The moment of Truth

Мустанг слишком переживал за него. Пусть за три года Эдвард отвык от работы на армию и постоянной опасности, привыкать к чему-то настолько знакомому было просто. Конечно, он понимал, что сейчас был беззащитен, но это только значило, что ему необходимо придумать что-нибудь, чтобы иметь преимущество над противником. Он вспомнил, что Мустанг и майор Армстронг использовали перчатки с кругами, у Кимбли его круг был вырезан на ладонях. Эдвард мог бы заказать себе нечто подобное, но он настолько привык пользоваться разными кругами, что не мог выбрать. Чтобы немного успокоить окружающих (и убрать слежку из-под своего дома, что Эдварда откровенно бесило), он нарисовал несколько кругов-ловушек прямо на полу. Активировать их случайно он не смог бы, но в случае незванных гостей можно было резко воспользоваться ситуацией. Мустанг такую его подготовку одобрил, но солдат не убрал, скотина. Они связывались по телефону, но каждый раз, когда Эдвард спрашивал, когда он сможет приступить к работе, Мустанг отмахивался тем, что пока не поступил приказ фюрера. Что было странно, ведь бумаги у него были уже в Лиммоне. Политические игры армейской верхушки Эдварда не сильно интересовали, но сейчас эти люди мешали ему заняться поиском опасного преступника. Когда через два дня на его пороге появилась Уинри со знакомым футляром, Эдвард не удержался от улыбки. Уинри смерила его грозным взглядом и спросила: – И почему о том, что этот убийца передает тебе записки, я узнаю от капитана Хоукай? Он стушевался, не зная, что сказать. Но, кажется, вопрос был риторическим, потому что Уинри закатила глаза и прошла мимо него в гостиную, по пути влепила неслабую затрещину. Удар у нее был что надо, спасибо не гаечным ключом прилетело. Но Эдвард не мог прекратить глупо улыбаться. Его порт зажил достаточно хорошо для присоединения руки. Уинри объявила об этом, хмурясь и с интересом прикусывая губу. Эдвард понимал, что сейчас в ней столкнулись две стороны: как заботливая подруга она боялась, что Эдвард навредит себе, но как изобретатель и врач изнывала от нетерпения и желания увидеть результаты эксперимента. Но Эдвард также знал, что все будет в порядке, он обычно был уверен в своей алхимии. Если что-то и не удавалось, то только потому, что оно было невозможным. – На счет "три", – предупредила Уинри, но Эдвард помнил эту спасительную ложь. С ним Уинри всегда делала это быстрее. – Один. Два. Боль от соединения нервных окончаний прошила все его тело. Казалось бы, за годы он должен был привыкнуть, но каждый раз был словно впервые. Эдвард судорожно выдохнул и попытался расслабиться. Получилось не очень. Рука, левая, которая из плоти и крови, мелко подрагивала. – И стоило оно того? – спросила Уинри, присаживаясь на край его постели. – Ты же сама сказала: он пишет мне записки. И поверь, содержание тебе не понравится, – он попытался пошевелить металлическими пальцами автоброни и с облегчением вздохнул, увидев, что они отвечают. – Я не могу оставить всех разбираться с проблемой и исчезнуть. И я не могу просто выйти из этой игры, потому что меня втянули еще до того, как я обо всем узнал. – Я понимаю, Эд, – Уинри грустно улыбнулась ему. – Понимаю, но мне хотелось бы, чтобы ты был в безопасности. Эдвард поймал ее руку своей и легко сжал. – Теперь я в большей безопасности, чем когда-либо, – попытался приободрить он ее. – Теперь я могу защитить себя. Благодаря тебе. Уинри уехала следующим утром. Эдвард приглашал ее остаться дольше, но она отказалась из-за клиентов, заказы которых и так пришлось отложить. В ответ на его извинения она отрезала, что плановые осмотры и замена автоброни – не вопросы жизни и смерти, и посмотрела так выразительно, словно намекая, что Эдварду тоже хорошо бы помнить об уходе за своей автоброней. Ему пришлось поспешно согласиться с неозвученными претензиями по поводу его поведения с ее работой раньше и пообещать, что теперь, когда он повзрослел и поумнел, этого не повторится. Перчатки Эдвард себе все же заказал. Как оказалось, у него было более чем достаточно денег: военная пенсия за три года составляла приличную сумму. Мустанг рассказал о ней после записки, пытаясь убедить Эдварда съехать на более удобную квартиру. В переводе на человеческий это значило найти квартиру, о которой не знал преступник. Эдвард не видел в этом смысла. Во-первых, он не собирался сбегать, а во-вторых, тот так же быстро узнал бы о новой квартире, скорее всего. Эдвард только потратил бы время, деньги и нервы. Выбрать круг для перчаток оказалось не так сложно, как он полагал. В конце концов он решил, что единственный круг, который всегда необходимо иметь под рукой, – исцеляющий. Конечно, их существовало огромное количество, но Эдвард остановился на базовом круге своего авторства. Принцип его работы был прост до смеху: он заставлял клетки быстрее делиться, что создавало впечатление чудесного затягивания ран на глазах. Эффектно, да, но контролировать его было откровенно говоря сложно. Процесс требовал невероятной концентрации, ведь иначе можно было навредить человеку. Или банально вырастить лишних три метра кожи. Главный плюс этого круга был в том, что невзирая на его простоту, никто не мог бы им воспользоваться, потому что вряд у другого человека, кроме Ала разве что, есть достаточно знаний, чтобы понимать, как контролировать это преобразование. Но Эдвард не собирался скрывать что-нибудь от брата, тем более что-то настолько банальное, как круг преобразования. Это если Ал вернется в Аместрис. Эдвард поймал себя на том, что опять забыл позвонить ему. Нехорошо, но он не хотел звонить среди ночи и будить Ала, а днем у него то не было времени, то возможности. Если бы Ал знал, что здесь произошло, он был бы уже на полпути в Централ. Новый день начался с головной боли и дождя. Эдвард был нервным, потому что сидеть на месте больше не было сил. Поэтому он собрался и отправился прямиком в офис Мустанга, и пусть тот будет зол, Эдварду было уже все равно. Почему он должен жертвовать своим душевным равновесием в угоду спокойствию Мустанга? Он не рвался работать на армию, он стремился разобраться с ублюдками, которые убили людей и обменяли их жизни на его алхимию. Эдвард думал, что будет ненавидеть свою алхимию, учитывая, каким образом он ее получил назад. Но на деле он все равно чувствовал приятное покалывание в пальцах легкое волнение, когда приходилось воображать круг в голове. Ему пришлось смириться, и он сделал это легче, спокойнее, чем представлял себе. Увиденное в Лиммоне наложило на него обязанности, долг, который он собирался отдать. Но Эдвард не чувствовал ненависть к себе каждый раз, когда совершал преобразование, и это не могло не радовать. Дежурные его даже не попытались остановить. Должно быть, его плащ с фламелем говорил больше, чем сам Эдвард, сдержанно здоровающийся с солдатами. Они отвечали ему нестройным "Добрый день, сэр", и Эдвард с трудом сдерживался, чтобы не начать исправлять их. Встретившийся на площади рядовой с удовольствием показал ему дорогу к офису Мустанга, который теперь занимал гораздо больше места, чем во время службы Эдварда три года назад. Он резко открыл дверь и был встречен знакомой картиной: за столами кипела работа. Стол Ризы, тот из них, что был ближе всего ко второй двери, был пуст, но, судя по всему, она отошла недавно и ненадолго. Рисковать ее подчиненные явно были не намерены. Первым Эдварда увидел Фьюри, его лицо озарилось улыбкой, но Эдвард быстро приложил палец к губам, сигнализируя, что его нахождение здесь лучше пока держать в секрете. – Я остановлюсь по дороге назад, обещаю, – прошептал он. Остальные обменялись хитрыми улыбками, и Эдвард знал: они поняли, что он собирается хорошенько встряхнуть Мустанга. – Один? – практически неслышно спросил Эдвард. Неловко было бы ввалиться в кабинет, когда там находился еще кто-то. Кроме Ризы, пожалуй. Фьюри активно закивал головой. Быстрым шагом Эдвард пересек комнату и с грохотом открыл дверь в кабинет Мустанга. – Ты взял меня на работу для того, чтобы заставлять сидеть дома? – с порога начал он. С Мустангом так и надо было: не позволять ему задать ритм разговора. – Эдвард? – Мустанг был удивлен его приходом, это точно. Он дернулся, ставя на документе, с которым он работал, резкий росчерк, все его тело напряглось и, правда, сразу расслабились, когда он понял, что на его кабинет не нападают. А еще Мустанг был в очках. Эдвард ненавидел необходимость носить очки, и, кажется, в этом они с Мустангом были похожи. Скорее всего причины были разными, но факт оставался фактом. Как только Мустанг понял, что Эдвард увидел, он быстро снял их и отложил в сторону. Эдвард был откровенно разочарован. Никогда раньше он не видел кого-нибудь, кому бы настолько шли очки. Он раздраженно мотнул головой и прошел в кабинет, с силой захлопнув дверь. Да, Мустанг даже в очках был горяч, сейчас не время и не место думать о подобном. – Обычно они мне не нужны, – начал оправдываться Мустанг. Эдвард поднял руку, прерывая его. – Мне тоже. Давай забудем об этом. Мустанг намек понял и успокоился. Сложил руки и положил на них подбородок, и этот жест был настолько знакомым, что Эдвард на секунду почувствовал себя в прошлом. Он прошел и сел на стул напротив Мустанга, размышляя, стоит ли попытаться закинуть ноги на стол. Просто как дань прошлому, в котором он был наглым мальчишкой, намеренно демонстрирующим полное отсутствие манер. Конечно, уважением к системе Эдвард так и не проникся, но решил, что некоторые люди его достойны. В конце концов он решил, что лучше вести себя, как взрослый, Мустанг ведь все равно знал, что выкинь он что-то, это будет лишь игра на публику. – Зачем ты пришел? – Напомнить тебе, что я не отличаюсь терпением, – спокойно ответил Эдвард. Звучало как будто все наоборот. – Мне нужно действовать. Я решил спросить, есть ли у тебя информация. – Ничего, кроме того, что ты и сам уже знаешь, – пожал плечами Мустанг. – Ну и, конечно, сравнение почерка ничего не дало, но если это и сделал кто-то из военных, у них, скорее всего, хватило бы ума, чтобы изменить его. – Или заставить другого человека написать эти записки, – пробормотал Эдвард. Признаться, у него уже проскальзывала в голове эта идея: убийца действовал не один. Во-первых, сложно представить себе, чтобы одному человеку удалось не только собрать всех жителей пусть и небольшого, но все же города на площади. И не просто собрать, а контролировать их, не позволить выйти за границу круга. Во-вторых, напасть на военный кортеж из трех автомобилей, причем зная, что в одном из них находится снайпер высшего разряда и один из лучших алхимиков страны, тоже невозможно было не то что без должной подготовки, но и без поддержки. Пусть даже сделать яму на дороге можно было с помощью алхимии, нападающий должен был знать, когда они выехали из Лиммона. Если бы он сделал это сильно заранее, на том участке была бы не одна катастрофа. А учитывая, что в Аместрисе не было машин быстрее тех, которыми пользовалась армия, либо у убийцы уже есть сообщник, либо их убийца из той части верхушки, которой полагались автомобили лучше, чем Мустангу. Когда в кабинет без стука ворвался Фьюри, прерывая его размышления, Эдвард был ужасно удивлен. Но Фьюри был явно взволнован, даже напуган. Мустанг резко встал из-за стола. – Центральная тюрьма, – выдохнул Фьюри. Эдвард не мог сказать, что он очень удивлен. Он сообщил об этом вслух и получил два полных недоумения взгляда в ответ. Мустанг быстро вышел, и Эдвард поспешил за ним. – Хавок, с тобой Бреда, Фарман и Фьюри. Быть готовым стрелять на поражение, – он повернулся к Эдварду. – Мы поедем на моей. – Ты не станешь сообщать Ризе? – Капитан Хоукай находится у фюрера, – недовольно отметил Мустанг. – Придется обойтись без нее. Эдвард понимал, что времени у них нет. Фьюри передавал по радиосвязи приказ Мустанга: двойное оцепление с внутренним контуром вокруг тюрьмы и внешним – на всех выездах из города. Конечно, он не мог вывести на улицу достаточно военных, чтобы полностью оцепить город. Если люди увидят такое количество солдат, начнется паника. Не то чтобы Эдвард считал, что повода не было. Очень даже наоборот. Он был уверен, что людям лучше бы знать, что в Аместрисе появился массовый убийца со способностью к алхимии. Но Мустанг стоял на своем: жители должны доверять власти, доверять Грумману, иначе начнется хаос. Решив оставить политику человеку, который в ней разбирается, Эдвард сосредоточился на том, чтобы найти этого убийцу до того, как паники и хаоса будет не избежать. Возможно, Мустанг был прав, и демонстрация слабости Груммана могла привести в кресло фюрера кого-нибудь гораздо менее выгодного. Того же Хакуро, например. Людям на улицах явно было любопытно, что происходит, но с обрывков разговоров Эдвард сделал вывод, что большинство считает, что в тюрьме заключенные подняли бунт или кто-то пытался бежать. Ничего настолько катастрофического, как массовое убийство, никто не предполагал. После ошеломляющей скоростной поездки с Мустангом по городу, из-за чего Эдварда подташнивало и покачивало, выйти на свежий воздух было вдвойне приятно. Судя по крикам в толпе, их с Мустангом кто-то узнал. Эдварду резко захотелось поскорее оказаться в помещении, подальше от толпы, которая шумела и бурлила. Некоторые даже пытались прорваться через оцепление или прикоснуться к нему. – Держись за мной, Эдвард, – резко приказал Мустанг. Он был на взводе из-за этих людей. Любой из них мог быть преступником, затесавшимся среди гражданских чтобы посмотреть на плоды трудов своих. Любой из тех, кто только что тянулся к нему руками, мог быть очарованным безумным ублюдком. Эдварду стало плохо. – Мы можем поторопиться? – прошептал он, ускоряя шаг. Мустанг дал знак своим подчиненным и быстрее направился к оцеплению. – Гражданским лицам… – начал было лейтенант на пропускном пункте. – Доктор Элрик идет со мной, – оборвал его Мустанг, подняв руку вверх и складывая пальцы, словно собирался щелкнуть. Лейтенант побледнел. – Если у вас есть претензии, можете доложить фюреру. Они прошли в здание, и Эдвард наконец смог вздохнуть с облегчением. – Я думал, старик знает о моем участии, – заметил он. – Знает, но, кажется, получает удовольствие от того, чтобы держать в неведении других. Эдвард закатил глаза. Грумман, справедливости ради, всегда был игроком и любил самостоятельно расставлять солдатиков, оставляя других лишь догадываться о его намерениях. Из-за этого генерал Армстронг уважала его и ненавидела одновременно. И, может, еще из-за того, что Грумман не мог не пофлиртовать с женщиной, даже если она была такой устрашающей, как Снежная Королева Бриггса. Провожавший их рядовой отчаянно делал вид, что не слушал их разговор. Эдвард видел, как дергались уголки его губ, словно он пытался сдержать улыбку. И как изменилось его выражение, стоило им войти в столовую. Заключенные и работники тюрьмы попадали замертво где стояли или сидели. Выражение удивления на их лицах так напоминало лица жителей Лиммона: удивление, ужас, отчаяние. Эдвард наклонился, замечая контур круга, и нахмурился. Вряд ли полиция или солдаты могли просто не увидеть его. Если только он не был нарисован прямо перед нападением, что было крайне маловероятно. Что тогда? Невидимая краска? Эдвард полагал, что это можно рассматривать как вариант. Но, учитывая количество лишних ушей вокруг и предупреждающий взгляд Мустанга, обо всех своих находках следует сообщить, когда они окажутся подальше от возможных наблюдателей. В то же время Эдвард был практически уверен, что убийца использовал всех этих людей для создания еще одного философского камня. Следует предупредить Мустанга, чтобы его люди были внимательны ко всем потенциальным чудесам. Хотя лично он сомневался, что убийца настолько проколется. Оставалось найти записку. То, что она здесь была, Эдвард знал наверняка. Такой шаг просто не мог не быть заявлением о себе, особенно учитывая, что первое убийство армия смогла удержать в секрете. Он прошел между столов, стараясь не смотреть в глаза мертвых. Ему было достаточно того, что он увидел до сегодня. Когда он заметил клочок бумаги, торчащий из руки одного из заключенных, по телу прошла дрожь. Но он не мог позвать кого-нибудь и попросить достать записку. Просто представить себе, что убийца вложил свои слова в руки мертвеца, было жутко. Тело было еще теплым. Эдвард осторожно вытянул бумагу из кулака и прочел написанное знакомым почерком. "Они говорят, что алхимия не может воскресить умерших. Но что случается с теми, кто умирает? Они воссоединяются с Истиной. Познай Ее и через Нее ты сможешь снова увидеть их". Мустанг заметил его интерес и подошел ближе. Эдвард протянул ему записку, хоть и не сильно хотел делиться смыслом написанного с кем-то. Но внимание Мустанга привлекла не она, а заключенный. Он нахмурился, глядя в небритое лицо и синие глаза навыкате, а потом прошептал: – Поверить не могу. Это Ульдред, – и в ответ на полный непонимания взгляд Эдварда объяснил: – Маэс получил первое повышение после Ишвара за его поимку.