Призрак, что отбрасывает тень

Порывы ветра были довольно слабыми. Ветки деревьев вальяжно качались, будто стараясь наклон за наклоном разрыхлить почву у корней и заставить-таки наконец могучее растение сдвинуться с места и зашагать куда-то вперед. Должно быть, густым кронам было одиноко наблюдать за тем, как каждый год в установленные природой миграции птицы летели высоко-высоко, через некоторое время растворяясь в облаках маленькими точками, оставляя лишь отголоски пронзительных криков. Хоть ветра практически не было, но течения воздуха все еще приходили в движение, так что балки старого здания протяжно скрипели, жалуясь на бесполезный простой ветхих стен и местами протекающей крышей. Как только Чону проехал табличку, говорящую, что он пересек черту населенного пункта, он понял, что городок был сельский и совсем маленький. Он родился и вырос в Пусане, который является вторым по значимости и населению в Корее. Так что о тихих городках он слышал, но в полной мере не мог представить себе их атмосферу, их улочки и небольшие магазинчики. Как человек, любящий писать, мужчина много раз задумывался над тем, чтобы купить дом именно в захолустье и спокойно существовать, проводя вечера за написание чего-либо или, на крайняк, выпивкой в компании парочки олухов, которые не разъехались по большим городам в поисках лучшей жизни. Однако, как ни мечтал, он стал другим типом олухов - тем, которые забывают о своих мечтах и опускаются до приземленных реалистов, работающих на прибыльных работах. Не всем удается, его случай был одним на миллион. Сегодня солнце скрылось за пушистыми облаками, изредка выглядывая из своего укрытия, словно ребенок, стащивший сладость, поэтому тело не смущала новая ткань подкладки голубого костюма. Только кожу все равно жгло от осознания того, что его сковывал кокон из материи, которой касались ЕГО цепкие пальцы, которая была предсмертным подарком жертве - быку, которого наряжают, чтобы вести на убой. И вот картина: старый приют, дорогу к которому Чону подсказали добрые местные, с опаской смотревшие на стильно одетого приезжего, разыскивающего место, что стало единственной страшной легендой их крошечного мирка; костюм, подаренный ИМ, надетый из вызова; вся кожа зудела; контраст голубого и бледно-серого неба; скрип и шелест, а пустырь окружала трава, проплешинами росшая то выше, то ниже; изюминкой стала выцветшая голубая вывеска "Ханыль", на которой образовались подтеки ядрено-ржавого цвета. Машина домчала быстро, но дорога тянулась бесконечно: зуд от костюма, возросшее с новой силой плохое предчувствие, а на десерт - Джиын, чей голос походил на скулёж собаки, которой наступили на лапу. Утром при звонке она часто дышала в трубку, а каждая ее фраза о самых обычных вещах произносилась неуверенно, словно она сама же и сомневалась в их достоверности. Говорила, что подруга немного успокоилась, теперь спит уже с самого утра после бессонной ночи, так что пришло и ей время вздремнуть. И каждое слово дрожало, то взлетая, то опускаясь вместе с появляющейся хрипотцой. Ей было страшно, горько, что она не могла помочь? Его сердце рвалось ее успокоить, поехать и убедиться, что с ней все хорошо. Но поворачивать обратно было поздно. Шестое чувство подсказывало, что именно сегодня его единственный шанс. За смутными переживаниями тело не заметило, как оказалось подле крыльца. Обшарпанные деревянные перила с облезлой краской так и приглашали на них опереться, чтобы на ладонях оказалась россыпь маленьких шелушек. Чону как в полудреме так и сделал, проходя дальше к самой двери. На ней висела цепь с замком, но, подергав ее пару раз, Юн заметил, что запор открыт: цепь висела для видимости противостояния маленьким вандалам и просто любопытным. На самом же деле препятствовал страх, мистическая тайна, окутавшая это место и пробуждающая самые суеверные чувства в людях. Мужчина осознал это, когда расспрашивал местных жителей, которые то вообще бессильно махали рукой, то шептали проклятия, то причитали о несчастной судьбе девочки, то уходили в ненужные подробности о приюте или похищение Мун Джо. К счастью, как сказали прохожие - тот дом, где псих держал Мун Джо в плену, все еще цел. Обязательно надо было туда наведаться после приюта. Дверь отворилась с визгливым скрипом, а в лицо ударил запах сырости. Видимо крыша прохудилась, и собирающаяся вода благополучно проникала внутрь. Слух обостреннее ловил звуки, так как был напряжен до предела, готовясь встретить любую опасность с максимальной скоростью, даже после бессонной ночи. Мозг пульсировал, мышление тянулось карамелью. При входе он попал в коридор, довольно темный, так что пришлось прибегнуть к помощи фонарика. И не зря, ведь место таило в себе те самые нужные разгадки. Нужно было подобрать ключик к решению головоломки, смятению, которое поместило Чону в состояние за пределами полюбившегося ему облачного замка. Все было бы хорошо, не будь этих смертей, сотрудника, ставшего протеже маньяка, внезапно проснувшегося азарта и больного сознания. Больного только у одного или нет, это и был основной вопрос викторины. Луч света прощупал стену, пока не поднялся до уровня чуть ближе к потолку, где красным мелом было начертано: «Поохоться на демонов, принцессу спаси и счастливо в замке заживи. Скажи мне, найди место: «Там демонов видеть не страшно, Опасность встречаешь с закрытыми глазами»» Так же медленно, как с тушки куницы стягивают ценный мех, до Чону дошел смысл этих слов. - Ну конечно! Он не мог беспечно оставить подсказку, только не он, - это был план, чтобы заманить его сюда, чтобы вселить в его голову мысль, что все его действия обусловлены лишь его, сугубо его, желаниями. Как слепы пчелы, которые трудятся в ульях на пасеке, даже не подозревая, что им не достанется ни капли собственного меда. Зазвонил телефон. В кругу полых гнилых стен этот звук стал оглушительным, разрядом взбудоражив все сонное тело. - Как ты мог? Ты хочешь забрать у меня больше? Почему именно я? - в исступление прокричал Юн, конечно так и не посмотрев на дисплей. Ему было не важно, ведь перед ним было явное послание, что его жена находится у маньяка, что ей грозит опасность, хотя история после кровавого подарка должна была обойти Джиын стороной, а он, ее муж, приложил для этого все силы. Да еще предстояло как можно быстрее сыграть в угадайку в условиях маниакального бреда. - Чону, это я, Джонхен. Я не знаю, что с тобой происходит, но очень хочу узнать. Ты ведешь себя странно: под разными предлогами не приходишь в компанию, над созданием которой так долго трудился. Я понимаю, что тебя шокировала ситуация с Сонуном, но если есть что-то еще...я не чужой человек, пойми. Ты мне как брат. Чону редко слышал в словах друга такие жалобные нотки. И дураку было ясно, через что он заставлял пройти дорогих себе людей. Юн дернул головой в попытке оборвать леску, привязанную к его макушке кукловодом, который хотел заставить его действовать необдуманно. Туман паники рассеялся, питая душу благодарностью. Разумеется, он не один. И никогда не был. - Джонхен, прости. Я все расскажу, как все разрешится. Я и сам не до конца все понимаю. Но, если со мной что-то случится, если можешь, позаботься о моей семье и компании. Уж кто-кто, а человек, способный рассмешить меня в любой ситуации, с этим справится. Расхохотавшись раскатисто громко, искренне и почти весело, Юн бросил трубку и отключил телефон долгим нажатием. Стены все еще отбрасывали заунылое эхо. Мужчина знал, что это за игра: ты путем решения загадок находишь места, в каждом из которых новая записка с новой загадкой. А в конце тебя всегда ожидает приз. Как же он любил эту игру в детстве, а сейчас Мун Джо так бесстыдно играл на его воспоминаниях, очерняя даже их. Да и злило то, что призом служил человек, изначально принадлежавший ему. На фоне ярости мозг быстрее, питаясь ядреным пламенем, нашел нужный ответ на послание. Не боимся встречать демонов мы во снах, ведь всегда можем проснуться. Значит ему нужно идти в комнату, где спал еще маленький и почти безобидный Мун Джо. На первом этаже оказались столовая, кухня, ванные и классные комнаты. И это не считая нескольких кладовых. И везде царил погром, была в наличии и парочка граффити с надписями, имевшими смысл только для авторов. Видать, молодежь не была столь суеверна, чтобы не пощекотать нервы прогулкой по заброшенному приюту. Спешные шаги поглощались стенами, обнажившими бетон, из-за чего гул обступал со всех сторон. Бинго, спальни были наверху. Идти пришлось по скрипучей деревянной лестнице, через две ступеньки, стремясь наверх. Ее жалобные стоны предупреждали, что она позабыла тяжесть человеческой поступи. Спальни было три, так что Чону молил о том, чтобы первая и оказалась нужной. Простые белые простыни все еще кое-где прикрывали клетчатый матрац, который в свою очередь накрывал металлические пружины. Выбитые окна чередовались с мутными стеклами, создавая причудливую игру света: размазанная грязь преломляла лучи, рождая теневые узоры. Где же была его кровать? «Угол», - почему-то подумал Юн, переводя взгляд сразу направо. Почему он так решил? Смутные догадки, что Мун Джо был таким чутким наблюдателем благодаря удобному расположению кровати: из угла обзор открывался на всю комнату. Действительно, на угловой кровати сидела кукла в потрепанном голубом платье и спутанными волосами. Один глаз был закрыт, а другой неотрывно следил за его движениями. Чону подбежал и взял ее в руки, стал вертеть и разглядывать. - Где записка? - разрезал воздух отчаянный крик мужчины. Под платьем и в волосах не было ничего. Он стал пробовать расстегнуть липучку на спине, когда большой палец случайно нажал кнопку на животе куклы. - «Там красных цветов букет, что скрыт от глаз дверью, где вход охраняет рой древесных пчел» - сказала кукла смутно знакомым голосом, женским. Чону был уверен. - Ну конечно. Та девушка, которую он сбросил с крыши, - тогда, проходя, она говорила Мун Джо «оппа». Голос был приятным и мелодичным. Она спокойно прочитала для своего возлюбленного загадку, даже не подозревая, что он сведет ее в могилу. Чону встряхнул головой и сконцентрировался на загадке. По дороге сюда он нигде не увидел никаких цветов. Раз они за дверью, следует начать с поиска всевозможных дверей. Мужчина начал со второго этажа, открывая двери, где их не вынесли, и осматривая комнаты в поисках цветов. Красный должен был броситься в глаза, но нигде не было ничего кроме слезшей со стен краски и потрепанных обоев. По спине уже шел холодный пот, когда Чону рыскал по первому этажу, где все также осталось без изменений. Под мышкой у него была пыльная кукла, чью загадку он снова и снова включал, пытаясь ее переосмыслить. Тяжелая отдышка застала его в конце коридора, который завершался проходом в кухню и старым комодом. Его украшала красивая резьба и какие-то рисунки мелком. Шатен нутром почуял предупреждение и подошел ближе. На ящике комода были нарисованы пчелки, по-детски веселые, похожие больше на шмелей. - Вот тварь. Это была не дверь в прямом смысле, а ящик. Просто ящик. С этими словами он открыл ящик, который поддался с трудом. Видимо его металлические бегунки уже порядком заржавели. Дно ящика было выложено засохшим красным хиганбана. В Японии их почитали как «цветы смерти». Юн решил прикоснуться к их жестким лепесткам, но те рассыпались при малейшем прикосновении. Пришло время открыть бархатную черную шкатулку, лежащую в самом центре ящика. В отличие от ящика, она поддалась легко и распахнулась легким движением. Там было кольцо с человеческим зубом и записка. К горлу подступила тошнота. Это вероятнее всего был зуб одной из его жертв. Сколько их было? Или Джиын? Об этом думать не хотелось совсем, поэтому шатен развернул очередную подсказку. Черные буквы гласили: «Там пахнет землей, по стенам стекает вода, а криков не слышно вовсе». - Не слышно криков, хорошая звукоизоляция. Стекает вода, сыро. Если пахнет землей еще..., рассуждал вслух мужчина, чтобы лучше думалось, - есть! Это подвал. Я видел люк в кладовой по левую руку. Юн, перед тем, как броситься бежать, достал из коробки кольцо и надел на указательный палец. Быстро, словно боялся, что кто-то заметит. Вороватые оглядки. Но опять же что-то подсказывало, что в этом есть определенный смысл. Так быстро летело время, будто все законы его течения разом отменились. Счет шел на минуты, а загадки казались сложными. С другой стороны, шестое чувство подсказывало, что Джиын он не убьет, пока Юн не придет к нему прямо в руки, не заявится со словами: «бери, я весь твой». Жена была лишь приманкой, его слабым местом, которое грамотно использовали. Люк поддался с режущим слух скрежетом. Ниже в темноту, еще более густую, чем на первом этаже в прихожей, вела крутая лестница. Чону направил луч фонаря вниз и, держась одной рукой за перила, стал осторожно спускаться. На середине он уже спрыгнул, оглядываясь вокруг. Пахло как-то странно. Затхло, плесневело, тухло. Не этот приятный аромат земли и озона после грозы, а мерзко. Мужчина закрыл нос и рот рукавом пиджака, огибая завалы коробок. Впереди виднелось свободное пространство. Ему подвал казался большим, но на самом деле его размер был средним, даже больше маленьким. Особенно в окружении зарослей из коробок. Вперед. Дошел. Луч света в пол. Крик. Как оказалось, его собственный. Фонарь помог вычленить из темноты бездыханное тело. Уродливый труп женщины лет пятидесяти, которая стеклянными глазами сверлила потолок. Опять подкатила тошнота, которая закончилась рвотным позывом. Однако изо рта ничего не вышло, так как с самого утра мужчина так ничего не ел. Чувство голода притупилось из-за всплеска слепой ярости, ориентированной на то, чтобы найти и придушить психа собственными руками, выдавливая из него последнюю тошнотворную улыбку. В желудке не было ничего, кроме желания убить, теперь же примешалось и желание спасти любимую. Однако в сравнение с темной аурой жажды крови оно проигрывало. Поддавшись панике, он отшатнулся к бетонной стене с подтеками воды, вытирая смердящую слизь спиной голубого пиджака. Все равно небесная голубизна запачкалась уже на этапе начала игры в записочки. Да и мозг не мог больше ни о чем другом думать, кроме того, что перед ним лежал труп незнакомой женщины. Точнее, не совсем незнакомой. Переведя дух в течении пяти минут, Чону вспомнил документы, которые он рассматривал всю ночь. Это была кудрявая воспитательница, которая по молодости работала здесь, а потом открыла свой ресторанчик, как приют закрыли. Живая милая дама, теперь навсегда застывшая с открытым ртом. - То есть ты не дорожишь даже людьми, которые тебя вырастили, - голос был каким-то задушенным, будто из легких выкачали весь воздух и наполнили ароматом разложения. Юн пытался отвлечься, рассматривая коробки. Может, там была подсказка? Нет конечно! Мун Джо хотел держать его под постоянным воздействием, как котенка за шею нагибают к собственной луже. Так жертвой легче управлять, когда ее воля сведена к минимуму. Чону выдохнул и навел луч света на лицо когда-то живого человека. Только сейчас его привлекла деталь - в руках, окоченевших пальцах, женщина держала Библию. Он хотел, чтобы она за что-то исповедалась. Лицо было синим, с покрасневшими выпученными глазами. Губы потрескались и посинели, кое-где покрываясь фиолетовыми синяками. На шее был след от толстого ремня. Как Юн заметил, Мун Джо некоторых убивал со вкусом, а кому-то досталась самая простая смерть. Почему он так поступал? От других смертей, того же Джэхо, ее отличала только эта книга и секретный посыл. - Что-то во рту, - подошел ближе шатен, заглядывая в недра полости. Там у корня языка виднелась бумажка, еще послание. Скривившись от отвращения, мужчина просунул внутрь пальцы. Они касались шершавой холодной поверхности, пока пробирались к листочку, задевая островатые зубы. Пахло тухлым мясом, будто на заброшенном мясокомбинате, откуда не вывезли товар. Плюс ко всему женщина после смерти обмочилась, добавляя аммиачного запаха. Есть, кончики ухватили листок и вытащили. Он был весь в слюне. Бумага намокла. Главное, чтобы текст не пострадал. Увы, буквы немного расплылись, однако все еще ясно можно было прочитать: "Она умерла, крика не слышно, погряз он в роскошной листве. Лишь всплеск раздался в гробовой тишине". - Пещера, - сказал Юн женщине, которая не могла ему ответить, но снабдила его подсказкой. Ему оставалось лишь помолиться за упокой ее души и двигаться дальше. - Я обязательно все узнаю, - положа руку на Библию сказал Чону и направился к выходу.