The moment of Truth

Возвращаться домой к Грасии после всего случившегося было ожидаемо неприятно, но Эдвард понимал необходимость осмотреть квартиру. К тому же он хотел убрать все следы произошедшего, чтобы это не пришлось делать Грасии. Она и так достаточно натерпелась за эти несколько часов. Он позвонил с больницы в Син, но Лин сказал, что Ал сейчас не может ответить и свяжется с ним при первой возможности. Учитывая, что в Син пока так и не продвинулись к тому уровню развития, что был в Аместрисе, Эдвард не стал слишком заморачиваться. Ал мог просто путешествовать по кланам, где не было связи. Но он надеялся, что пройдет не пара недель до того времени, когда Ал выйдет на связь. Лиммонский ублюдок зашел слишком далеко. То, что он сделал с Элисией, разжигало в сердце Эдварда опасное пламя ненависти, темной и яркой. Впервые он, ценивший человеческую жизнь как одно из высших благ, реально, искренне хотел убить человека. Для него это было ненормально, в нем словно проснулось что-то темное, что-то ужасное, и оно жаждало мести, жаждало ощутить кровь на своих руках. Эдвард покачал головой. Крови здесь, пожалуй, хватало. Он осмотрел всю комнату в поисках чего-нибудь, что мог оставить убийца. В этот раз ему так не повезло. Даже записки не было. Хотя, возможно, они спугнули его, и он не успел ничего оставить. Как бы там ни было, придется сопоставлять факты без дополнительных подсказок. Но для начала Эдвард хотел стереть следы преступления, совершенного против маленькой девочки, которая соскучилась по отцу. Он помнил последнюю записку. Скорее всего, Элисии пообещали возможность пообщаться с отцом, соединившимся с Истиной после смерти. Ему никогда в голову не приходило говорить с ней об этом, потому что он вообще не думал, что кто-то может придумать такой бред. Души погибших не исчезали, нет. Просто Эдвард знал, что нельзя встретить дорогого тебе человека по ту сторону Врат. Это так не работает. Он выпрямился, позволяя своей спине немного отдохнуть. Взгляд упал на фотографию на прикроватном столике: смеющийся Хьюз, улыбчивая Грасия и малышка Элисия у нее на руках. Эдвард тяжело вздохнул и обернул фотографию к стене. Ему казалось, что Хьюз смотрит на него с неодобрением, с порицанием, потому что Эдвард не смог уберечь его дочь от всего этого дерьма. Он не мог смотреть в глаза Хьюза, даже изображенному на бумаге, после случившегося. Хорошо, что он отправил Мустанга домой. Между ними теперь было слишком много эмоций, слишком много мягкости, объятий и слов поддержки, обещаний, разделенных на двоих, и шепота, чтоб никто не услышал. В его жизни было слишком много Мустанга. Но в этом не было ничего странного, они работали вместе, Элисия была дорога им обоим. Это сегодняшние события были слишком. Не странно, что они искали помощи хоть где-нибудь, даже друг в друге. Уинри не могла быть права. В конце концов, у него не было на это времени, Мустанг никогда не интересовался мужчинами, а заводить отношения с человеком, с которым работаешь, крайне непрофессионально. Эдвард не просто хотел быть профессионалом, он не хотел быть идиотом. А значит, ему просто придется запрятать эти чувства глубоко внутри себя, пока они не пройдут. Все проходит. Он вышел из дома Грасии довольно поздно. Хавок ждал его у машины и заигрывал с симпатичной девушкой в коричневом пальто. Эдвард удивился тому, что заметил такую ерунду, как цвет ее пальто. Зачем? Увидев его, Хавок приветственно махнул рукой. Девушка что-то сказала, и он ответил ей, коротко и напряженно. Она ушла до того, как Эдвард поравнялся ними, и он был этому несказанно рад. – Она решила, что ты – сын важного офицера, – объяснил Хавок, садясь на водительское место. – Я не стал ей рассказывать, что ты сам важный офицер. – В отставке, – раздраженно напомнил Эдвард. – Конечно, а как же еще. Хавок завел мотор и надавил на газ. Машина плавно двинулась с места. – Мустангу не стоило напрягать тебя этим, – буркнул Эдвард, ерзая в своем кресле. – У генерала есть причины для волнений, – возразил Хавок. – Особенно после сегодняшнего. Эдвард скривился. Нет, он не забыл, просто не думал об этом последние несколько минут. А слова Хавока воскресили в его памяти ту ужасную картину, которую он увидел в квартире Грасии. – Прости, – пробормотал Хавок. – Я не хотел… – Глупости, – отмахнулся Эдвард. – Ты же не думаешь, что я скоро смогу забыть об этом? – Хавок покачал головой, и Эдвард устало зажмурился. – Мустангу следовало бы свое волнение направить на кого-нибудь другого. Я могу постоять за себя. – Я здесь просто для того, чтобы довезти тебя домой. Лучше сделать вид, что поверил, чем спорить. Хотя с Хавоком это и было относительно просто. Он просто не находил аргументов с таким успехом, как это делал Мустанг. Эдвард вспомнил, о чем думал в больнице, и искоса посмотрел на Хавока. Идея пропустить с ним по паре стаканчиков была соблазнительной. С другой стороны, Хавок вряд ли отказался бы, с другой – он был за рулем. Решив, что лучше дать Хавоку самому возможность выбирать, что делать, Эдвард повернулся к нему и предложил: – У моего дома есть бар. Я был бы рад компании. Хавок вытаращился на него, как на ненормального. – Но ты… Разве тебе…? – Я уже совершеннолетний, если ты об этом, – вздохнул Эдвард. – Серьезно, Хавок, три года прошло. – Да. Точно, – Хавок нервно рассмеялся. – Ты прости, но мне лучше домой. Да и тебе не стоит… – Вот это уже мне решать, – резко оборвал его Эдвард. Хавок пробормотал неразборчивое то ли согласие, то ли извинение. Эдвард отвернулся к окну и наблюдал, как мимо проносятся дома. Что бы там кто себе не думал, он сегодня пережил стресс, ему нужно чем-то его залечить. Обычно Эдвард отрицательно относился к алкоголю, но никогда не лгал себе: забыться на короткий момент алкоголь может помочь. Хотя бы сегодня, чтобы нормально уснуть. Тем более, ему не стоит напиваться до невменяемого состояния. Он, правда, не знал, сколько может выпить прежде, чем начнет творить какие-то глупости, блевать в туалете или отрубится. Но Эдвард твердо для себя решил, что просто начнет медленно. Когда они с Хавоком распрощались, он был все еще зол. У него были подозрения, что Мустанг приказал позаботиться о том, чтобы Эдвард добрался домой, а это значило не просто довезти. По этому поводу он собирался высказаться завтра. Мустангу следовало заниматься своими делами, а не думать о его безопасности. В конце концов, учитывая помешательство убийцы на его персоне, Эдвард был в большей безопасности, чем сам Мустанг. В баре было темно и душно. Дым сизыми облаками висел над столиками, и в нем все происходящее выглядело странным, словно нереальным. Эдвард вспомнил, почему не ходил в подобные места. Его раздражали люди, которые курили прямо в помещении. Он настороженно втянул воздух, пытаясь понять, курили здесь только табак, или же и что-то другое. Как бы он не хотел забыть ужасные картины, стоящие у него перед глазами, надышаться наркотиков совершенно не было желания. Он прошел к барной стойке и присел на крайний стул, оставляя дверь и большую часть бара у себя на виду. – Виски, – распорядился он, стоило бармену подойти ближе. – Без льда. – Тебе пить-то можно, пацан? – едко поинтересовался тот в ответ. Документов он с собой, конечно, не носил. Да и зачем, не рассчитывал же, что по дороге домой зайдет напиться в одиночестве. Что ж, теперь оставалось только пойти домой и завалиться в кровать. Смотреть в потолок и пытаться выгнать из головы ужас увиденного. – Майор Элрик? – раздалось рядом. Эдвард повернул голову на незнакомый голос, совершенно внезапно назвавший его по имени, и столкнулся взглядом с Клаусом Рейвеном. – Отставной майор, – процедил он сквозь зубы. Бармен заторопился поставить перед ним стакан и налить виски. Что ж, хоть какая-то польза. – Простите, не хотел вас задеть. – Извинения приняты, – сухо ответил Эдвард, вспоминая манеру говорить Мустанга. Само появление Рейвена здесь, возле его дома, было подозрительным. Для Эдварда он все еще оставался главным подозреваемым. Так хотя бы было понятно, откуда у убийцы вся та информация, на которую он намекал в своих записках. Эдвард присмотрелся к нему. Рейвен был высоким и худощавым. У него были темные, чуть волнистые волосы и курчавая нелепая бородка. Он не выглядел на свои тридцать шесть, может, из-за уложенных назад волос, которые открывали его лицо. У него были острые скулы и резкие черты лица, что, тем не менее, выглядело приятно. С образом убийцы совершенно не вязались ни светло-серые глаза с хитринкой, ни растянутые в улыбке губы. Впрочем, не стоило делать выводы по одной только внешности, которая, как известно, бывала обманчива. Чего только Энви стоил. – Позволите? – спросил Рейвен. Эдвард кивнул, переводя взгляд на свой стакан. Это было неплохим шансом что-нибудь разузнать. – Часто здесь бываете, полковник Рейвен? – Вы знаете, как меня зовут. Я польщен. Эдвард нахмурился. – Вы знаете, как зовут меня. Что с того? В это время бармен поставил перед Рейвеном стопку чего-то белого. Эдвард не слышал, как он заказывал, поэтому решил, что либо он сделал это раньше, либо бармен знает его и его предпочтения. – О, но вы в свое время были знаменитостью. Самым молодым государственным алхимиком, – Рейвен сделал глоток своего напитка. – Вы знали, что звание майора мы получили практически одновременно? – не дожидаясь ответа, Рейвен продолжил: – Ваша отставка три года назад наделала много шума. Как и ваше возвращение в Аместрис. Говорят, вы спасли внучку фюрера. – Люди много чего говорят, – осторожно заметил Эдвард. Рейвен был болтливым, что порядком бесило, но Эдварду придется слушать. – Да. Например сегодня весь день только и говорили, что о нападении на дочь бригадного генерала Хьюза. Сколько ей, шесть? Эдвард почувствовал, что начинает закипать. Как он мог так небрежно говорить о произошедшем с Элисией? Он сжал стакан в руке так сильно, что тот треснул. На звон прибежал бармен, посмотрел на него, как на ненормального. Эдвард без слов вытянул из кармана купюру, чтобы расплатиться и за стакан, и за виски. Бармен быстро спрятал ее под стойку и налил ему еще виски. Возможно, ему стоило уйти. Но что-то не давало, убеждало, что если он останется чуть дольше, то сможет узнать что-то важное. Как будто Рейвен станет просто так болтать. Если он действительно убийца, он будет осторожен в своих высказываниях. Или, может, он решил, что пора связаться с Эдвардом напрямую, узнать о его решении присоединиться к нему. Он мотнул головой. Не стоит примерять на Рейвена маску убийцы раньше времени. Да, он был навязчивым и подозрительным, но не более того. – Элисии семь, – хмуро исправил Эдвард. – И она потрясающе талантлива в алхимии. – Простите, – с ноткой сожаления ответил Рейвен. – Не знал, что девочка для вас что-то значит. – Так почему вы подошли? – решил перевести тему Эдвард. – О, просто захотелось вытащить вас из неловкой ситуации, – Рейвен усмехнулся. Его голос стал лучиться самодовольством. – Мика, – он кивнул в сторону бармена, – очень строг с несовершеннолетними пьяницами. Я подумал, что у вас нет документов с собой, и решил помочь. Эдвард едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Звучало так, будто этот идиот решил поиграть в рыцарей, что ему, естественно, не могло понравиться, ведь он оказался в роли девицы в беде. Эдвард не был девицей, и невозможность выпить однозначно не была бедственной ситуацией, скорее мелкой неприятностью. Следующие полчаса они продолжали перебрасываться ничего не значащими фразами. Рейвен поинтересовался тем, что Эдвард делал эти три года, Эдвард – отношением в Централе к переменам режима. Судя из его слов, сам Рейвен был не против изменений, считая, что армия не может эффективно осуществлять руководство страной. Довольно смелая и опасная мысль, но он не стесняясь выразил ее в полном людей баре. Дело могло быть в том, что выпил Рейвен гораздо больше, чем Эдвард, который только допил свой третий стакан. Правда, перед глазами начинало плыть, и он решил, что на сегодня достаточно. Лучше вернуться домой, пока он не наговорил лишнего или не натворил глупостей. Рейвен вышел с ним. Объяснил все тем, что не стоит засиживаться, ведь завтра на службу, но Эдвард весь подобрался. Доверять сложно, когда каждое действие играет в пользу подозрений. Ночной воздух был свежим и влажным. Завтра, наверное, опять пойдет дождь. Эдвард вдохнул поглубже, надеясь, что в голове прояснится и легкие перестанут казаться набитыми ватой. Дышать все это время дымом все же было отвратительно. Он бросил взгляд на Рейвена: тот пошатывался и странно улыбался. Совесть вопила, что он мог бы хотя бы до ближайшей лавки довести нового знакомого, здравый смысл – что стоило убираться отсюда немедленно. – Я всегда восхищался вами, – неразборчиво пробормотал Рейвен. А потом попытался поцеловать. На улице, в двух шагах от бара, пьяный в стельку. Без его на то согласия, что возмутило Эдварда больше всего. Он оттолкнул Рейвена, надеясь, что ничего серьезного с ним не случится, и рванул домой на заплетающихся ногах. Наверное, неожиданность и шок помогли ему передвигаться быстрее, чем он мог бы в состоянии опьянения. Алкоголь подействовал на него сильнее, чем он думал, и Эдвард решил, что стоит записать: три стакана виски для него много. До утра он мог успешно об этом забыть. Нет, лучше всего ему больше не пить вообще, но Эдвард сомневался, что ему как-то не захочется повторить опыт. Он с трудом поднялся на третий этаж и практически столкнулся с Мустангом на лестничной площадке. И как только не заметил его машину возле дома? Наверное, дело было в том, что он пытался поскорее добраться домой. – Эдвард, – в голосе Мустанга облегчение смешалось с волнением. От неожиданности Эдвард потерял равновесие и упал бы, если бы Мустанг не поймал его. Ощущение теплых знакомых рук заставило его податься вперед, практически падая в объятия. Эдвард глупо хихикнул, а затем отстраненно отметил, что алкоголь, кажется, вообще не его. – Ты пьян, – заметил Мустанг. – Скорее нетрезв, – возразил Эдвард. Он с жалостью отстранился и полез за ключами. Лестничная площадка все еще немного пошатывалась. В голове возникали странные мысли из разряда: что будет, если в круге Мустанга сделать изменения и сосредоточиться не на кислороде, а на другом веществе, озоне, к примеру. Что-то подсказывало, что мысль была откровенно глупой, поэтому пропала она так же быстро, как появилась. – Но мне удалось провести разведку, – дверь наконец поддалась, и Эдвард ввалился в свою квартиру. Мустанг вошел следом, заинтригованный его заявлением. – Полковник Рейвен кажется неплохим человеком, поддерживает изменения в армии и государственной системе. – Ты виделся с Рейвеном? Эдвард обернулся и опять чуть не столкнулся с Мустангом. Он был очень близко, настолько, что Эдвард мог рассмотреть каждую черточку его лица. Его глаза потемнели, а выражение застыло где-то между гневом и страхом. Достаточно было чуть-чуть подтянуться, и он мог прикоснуться к Мустангу, провести ладонью по его лицу. Эдвард затаил дыхание. Это показалось ему пугающим и прекрасным одновременно. Он попытался заставить себя не думать о Мустанге, но смотреть и не думать было как-то нереально. Он нервно рассмеялся и сделал шаг назад, запнулся о порог и чуть не полетел, но умудрился удержаться на ногах. Из-за алкоголя он был слишком неловким. Мустанг рефлекторно поймал его за плечо и не спешил отпускать. – Он оказался постоянным посетителем в баре, в который я зашел. И он вызывает у меня смешанные чувства, – Эдвард дернулся под пристальным взглядом Мустанга и поспешил объяснить. – Он сказал, что всегда восхищался мной. А потом попытался поцеловать. – Прости, что? – уточнил Мустанг. Его тон был холодным и предельно вежливым. У Эдварда мороз по коже пробежал от этого голоса, он попытался унять дрожь, но недавнее принятие своей заинтересованности в Мустанге этому не помогало. Ему даже почудилось, что Мустанг был недоволен тем фактом, что Рейвен полез к нему. – Он попытался меня поцеловать, – медленно и раздельно повторил Эдвард. – И что с того? Я взрослый человек, и если мне не нравится чужое внимание, я могу за себя постоять. Неловкое молчание длилось несколько долгих секунд. Затем с плеча Эдварда пропала теплая ладонь, и Мустанг отступил назад. – Конечно. Мне стоит запомнить. Прошу прощения, уже поздно, я лучше пойду домой. Я рад, что с тобой все в порядке. Отстраненность Мустанга отозвалась тянущим ощущением покинутости. Они даже раньше, до Обещанного дня, так не говорили. Вся эта сдержанность, холод и официоз – это было не о них, поэтому сейчас Эдвард пялился на уходящего Мустанга и не знал, что сказать. А сказать что-то нужно было, подсознание орало ему, чтобы он остановил Мустанга, как угодно, чем угодно. Но он не мог сказать и слова. Когда хлопнула входная дверь, он бессильно опустился на пол, пытаясь понять, что только что произошло. Ничего хорошего, Эдвард был в этом уверен.