The moment of Truth

– Я ни в чем не виноват, – выпалил Эдвард раньше, чем умел подумать. Уинри была страшной в гневе. А сейчас она именно что злилась. Радость встречи словно растворилась в подозрении, с которым она смотрела на него, на Мустанга за ним. Эдвард ждал этого, но все равно оказался не готов. – Я все объясню, – спокойнее сказал он, видя, что Уинри не особо поверила в его слова. – Но сперва: мне нужна автоброня. Срочно. – Ты знаешь, что срочно это невозможно сделать. Нужны месяцы на заживление… – Мы используем алхимию, – заявил Эдвард. Увидев, что Уинри собирается спорить с ним, он поспешно добавил: – Все жители Лиммона мертвы. Использованы в преобразовании философского камня. Это в трех милях отсюда, Уинри. Ты могла попасть в их число случайно. Уинри замерла в шоке, не зная, что сказать. Он увидел выражение ужаса в ее глазах и даже немного пожалел, что рассказал ей. Но если ему придется раскрыть больше, чтобы убедить ее, он был готов. Эдвард чувствовал на себе неодобрительные взгляды и предполагал, что Мустанг и Риза не в восторге от того, что он делится с Уинри военными тайнами. Но ему было плевать. Уинри имела право знать, а он защищал своих близких. Это стало одной из причин его согласия работать на армию. – Мне нужно снять мерки и провести расчеты. И работа займет некоторое время, но мы установим порт уже сегодня, – решилась наконец Уинри. – Спасибо, Уинри. – Не благодари. Я все еще жду от тебя объяснений. Теперь Уинри не была зла. Скорее расстроена. Это Эдварду было понятно: она не хотела, чтобы он подставлялся, но понимала серьезность ситуации. Речь шла о сотнях убитых, и еще о тысячах живых, которые могут пострадать. Он тоже расстроился бы, если бы Алу или Уинри грозила опасность. К тому же он уже пострадал. Решив, что им лучше поговорить наедине, когда он сможет нормально рассказать обо всем случившемся, Эдвард принялся раздеваться. Годы жизни с автоброней отняли у него способность смущаться, как большинство людей, а работа врача и вовсе заставила воспринимать обнаженное человеческое тело как нормальное явление. Если бы он стеснялся посмотреть на своих пациентов, никогда и никого не вылечил бы. Уинри, проработав годы механиком автоброни, относилась к тому точно так же. И только заметив пораженный взгляд Мустанга и отводящих глаза Ризу и Марию, Эдвард понял, что не все относятся к этому так спокойно, как он. – Наверное, нам лучше пройти в смотровую, – неловко заметил он. Уинри фыркнула, но указала ему на дверь справа и сама первой туда направилась. Эдвард махнул рукой в направлении нескольких на вид удобных стульев у противоположной стене, и поспешил за ней. Возможность рассказать обо всем, случившемся за последние несколько дней, появилась раньше, чем он смог придумать, с чего начать. К счастью, Уинри принялась измерять его левую руку, чтобы сделать правую максимально похожей. Эдвард был практически уверен, что в одежде и перчатках никто не сможет отличить живую руку от автоброни. Уинри просто была лучшей в своем деле. Он также подозревал, что ему придется прослушать целую лекцию о том, что ему стоит заботиться о плодах тяжелого труда Уинри. И он готов был заботиться, но после того, как исчезнет угроза ему, учителю, Мустангу, тысячам ни о чем не подозревающих людей. Хорошо, что Ал был в Син. Уинри выслушала краткий пересказ событий с того момента, как Мустанг и Риза появились в его доме, и до того, как они вернулись в Аместрис, не перебивая. Только практически неслышно бормотала себе под нос обычные вещи. Что Эдварду лучше бы ценить ее работу, и что ей не нравится его упрямство, но, конечно, она ничего не может с этим сделать. Эдвард знал, что она внимательно слушает. И еще – что она права: любой механик был бы счастлив испытать заживление порта и установку автоброни с помощью алхимии. Только Уинри не учла одного простого факта. Эдвард никогда не пошел бы к другому механику. Периодическое бормотание Уинри и его рассказ создавали впечатление, будто и не прошло трех лет. Не хватало только Ала рядом. Эдварда разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, он хотел, чтобы Ал был рядом, чтобы у него был человек, на которого можно всегда положиться, но с другой – он не мог не надеяться, что Ал останется в Син, в безопасности под защитой Лина. Он отдал бы что угодно, только бы Алу не грозило ничего. Но Эдвард также понимал, что не может скрывать происходящее от Ала. Тем более, если подтвердится его подозрение, и учитель станет одной из целей. Если бы Ал скрыл подобное от него, он был бы очень зол, он чувствовал бы себя так, словно его брат не доверяет ему, не хочет разделить с ним свои волнения и проблемы. Они всегда были вместе, всегда сталкивались с серьезными вызовами вдвоем. Эдвард с самого начала знал, что у него не было выбора, он все равно рассказал бы Алу. – Ал уже знает? – спросила вдруг Уинри. – Пока нет, – покачал головой Эдвард. Уинри знала его слишком хорошо. – Но он знал, что я собираюсь вернуться в Аместрис. – А о твоем возвращении в армию? – Я не возвращаюсь в армию, – резко возразил Эдвард. Уинри закатила глаза. – Конечно. Бригадный генерал Мустанг не пустил бы тебя на закрытую территорию, если бы ты не возвращался. – Но я действительно не возвращаюсь. Я буду гражданским консультантом. Эдвард ожидал, что Уинри будет недовольна. Он увидел четко по ее лицу, что она была не рада услышать его признание. Но он также ожидал больше агрессии, возможно, парочку ударов гаечным ключом. Или слезы, с ними справиться было всегда сложнее всего. Но чего он точно не ожидал, так это страдальческого стона и слов: – Боже, теперь я еще и должна Алу деньги. – Погоди, – в недоумении протянул Эдвард. – Вы спорили на то, вернусь ли я к работе с армией? – Мы спорили на то, как это случится, – поправила его Уинри, жестом приказывая ложиться на койку. Эдвард подчинился на автомате, все еще не понимая, как подобное могло произойти. Уинри и Ал спорили на его жизнь, они делали ставки на его решения и ни разу не сомневались, что он снова окажется на государственной службе. Он должен был злиться на них. То, что они делали, было неприятно, как будто Эдвард был не важен, словно его жизнь была для них просто развлечением. Но все, что он чувствовал, можно было вписать в два слова: обреченность и пустота. Неужели он был настолько предсказуем, все было настолько очевидно? Неужели только ему казалось, что у него есть выбор, что он сам может решать, как ему жить? Между тем Уинри достала из шкафа футляр, один из тех, в которых хранились ее лучшие экспериментальные образцы автоброни. Эдвард с отсутствующим видом наблюдал, как она с огромной осторожностью взяла из футляра ногу, похожую на те, которые она обычно создавала для него. Новая нога, подумал он, была очень кстати. Он уже вырос со своего протеза, и из-за этого приходилось шить обувь на заказ. И он все равно немного хромал, потому что ботинки медленнее становились малы ему, чем изменялся его рост. До некоторой степени это не могло не радовать Эдварда. Раньше его рост был больным местом, он приходил в бешенство, стоило кому-нибудь намекнуть на то, что он слишком низкий. Теперь ему было практически все равно. Он все еще пялился в стену и под монотонное бурчание Уинри думал о неизбежности своего возвращения к сотрудничеству с армией. Ему хотелось верить, что Вселенная приняла решение за него, что виноват был Мустанг, понимающий, как можно легко им манипулировать, да хотя бы что Уинри и Ал просто слишком хорошо знали его. Сам факт наличия ставок был неприятным, да, но он просто мог отплатить той же монетой. Например, нещадно подкладывать Ала по поводу его отношений с Мэй или рассказать Уинри что-то, чего она точно не хотела слышать. Ничего серьезного, но и в долгу оставаться Эдвард не любил. Ему хватало тех 520 центов, которые он взял у Мустанга. Он глухо вскрикнул, когда почувствовал привычный шок соединения нервов. Уинри только усмехнулась ему. Эдвард бросил быстрый взгляд на свои ноги и с удивлением обнаружил, что они одного размера. Ему было интересно, как Уинри смогла так точно подсчитать насколько он вырастет за эти годы, но он не решился спрашивать. Вместо этого нахмурился и пробурчал: – Могла бы и предупредить. – Прости, ты так задумался, что я не хотела отвлекать тебя, – ее тон говорил, что ей было ни капли не жаль. – Так почему вы были так уверены… – Боже, Эд, – не дала ему закончить Уинри. – Я со времени твоего Большого Гейского Откровения поняла, что генерал Мустанг – не просто раздражающий начальник и никогда только им не был. – Что?! От удивления у Эдварда чуть глаза на лоб не полезли. Уинри уже три года как предполагала, что он и Мустанг… Что Мустанг для него… У Эдварда не было слов. Нет, он собирался сказать Уинри, что Мустанг всегда был и останется для него раздражающим ублюдком с завышенной самооценкой и чувством долга перед каждым жителем этой чертовой страны. Они были несовместимы. – Ты ошибаешься, – твердо заявил Эдвард. Уинри закатила глаза, но так и не успела ничего сказать. В дверь постучали, и за секунду к ним заглянул Мустанг. Когда он увидел практически раздетого Эдварда, его глаза комически расширились. Он отвернулся почти сразу, вызывая смешок Уинри и снисходительное ворчание Эдварда. Казалось бы Мустанг, прошедший военную академию, а после – Ишвар, где вряд ли были элементарные удобства и возможность приватности, не должен был так реагировать. Да что там, он раньше, еще до Обещанного дня, видел Эдварда в разной степени обнажения, и никогда не смущался из-за этого. Уинри, смешно двигая бровями, накрыла его тонким одеялом, скрывая нижнюю часть его тела. Эдвард покачал головой в ответ. Внезапное смущение Мустанга его степенью обнажения ни о чем не говорило, кроме, пожалуй, того, что он теперь почему-то чувствовал себя неловко в подобных ситуациях. В конце концов, он считал, что между Эдвардом и Уинри есть романтические чувства, возможно, ему показалось, что он чему-то мешает. Мустанг прочистил горло. – Я всего лишь хотел спросить мисс Рокбелл разрешения воспользоваться ее телефоном. Это касается безопасности миссис Кертис. Уинри заметно побледнела, стоило ему упомянуть это. Учитель была одной из самых важных людей в жизни Эдварда, поэтому Уинри не могла не понимать его беспокойство. Но на ее лице на секунду появилось сомнение, которое быстро сменилось улыбкой. – Уверена, капитан Хоукай может сама связаться с вашими людьми и отдать приказы. Нам с вами стоит обсудить установку порта, раз Эдвард хочет использовать алхимию. Мустанг замешкался, но очень быстро решил послушать Уинри. Он распорядился, чтобы Риза и Мария связались с людьми в Централе и передали его приказы. Эдвард держался, чтобы не гримасничать в ответ на хитрые взгляды и подмигивание Уинри. Он не понимал, что вызвало такое ее поведение, но подозревал, что это было связано с реакцией Мустанга. Или, может, с его готовностью помочь немедленно. Последнее было абсолютно нормально: Мустангу нужна была помощь в поиске убийцы из Лиммона. И еще он скорее всего чувствовал благодарность за лечение в Молане. Что было бы феерически глупо, ведь Эдвард не хотел благодарности за свою работу. Он просто делал то, что мог, чтобы помочь людям. Так или иначе уже через несколько минут Мустанг переступил порог смотровой, выглядя решительно настроенным сделать все чтобы помочь Эдварду. Уинри в свою очередь быстро готовила инструменты, явно собираясь не тратить время между планированием и осуществлением планов. Конечно, Эдвард сам позаботился о своей руке после отбытия с Креты, а до этого культю залечил Марк, используя один из кругов Эдварда. Думать о Марке было до сих пор неприятно, поэтому он мотнул головой, сосредотачиваясь на важном. По всем его подсчетам он был готов к установке порта, а если все пойдет дальше хорошо – автоброни в течение нескольких дней. Эдвард надеялся, что так оно и будет. Он чувствовал необходимость активных действий, учитывая уже случившееся и его подозрения, которые не могли не волновать его. Он бросил быстрый взгляд на Мустанга и заметил, что тот чувствует себя неуютно. Раньше Эдвард позлорадствовал бы, наблюдая за тем, как Мустанг избегает его и Уинри. Но стоило ему поймать взгляд Мустанга, и он заметил там то, что разозлило его: вину. Ее там не должно быть. Эдвард сам решил открыть Врата, никто на него не повлиял. То, что он сейчас оказался на операционном столе Уинри, было только его ответственностью. Как и то, что он решил ускорить процесс лечения. И если Мустанг думал, что он сделал что-то, чтобы подтолкнуть Эдварда в этом направлении, он был неправ. Он думал сказать об этом, но именно в этот момент Мустанг спросил Уинри об операции, и она принялась бодро и в подробностях описывать, как происходит установка порта для автоброни. Эдвард успел пережить две такие операции, поэтому представлял себе достаточно четко, как и на каких стадиях можно использовать его круги. Он предпочел бы нарисовать их сейчас, потому что позже он либо будет терпеть невыносимую боль, либо находиться под действием анестетиков. Так или иначе его разум будет недостаточно чист для важных и серьезных вещей. Впрочем, рисовать круг для лечебной алхимии самостоятельно он бы сейчас не рискнул. Не левой рукой и не на самом себе. Одна малейшая ошибка могла стоить ему плеча, если не долбаной половины его тела. От таких потерь не лечатся. – Ты уверен? – спросил Мустанг до того, как Эдвард начал объяснять принцип работы базового круга для соединения металла порта и плоти плеча. – У нас нет других вариантов. Мое участие необходимо в этом расследовании, а мне нужна рука, чтобы не быть беспомощным балластом, – Эдвард видел, что Мустанг хочет возразить, но жестом остановил его. – Тебе пришлось защищать меня во время нападения. Ты мог пострадать из-за меня. Проходящая мимо Уинри пробормотала на выдохе что-то, напоминающее "идиоты", но Эдвард решил оставить пока этот ее комментарий без внимания. Он понял, что думала Уинри об их с Мустангом отношениях, и не видел смысла ее разубеждать. Все равно ничего не получилось бы. Если Уинри вбила что-то себе в голову, ничто не изменит ее мнения. Поэтому Эдвард решил, что она может думать все, что угодно, но если он собирается работать с Мустангом, необходимо наладить с ним нормальные отношения. И под нормальными он имел в виду не то их постоянное соперничество, поддержанное взаимным уважением, которое было до Обещанного дня. Ему нравилось спорить с Мустангом, и он не собирался внезапно становиться уступчивым, но возражать просто ради того, чтобы не соглашаться, считал взрослый и умный Эдвард, было тупо. Это значило, что отношения с Мустангом нужно было если не строить с нуля, то очень серьезно перестраивать, что, впрочем, не было сложно, потому что по большей части им приходилось едва ли не заново узнавать друг друга. – Эдвард, – очень серьезный голос Мустанга ему не понравился. – Я не поэтому спрашивал, – Эдвард поднял брови в немом вопросе, и Мустанг внезапно честно признался: – Не только поэтому. Я понятия не имею, как работает твой круг. Для меня сама идея лечения с помощью алхимии далекая. Ты уверен… Дальше слушать это Эдвард не был намерен. – Послушай, Мустанг, я доверяю тебе. Ничего не поменялось с тех времен, когда я верил, что ты можешь по щелчку пальцев создать огненную бурю вокруг меня, а я буду в безопасности. Если кто-то здесь и может активировать мой круг, то это ты. Мустанг посмотрел на него с огромным удивлением, и Эдвард хорошо понимал, почему: он сам не ждал от себя таких откровений. – Я польщен таким твоим доверием, – пошутил Мустанг в попытке сгладить неловкость. – Придурок, – беззлобно проворчал Эдвард. – Забудь все, что я сказал. – Боюсь, это невозможно, Эдвард. Твои слова навеки останутся в моей памяти. Эдвард успел заметить, как Уинри в очередной раз закатывает глаза и улыбается слишком широко и хитро. Но у него не было времени думать об этом: необходимо объяснить Мустангу основы лечебной алхимии за те несколько минут, которые пройдут прежде, чем Уинри потеряет терпение и решит перейти к операции. Если все пройдет хорошо, к вечеру у него будет функционирующий порт.