Спасение утопающих - дело рук самих утопающих

Elton John — Can You Feel the Love Tonight End Title

— Ну и в общем-то до этого момента всё еще было неплохо. — Эдди постукивал пальцами по высокой деревянной ручке старого кресла. — Мы закончили с отработками, но продолжили общаться. То есть, конечно, не так близко, но раз в неделю мы встречались в баре у Ал.       Женщина за противоположным концом стола медленно кивнула, изящным движением поправила чуть съехавшие по прямому носу очки в темной пластиковой оправе, что-то начёркала в своем блокноте и вернула Эдди взгляд темных глаз. Под ее бровями залегли тени, и Эдди хорошо понимал причину их появления. — Мы с Ричи вроде как были вместе, ну, знаете… — ему вдруг стало тяжело говорить. Сделав несколько торопливых глотков из заляпанного его потными пальцами стакана, он выполнил самое легкое дыхательное упражнение и продолжил. — Мы не то чтобы встречались, как все нормальные подростки. Можно сказать, проводили время.       Женщина вернулась к записи, оценила получившийся в итоге текст движением кнопки на конце шариковой ручки, щёлкнула ей и отложила блокнот в сторону. — Спасибо за откровенность, Эдвард. — Следом за блокнотом на столе оказались очки, женщина помяла переносицу указательным пальцем. — Я думаю, на сегодня мы закончим, Вы и так рассказали достаточно много для одного дня.       Каспбрак наконец расслабился, и старое потёртое кресло показалось ему вдруг таким мягким и уютным, что и вставать не хотелось. — Спасибо Вам, доктор Донован.       Миссис Донован наградила его мягкой улыбкой и снова вернулась к своим записям.       Терапия длилась уже порядка двух недель, но результат и не думал наклёвываться. Каждый раз после сеансов Эдди если и ощущал душевную легкость, то только от того, что эта словесная пытка подходила к концу. Не сказать, что ему было неловко выдавать такие подробности своей жизни постороннему человеку, куда гораздо тяжелее было ворошить воспоминания, переживать их заново. Невысказанными они казались безобиднее, просто словами в его голове, но когда он произносил их вслух, они обретали формы, цвета и, еще хуже, свои собственные голоса, а те имели весьма дурной характер, постоянно перебивали, если Эдди вдруг собирался приврать или утаить какую-то деталь общей картины, заставляли выкладывать все. А выкладывать все совсем не хотелось.       Эдди бродил у стен клиники еще какое-то время, идти назад в комнату общежития он и не думал. Пока не стемнело, он считал ступеньки и количество плиток на тротуаре вокруг здания. В своей голове он часто возвращался к тому времени еще до терапии, пытаясь обнаружить причины случившегося, однако каждый раз терпел неудачи. Теряясь в догадках, он следовал за разноцветными нитями, что всегда обрывались, и чувствовалось, будто обрывались они прямо перед спасительным поворотом.       Тот вечер не был исключением: нехотя шагая в сторону общежития, Эдди крутил в мыслях одни и те же фрагменты, плёнка его памяти измученно поскрипывала в самом центре мозга, этот скрип отдавался эхом на дальние зубы, и Эдди кусал щёки, чтобы не слышать шума. Он пнул камень, со смешком вспомнил, как точно так же споткнулся в ночь, когда Ричи тащил его на себе до машины Билла, и почти въехал нижней челюстью в боковое зеркало.        Эдди не злился на Ал за подсыпанный наркотик, быть может, тогда он даже был ей немного благодарен. Туман в его сознании окрашивал ночь всеми оттенками синего, луна на этом фоне отдавала лазурными отблесками. Эдди лежал на коленях Тозиера на узком заднем сидении, машину потряхивало на кочках, и он взмывал к потолку, и луна на долю секунды становилась чуть ближе. Ричи перебирал его волосы, что-то тихо лепетал, а Эдди не различал слов. Самым главным для него был голос, тихий, слегка тревожный, отчасти насмешливый, этот же голос шептал жаром в его шею, поднимал волны мурашек вдоль позвоночника, по пояснице, импульс этой волны проникал в тело, волновал его изнутри, и в животе приятно тянуло. Эдди думалось, что поездка длилась вечно, что они направлялись вовсе не в сторону его дома, а плыли по нескончаемо длинной реке, а по двум берегам раскинулась ночь, играя задорными бликами на рябой поверхности воды. Эдди почти мог с уверенностью сказать, что ощущал запах росы и свежего камыша. — Давай, красавчик, встань прямо, если твоя мать увидит, снимет с меня семь шкур еще на пороге. — Ричи недовольно ворчал, взваливая подростка на свои плечи, но даже сквозь опьянение Эдди слышал нервные и совсем не по-злому раздраженные нотки в его голосе. Каспбрак приник к его плечу, закинул обе руки на шею и отказывался двигаться с места, застонав: — Ричи, Ричи, спой мне песню, Ричи!       Тозиер грузно вздохнул, его грудь зашевелилась под грудью Эдди вместе с этим вздохом. Эдди впитал это чувство и повторил следом за кудрявым, как бы передразнивая. — Давай отнесём тебя в кровать, хорошо? Если будешь хорошо себя вести, так и быть, спою.       Эдди мигом выпрямился и энергично кивнул, на такие условия он был полностью согласен. Он готов был даже сам шагать в сторону дома, однако ноги его энтузиазма не разделяли, и Ричи снова пришлось волочить его на себе. Наспех попрощавшись с Биллом и Стэном, они крадучись вошли. Ричи с порога внимательно осмотрелся по сторонам и, не обнаружив матери виновника своих страданий, прошмыгнул к лестнице. Ему несказанно повезло, что Эдди не отличался ни ростом, ни сложением тела, а потому весил, как воробьиное перо. На лестнице, впрочем, случилась небольшая заминка, и со стороны спальни миссис Каспбрак несколько секунд слышались подозрительные шорохи, что быстро утихли, и парни продолжили восхождение. Насквозь мокрые и взвинченные, они наконец заперли за собой дверь комнаты. Ричи прижался к ней спиной и чуть сполз, сгибаясь в коленях, Эдди же двумя шагами уничтожил расстояние до кровати и повалился лицом вниз, воя в подушку. Только смех Тозиера заставил его перевернуться и приподняться на локтях, чтобы посмотреть бесстыднику в лицо: как он посмел смеяться над человеком в таком состоянии! — Да уж, тебе и правда нельзя пить ничего, кроме росы с ромашек! — полузажимая рот рукой, проговорил Ричи. Всё это время он, видимо, сдерживал себя от волнения, однако теперь, когда Эдди был в полной безопасности в своей кровати, дал волю чувствам. — Если бы я знал, что ты будешь себя так вести, ни за что не подпустил бы к бару!       Каспбрак сел прямо и звонко ударил себя по бёдрам раскрытыми ладонями. — Боялся я тебя! — дутыми губами возмутился Эдди. — Давай, проваливай, не говняй воздух своим присутствием!       Ричи захохотал пуще прежнего и, вовремя опомнившись, крепко зажал свой рот обеими руками. — А не ты ли недавно признавался мне в горячей любви, или всё, поматросил и бросил? — Дразнил он, играя густыми бровями, и тени на его веках выгодно подчёркивали дьявольский блеск глаз в синей темноте комнаты.       Память постепенно возвращалась к Каспбраку вместе со способностью здраво мыслить, загоревшись от стыда, он отвернул голову к окну, сжав кулаки на коленях, и костяшки на его пальцах ощутимо заиграли от напряжения.       Ричи упал рядом с ним и перегнулся через сгорбленную фигуру, чтобы заглянуть в лицо с немым вопросом: «Протрезвел?» Он хотел сказать что-то вслух, но заткнулся на полузвуке и молча накрыл сухой большой ладонью крошечные кулачки Каспбрака, баюкая его в ухо: «Это взаимно, малыш Эдс», а Эдди не мог понять, к какой части недавнего вопроса относилось это утверждение, пока губы Тозиера не легли на его взъерошенные волосы за ухом. Холод от влажных волос сделал жаркий выдох обжигающим настолько, что от ощущений занемела кожа на затылке, а Тозиер не унимался, продолжал мурлыкать в его висок издевательские сладкие речи. — Когда ты просишь, становишься таким развратным, малыш Эдс, — шептал он, и Эдди сжимался с каждым словом всё сильнее и сильнее, аж до ломоты в позвоночнике. — Ты не такой невинный, каким хочешь показаться, да, малыш Эдс?       Это прозвище теперь звучало совсем иначе. Если раньше оно было издёвкой, намёком на совершенно ребяческий характер и наружность Эдди, то теперь слова окрасились в красный и вязким жаром текли от виска вниз по шее, наполняли ложбинку ключиц, раскаляли добела прохладную кожу. Эдди отстранился, еле сдерживая непослушное углубившееся дыхание, но Ричи не отставал. Одним движением он ловко опустился на колени перед Эдди и сложил обе руки на его бедрах так, чтобы Каспбрак не мог и шевельнуться в сторону, и убегать ему при желании пришлось бы с боем. Эдди не знал, куда себя деть, и только вертел головой в стороны, прячась от заискивающего взгляда. — Прекрати издеваться, — через зубы процедил Эдди, дергаясь.       Тозиер как будто даже возмутился. — Издеваешься тут только ты, — парировал он, слегка приподнимаясь и приближая своё лицо к лицу Каспбрака. — Я, между прочим, проявляю галантность, а ведь мог уже накинуться на тебя, не считаешь?       Эдди от смущения жгло даже глаза. Казалось бы, исполнялся его сладкий сон, однако в своей же фантазии он сам был куда более раскрепощённым. В реальной жизни его настигло разочарование — представилась такая идеальная возможность воплотить всё то, о чём думалось, а он не силился шевельнуться под тяжелыми руками и еще более тяжелым взглядом совсем чёрных глаз. В его фантазии он брал Ричи за руки, целовал тыл ладоней, проходился кончиком языка по явно выступающим сухожилиям и венам, вылизывал каждый палец и погружал их в свой рот до самого горла, до рвотных позывов, и слушал, как Ричи скулит и просит продолжать. В его фантазии Ричи опускал его на свои бедра, придерживая за талию, пересчитывал мокрыми от слюны пальцами ребра на узкой груди, забравшись под футболку, затем неторопливо снимал ее и запечатывал с характерным влажным звуком вязкий поцелуй в солнечном сплетении. От одних только мыслей у Эдди закружилась голова, и он пошатнулся, но Ричи по-прежнему удерживал его на месте. — Тебе нужно поспать, — тихо произнёс Тозиер и наконец отпустил его, отодвинувшись назад. — Завтра будут боли в голове и тошнота, это нормально. — Он говорил с видом истинного эксперта, от его слов и тем более выражения лица Эдди стало не по себе, учитывая, что Ричи всего несколькими неделями ранее признался в своем близком знакомстве с некоторыми веществами. — Ты уйдешь? — Каспбрак не рассчитывал, что его голос окажется таким умоляющим, и засмущался еще сильнее, чем вызвал у кудрявого нервный смешок. — Не уйду, — чётко произнёс Ричи. — Я же обещал тебе спеть, верно?       На чистоту, Ричи совершенно не умел петь. Он пытался изобразить голос Элтона Джона, но получалось так гнусаво и противно, что бедняга Элтон наверняка заходился от икоты до болей в животе. Но Эдди нравилось. Он полусидел на кровати, подложив под спину подушку, и смотрел, как сквозняк перебирал легкую занавеску под ужасное исполнение Тозиера. Будто почувствовав, что шутке подошёл конец, кудрявый смолк и встал со своего места, подтянул штаны, даже немного подпрыгнул. И пусть вел он себя как обычно, гиперактивно и до зависти бодро, на белках его глаз уже выступили красные прожилки сосудов. — Давай спать? — предложил Эдди, выбираясь из постели с намерением привести себя в порядок.       Ричи немного расслабился, выжал из себя усталое «угу» и пошлёпал в сторону ванной. Эдди не стал его останавливать, хотя вообще-то для него перспектива принимать душ сразу после кого-то была удручающе неприятной. Каспбрак потоптался на месте, размышляя. Голова еще немного кружилась, эффект от «снадобья» то совсем сходил на нет, то накатывал медленной опасной волной, и подросток не знал, должно так быть или с ним действительно что-то не так. Он выбрал одежду для Ричи (недавно ему пришла в голову одна мысль, и он отложил часть своих вещей, что были не по размеру, в отдельную стопку) и постучался в ванную сгибом указательного пальца. Тозиер не ответил, вода шумела, а он что-то мурчал под мелодию из своей головы. Эдди еще немного помялся в нерешительности и всё же опустил ладонь на ручку. Дверь оказалась не заперта, и как только она приоткрылась, мальчика обдало паром с ароматом фруктов — его геля для душа. Сначала он собирался просто оставить вещи и уйти незамеченным, но оказалось, что Ричи, когда купался, не закрывал не только двери, но и шторку. Эдди возмутился: весь пол около ванны был просто залит водой! Однако когда его взгляд не удержался и направился выше, по изгибу ванны, к ее бортикам, а потом и к человеку под горячими струями душа, возмущение улетучилось вместе с паром через открытую дверь. Ричи всё еще не замечал его, он подставлял лицо под воду и перебирал свои намыленные волосы, пена опадала на плечи, вместе с водой ползла по спине, изящно скользила по ступеням позвонков к выгнутой пояснице. Эдди проглотил свою фантазию и вынырнул за дверь, самому себе поражаясь: и когда его стало волновать подобное!       Когда они наконец улеглись в кровать, Эдди уже полностью пришёл в себя. Кроме того, что ему ужасно хотелось есть, не покидало чувство тревоги. Ричи уже давно сопел под его боком, подложив руку под голову и обняв угол одеяла. Ему было невдомёк, что рядом с ним Эдди находился на грани — жизнь прозаично делилась пополам, и он понятия не имел, что должен с этим делать. Означало ли всё произошедшее вечером, что они признались в чувствах и повысили свой уровень до «пары»? Признался ли ему Ричи вообще? А он ему?       Каспбрак перевернулся лицом к стене и прислонился лбом к прохладной поверхности. Ричи тоже заворочался, забросил на талию Эдди одну руку и снова затих. Каспбрак от напряжения втянул живот и задержал дыхание, слушая раздражающее сопение заложенного на одну ноздрю носа. Он решил: если Ричи не поднимет тему из отношений, то и он не будет. В конце концов, Тозиер вероятнее всего уже решил, что Эдс перебрал, нёс и творил чушь, о которой на утро даже не вспомнит. Местами Эдди, в общем-то, и сам надеялся, что хотя бы часть его воспоминаний растворится в головной боли, но *** чуда не произошло, и с трелью будильника Сони, поднимающей на ноги половину улицы, в голову Эдди ворвались все события прошлых суток с мельчайшими подробностями от радости за окончание отработок до подглядывания за купающимся Ричи. Мальчик скривил лицо и тяжело выдохнул в подушку, это ж надо было ему так опозориться.       Тозиер замычал рядом, всю ночь его рука так и покоилась на талии Эдди, и сам он во сне прилепился к нему настолько, что даже закинул ногу на его бёдра. Раньше это возмутило бы подростка, но он и не заметил, слишком занят был тем, что отчитывал себя, как нашкодившего ребенка. — Бля, вот как можно быть нормальным человеком, просыпаясь под это дерьмо. — Сонно пожаловался Ричи, ластясь к своей живой подушке. — Она же никуда не ходит, на кой-черт вставать так рано?       Он хныкал, но на лице его засияла улыбка. Эдди заметил это еще пока он жил с ним: по утрам Ричи был похож на сладко нежущегося в кроватке персонажа супер сопливой мелодрамы, солнечные лучи желтыми пятнами грели его светлую кожу, закрытые глаза двигались под веками, а голос, немного гнусавый, и оттого нечеловечески милый, начинал вещать еще до того, как его обладатель окончательно просыпался. И если бы его рот не был мусоркой, картина приятно дополнялась бы сладкими речами, однако Ричи оставался Ричи. — Поддерживает режим, — нехотя ответил Эдди, невольно поддаваясь навстречу объятиям.       Ричи аккуратно переместил руки, и теперь Эдди удобно уложил голову на его груди. В ухо ритмично бил пульс — ровный и сильный, Эдди чувствовал движение сердца под хрупкой грудиной, и на короткие секунды весь мир стал немножечко тише. — Ты как? — Не открывая глаз, спросил Ричи, собирая ресницами мелкие пылинки, кружащие в солнечном свете.       В ответ Эдди невнятно промычал, а Тозиеру для постановки диагноза и этого было достаточно. — У тебя похмелье. — Констатировал он и тихо усмехнулся. — Добро пожаловать в чудесный мир, малыш Эдс, так ты запомнишь, что нельзя пить всё, что дают, и надо следить за руками бармена, как за своими собственными! — Он смеялся горлом, и кадык подскакивал, натягивая кожу. Не удержавшись от порыва, Эдди приподнялся и осторожно укусил за это место, и Ричи тут же заткнулся. — Так, нет, — он разлепил веки и, проморгавшись, нашёл Эдди взглядом. — Если ты и трезвый будешь творить свои непристойности, я вообще с ума сойду.       План Каспбрака «сыграть дурачка» с треском провалился. В целом, конечно, дурачком-то он и вышел, но пользы ему от этого было — ноль на палочке. — Не понимаю, о чём ты, — пробубнил подросток и, навалившись всем весом, перебрался через Ричи и спустился с кровати. Подрассчитав время от звона будильника, подросток даже обрадовался: был шанс не опоздать в школу. — Кстати, — вдруг вспомнил он. — Ты не говорил, что учился в моей школе.       Ричи приподнялся на подушке и заложил обе руки под голову. Его лицо оставалось немного сонным, но взгляд прояснился. — М-м, — со скучающим выражением протянул парень, — это разве важно? Мы может пересекались парочку раз, просто ты не помнишь, обычно меня можно было найти где-то между ногами Бауэрса и кабинетом директора, не думаю, что ты ошивался в том же районе.       Эдди неохотно кивнул, не согласиться он не мог. Ричи продолжил говорить, голос стал тише, его почти полностью заглушали звуки радио и возни на первом этаже. — А Стэнли всегда был до очертения занудным скромником. В школе, по крайней мере. Знаешь, учился хорошо, но не настолько, чтобы учителя как-то это припоминали. Не удивительно, что мы с тобой не были знакомы. Это даже немного расстраивает, я мог бы испортить тебя намного раньше. — Он повернулся к Эдди и смешливо подмигнул.       Каспбрак слышал между его слов какую-то невысказанную грусть, но поинтересоваться не решился. Это связано с Рэй, только и подумал он, а о ней ему знать не хотелось. Пускай история этой девушки была в своей мере печальной, он все же думал — и немного чувствовал себя плохим человеком за такие мысли — что она заслужила такого итога.       А вот Ричи его не заслужил. — Кто тут кого портит? — Переключился Эдди, делая вид, что его искренне задели эти слова. Он забрасывал тетради в рюкзак, уже одетый по пояс.       Тозиер спустил босые ноги на пол, пошевелил пальцами и потянулся, сладко мыча. — Хочешь сказать, ты раньше подглядывал за парнями в душе? А может, даже за Биллом шпионил?       Лицо Эдди покрылось пятнами, он не ответил, только бросил в Ричи смятый листок бумаги, и комната наполнилась звонким хохотом. — Я думал, что ты самых честных правил, — гнул своё Тозиер, не смущаясь ни на грамм, скорее упиваясь своей наглостью с довольной улыбкой на всё лицо. — А оказывается, нет ну вы подумайте! Пристаёт, потом подсматривает, тащит к себе в постель, малыш Эдс. Мне следует прикрывать тылы рядом с тобой? Начинаю чувствовать себя уязвимым.       Эдди накинул рубашку и громко хлопнул дверью ванной. Утренние процедуры отделили его от бездумной драки, и если бы не ответственность, привитая мальчику с раннего детства, наверняка он весь оставшийся день провёл бы, выбивая из Ричи всё дерьмо. Смех Тозиера слышался через закрытую дверь, он всё не унимался. К этому добавились звуки возни, а потом и голос Сони: «Эдди, завтрак! Ты уже опаздываешь!»       Начиналась подготовка к выпускным экзаменам, впору было задуматься, куда податься после окончания, а Эдди и думать об этом забыл во всем этом сумасшедшем круговороте. Впервые влюбляться в законченное недоразумение в выпускном классе — та еще заноза в заднице. Учитель обществознания решил подлить масла в огонь, пустившись в пространные рассуждения о важности данного периода жизни, и о том, как же здорово быть молодым, когда все двери открыты, а каждая дорога непременно ведет в Рим.       Эдди подпирал голову ладонью и слушал его одним ухом. Он не думал уезжать далеко от дома, Университета в Ороно было вполне достаточно, а вот с факультетом дела обстояли сложнее. Каспбрак конечно подумывал ткнуть в первый попавшийся, в случае чего, после недолгой возни он мог перевестись.       Билл за соседней партой что-то записывал своим неаккуратным угловатым почерком, сосредоточившись настолько, что между губ выглянул кончик языка. Он собирался изучать литературу где-нибудь поближе к Голливуду, чтобы при первом удобном случае стать великим сценаристом, эта мечта давненько предопределила его будущее, и он шёл к ней мелкими, но уверенными шагами. Эдди не мог счесть, сколько коротких рассказов авторства лучшего друга прочитал за всю жизнь, однако одно он знал точно: концовки за него должен писать кто-то другой. — Может, податься в право? — случайно озвучил Каспбрак, а Билл подхватил. — Ага, будешь цеплять мелких хулиганов и отправлять на отработки.       Эдди больше ничего не говорил. Замечание друга его не то чтобы задело, всего лишь заставило задуматься: и чего такого плохого в том, чтобы «цеплять мелких хулиганов»?       Говоря о себе, он мог назвать солидное количество плюсов такого опыта для малолетнего нарушителя правопорядка. К тому же, он часто слышал в свой адрес о своем «обостренном чувстве справедливости», пускай и не был с этим согласен. А что, если это и есть его призвание? Каспбрак глубоко вдохнул пыльный воздух душного класса.       В детстве он готовился стать врачом. Потом же перед ним разверзлась пропасть, и пока остальные лелеяли в карманах свои мечты об успешном будущем, он и понятия не имел, что это хвалёное будущее из себя представляло.       А что изменилось?       У него появилась парочка новых друзей, появился Ричи. Когда Эдди уедет на обучение, останется ли всё таким же, или Тозиер быстро отойдёт от такой потери и продолжит жить свою жизнь, как и прежде? В итоге, как бы Эдди за него не переживал, ведь до этого кудрявый как-то справлялся, отчего бы этому измениться.       Ричи опять поджидал его у ворот, кропотливо приминая пальцами наспех сделанную самокрутку. — Ты чё тут потерял? — невозмутимо шагая мимо, бросил Эдс.       Тозиер заложил сигарету за ухо и припустил следом мелкой трусцой, подмигнул Биллу, тот с улыбкой махнул ладонью. — Как это что? Свое сердце, конечно же! Ты, между прочим, стащил его, пока я спал, что я теперь должен делать?! — Ричи ускорился, обогнал друзей продолжал бежать спиной вперёд, держась от Эдди на расстоянии вытянутой руки, чтобы тот в очередной истерике не повалил его своими мелкими злобными кулачками.       Билл звучно рассмеялся, а Эдди, заливаясь краской, увернулся от взгляда Ричи, держась, как за парашют, за лямки рюкзака. — Не сердце у тебя, а паршивый мешок с перьями, нужен мне такой хлам!       Ричи вклинился между ним и Биллом, сгреб Эдди в охапку своей длиннющей ручищей. — Однако, этот мешок с перьями уже твой и, будь добр, относиться к нему подобающе!