Призрак, что отбрасывает тень

Тепло. В какой-то момент оно пронизало все тело и уютно осело, соблазняя желанием блаженно задремать. Это случилось так, как всегда и случается - глупо, спонтанно. Та самая смерть из списка самых глупых, или же та самая оплошность, о которой потом стыдно вспоминать. Конечно, все это не касалось полной различных мыслей головы и измученного тела, пока их всецело подчинял сон. Не было ничего. Лишь ровное спокойствие пустоты. Такой мрачной, однако же родной. И руки тяжелые обнимали за талию, весом вдавливая в мягкий матрац, казавшийся еще комфортнее после холодного бетона подвала, где тишина была ему недоступна. Радар перестал предупреждать об опасности, и Чону оказался один посреди гладкого моря в штиль. Его корабль плавно покачивался на волнах, которые лишь рябью могли всколыхнуть. И было позабыто судорожное желание понять, как же выбраться из этой хитростной передряги, которая вот-вот могла стоить ему жизни. Казалось ли, что хуже уже не будет, или желание отомстить приняло синюю таблетку, чтобы перейти в режим иллюзии? Зато ужас накатил вместе с пробуждением. Увидев бледную руку поперек своего туловища, дыхание буквально перехватило. Юн замер и постарался лишний раз не шевелиться. Его парализовал и страх, и отвращение к себе. Он собирался придумать план, как выбраться отсюда, убив ЕГО, как достигнуть свободы, которую он так жаждал последний месяц. От паранойи, от вины, от преследования. А тени все продолжали сгущаться. Брюнет, примостившийся сзади, лежал вплотную, размеренно сопя в самую макушку. Надо же, он тоже уснул без задней мысли, что Юн может сбежать или попытаться убить. Так сладко, безобидно дремал. И тяжесть собственных грехов никак не ложилась на его плечи. О чем он думал, когда засыпал, и на что надеялся, просыпаясь? - Черт, - выругался шепотом шатен, так как осознал собственную ошибку. Он думал о нем, как о человеке, опять стараясь понять, тогда как месть требует слепого повиновения. Холерик внутри прислушался и вскинул голову, чтобы подбросить дровишек в камин с говорящей табличкой "ярость". Это противное чувство заставила начать выползать из кольца бледных ладоней на край кровати. И нет, не для того, чтобы обследовать комнату, а чтобы сесть и развернуться к еще одному человеку, находящемуся здесь. Глубокие тени легли на лицо, так как за окном была практически ночь. На улице виднелся фонарный столб, который не очень щедро светил через стекла. Зато это позволило породить такую игру света: пухлые губы слегка очертило внизу темнотой, нос еще больше заострился, также как и скулы, а веки спокойно расправились, отчего вслед за ресницами тянулись тонкие черные полоски, отпечатываясь слегка вокруг глаз. Несмотря на кажущуюся остроту и напряженность, было видно, как сладок его сон. Сон, наполненный наверняка бредом сумасшедшего, как и вся его жизнь. Он не думал о своих жертвах, не видел их искаженные предсмертными эмоциями лица, не ощущал настигающий постоянно запах крови. Он ничего не чувствовал и ни о чем не сожалел. И кожа была слишком гладкая и ясная, слишком непорочная для такого порочного человека. После этой мысли Юн нехорошо усмехнулся. Он втянул воздух через сжатые зубы не для того, чтобы решиться, а для того, чтобы сделать свой рот практически квадратным, уродливо ненатуральным. Зрачки расширились от выброса адреналина. В его случае источником было желание, до покалывания кончиков пальцев, наказать обоих - себя и его. Наперекор потяжелевшему еще на килограмм десять телу, резко обрюзгшему и неповоротливому, Чону стремительно подполз обратно и, навалившись всем телом, с упором на руки, обхватил шею руками, одновременно переворачивая спящего для удобства на спину. Чону пальцами ощутил, как мышцы начинают сокращаться, а мягкие ткани - проминаться под давлением. Как сила уходит на то, чтобы сжать все артерии до маленького пучка, похожего на небольшую охапку макарон. Он будто сам проживал мгновения, где как углекислый газ в горле пытался выйти из легких, а воздуху наоборот - зайти, однако они продолжали биться о препятствие в виде его рук. Шатен уже не улыбался, а сосредоточенно воплощал в жизнь свои желания. "Весь мир - иллюзия, но зато желания - самые настоящие" - проигрывалось в голове фоновой музыкой. Этот голос оказался глубже, чем был на первый взгляд. Ну а уж хваленый самоанализ работал в пол силы, упуская самое главное. Лицо уже покраснело, а глаза напротив все не открывались. тело лежало безвольным манекеном. Вот только Чону чувствовал тепло тела и собственную ярость - а этого было достаточно, чтобы не обращать на такие мелочи внимание. Однако глаза вскоре раскрылись, а изо рта вырвался хрип. Со сразу же впился зрачками, окруженными покрасневшими белками, в лицо душащего его человека. Его выражение лица было по-прежнему нечитаемым, лишь с поправками на попытки задышать. Так прошло около сорока секунд. Все это время дантист не пытался сбросить с себя мучителя, а только силился что-то произнести. Или простое воображение? Наконец такая игра надоела, и Мунджо резким движением скинул с себя своего же пленника, обхватив его кисти и оторвав первым делом руки от шеи. Таким образом через пару секунд брюнет оказался сверху, прижимая торс шатена к матрацу телом, а руками - зажатые запястья, по бокам от головы. Хладнокровие сошло на нет. Не ослабевая хватку, псих шумно кашлял, иногда опасно наклоняясь и брызгая слюной. Но больше Юна, на которого внезапно вновь накатил страх осознания произошедшего, впечатлило то, как красное смешалось с черным в глазах напротив. Как покрасневшее лицо развеяло сомнение - он тоже был человеком. В какой-то момент, не сказав ни слова, Мунджо опустил голову на плечо Чону, сгибаясь чуть ли не пополам. Хриплые вдохи и выдохи засели в самое ухо вместе с каким-то странным запахом. - Жаль. Я думал, мы сможем спокойно поспать вместе, - это были первые слова, разорвавшие безмолвие, - сердце стукнуло, раз-два, - ты не оставил мне выбора. Раз хорошие поступки тебе не нравятся, время заменить их плохими. С этими словами маньяк отпустил запястья, быстро сползая с живота на грудь, чтобы заменить руки острыми коленями. Юн вскрикнул, но решил больше не доставлять удовольствия психу и стойко вынести боль, которую вызывало давление и впивающиеся в кожу кости. Оказавшийся в ловушке собственной опрометчивости пытался выбраться, но вес тела сверху давил все сильнее при каждом новом движении. Загремела цепь, и Мунджо достал наручники с цепью, длиннее обычного. Без лишних слов, лишь с ловким усердием, он защелкнул холодный металл сперва на одном запястье, а затем перекинул через изголовье кровати цепь и поместил второй наручник на другое аналогично. А как дело было сделано, перенес одну ногу через лежачего и слез. Шатен увидел лицо брюнета - суровое и злое, с отпечатком явной досады. Оно надежно прилипло, как только оказалось в поле зрения Чону. Со умело жонглировал своей мимикой, достигая нужного эффекта - того, чтобы игра шла по его правилам. И пусть лучше ни одна составляющая игры ни о чем не знает. Поэтому, доставая свои любимые наручники, он позволил себе радостно улыбнуться, с предвкушением закусив губу. Цель была даже ближе, чем он рассчитывал изначально. - Я не хотел этого делать, - чтобы его слова звучали эффектнее, Мунджо ударил рукой о толстую балку металлического изголовья. Вибрации расползлись по всему ограждению, эхом отдаваясь в ушах Чону, - ты вынудил меня. Я мало был добр? Тебя не устроила возможность вместе полежать и спокойно выспаться? - о нет, на этих словах голос Со не поднимал. Он наращивал его амплитуду и делал глубже, но никак не громче. Как в саспенсе - скачущее напряжение, а не скример из банальных фильмов ужасов, - сейчас я тебе ничего не сделаю и просто уйду. Но лучше больше меня не разочаровывать. На этом Мунджо было развернулся, чтобы уйти, но, опомнившись, снова обратил лицо к Чону. Милая слащавая улыбка сопроводилась фразой, породившей плохое предчувствие: - Чуть не забыл, - брюнет плавно запустил руку в карман и вынул оттуда прозрачный пузырек с белым порошком. Сразу жестко, подавляя любую волю, он надавил на челюсть узника и, откупорив резиновую пробочку, высыпал порошок прямо Юну в рот. На вкус было очень и очень горько. Горько скорее от собственной бесполезности здесь и сейчас, чем от самого вкуса снадобья. Все вместе вызвало неприятные рвотные позывы. - Тебе будет немного веселее пребывать здесь одному, - что странно - опять этот отеческий поцелуй в лоб, контрастно холодный в сравнении с телом, которое совсем недавно к нему прижималось. Быстрые шаги, и дверь закрылась, больше никого не впуская и не выпуская. Юн подергал наручниками на пробу, но ответом послужило лишь звонкое постукивание металла о металл. Это прозвучало так уныло, что одинокий вой волка на луну позавидовал бы. Тем временем странный порошок уже впитывался в стенки желудка, смешиваясь с насыщенной кислородом кровью. Он как-то нервно будоражил, а его действие на организм все еще оставалось загадкой. - Аха, - истерично хихикнул Чону. Стоило наконец очистить голову от ненужных мыслей и осмотреться. Лучше поздно, чем никогда. Комната была красивой и в какой-то степени уютной, если бы не омрачавшие интерьер события, произошедшие здесь. Стены графитного цвета делали пространство уже, однако же спальня все равно была довольно просторной. Двуспальная кровать, на которой он лежал без возможности встать, была застелена постельным бельем такого же цвета. Похоже, хозяин дома любил, когда все сочеталось. Кроме того потолок был натяжной, в его глади цвета слоновой кости можно было увидеть отражение мебели и собственной угловатой фигуры. Юн быстро переместил взгляд на стены, чтобы не пугаться такого зрелища - он, да на спальном месте мужчины, который убил его жену. В доме маньяка, где он погубил столько человек, продолжив династию похитителя. Далее у стены напротив был комод из темного дерева и, внезапно, украшение с оленьими рогами. "Какой извращенный предмет декора" - подумал Чону и сморщился. Неужели Мунджо практиковал убийство не только людей, но и животных? Тогда его хотелось убить еще сильнее. Можно было насадить его на эти рога, чтобы кровь стекала вдоль лопаток, падая крупными каплями на пол, одна за одной. В углу стоял письменный стол с лампой с причудливо расшитым абажуром. Он был светлым, но с маленькими-миленькими звездочками. На столе стояла фотография: мальчик, женщина и мужчина. Все улыбались. За их спинами высился двухэтажный дом, особо ничем не примечательный, просто крепкий, построенный от души. Все трое казались довольными, а мужчина с женщиной дружно приобнимали ребенка. Если фото было здесь, то его хозяин очевиден. Да и черты мальца явно намекали на то, что третьим человеком на фото был не кто иной, как тот самый, находящийся где-то за дверью. И возраст его был явно не три года, а старше, лет 7. Как раз когда он был в плену у маньяка. - Зачем хранить эту фотографию? - все еще не веря своим глазам произнес Чону, привставая настолько, насколько позволяли цепи, чтобы рассмотреть. Ну да, как подсказывала память, люди на фото совпадали с черно-белыми вариантами из газетных вырезок того времени, которыми его снабдил информатор. Все сошлось как два плюс два. - - Гребаный псих, - вынес вердикт Юн. Если с ним творили ужасные вещи, то как быть с тем, что такое явное напоминание о произошедшем было здесь, в спальне, прямо под боком. Или это было подсказкой для тех, кто с первого раза не отгадывал загадку со своим местоположением? Нет, слишком щедро для такой мрачной натуры. Это бы нарушило ЕГО правила игры. В комнате остался еще раздвижной шкаф и пара пуфиков. Да уж, не густо. На столе также валялись стопки бумаг, которые могли быть важными документами, вот только увидеть их было сложновато, так что после пары попыток шатен сдался. И хорошо. В голове как-то странно плавал туман. Чону решил прилечь и немного перевести дыхание. Вдох-выдох. Взгляд поднялся к потолку, опять натыкаясь на отражение. Юн увидел потерянного молодого мужчину в грязной белой рубашке и голубых брюках. Прежняя одежда, к чьему дискомфорту он привык. Мунджо видимо было все равно, раз он спал рядом с таким грязнулей. Теперь только отличием стал симпатичный аксессуар - цепи на руках. Забавно. Тут его внимание привлекло какое-то движение внизу кровати. Что-то зашевелилось в ногах. Чону напряг зрение, предполагая, что глаза просто плохо сфокусированы. Так картинка стала четче, а неясные разводы превратились в полноценную фигуру, заползающую на кровать. В белой ночнушке, с черными мокрыми глазами. Недолго думая Юн в страхе метнул взгляд на кровать, где, как ни странно, никого не было. Озадаченно посмотрев пару секунд, вернул обратно - существо все еще было там и продолжало двигаться. Ну конечно, так всегда было в фильмах про призраков. Это была неупокоенная душа одной из жертв. От этой мысли внутренности превратились в морозилку, где все покалывало от холода. Пальцы худых ладоней внезапного гостя уже касались его стоп, но тело не чувствовал ровным счетом ничего. Даже ветерка. Оно уже заползло на грудь, а давления все не было. Тогда, не в силах больше терпеть, Чону решился посмотреть в последний раз, а если наваждение пройдет - зажмуриться и досчитать до десяти. Это наверняка была странная реакция организма на белый горький порошок. Зря он это сделал. На второй раз существо предстало воплоти, находясь прямо на груди лежащего. Черные спутанные волосы обрамляли лицо, распухшее от воды, синее и сморщенное. Глаза налились кровью, это было еле видно из-под наплывшей над глазами плоти. Только губы могли показаться прежними, родными. И коснувшийся обоняния запах пшеницы. - Я хотела твоей смерти, - звук голоса был похож на бульканье. Труп коснулся белой рукой щеки. Касание не было ощутимо, но мозг заставил тело его прочувствовать в виде промозглого холода. Чону не выдержал и закричал, сопровождая метания лязганьем цепей. Видимо, это был второй круг Ада из многих, которые ему еще предстоит преодолеть. Тем временем на первом этаже Мунджо решил налить себе зеленого ароматного чая. Бутылка красного все еще соблазняла своей правильной элегантной формой. Люди в понимании дантиста тоже могли стать совершенными, требовалось просто немного с ними поработать. А он был по натуре дотошным перфекционистом, который не умел отступать. Доказательство его усердной работы донеслось со второго этажа, лаская слух. Он не прогадал с дозировкой: еще слабой, чтобы оставить побочный эффект, но достаточно сильной, чтобы вытянуть из человеческого сознанию по-максимому. Брюнет посмотрел на часы и что-то отметил про себя, отпивая первый глоток чая и расслабленно улыбаясь. Все-таки на совершенство у него было обостренное чутье.