***
Норвегия, штаб-квартира Custodes Mundi. Месяц до Прорыва. Дверь распахнулась от удара, и Эйвон Рейс ворвался в собственные покои, с грохотом её захлопнув. Пинком опрокинув стоявшую рядом с тумбочкой глефу, лезвие которой воткнулось в шкаф, и снеся ударом кулака модель парусника, стоявшую на столе, кустодий рухнул на кровать. Страж дрожал, его бил адреналин. С каждой минутой он был ближе к срыву, каждая встреча с Кэри приближала его к психозу. А ведь начиналось сегодня всё даже лучше, чем обычно…***
Тот же день, часом ранее. Улицы Осло. — Кэри, будь осторожна! Пытаясь в шутку пройти по бордюру, девушка поскользнулась и упала бы, не успей кустодий подхватить её. — Ммм, Эйвон, у тебя такие сильные руки… Ты же не уделяешь внимания спорту, откуда? Или это природное? «Тише. Она играется, флиртует в шутку. Если вообще осознаёт, что это флирт. Не теряй контроль», — сказал Эйвон сам себе. «Она смеётся над тобой. Прекрасно понимает твои чувства и дразнит тебя», — произнёс непонятно откуда взявшийся в голове стража голос. — Ты ошибаешься, я уделяю очень много внимания спорту. В штаб-квартире моей компании есть спортивный зал, раньше мы с другом проводили там по полдня. Сейчас провожу один. — А куда делся твой друг? Рейс глубоко вздохнул. — Он женился и переехал в другую страну. Последний раз я видел его год назад. — Но вы же можете общаться по телефону и всё такое… Вряд ли у тебя есть проблемы с деньгами, хоть тарифы и должны быть конские. — Кэри, он отвечает ещё реже, чем ты. Периодически мы обмениваемся сообщениями, но редко, редко… — Не печалься. У тебя ведь и здесь есть друзья, не так ли? — девушка игриво подмигнула стражу. — Кроме тебя — нет. — Но почему? — Потому что больше мне никто не нужен. На время Кэри замолкла, после чего продолжила, но уже тише и без веселья. — Знаешь, иногда мне кажется, что ты слишком закрытый. Чересчур закрытый. Нужно проще относится к людям. «Она насмехается над тобой, это же ясно». Эйвон закатил глаза и почувствовал, что начинает злиться. Загнав все отрицательные эмоции в самую глубину сердца и постаравшись говорить тем же голосом, он ответил: — Понимаешь, мне действительно никто не нужен. Большая часть людей для меня — серая масса. Выделяются из неё два типа. Это те, кого я ненавижу, и те, кого я люблю. Ты и мой неблагодарный друг, разумеется, относитесь ко второй. — А кто к первой? «Барт Карст, кто ещё». — Ты их не знаешь. Кэри задумчиво наклонила голову. — И как тебе живётся с таким делением? Опасно возводить всё в абсолют. «Да что она понимает?!» — Мне отлично живётся. Пусть возводить чувства в абсолют и чревато проблемами, это очень упрощает жизнь. Я не должен думать о том, с кем и как мне говорить, ибо всё решается тем, в какую категорию моих знакомых входит этот человек. Я всегда знаю, на что и ради кого готов, понимаю, с кем хочу встречаться, а с кем нет, — с каждым словом Рейс всё больше входил в раж, подогреваемый хихиканьем внутреннего голоса на фоне. — Но почему-то люди, ради которых я готов на всё, которые мне действительно дороги, этого не понимают. Или не замечают. Или замечают, но делают вид, что нет! Ты не знаешь, в чём причина?! Кэри с ужасом смотрела на кустодия. Ещё ни разу Эйвон, столь сдержанный, не вёл себя подобным образом. — Почему ты спрашиваешь об этом меня? Что я могу тебе ответить, Эйвон? На мгновение Рейс представил, как перекусывает своими крепкими белыми зубами тонкие пальцы Кэри, один за другим. Представил столь явно, что сам ужаснулся своим мыслям. И тут же отрезвел. — Да, ты действительно вряд ли дашь мне ответ. Извини, что накинулся, Кэри. — Ну уж нет, знаешь ли, — на сей раз зла была девушка. — Я возмущена подобным поведением. Ты вылил всю злость из-за друга на меня. Твоё мировоззрение — мировоззрение эгоцентриста, и ты чётко это показал. Дальше я пойду одна. Было приятно повидаться. Эйвон резко остановился. На миг ему показалось, что сердце рухнуло куда-то вниз. — Ты сейчас шутишь, да? До твоего магазина идти и идти. Кэри тоже остановилась и развернулась, обратившись к кустодию. — Нет. Я абсолютно не шучу. Тебе стоит отдохнуть, я не смею задерживать тебя на улице. До встречи. Отвернувшись и ускорив шаг, девушка весьма быстро растворилась среди прохожих, оставив Эйвона наедине с обидой, гневом и ненавистью. И с голосом в голове.***
— Почему? Почему она так со мной поступила? «Ты и сам знаешь ответ». — НЕ ЗНАЮ, — кустодий сорвался на крик. «Тише, тише. У тебя в комнате звукоизоляция, но всё же… Ты не нужен ей, глупец. Она общается с тобой лишь из интереса, наблюдает, как за зверушкой в зоопарке». — Ты лжёшь. «Ни в коем случае, Эйвон. Я не могу лгать лишь потому, что я — это ты. Ты и сам понимаешь: у неё есть любимый мужчина, хорошая работа, хобби… Зачем ей человек с непонятной профессией, непостоянным графиком и подверженный нервным срывам? Ты пугаешь её, Рейс». Кустодий вскочил на ноги. — Заткнись! Заткнись!!! «Но это правда». Одним движением руки страж скинул все коллекционные миниатюры, что собирал уже десять лет с витрины и опёрся на неё руками. — Это ложь. Ложь. ЛОЖЬ! НЕПРАВДА! «Смирись. Взгляни в лицо фактам. Взгляни в лицо самому себе!» Последняя реплика была более чем повелительной, и Эйвон не мог удержаться. Он подошёл к зеркалу и посмотрел на себя. Всё те же жёсткие светлые волосы, однако лицо будто похудело за полтора часа. И глаза, глаза горели лихорадочным огнём. «Это ты. А теперь вспомни того, кого она любит». Чёрные мягкие кудри, всегда добрые глаза, аристократическое выражение лица… Да, по Карсту было видно, что он из высоких слоёв общества. Секунду кустодий молчал. После чего размахнулся и ударил кулаком по зеркалу. Затем ещё и ещё. Стекло крошилось. В трещинах, исказивших лицо Эйвона, возник новый ужасающий образ, ничуть не похожий на всегда спокойного стража. Осколки вонзались в кулак, доводя болью до ещё большего бешенства, и место удара постепенно окрашивалось: сперва розовым, после красным, а затем и багровым. — Ненавижу! Тебя, себя, его, её… НЕНАВИЖУ! Ответом же на тот крик был лишь смех на грани рассудка.***
Норвегия, Осло, квартира Дойла Мак’Кроуна. Две с половиной недели до Прорыва. Строка загрузки медленно заполнялась синим цветом, и Дойл нервно подёргивал ногой. То, что он сейчас делал, могло быть расценено мистером Артцем как измена, и повлечь за собой наказание вплоть до физического устранения, настолько высоко магистр ценил данные, что сейчас пытался достать ирландец. Но разве у него есть другой выбор? Строго говоря, Эдвард не запрещал ему работать с файлом дома, так что… Мак’Кроун имеет полное право делать то, что делает. А идея была действительно дикой. У программиста на личном ПК было установлено несколько программ для синтезирования музыки. И интуиция подсказывала, что если пропустить через них файл, может получиться что-нибудь интересное. А может и не получиться. Может, это вообще всё бред, и единственное, что будет интересовать Дойла через час — идти каяться Эдварду сразу или попытаться сделать вид, что ничего не было. Пока первый синтезатор грузился, Мак’Кроун с интересом изучал построение пиков. И они напоминали ему… Пики. Горные вершины, подобные тибетским, где программист как-то провёл три дня, наслаждаясь красотой видов и гостеприимством местных жителей… И снова укол интуиции. Горы. Много ли существует песен про горы? Вскоре файл загрузился. Дойл включил его, не особо, впрочем, рассчитывая на результат. Как он и думал, на выходе получилась ужасная мешанина звуков, не имевших ничего общего ни с музыкой, ни с человеческим голосом. Однако молодой человек и не ожидал удачи на этом этапе. Усмотрев сходство пиков записи с горами, он решил попробовать ещё более безумную вещь — наложить какую-нибудь песню как кодовое слово при шифровании. Но какую? В первую очередь была изучена длина веретена. После Мак’Кроун налил себе чай, с болью в сердце убрав виски как можно дальше, и занялся скучнейшим занятием — стал искать все песни про горы, имевшие точно такую же длину. На всех языках… Каждый раз, найдя подходящую, программист пару раз прогонял её через синтезатор вместе с веретеном. Ничего. Совсем ничего. Дойл уже собрался выключить компьютер и лечь спать, чтобы на следующее утро честно сказать магистру о невыполнимости его задачи, как взгляд упал на последний трек. «Прощание с горами», Владимир Высоцкий, Россия. Прочитав краткую аннотацию к песне, Дойл почему-то понял — это оно. Весь день интуиция вела его к этому моменту. И вот, обе звуковые дорожки загружены в синтезатор, штекер наушников воткнут в компьютер, программа готова к работе. Мак’Кроун глубоко вздохнул, одел наушники, закрыл глаза и нажал на Play. Первые десять секунд он испытывал счастье и дикое желание закричать: «Эврика!» на весь дом. Но после эти чувства сменились ужасом. То, что он слышал сейчас, не понравится магистру. Это не понравится вообще ни одному из кустодиев. Сорвав наушники и поставив обработанный файл качаться на флешку, программист начал судорожно натягивать джинсы. Бежать придётся очень быстро…***
Тибет, горная деревня. Три недели до Прорыва. Я запрокинул голову, глядя на возвышающиеся вокруг горы и задумчиво почесал протезом затылок. Зрячий, несомненно, был где-то здесь. Лучшего места для таинственного люцеса было не представить. Сюда я гнал три дня, останавливаясь лишь на ночлег или перекусить. Мне было больно так бросать семью, но какая-то внутренняя чуйка твердила — времени осталось мало, я должен встретиться со Зрячим как можно быстрее. Но всё же, несмотря на всю торопливость и скомканность отъезда, попрощаться с женой я успел…***
Россия, особняк Корнёвых. Три с половиной недели до Прорыва. — Тебе точно нужно ехать? Лиза смотрела на меня своими необычайными глазами, на этот раз похожими на прозрачные аквамарины. Ещё ни разу мне не удавалось поймать момент смены цвета, но, по непонятной причине, иногда она происходила. Взгляд мог замерзать или оттаивать, завися от настроения моей возлюбленной. Сейчас цвет сменился от грусти. Я взял руки Лизы в свои. Левую она обхватила с крепко, с удовольствием, правую — слегка неуверенно. За семь лет она так и не привыкла к моим грубым искусственным пальцам. Так и не смогла простить себя за тот удар костяным мечом. — Прости, но да. Ты знаешь, предел моих мечтаний — тихая жизнь с тобой и Аней. Но это действительно важно. Почему-то мне кажется, что если я не найду Зрячего, произойдёт нечто ужасное. Да и ты сама помнишь письмо своего дедушки. Его таинственный друг видел нас вместе. Тебе неинтересно, каким образом? — Ни капли. Ты доверяешь своей интуиции, а я своей, и она утверждает, что ты не должен туда ехать. Сообщи в Mundi, пусть с этим разберутся кустодии… — Они убьют его, Лиза, — я разжал пальцы левой руки и аккуратно провёл ими по волосам жены. — Или он их. У меня одного есть шансы приблизиться к Зрячему. Иначе твой дедушка не показал бы нам пластинку и фото. — Но зачем? Зачем тебе это? Да, ты можешь узнать что-то важное… Но что может быть важнее семьи? Останься. Останься со мной и нашей дочерью. Я хотел. Очень хотел. Но не мог. — Прости. Отпустив руки любимой, я развернулся и пошёл в спальню, где мы провели столько счастливых ночей. Аня, будто почувствовав общее настроение, ушла в свою комнату и погрузилась в дневной сон. Зайду к ней, как буду готов к отъезду. Пусть пока спит. Открыв шкаф, я начал медленно вынимать оттуда всё своё обмундирование. Старый фальшион Рейса, меч Лизиного деда, Анаконда, слегка потёртая, но всё ещё поблескивающая хромированным металлом… Патроны, свечи, энергические камни и прочие расходники… Фолиант Наал-Гара, извлечённый из покрытого экзорцизмами сейфа. Лёгкий, но прочный бронежилет, сделанный из уникального титанового сплава. Короткий кустодианский плащ. Всё остальное можно будет купить по дороге. Я тяжело вздохнул, глядя на заполненную сумку и сел на кровать, желая отдохнуть. Последний раз перед началом поиска Зрячего. Посидеть на дорожку, как говорит Лиза. Стоило мне подумать о жене, как она вошла в спальню. Вошла в одном полотенце, свидетельствующим о только что принятом душе. Вошла, закрыв дверь на защёлку. — Я подумала… — начала было Лиза, но я не дал ей продолжить, вскочив и прервав предложение поцелуем. Полотенце падает на пол. Я вздрагиваю. Каждый раз, когда я видел наготу Лизы, был как первый. Ни беременность, ни прожитые годы никак не изменили её подтянутую фигуру с изящными формами. Моё дыхание ускоряется… На мне лишь домашняя одежда, я не успел приготовиться к выходу, и потому раздеваться нетрудно. Сплетясь телами, мы оказались на кровати… Я сверху, появляется желание всегда прикрывать жену собой и защищать её. Пальцы моей левой руки вплетаются в её волосы, раздаётся стон… Я касаюсь губами впадинки на шее, Лиза обхватывает мои бёдра ногами… Поцелуй, один, другой. Тысяча и миллион в одно мгновение. Поцелуй, в котором воплотилась вся боль прощания. Мои губы сползают ниже, и вот они уже ласкают ключицы — такие худые, с выпирающими из-под бледной кожи костями… Такие любимые. Не останавливаться! Ещё ниже, на этот раз грудь. Помимо губ в дело вступает язык, я ласкаю и слегка покусываю её сосок, понимая, что это может быть последний раз. Лиза выдохнула и изогнулась. Теперь выше. Наши губы сцепились в поцелуе столь яростном, будто мы хотели кинуть вызов всему миру. И кинули. Началось встречное движение. Лиза сперва расслабилась, а потом напряглась, не расслабляясь уже до конца…***
Тогда я задержался дома всего лишь на полтора часа. Полтора часа, ушедшие на близость с любимой девушкой, на последующий душ и прощание с дочерью. Полтора часа, воспоминания о которых грели меня сейчас. Я вновь сверился с картой. Ныне непопулярный монастырь Кайлаш-Сонга, ставший, если верить фотографии, убежищем Зрячего, находился за перевалом от того места, где я был сейчас. Местные жители периодически оборачивались на меня, ибо, как я подозревал, в этих краях крайне редко бывали гости. Белые же гости на дорогих универсалах и в тёмно-синих плащах — ещё реже. И, пожалуй, зря я надел плащ и бронежилет именно сейчас. Пусть Солнце и клонилось к горизонту, температура всё ещё была довольно высока. Решив удостовериться, что я не прибуду к храму за полночь, я посмотрел на часы. Семь вечера. Неплохо. Вновь сев в машину, я продолжил свой путь, периодически сверяясь с картой. Вот здесь поворот налево, тут направо… В паре мест мне приходилось вылезать из транспорта чтобы убедиться, возможно ли в принципе проехать дальше. Пока что было можно. Наконец, я нажал на тормоз, и остановился на огромном каменном балконе. Оттуда открывался просто великолепный вид на горы, скрывающееся за горизонтом Солнце… И развалины монастыря. Я вздрогнул. После чего достал из нагрудного кармана фотографию и удостоверился. Это Кайлаш-Сонга, сомнений быть не может. Однако абсолютно все здания были заброшены, большая часть не имела крыш, все стёкла были выбиты, на площади между монастырскими строениями лежали груды мусора. Я достал бинокль и присмотрелся внимательней. Никаких признаков жизни. Ни огня в окнах, ни дыма из труб. Ничего. Любопытно. Неприятно. Солнце уже полностью скрылось за горизонтом, когда я принял решение спускаться вниз. Пока сумерки не превратились в полноценный мрак. Пару раз мне приходилось перескакивать через расщелины, со стороны казавшиеся бездонными. В один момент я услышал слева тяжёлое дыхание и, будучи уверенным, что это какой-то горный зверь, выхватил револьвер и включил наплечный фонарь… Включил, чтобы ничего не увидеть. Затем на грани сознания возник голос. Я прекрасно знал, как звучат мои мысли, и потому сразу почувствовал фальшь. Шёпот утверждал, что я совершаю ошибку и Зрячего здесь давно нет. И сам факт его появления убедил меня в моей правоте. Люцес был здесь. Но не сильно горел желанием общаться. Я положил руку на медальон и повернул замок, призывая Бету. После случая в кабинете демон стал куда смирнее, и больше не пытался сломить меня при каждом вызове. Или, возможно, я сам уже сломил его. — Что ты чувствуешь? «На это место наложены сильнейшие иллюзии. Я чувствую их фальшивость, но не могу пробить». — Ну что же, и на том спасибо. Зрячий близко? «Да. Очень. Его присутствие такое же болезненное, как присутствие той сущности из нашего особняка. Но Зрячий слабее, и потому, в случае столкновения, я помогу тебе». — Какой-то ты слишком милый стал, Бета. Не надейся, что я утрачу бдительность. «Пошёл к чёрту. Ты — ублюдок без чести, обманувший и нагло использующий меня. Но мне тоже хочется жить, а мы связаны куда прочнее, чем может показаться». — Ну что же, любопытно, если так. Дальше мы шли молча. Энергия Беты, напитавшая меня, позволяла мне воспринимать мир совсем не так, как его воспринимает обычный человек. Я видел потоки энергий, так что фонарь больше не был нужен. И также я видел… Нет, скорее чувствовал. Чувствовал две живые сущности в подвале одного из зданий. Зрячий и его ученик. Попались. Через полчаса я окончательно спустился к монастырю и приблизился к нужному зданию. Дверь внутрь оказалась не заперта, и я бесшумно открыл её. Взгляд Беты моментально выхватил прямоугольник пола, выделяемый миллиметровыми щелями. Тайный ход. Подняв люк силой мысли, я бесшумно убрал его за спину, после чего начал спускаться по полустёртым каменным ступеням вниз, держа пальцы на рукояти фальшиона. Анаконда слегка постукивала по правому бедру при ходьбе, а ритуальный меч был надёжно закреплён в ножнах за спиной. Через несколько минут я приблизился к двустворчатой дубовой двери. Мои нервы были накалены до предела, поскольку присутствие людей за нею ощущалось более чем ясно. И один из них стоял в двух метрах от двери, готовясь на меня напасть. Я распахнул врата и замер на пороге, надеясь спровоцировать противника выдать себя. Тишина. Считающий себя притаившимся охотником глупец не издавал не звука, но мановения его души выдавали врага с головой. Бета, ты готов? «Всегда готов». Ну тогда как в прошлый раз. Мне правая, тебе левая. Вперёд. Я глубоко вдохнул и вошёл внутрь.***
Тибет, монастырь Кайлаш-Сонга. Три недели до Прорыва. Они столкнулись в середине комнаты. Булава Зрячего, описав огромную дугу, разбила каменный пол в том месте, где секунду назад стоял кустодий. В ответ незваный гость провёл серию атак обоими мечами, вынудив старика обороняться. Длинная рукоять булавы позволила блокировать все удары без особых трудностей, после чего Зрячий, собрав в кулак всю свою силу, атаковал противника пылающей молнией. Тот в свою очередь поднял огненный щит, рассеявший всю энергию без остатка, и вновь бросился вперёд. Старик удивился, ибо картинка никак не хотела складываться окончательно. Судя по короткому мечу, он имел дело с кустодием. Но откуда у служащего Mundi такие силы? И где находится демон, присутствие которого Зрячий явственно ощущал? Разве что… Разве что кустодий сам являлся эрдемоном. В таком случае он должен быть уничтожен. Думая, старик продолжал блокировать и парировать атаки, но приняв решение, резко перешёл в наступление, заставив гостя отходить назад. Рукоять булавы превосходила по длине оба меча кустодия, и потому прекрасно держала его на расстоянии. Периодически враг пытался использовать демоническую энергию, но Зрячий был готов к этому, пресекая все попытки на корню. — Ты силён, незнакомец, — старик решил обратиться к противнику напрямую, желая узнать перед уничтожением, кем тот является. — Но тебе всё же далеко до меня. Кто ты такой? Кустодий не ответил, продолжая искать брешь в обороне Зрячего. Древний люцес не удивился. — Молчишь? Ну что же, ты умрёшь молча. Старик нанёс сильнейший удар в ноги кустодия, заставив того слегка воспарить, после чего невообразимым движением кисти развернул булаву, надеясь сокрушить гостя восходящим ударом в воздухе. Но одного Зрячий не учёл. Именно этого враг и ждал. Увернувшись от первого удара и дождавшись подъёма смертоносного навершия по диагонали, демон-кустодий изогнулся в воздухе и рухнул на пол, прямо под ноги старику. Булава врезалась в стену сзади, Зрячий покачнулся от отдачи, и в этот же момент враг вскочил на ноги, нанося удар навершием фальшиона в лицо и завершая его ментальным тычком такой силы, что старика отбросило в другую часть комнаты, а булава вылетела из ослабевшей руки. Гость тяжело вздохнул, как вдруг слева возник ещё один противник — Алан Кордозу очнулся и, не сумев стерпеть поражения учителя, бросился на врага, оставив от своего меча лишь один тесак. Клинки скрестились ровно три раза, после чего гость сковал оружие Второго своим и лёгким движением кисти отправил его в полёт. Затем нанёс сильный удар подошвой сапога в голень и поставил Алана на колени. Зрячий, увидевший унижение своего ученика, с трудом встал. Каждая из его рук будто бы стала мощнейшим трансформатором, и между ними с треском пролетали молнии. Старик всё ещё был боеспособен и готов продолжать сражение. Чего совсем не хотелось незнакомцу. В правой руке он держал длинный меч, который тут же прижал острой кромкой лезвия к шее Алана, с анатомической точностью найдя сонную артерию. В левой возник пылающий светоч, и её противник направил на старика. — Сделаешь хоть шаг, и я перережу альбиносу глотку, а тебя испепелю. Зрячий в нерешительности замер. Ни один из вариантов будущего не показывал ему такого исхода… Но почему-то поверить гостю было легко. — Что мы тебе сделали? Зачем ты пришёл в нашу обитель? Гость коротко хохотнул. — Что вы мне сделали? Ну не знаю. Вот он, — лёгкий тычок коленом в спину Кордозу. — Пытался разрубить меня на две части, как только я вошёл внутрь. Ты надеялся раздробить мне кости своей стариковской тростью. Вы встретили меня даже веселее, чем моя жена, а она, на секундочку, вышла на крыльцо с ружьём в руках. Незнакомец перевёл дух и продолжил. — Короче, боевые клоуны, я пришёл поговорить со Зрячим, но что-то его здесь не вижу. Передайте ему моё желание и останетесь в живых. — Я Зрячий. Старик погасил молнии и шагнул вперёд. Внезапно его взгляд упал на меч, лезвие которого освещалось пламенем в руке гостя. Такое знакомое лезвие. Такие знакомые экзорцизмы… Последний раз он видел этот клинок обнажённым за Гранью. Гость собрался было что-то сказать, но Зрячий не дал ему. — Откуда у тебя этот меч?! Он принадлежал моему другу. Ты убил его, ублюдок? Старик вытянул руку и ментальной хваткой сжал горло кустодия, начав поднимать в воздух. Тот выронил меч, однако даже в таком состоянии остался верен своей натуре убийцы (в чём Зрячий уже не сомневался), пнув Алана по затылку и второй раз за день отправив в царство Морфея. Медальон на груди врага засиял ослепительным светом, и старик почувствовал, что сопротивление нарастает. Секунду-другую два существа из-за Грани боролись, после чего Зрячий, внезапно лишившийся всех сил, упал на колени. Кустодий же просто рухнул на пол как куль с сеном и закашлялся. — Кхх-кхм, прид-кхм-рок старый, кххаа, чтоб тебя. Никого я не, хххы, убивал. Этот меч принадлежал деду моей жены. Старик широко распахнул глаза, прозрение было сродни удару молнии. Кем бы не был таинственный гость, согласно его словам, он жил с одним из потомков Слышащего.