The moment of Truth

Слова Мустанга слишком долго доходили до него. Какой-то мужик, которого посадил Хьюз. Мустанг был удивлен, увидев его. И только затем понимание навалилось в один миг: выбор узника не был случайностью, и слова в записке тоже не были. Открыть Врата, чтобы встретиться с умершими? Что за бред. – Лейтенант Хавок, – позвал Эдвард громко и почти истерично, – мы едем к дому бригадного генерала Хьюза! Немедленно! Хавок, явно взволнованный такими резкими переменами, рванул вперед, чтобы завести машину. Эдварду пришлось задержаться, чтобы проинструктировать Фьюри и Бреду. Он не мог допустить, чтобы кто-то вмешался и уничтожил, случайно или намеренно, любую мелочь, которая могла привести его к убийце. Фьюри и Бреда должны были остаться и проследить за сбором информации. Мустанг нагнал его у выхода. Он тоже был потрясен, что не могло пройти мимо Эдварда. Конечно, он знал, что Мустанг и Хьюз были близкими друзьями, не так давно они провели целую ночь, болтая о Хьюзе. Вернее, Мустанг болтал, а Эдвард слушал его истории. Но сейчас Мустанг был взбешен приблизительно так же, как когда он узнал, что это Энви убил Хьюза. И он не хотел оказаться на месте человека, на которого будет направлен весь этот гнев. – Ты же не думаешь… – Я надеюсь, – перебил его Эдвард, – что сейчас я неправ. Но я собираюсь поехать и проверить. Либо полезай в машину, либо не задерживай меня. Он заметил взгляды, которыми одарили его дежурные солдаты. Эдварду было плевать. Мустангу, судя по всему, тоже, потому что он подчинился без лишних вопросов. Фарман уже устроился на переднем сидении, поэтому они оба быстро влезли на заднее. Хавок рванул с места до того, как они успели нормально устроиться. Да, это все было небезопасно, но Эдварду было похер на такие мелочи. Только бы успеть, ведь в случайности с этим убийцей он не верил. Если все указывает на Хьюза, значит убийца нацелился на его жену или дочь. Они ехали в напряженном молчании. Грасия и Элисия обе были важны для Мустанга, Эдвард видел, как он сжимал зубы и глубоко дышал, очевидно, пытаясь не сорваться раньше времени. Ему было немного страшно за то, что может сделать Мустанг, если он окажется прав. Он помнил тот безумный взгляд, помнил холодную ярость и желание причинить боль. Эдвард не хотел оказаться один на один с таким Мустангом. Он трижды пожалел, что его перчатки еще не готовы. Что-то подсказывало ему, что сегодня будут нуждающиеся в лечении. Даже если убийца, которого здорово покалечит Мустанг. Эдвард хотел поймать его и поставить перед судом, а не просто убить в подворотне. И еще он хотел понять, зачем было убивать всех тех людей и возвращать ему алхимию. Они подъехали к дому, в котором все еще жила Грасия, и Мустанг рванул из машины до того, как Хавок до конца остановил ее. Эдвард выскочил вслед за ним, беспокоясь, как бы Мустанг не натворил глупостей без него. В прошлом, правда, именно Эдвард был склонен творить глупости, но Мустангу попросту крышу сносило, когда дело касалось его близких. Но свет преобразования из одного из окон заставил их побежать изо всех сил. Они чуть не сбили выходящую из подъезда пожилую женщину, но останавливаться, чтобы извиниться, времени не было. Эдвард взлетел по лестнице наверх, злой на себя и гребаного ублюдка, который словно дразнил их. Сердце будто остановилось в груди. Ни один из них даже не думал постучать. Да что там, Эдвард не думал применять алхимию, просто выломал дверь одним пинком автоброни. Краем глаза он заметил выглядывающих из своих квартир соседей, только сейчас было не до этого. – Грасия, – позвал Мустанг с порога. – Элисия. Тихие, практически неразличимые всхлипы почти потерялись в его голосе и ядовитом шепоте соседей. Но Эдвард рванул на звук, открыл дверь в комнату и окаменел на пороге. Круг, тот самый ненавистный круг, который он всегда узнает, и кровь. Много крови. А посреди всего этого маленькое, израненное тело ребенка. Он словно перенесся на много лет назад в подвал собственного дома. Он практически видел себя, вот так же истекающего кровью и отчаянно зовущего Ала. В его мозгу словно что-то щелкнуло. Эдвард бросился к Элисии, на ходу выкрикивая: – Не входи, Мустанг! Дурак. Знал же, что это только подстегнет того. – Бра...тик… – выдавила из себя между всхлипами Элисия. – Тихо. Я помогу. Признаться, он был не уверен, что сможет спасти ее. Но ему хотелось успокоить ее, подарить ей уверенность в чем-то, даже если ложную. Он хлопнул в ладони и приложил руки к правой ноге, активируя круг. Эдвард настолько сконцентрировался на лечении, что не слышал появившегося рядом Мустанга, его ругани и проклятий. Только чувствовал поддержку. И понимал краешком сознания, что Мустанг зажимает другие раны, удерживая Элисию на грани между жизнью и смертью. Вдох. Выдох. Хлопок – и он уже прикладывает руки к другой ране. Эдвард никогда не думал раньше, что может быть так. Сейчас у него не было времени думать, не было времени ни на что, кроме Элисии. Вдох. Выдох. Повторить. Когда наконец последняя рана затянулась, он пошатывался от перенапряжения. Алхимия не расходовала энергию ее пользователя, преобразовывать можно было до бесконечности, но нагрузка на нервную систему и адреналин, что поддерживали его, не позволяя сорваться в панику, привели его до такого состояния. Он бы упал, прямо на разрисованный и залитый кровью пол. Мустанг поддержал его, обхватив руками за плечи. Сил не было. Словно в тумане Эдвард потянулся к Элисии и нащупал пульс. Сердце билось очень слабо, ее кожа была холодной и влажной. Он поднял взгляд и увидел на пороге застывших Хавока и Фармана. Они смотрели на него так, словно впервые увидели. Эдвард отстраненно отметил, что его трясло. И еще – что Мустанг до сих пор поддерживал его. – Я вызвал скорую, – выдавил из себя Хавок. – Хорошо, – кивнул Эдвард. Странно, что в этой ситуации он мог связно думать и отвечать. Оставалось надеяться, что скорая действительно приедет быстро. Возможно, кому-то стоило позвонить Грасии, кто-нибудь должен сообщить ей, что случилось с ее дочерью. Эдвард не хотел этого делать. При всем уважении, даже любви к Грасии – ему на сегодня было достаточно. Скорее всего, придется ехать в больницу, чтобы объяснить врачам, каким образом он закрыл раны. Может даже помогать реанимировать Элисию, для этого, он думал, можно было использовать любой базовый круг. Электрического разряда, который высвобождается во время преобразование должно быть достаточно, чтобы запустить сердце. Он окончательно пришел в себя от разворачивающейся ссоры. Медики из скорой что-то орали, Хавок и Фарман пытались им доказать, что Эдвард с Мустангом не имеют никакого отношения к произошедшему с Элисией. – Я закрыл ее раны, – проговорил Эдвард, и его голос показался ему надломленным. – Но кровопотеря слишком сильная, – вдруг он вздрогнул, обхватывая себя руками. – Я все еще не могу заставить круг работать на восстановление крови. Врачи смотрели на него огромными от шока глазами. Он медленно поднялся, протянул руку Мустангу, помогая встать с пола. Синь его формы была безнадежно залита кровью. Идиотские медики наконец решили выполнять свою работу. Они осторожно переложили тело Элисии на носилки и поспешили убраться отсюда. Эдвард пошел за ними. Хотят они того или нет, он едет в больницу. Пока он не будет уверен, что жизни Элисии ничто не угрожает, он от нее не отойдет. Он слышал, как Мустанг старается сохранять непоколебимость, как раздает приказы запечатать квартиру и опросить соседей. Преступника мог кто-то видеть. Эдвард в этом сомневался, но не стал ничего говорить. Каждый находит утешение в своем. К счастью, медики из скорой не стали с ним спорить, когда он сел в машину. Сейчас Эдвард был на границе взрыва, он за себя не отвечал. Он дернулся, когда в уже готовую отправляться машину сел Мустанг. Места было мало, но он понимал необходимость Мустанга быть сейчас рядом с Элисией. Объяснения Эдварда были рациональны: он мог помочь, если что-то случится по дороге в больницу. Причины Мустанга были личными: Элисия была его почти что племянницей, частичкой его лучшего друга. И Грасии необходима будет поддержка близкого человека. Всю дорогу он сосредоточенно смотрел на Элисию, боясь пропустить момент, когда что-нибудь случится. Эдвард не мог позволить ей умереть, не сейчас, когда она почти спасена. И тут, словно молнией, его поразила мысль: а захочет ли она так жить? Это он цеплялся за жизнь, он хотел идти вперед. Что, если Элисия предпочла бы умереть? Он мотнул головой, стараясь не думать об этом, но мысль настойчиво лезла в его голову. Когда за Элисией и врачами закрылась дверь реанимации, он позволил себе вздохнуть. Не с облегчением, потому что сейчас чувствовать его Эдвард не мог. Но с некоторым успокоением. Он практически упал на стул в коридоре, роняя голову на сложенные руки. Истина была монстром. Он знал это давно, нечему было удивляться. Он понял это тогда, когда Ала не стало, на какой-то ужасный миг в его жизни Ала не стало. Истина всегда отнимала слишком много. Когда учитель рассказала, что у нее она взяла некоторые органы, Эдвард быстро сложил два и два. Она не только потеряла ребенка, после своей отчаянной попытки она потеряла возможность иметь детей. У Элисии это херово божество отобрало все конечности. Обе руки и обе ноги. Она никогда больше не будет обычным ребенком. Она и ходить сможет не скоро, даже если решится на автоброню. Сделать четыре операции практически одновременно невозможно, даже с возможностью использования алхимии. Тем более все это слишком болезненно, а пока свою дозу болевого шока Элисия получила. – Ты спас ее, – тихий голос Мустанга вырвал его из ада его мыслей. – Спасибо. Ты невероятный. Ты спас ее. У Эдварда не было сил отвечать ему, объяснять, что он помог Элисии не ради благодарности, а потому, что Хьюз был и его другом. Наверное. По крайней мере Эдвард считал его другом. И даже не ради друга, он помог бы любому ребенку, что столкнулся с тем же, что и они с Алом. Только то, что это был не любой ребенок, а милая Элисия, которую он знал, пробуждало в Эдварда знакомое желание найти того, кто с ней это сделал, и заставить пожалеть. Мустанг был горячим. В нем словно бурлило всесжигающее пламя мести. Эдвард не сразу заметил, как они привалились друг к другу, в попытках поддержать себя в сидячем состоянии. Они оба медленно отходили от шока. Ничего странного не было в том, что они искали помощи у единственного хотя бы относительно близкого человека, что находился рядом. Они понимали друг друга. Взгляд Эдварда упал вниз, и он заметил, что его руки в засохшей крови. Хотелось смыть ее с себя, словно это поможет забыть случившееся. Но он пока не собирался двигаться с этого места. Пока не выйдет врач и не скажет, что Элисия будет жить, Эдвард останется сидеть здесь, и плевать, как он выглядит. Иногда он звонил Элисии из Креты. Это был их маленький секрет, потому что Эдвард не мог говорить с Грасией, он чувствовал себя виноватым за случившееся с Хьюзом. Он знал, что она начала обучаться алхимии, и предупредил, чтобы никогда, ни за что в жизни она не пыталась совершить человеческое преобразование. Мертвых нельзя вернуть, твердо сказал он ей. Элисия поверила. Хоть и плакала, признавшись, что надеялась вернуть отца. Эдвард тогда признался, что они с Алом пытались вернуть маму, но ничего хорошего из этого не получилось. Он почувствовал реальное облегчение, когда Элисия пообещала никогда не пробовать. Эдвард не верил, что Элисия сама решила нарушить запрет. Она была слишком умной для этого. Но он не исключал возможность, что ее обманом вынудили активировать круг. Именно для этого же убийца туда пошел. Записка явно говорила о том, что кто-то сказал ему о невозможности воскрешения мертвых. Он мотнул головой. Они потом будут думать об этом. Переберут все факты, чтобы побыстрее поймать выродка, игры которого чуть не стоили Элисии жизни. Пока ему нужно не думать об этом хотя бы пять минут. Эдвард не знал, как этого достичь. Но он мог попытаться. На негнущихся ногах он дошел до телефонов в приемной. Позвонил ли кто-нибудь Грасии? Он надеялся, что да. У него даже номера не было. Чтобы не думать ни о чем подобном, он набрал другой, который давно помнил наизусть. Он столько раз набирал его, пока был в Крете, что мог сделать это в любое время суток и в любом состоянии. – Мастерская Рокбелл, слушаю вас, – прозвучал в трубке бодрый голос Уинри. – Уин… – только и смог выдавить из себя Эдвард. – Эд! Что случилось? Только не говори мне, что уже успел разрушить свою автоброню! Эдвард Элрик.. – Я в порядке, – пробормотал он. – Автоброня цела. Уинри, ты можешь приехать? – Насколько все плохо? – спросила Уинри, явно понимая, что что-то все же случилось. Эдвард с силой зажмурился, словно пытаясь стереть с памяти образ трагедии, свидетелем которой стал. Наконец он нашел в себе силу ответить. – Это Элисия, – его голос дрожал, но он убеждал себя в том, что это нормально. – Думаю, она захочет автоброню. Гробовое молчание в трубке поначалу даже не пугало его. Он понимал, что любому нужно время, чтобы переварить шок подобных новостей. Но когда оно затянулось, Эдвард позвал: – Уинри? Ты в порядке? – Конечно, я не в порядке. Я закончу все здесь и предупрежу клиентов, что закрываюсь на ближайшее время, – Уинри всхлипнула, или это ему показалось. Он знал, что она была привязана к Элисии. – Я выеду завтра утром. – Спасибо, Уинри. Она повесила трубку, но Эдвард был уверен, что под конец она почти сдерживала рыдания. Он понимал ее. Элисия, чистая, невинная Элисия была символом того, что еще не успел испортить мир. То, что она сделала, было не ради денег или власти, такого ребенка подобным не пронять. Ребенка, потерявшего любимого родителя. Эдвард знал это по себе. И вот теперь у Элисии отняли так много, что Эдвард готов был орать на весь мир, насколько это несправедливо. Равноценный, блять, обмен. Истина не знала понятия "равноценный". А ублюдок, водящий их за нос, не знал, кого раздразнил. На что он вообще рассчитывал? Что Элисия умрет? Тогда он тоже труп. Становиться на пути Мустанга у Эдварда желания не было. Тем более, когда он сам не хотел ничего больше, чем убить того, кто поднял руку против его близких. Возможно, он знал, что они с Мустангом успеют ее спасти? Исключено. Эдвард был почти уверен, что убийца не мог знать о его познаниях в медицинской алхимии. А даже если и знал, успеть спасти человека с такой кровопотерей в шоковой ситуации шансов было немного. И только потом он решился признаться себе в том, до чего дошел раньше: убийца собирался забрать Элисию с собой. После того, как она открыла Врата и выжила, она тоже владела знаниями, недоступными обычному человеку. Он собирался сделать ее своим последователем. Манипулировать ребенком гораздо проще, чем взрослым. Злость, уже поутихшая, разгоралась в его сердце по новой. Элисию собирались использовать против них. И вдруг появилась робкая здравая мысль: она до сих пор может быть целью. Только пока, без автоброни, она почти бесполезна для убийцы. Она не может активировать круг, а значит, ее могут оставить в покое. Его разум работал быстрее, чем ему удавалось переставлять ноги. Когда он вернулся к реанимации, Мустанг уже успокаивал плачущую Грасию. Эдвард не решился подойти. Он так и остался торчать возле двери реанимационной палаты, боясь вмешаться в чужую жизнь больше. – Девочка будет жить, – объявил вышедший наконец врач, и Эдвард обессиленно сполз на пол. От облегчения словно всю энергию из него выкачали. Он прикрыл глаза, и на периферии продолжал слышать успокаивающий голос врача. – Ее жизни уже ничто не угрожает. У него получилось. Элисия будет жить, пусть ей и придется столкнуться с многим, чтобы вернуть себе хотя бы призрачное ощущение нормальности жизни. Но пока она жива, у нее есть возможность изменить свою жизнь к лучшему. – Эдвард, – непривычно мягкие нотки в голосе Мустанга заставили его открыть глаза. Мустанг протянул ему руку, и на ней не было перчатки. Не странно, отстраненно подумал он, они ведь были все в крови. – Тебе нужно подняться. Эдвард покачал головой. Ему нужно немного спокойствия, пару стаканов чего-нибудь крепкого или душеспасительный разговор с Алом. Скорее всего, придется остановиться на паре стаканов. Он принял руку Мустанга, и был абсолютно ошарашен, когда Мустанг не просто поднял его на ноги, а сжал в крепких объятиях. Они оба были в ужасном состоянии: от них пахло кровью и потом, их трясло от переживаний и страха за Элисию, их одежда отпугивала даже взгляды людей своим состоянием. И все же Эдвард на секунду позволил себе расслабиться в руках Мустанга. Просто на секунду почувствовать, что рядом есть кто-то, кому можно доверять. А потом они могут вернуться к работе. Теперь у Эдварда было вдвое больше мотивации.