней. В конце концов Левит поставила звонок на громкую связь.       — Да, — несмотря на усталость в голосе Эша чувствовалась слабая улыбка. — Все закончилось.       Без лишних слов Зима поднялся, чтобы в одном из ящиков найти начатую бутылку виски. Левит угрожающе прищурилась, но в этот раз ее упрек остался без внимания. На столе появились три стакана и форма со льдом. Когда с горлышка слетела пробка, Леф лишь хмыкнула и подвинула свой стакан ближе — ей налили первой. Возможно, Зима был прав и всем им надо было выпить.       — Тогда что дальше? Мы можем вернуться в Нью-Йорк?       — Да и… Думаю, вам стоит поторопиться с этим, — в настроении Эша что-то неуловимо переменилось, когда он сказал: — Можешь дать трубку Шину?       — Ты на громкой.       — Мне надо поговорить с ним лично. Шин, возьми телефон.       Су-Лин нахмурился и настороженно склонил голову. Он чуть помедлил, и Курт приободряюще похлопал его по плечу. Вместе с мобильником Левит всучил ему стакан с виски и отправил в спальню.       — Скоро все станет, как прежде, — все еще не до конца веря в успех, пробубнила себе под нос Леф. — Я смогу вернуться в универ.       Зима не сдержал усмешки.       — А ты реально ботанка, раз в первую очередь радуешься именно этому, — беззлобно уколол он. Прошелся вокруг стола, вальяжно рухнул на стул и ленивым движением руки закрутил виски в стакане в маленький водоворот. — Нужно будет восстановиться на работе или найти новую, да и тебе тоже самое бы не помешало. Может, Мередит снова станет принимать пациентов. И я молчу о том, сколько гемора у тебя сейчас будет с восстановлением в институте. Тебе повезло, что перед отъездом я хотя бы привел в порядок разгромленную квартиру.       — Ты как будто вообще не рад нашему возвращению, — хмыкнула Левит.       — Не то чтобы мне не нравилось отдыхать в столице Румынии за чужие деньги, — Курт приглушенно рассмеялся, но затем отрицательно покачал головой со словами: — Но ты не права. Я тоже хочу домой.       Мгновение они смотрели друг другу в глаза. Вспоминали все, что с ними случилось. Абсолютно идиотское знакомство и подселение Зимы к ней в квартиру. Вечные пререкания и его пьянство. Подозрения анорексии. Как Левит просила Шортера помочь найти бедового соседа, пока он не сдох в каком-нибудь захудалом баре. Поездку в Балтимор. Как забирали кота от бывшего Курта. И как спасались от преследований мафии по всей Америке.       Оба улыбнулись друг другу.       — За возвращение, — Зима протянул ей свой стакан.       Левит кивнула, но чокнуться они не успели: в соседней комнате что-то разбилось. Курт мельком переглянулся с Леф и пошел в спальню Шина. Осторожно приоткрыл дверь, засовывая в образовавшийся проем голову.       — В чем дело? — глядя то на Шина, то на осколки стекла, некогда бывшие граненым стаканом, в противоположном углу, спросил он.       Шин открыл рот, но не смог ничего сказать, а щеки его внезапно стали мокрыми от слез. Он сбросил вызов и медленно осел на пол. Дрожащими руками обхватил колени и притянул их к груди. Тихо всхлипывая, уткнулся в них лбом и зажмурился. Курт сам не понял, когда оказался рядом, начал обнимать Шина и гладить его короткие волосы, что-то успокаивающе нашептывая. Кажется, к ним заходила Левит, но задерживаться не стала, только забрала телефон и сразу ушла.       Когда закрылась в своей комнате, она вновь набрала Эша, чтобы обсудить детали их возвращения. Билеты удалось найти уже на завтрашнюю ночь, налички у них оставалось достаточно, так что помощь со стороны не требовалась. Разве что Леф попросила передать Шортеру, когда тот проснется, дату и время их прибытия.       — Как там Шин? — когда все насущные вопросы были решены, спросил Эш.       Левит поджала губы, прежде чем ответить.       — Плохо. Он не сказал, что случилось, но Курт сейчас с ним, утешает.       — Понятно, — послышался тяжелый вздох Линкса. — Ладно, в случае чего звони. Мы тут тоже теперь зашиваться будем. После такой нешуточной перестановки сил на улицах будет полный бардак. Хорошо, что вас Шортер встретит. Так безопаснее. До встречи.       Левит угукнула. Только отложила телефон и оглядела комнату в поисках вечно растущей стопки листов, полной заметок про Рыбку-бананку, как на пороге комнаты появился Курт.       — Я уговорил его лечь спать, но на трезвую голову он вряд ли уснет, — осипшим голосом сообщил он, хотя Левит не задала ни единого вопроса. Видимо, он просто решил, что должен держать ее в курсе. Зима уже хотел уйти, но затем повернулся, долго сверлил девушку нечитаемым взглядом и вдруг устало потер глаза. — У Шина умер брат.