Однажды я умер

      А я всё-таки надеялся, что это лишь сон. Что, погрузившись в сладостное забытье внутри своей дурной фантазии, я проснусь уже дома, чувствуя, как раскалывается голова от перезвона колоколов. Но нет, отнюдь не всегда наши желания соответствуют реальности, если ситуацию, в которую я попал, вообще можно назвать реальной.       Под тихую трель утренних пташек я открываю свои глаза, тут же направляя взгляд на просвечивающее меж редких ветвей болотных деревьев небо. Я всё ещё тут... Одно хорошо — мне хотя бы тепло. Дремлют рядышком невольные братья и сёстры, прижимаясь со всех сторон к моему телу, а спину мне частично прикрывает своим пока что маленьким крылышком Хранитель.       Какое-то мерзкое насекомое жужжит у моего уха. Движением лапы наотмашь я стараюсь отогнать посягнувшую на личное пространство букашку, невольно шлёпая по спинке Тростинки, сопящей под моим крылышком. Маленькая драконица с трудом приоткрывает свои глазки, вопросительно поглядывая на меня, но тут же проваливается обратно в собственный сон, лишь поудобнее притёршись своей щекой к моему плечу.       А ведь, судя по всему, уже утро. Небо-то голубоватое. Это, выходит, мы проспали почти целый день? Вечер, ночь... ужин! Даже ужин проспали, слишком умаявшись за день своего вылупления. Впрочем, можно ведь это понять — из приятной, бархатной темноты мы оказались в этом холодном, полном звуков и красок мире. Ещё и сколько сил потратили на то, чтобы выбраться из собственных «крепостей».       Немного поёрзав на месте, я пристраиваю свою мордочку на боку Дремлика, чувствуя, как вздымается и опускается его грудная клетка. И так, будто покачиваясь на слабых волнах, меня уносит в обитель мрачных размышлений. Уж простите, но я просто не верю в то, что окружающее меня — реально, что это не сон. Слишком неправильным и надуманным оно мне кажется. И не только существование крылатых ящеров, одним из которых стала и я, но и остальные сомнения, ныне покусывающие меня за кончик хвоста. Ведь это не может быть другая планета — слишком много схожих растений с тем, что можно увидеть в мирке, носящим гордое имя Грязь. Или Земля. Или Терра. Или «какая-то там планета от звезды по имени Солнце». В общем, не в названиях суть, а в происходящем.       Вам, быть может, уже осточертели мои дурацкие и унылые причитания на тему того, что я оказался где-то непонятно где, ещё и став драконом; быть может, вам хочется экшона, приключений, а не унылой болтовни слетающего с катушек неудачника, оказавшегося во столь дурацкой ситуации? Но поставьте себя на моё место и задумайтесь над происходящим без всяких этих ваших: «Вот чего он ноет, бубнит себе под нос. Он же дракон! Да я бы на его месте уже мир свернул!» Что бы вы делали на моём месте? Пошли бы славить собственное имя, ещё толком не разобравшись даже в возможностях нового тела? Или начали бы усердно учиться, уткнувшись носом в книги, дабы в один день стать императором... императрицей всего клочка этой земли, воспользовавшись отголосками знаний своей жизни в «пространстве технологий»? Или растерялись бы, так же как и я, пытаясь понять, что же всё-таки вокруг происходит; является ли реальность вокруг нас реальной, или же лишь полётом нашего воспаленного, прибывающего в коме сознания? А ведь если развивать эту идею дальше, то вся моя жизнь на планете Грязь может быть лишь сном, который я видела свернувшись в своем яйце, и лишь за несколько дней до окончания этого «сна» я проснулась? Что, если всё то, что я помню — лишь домыслы фантазирующего в темноте дракончика, а не прошлая жизнь? Что, если вы, уважаемый читатель, на самом деле не существуете, являясь лишь сплетающимися мыслями пребывающего в коматозном состоянии тела, а я уже прошла эту стадию, став чем-то более реальным? И все ваши знания, навыки, умения, да и весь мир вокруг вас — лишь мимолётная фантазия ещё не проснувшегося в реальности тела, опирающегося на сокрытые в памяти предков образы, развитые даже за все доступные пределы ещё не обременённого чем-либо мозга?       Или же мир вокруг драконьего меня является таким порождением? Или же всё реально, и моё сознание просто не может осознать этих перемен, до последнего цепляясь за островки стабильности в надежде не нахлебаться воды безумной действительности? Уже какой-то лавкрафтщиной попахивает. Как там говорится: «Пока великий Ктулху спит и видит свои сны, наш мир существует»? Но, может, он существует не потому, что когда проснётся Великий Древний — придёт большой и красивенький «пиздец», но потому, что наш мир — порождение его снов и мыслей? И реальное, действительное нам кажется таким лишь потому, что мы не имеем иного опыта, не способны по-иному воспринимать окружающее нас пространство, полностью опираясь на собственные знания как на что-то единственно верное?       Гррррах! — Негромкое рычание рвётся из моей пасти, но тут же стихает, когда я замечаю, как начинают ворочаться сопящие вокруг меня братья и сёстры.       Я понимаю, что вся эта второсортная философия может показаться странной и слегка абсурдной, но... я буквально не знаю, в какую сторону мне думать. Нет, конечно, можно принять буддийские истины, связанные с циклом перерождения. А ещё приправить всё сверху параллельными временными линиями, или же иными мирами. Признать всё это и поставить себя перед фактом, не подвергая сомнению эти странные домыслы. Вот только это разве правильно? Тем более, на секундочку, для аспиранта, занимающегося наукой, почти учёного! Вы, может, не знали, но учёные очень часто подходят скептически к тому или иному вопросу. Ну так вот, ответьте на мой вопрос, разве вы, дорогие читатели, не начали бы так же паниковать? А ведь в той жизни, позади, остались родные, близкие, домашние животные, о которых надо было заботиться, незавершённые дела. И всё так резко произошло. Впрочем, я даже не могу сказать, сколь долго я пролежал в яйце находясь в сознательном состоянии — вечность или последние часы до вылупления. В безделье, когда ты даже двинуться особо не можешь, время тянется чертовски медленно! И вся эта дурная философия... Ну как тут не пуститься в философские рассуждения, пытаясь хоть как-то собрать свои мысли во что-то более адекватное?       Тяжело вздохнув да попытавшись вытянуть из-под кого-то собственный хвост, я стараюсь переключиться на иную тему.       Вообще, я удивлён, что не содрогаюсь в рыданиях, не трясусь от ужаса, царапая себе морду. Наверное, сказывается драконий менталитет и темперамент. Хотя и я сам был не особо нервным человеком. Добрым, спокойным и улыбчивым студентом, откликающимся на... Мысли замирают, пронзённые ледяными иглами страха. Я не помню собственного имени. Не помню имен окружающих меня людей. Не помню их лиц. Всё это будто бы стёрлось, оставив после себя лишь размытые образы. Будто кто-то вырезал часть моих воспоминаний острым ножом. Будто всё произошедшее и правда было ярким сном, по утру от которого остались лишь общие образы. Нет, нет, нет. Моя предыдущая жизнь не сон — она реальна! Она была, она существует. Это не обман, навеянный сновидениями в яйце... Нет, нет, нет!       Изворачиваясь, я осторожно начинаю выскальзывать из переплетения тел своих родственников, поглядывая из стороны в сторону.       Мне срочно нужно размяться, подвигаться, иначе эти панические мысли начнут жрать меня изнутри. Я и так не уверена, что нахожусь в абсолютно нормальном состоянии, а тут и осознание того, что вся моя учёба, вся моя жизнь, все мои друзья, — этого всего никогда не существовало, и на самом деле, именно жизнь в виде человека была попаданчеством шалящего драконьего сознания.       Железо открывает свои глаза и пристально смотрит на меня, однако я лишь отмахиваюсь от Хранителя собственным хвостом, направляясь к окраине нашего заросшего мхом холмика, присаживаясь у мутной воды и вглядываясь в своё отражение, до последнего надеясь, что из него на меня посмотрят мои человеческие глаза, подарив надежду, что за зазеркальем водной глади кроется истина. Но нет, из мутной стоячей воды на меня смотрят тёмно-жёлтые глаза с узкими зрачками хищной рептилии.       Горечь давит на сердце, страхи перед таинствами жизни и смерти. Чем же является моё перевоплощение и перевоплощение ли оно вообще? Может, моя жизнь — просто мимолетный сон детского разума, в чью кровь заложена память предков? Честно, всегда считал всю эту «врожденную память» несусветной глупостью, хоть и в тайне мечтал о подобном. Разве это не прекрасно, родиться не только с умением заставлять свой организм работать как ему положено, но и знать нечто большее? Язык, допустим. Хотя то, что я понимаю его, ещё не значит, что умею на нём говорить — может, мышечная память это нечто более сложное?       В тщетной попытке сказать первое слово — и поверьте мне, слово это было не из культурного языка — из моего горлышка вырываются бессвязные попискивания, изредка переходящие в тихое, сиплое шипение. Беспокойно за спиной фырчит Железо, приподнимаясь на своих лапах из нашей дружной кучки, продолжая обнимать оставшихся своими крылышками. Хочется сказать ему, чтобы он дальше отдыхал, дремал, но из горла вновь вырываются бессвязные звуки вместо связанной речи. Так что, закатив свои глаза, я лишь махаю ему лапой, мол, всё нормально, не беспокойся. Ворчание недовольного Хранителя служит мне ответом, но я на него уже не смотрю, вновь опустив голову к воде и вглядываясь в неё, будто бы надеясь, что эта болотная жижа даст ответы на все интересующие меня вопросы — напомнит, как звали меня в той жизни, как звали моих родителей и как выглядели их улыбающиеся лица. Но что-то в глубине меня подсказывает, что глупо ждать ответов от зловонной лужи.       Со злости я бью лапой по собственному отражению, поднимая разлетающиеся во все стороны и пачкающие мою зелёную чешую брызги.       Я ведь даже не всеми навыками обладаю в полной мере! Вот вчера, пытаясь переплыть этот с виду неглубокий участок, я чуть не утонула! Что еще я не помню? Как летать? Или, может быть, какие-нибудь жесты, движения? Может, я вообще никакая не особенная драконица, переродившаяся после своей смерти в ином мире, а обычный, неправильно развивающийся детёныш, и меня надо за такие мысли изолировать от общества и тыкать палочкой в бок, изучая мою реакцию на те или иные раздражители? Веду ли я, вообще, себя по-драконьи сейчас?       Нет. Это всё абсолютно не так. Должна быть иная причина. Можно ведь объяснить любую фигню.       Я погружаюсь глубже в собственные мысли, не слыша тихого шороха мха и прорастающих через него травинок.       Сильный толчок становится для меня неприятным сюрпризом. С тихим возмущённым писком я плюхаюсь своей мордой в воду, тут же яростно заколотив своими передними лапками, пытаясь нащупать в мягком и податливом иле хоть какое-то твёрдое дно. Но вот незадача, меня снова пихают в хвост, а влажная земля под лапами предательски скользит. Плюх! — эй все, смотрите, Водомерка сейчас утонет! И вообще, где это видано, чтоб эти хитрющие клопы начинали заниматься дайвингом? Дурацкий дракон, давший мне это дурацкое имя по какой-то собственной дурацкой прихоти! Честное слово, когда вырасту, найду и утоплю в самой мерзкой и вонючей топи за столь дурацкое имя. И, вообще, что за традиция называть кого-либо столь несуразными именами? Нельзя было, что ли, придумать нечто более звучное и пафосное? Для всех нас. Что-нибудь грозное и самобытное. Кстати, выходит, что и в этом мире обитают водомерки. Забавно. К растениям планеты Грязь с уверенностью можно приплюсовать и одно насекомое, при условии, что водомерки этого мира не окажутся здоровенными кровососущими хищниками, охотящимися в самых необитаемых топях на неосторожных лягушек. Впрочем, пока я этого не знаю, и на лягушек будет охотится лишь одна водомерка — я.       Третий толчок, и вот в водяной толще оказывается одна маленькая драконица. Я трепыхаю своими лапками, заодно вспоминая, как нужно двигать ими, чтобы не утонуть. Хороший, добротный метод обучения, практикуемый некоторыми птицами — не смог полететь, ну, туда тебе и дорога. В моём случае, если я не смогу поплыть, то путь мне на дно. Впрочем, просто так сдаваться я не собираюсь. Да и топить меня, судя по всему, не собираются. Подхватывают за живот и помогают выбраться на поверхность. Сквозь слегка мутную плёнку, прикрывающую мои глаза, я умудряюсь разглядеть серьёзную мордашку Железа. Неужели этот идиот подумал, что я грущу из-за собственного неумения плавать, и решил мне помочь самым радикальным способом?       От возмущения я пытаюсь цапнуть его за подставленный нос, но в последний момент останавливаюсь, ощутив неестественную грусть и нежелание причинять своему Хранителю боль. Так что, вместо этого я возмущенно фыркаю и брызгаю в его сторону водицей с помощью своего хвоста. А затем всё-таки кусаю, но не так сильно, как планировала изначально — лишь слегка сдавливаю своими клыками подставленную переносицу, издавая глухое рычание, какое-то время так держа тихонько мурчащего Хранителя, будто бы пытаясь донести до него мысль, что не стоит спихивать неготовых к плавательным процедурам сестричек в воду. И я скромно надеюсь, что мне удалось донести до него эту важную мысль в нашем бессловесном общении.       Впрочем, даже если и удалось что-то вбить лёгким покусыванием своих острых клыков в его головушку, то отпускать обратно на берег он меня явно не собирался. Да и смысл в этом? Воды я уже нахлебалась, в тине испачкалась. Похоже, всё-таки придётся учиться, о чём я сообщаю братцу после того, как отпускаю его мордочку и берусь постукивать своими лапами по воде, скорее всего распугивая этими шлепками всю мелкую живность в округе. Железо же, потерев лапой слегка промятые клыками чешуйки на своей переносице, добродушно оскалился, придерживая меня одной лапой и осторожно поплыв вперёд, утягивая меня за собой.       А ведь, будучи драконом, ни брассом, ни кролем, ни каким-либо другим способом не поплаваешь. Только по-собачьи — загребаешь под собой воду лапками, выталкивая себя повыше, да толкаешь себя вперёд сильными движениями хвоста, изредка пошлёпывая по мутной водяной глади пальцами плотно прижатых к телу крыльев. Так и плывём, медленно и неспешно. В какой-то момент Железо оставляет меня без поддержки, и, к собственной радости, я не иду камнем на дно, лишь слегка замедляюсь, что уже прогресс. За лапки то и дело цепляются какие-то пучки водорослей, но я спешу их отдёргивать из коварных ловушек, не желая вновь ощутить прекрасное погружение с головой в эту тёплую, мутную воду.       Мимо проплывает Железо, перевернувшись на спину и распластав крылья в разные стороны, подставляя светлый животик под прорывающиеся через древесные кроны первые рассветные лучики. Значит, и так можно скользить по этой глади? А хвост его, движениями и толчками, поддерживает на поверхности? Впрочем, уподобиться ему в его хвастовстве и демонстрации собственных навыков я не спешу. Мне бы с обычным плаванием освоиться, зарастить дыры в знаниях собственной крови новым опытом. И ведь, похоже, там именно что «дыры» — как быстро я осваиваюсь, начиная активнее работать собственным хвостом, слегка извиваясь в болотной жиже. Вот я даже решаюсь поднырнуть под Железо. Тут же глаза прикрывает прозрачная плёнка третьего века, а ноздри неприятно закладывает. Я об этом, конечно, не сразу задумалась, но, похоже, эти драконы очень хорошо устроены для ныряния. И если вспомнить сколь долго я барахталась под водой в своей первой неудачной попытке поплавать, то, выходит, и задерживать дыхание надолго мы умеем? Интересно, насколько? Минуток пять или семь? Тут же припоминаю то неприятное давление и жар в грудной клетке. Похоже, так оно и есть.       Впрочем, моё озорство быстро окончилось, и проверить свою выдержку я не успела — Хранитель всполошился, когда я целиком ушла под воду, неловко перевернулся из положения «лёжа» на свой живот, хлопая мокрыми крыльями, и уже собираясь было нырнуть следом за мной. Так и представляю его мысли: «Эта непутёвая сестричка вновь умудрилась попасть в какую-нибудь неприятность». Ан нет, я опережаю его нырок, подплыв под Хранителя и чуть было не получив одной из его лап по своим мордасам, а затем несильно толкаю его снизу маленькими рожками, тут же проскальзывая под его брюхом и выныривая, показываясь на поверхности лишь макушкой с глазами да ноздрями, и поднятыми вверх ушками. Спустя пару мгновений я показываю из-под мутной водной глади свою мордашку, часть шеи и спину с крыльями.       Мои подозрения, однако, о драконах, ведущих водный образ жизни, подтверждаются. Вроде у бегемотов и крокодилов ноздри тоже посажены высоко?       Мерзкая, напоминающая насморк заложенность тут же уходит, и я жадно втягиваю тёплый, не такой уж и зловонный воздух болота, наслаждаясь этой маленькой победой над собственной мнимой неполноценностью. Вот, умею я плавать, просто нужно было вспомнить, как именно! Просто вспомнить... Знаете, а ведь это неплохой способ отвлечься от собственных пугающих мыслей. Хоть чем-то, етить его, заняться полезным.       Квввуаааак, — раздаются лягушачьи звуки из густых зарослей камыша, которым тут же вторит мой неожиданно проснувшийся желудок. Нет, ну а что, давайте отвлекаться от мрачных мыслей дальше. Я маленький дракончик, мне нужно ЖРАТЬ. И жрать я буду то, что поймаю. Взрослые люди вот, в своём привычном ареале, могут выйти и отправиться на охоту средь каменных джунглей за чебуреком. А я, как маленький дракончик, буду охотиться на местную живность. Но главное, чтоб она не охотилась на меня. Впрочем, верится мне, что старшие сожрали всю крупную, представляющую угрозу для молодняка животину в этом болоте, и бояться того, что меня за жопку куснёт какой-нибудь крокодил-переросток не стоит... Правда, нельзя отрицать вероятность каннибализма среди драконьего племени, но в подобное верить я не собираюсь.       Перекинувшись с Железом парой хитрющих взглядов, мы весело загребли в сторону тянущихся палок рогоза, планируя устроить беспощадный набег на слишком разошедшихся жабок. Это, выходит, моя первая охота в новом мире? Погрузившись в воду, позволив торчать из-под её гладкой поверхности лишь носу, ушкам и глазам, я осторожно подгребаю к зелёному островку, готовая в любой момент броситься за удирающей добычей. Кончики пальцев нащупывают мягкое, вязкое дно, и я замираю в предвкушении. Моё тело будто напряжённая пружина, готовая к броску в любой момент. Инстинкты вроде бы подсказывают, что делать, — замри, не моргай, жди, пока покажется неосторожная добыча, и лишь затем бросайся на неё. Так я и делаю, пока Железо выбирается на берег, обходя куст с другой стороны и бросаясь на него с громким, высоким рычанием, в котором уже проглядываются искорки сильного и волевого дракона, каким и должен быть наш Хранитель.       Шорох кустов, возмущенные писки, и вот из негустого облака поднявшейся мошкары во все стороны по воде устремляются лягушки, жабы и прочая неожиданно богатая живность. Несколько особо мелких лягушат приземлились после невероятно мощных прыжков на мою переносицу, своими тёмными глазами вглядываясь в меня, а затем, издав паническое «ква», разлетелись в очередном прыжке кто куда. Ну нет, за пузатой мелочью я охотиться не собираюсь. В зарослях рычит Железо, выгоняя более крупную дичь. Вот, наконец-то, в воду юркает вытянутое тельце какого-то местного болотного чудовища, и я бросаюсь следом за ним, отталкиваясь от мягкого дна своими лапами да придавая себе ускорения резким движением хвоста. Плюх! — поднимаю я кучу брызг, подныривая следом за улепётывающей добычей.       Знаете, это чувство, чувство погони, оно... Мне сложно его с чем-то сравнивать, поскольку я никогда не испытывал ничего похожего. Это даже не первый прыжок с парашютом. Всего мгновение назад ты напряжён, каждая мышца в твоём теле будто скована, но вот ты сбрасываешь эти путы, раскалённая кровь разливается по всему телу, а мысли наполняются громкими, повторяющимися из раза в раз: «Добыча, жертва, пища!». Впервые в своей жизни... в обеих жизнях я испытываю подобное. Радость, смешанную с неестественным азартом и предвкушением.       Прорываясь через громадные кувшинки, раскинувшиеся посредине болота, я подныриваю за своей добычей. В мутной воде я вижу мелькающий перед мордой хвост. «Какая-то ящерица?» — спрашиваю я сама себя, прикладывая ещё чуточку усилий, а затем раскрываю свою пасть, чувствуя, как мерзкая вода устремляется в горло, но затем встречает на пути какое-то препятствие, лишь слегка холодя глотку и оставляя на языке мерзкий привкус тины, напоминающий мне испорченную рыбу. Щелчок челюстей, но вместо хвоста извернувшейся жертвы мои клыки перекусывают пучок какой-то мерзкой зелёной гадости. Хвостатая тварюга резко уходит в тёмный омут более глубоких вод, пытаясь спрятаться среди тянущихся к поверхности зарослей водоросли. Но я не отстаю. В азарте погони, загребая своими лапами воду, я забываю о том, что ещё совсем недавно не умела плавать, что, в общем-то, не знаю, сколько могу провести под водой. Неприятное давление наполняет мои лёгкие, но я не обращаю на него особого внимания, полностью увлечённая погоней.       Вот колышутся тянущиеся к поверхности тёмные пучки, выдавая неосторожную жертву. Хвост тут же толкает меня в водяной толще, и я протягиваю лапы. Но нет, хитрая зверюга успевает удрать, собственными лапками подняв муть со дна и распугав мельтешащую вокруг мелкую рыбёху. Но и это не останавливает меня. Выпустив несколько пузырей воздуха из своей пасти, я вновь бросаюсь в погоню, и на этот раз меня настигает удача. Неожиданно острые когти на передних лапах цепко хватают извивающуюся добычу. Тритон! Здоровенный! Бьётся в моих ладонях, пытаясь выкарабкаться из лап такой грозной хищницы, как я! Капли крови тут же растворяются в воде, но я не обращаю внимания на мелькнувших в тёмных зарослях глубокого болотного озерца хвостов хищных рыбёх. Да и краем сознания понимаю, что эти тварюги не представляют для меня угрозы. Конечно, я бы могла поохотиться и на них, но нет, вместо того, чтобы гоняться за хищной рыбой в привычной ей среде обитания, ещё и с добычей свежепойманной в лапах, я решаю подниматься на поверхность, перехватив скользкого тритона своими клыками и помогая себе не только лапами, но и крыльями.       Жаркий вдох носом. Обжигающий воздух с щекочущим свистом наполняет мои лёгкие, когда я всё-таки выныриваю на поверхность со своей добычей, чувствуя, как вытекает из пасти мутная вода, смывая капли сладковатой крови первой пойманной жертвы. Ещё и обеспокоенный моей пропажей Железо, судя по всему, совсем недавно вылезший из зарослей рогоза и сейчас взглядом ищущий мою мордочку в этой топи, радостно хлопает своими крылышками, как только замечает меня. На мгновение даже проснулась моя совесть — обо мне ведь явно беспокоились. «А вдруг что-нибудь бы случилось?» — шепчет это мерзкое чувство, но я спешу от него избавиться, уверенно подгребая к Железу и показывая ему свою добычу. Ну и жирный же тритон! К тому же ещё и громадный. Раза в три больше вчерашних лягушек.       Драконья гордость охватывает меня, когда я осознаю, сколь хороша моя первая лично пойманная добыча, которой я обязательно поделюсь с родными!