Франция
— Время открывать свои чудесные глазки, спящая красавица, твой сон не спокоен. Мягкая палитра перед сонными глазами действует седативно после мистически-ужасающего кошмара. Холодный пот, как тихий океан, бушевал на коже и тревога не покидала стен желудка. В то, что много тревожных ночей выпало на вашу долю, Франциск, быть может, знал раньше вас. Без слёз не взглянешь, но, являясь человеком чутким до проявления заботы, он пренебрегал своим отдыхом, чтобы вы всегда находились под присмотром в случае сильных приступов кошмаров. — Славься, принцесса Т/и, как себя чувствуешь? — тихий смешок и точённая ладонь мягко ласкает щёчку, а тёплые губы на нахмуренном лбу рассеивали озноб, смевший потревожить его сладкую séraphin. — Так страшно, не пошевелиться, в горле ком… Невыносимо страшно… — голос содрогался, сбитое дыхание выискивало медленный ритм, когда вы, виновато раскаиваясь в бестактности манер, прильнули ближе к французу. — Не о чем беспокоиться, ma chère, я рядом с тобой, ничего более не важно, — нежно перебирая пряди ваших волос, Франциск убаюкивающе качался из стороны в сторону. — Спеть колыбельную?Китай
Дун-Цзин. «Движение — покой». Месяц терапии на основе древних китайских трактатов и глубоких философских убеждений вы провели под наблюдением Яо, который в угоду вашему здоровью не предлагал обратиться к врачу с жалобами на недомогание и многочисленные кошмары, а использовал собственные познания врачевания душевного умиротворения. Чудесно пахли травяные благовония, треск баочжу успокаивал, талисман на счастье и удачу, подаренный Яо, всегда был прижат к сердцу во сне. То, что гложило и ломало подсознание до озноба, сейчас бесследно унесено восточным ветром. — С каждым днём ты выглядишь всё здоровее, ару. Я рад, что этот месяц пошёл тебе на пользу, — зажигающе-улыбчивые искры в глазах Яо плясали восторгом, видя перед собой больше не охваченную необъятным страхом девушку, а как всегда румяную и чистую разумом вас. С секунды подумав, он вновь подал голос. — Знаешь, горы и реки Гуйлиня не знают себе равных в Поднебесной. Мы обязательно с тобой прогуляемся по рисовым террасам в Лунцзи, ару! — Жду с нетерпением. Спасибо, что помог с кошмарами и был рядом, эти секунды для меня бесценны, — протянув руки для ласковых и самых нежных объятий, ваша блаженная улыбка запряталась в одеждах возлюбленного. Дыхание ровное, безмятежное, будто вся жизнь прекратила свой ход, только ваши сердца циркулируют кровь. Вы наконец чувствовали себя в безопасности.Северная Италия
Феличиано чуть ли сам не рыдал, вытирая стекающие по вашему милому личику слезинки. Вы так перепугали его своим криком, что он до сих пор едва заметно дрожал, то и дело вспоминая это. Ко всему прочему, по окну барабанил ливень, его же голосом была молния, которая тоже, в каком-то смысле, смогла напугать бедного итальянца. — Моя милая Т/и, синьорина, пожалуйста, не плачь, этот кошмарный сон обязательно вскоре забудется! — прошептал юноша, заключив вас в свои тёплые и успокаивающие объятия, в которых вы тут же растворились. — Я знаю, Феличиано, знаю, но всё было так реально… До сих пор мурашки по коже! Теперь я понимаю, как я боюсь потерять тебя, и как сильно на самом деле я люблю тебя, Феличиано! — прошептали вы, уткнувшись в шею парня, пока сонмы мерцающих мыслей всё метались и метались в вашей голове, не давая покоя. Италия тут же вздрогнул и, не сумев сдержать себя и этот неясный порыв, неожиданно прошёлся губами по вашим девичьим рукам и вкруг пальцев. В эту самую минуту он готов был заключить в поцелуй ваши пылающие, словно губы, веки и раствориться в этом страхе потери любимого человека. Румянец же, укусивший щёки, покидать вашего раскрасневшегося лица почему-то не торопился… «Я так люблю её, что никогда не предам…» «Я так люблю его, что никогда не позволю беде приблизиться к нему…»Германия
Вы собирались вместе с Людвигом поужинать, вот только ему неожиданно пришлось уехать на работу, из-за чего вы остались абсолютно одни в доме Байльшмидта. Он обещал, что вернётся минимум через час, но этот час растянулся на три, из-за чего вы заснули, ожидая мужчину. Людвиг увидел вас лишь спустя четыре часа, бродящей по саду в одном лишь лёгком ситцевом платье, облепившем ваше тело под дождём. Вы навзрыд рыдали и заламывали руки, совсем словно бы не замечая ничего вокруг. Подбежав к вам, он сначала увёл вас в дом и посадил у камина, а после стал расспрашивать, помогая вам согреться. Вы могли лишь что-то неразборчиво бормотать, то и дело всхлипывая. — Т/и, тебе опять приснился один и тот же кошмар? — осторожно спросил Германия, держа ваши мягкотелые, ломкие и нежные ладони в своих. Вы согласно кивнули, смотря лишь на тлеющие угольки в камине. Тяжело вздохнув, Людвиг обнял вас. Сердце Германии вновь залилось новой волной сожалений, которым не было конца. — Знаешь, подобные кошмары просто не способны сбыться, ведь я страна, Т/и, просто так я не могу умереть. Поэтому, пожалуйста, прекрати понапрасну лить слёзы, — произнёс он, вытирая пальцем горькие слёзы. — Я никогда не покину тебя, я всегда буду рядом, meine Liebe… Стоило вам услышать это, как вы тут же, совсем забыв о том, что полностью намокли под дождём, обняли немца. Просидев так какое-то время, вы стали засыпать в его крепких объятиях. Ночь дождлива и холодна, но вам так тепло в его руках. Он прижал вас ближе, поцеловав почти незаметно в лоб. Вы так были счастливы в эту самую минуту, что тут же посмели забыть о своих страхах и кошмарах.Япония
У Кику ладони тёплые и мягкие, каждое прикосновение к коже вызывает табун мурашек и способно принести покой. Растекающиеся по нежной коже мурашки вместе со страхом — доселе невиданный, пошлый, неправильный, он словно бы отравляет вас — выглядит гораздо более неправильней, чем беспокойство в очах Японии. Хонда успокаивающе гладит вас по голове этой самой ладонью, смотря прямо в ваши блестящие от слёз глаза — в такие пугливые и заплаканные. — Что тебе приснилось, Т/и-чан? — спросил Япония, укрывая вас тёплым одеялом. — М-мы гуляли по поляне, усыпанной цветами, как вдруг н-началась буря, очень сильная… К-Кику, т-ты… ты… Не сумев договорить, вы тут же впали в какое-то отчаяние, став лить непрошенные и обжигающие кожу слёзы. Японии ничего больше не осталось, кроме как уложить вас обратно на футон и хорошенько укрыть одеялом. Он стал поглаживать вас по волосам, шепча на японском слова успокоения. На ваших губах — остатки сна, тающие подобно первому снегу, перед бледным и испуганным взором — грубая до предела реальность и тёплая, заботливая десница японца. Что ещё нужно для счастья?.. — Знаешь, во сне меня преследовали странные трудноуловимые ощущения… — начали вы, не сводя своего взгляда с Кику, который тут же стал вас слушать. — Самым отчётливым из них был холод в груди, который мы чувствуем при расставании. Этот сон был таким смутно знакомым, вот только я не могу вспомнить, когда же нечто подобное я уже видела… Знаешь, Кику, я проснулась в полном изнеможении, словно истерзанная долгими муками. Словно бы ты оставил меня… Я на самом деле так боюсь этого, Кику-кун. Ты же никогда не бросишь меня, верно?.. — Никогда, Т/и-чан, — мягко и коротко улыбнувшись, ответил Япония, обманув вас. — А теперь спи, я буду рядом всю ночь, потому не бойся. — Спасибо…Пруссия
Падение вниз — приземлённость сознания. Но когда приземлённость весит больше шестидесяти килограммов, вы вправе спустить её с небес на землю. — Гилберт, ты очень тяжёлый, задавишь же! — передавленные лёгкие давали возможность лишь шептаться и негодовать на положение. Благословленная ощущениями падения во сне, вы часто судорожно вскакивали и более не смыкали глаз. Поэтому по скромной просьбе обязывали Гилберта сопровождать каждый ваш сон своим присутствием. Недочёт состоял в том, что от сна он отказаться не мог, ведь как только часы пробили час ночи, он фривольно бросал своё тело, как мешок с картошкой, где попало. А попало на вас. — Не сдвинуть, прошу, хотя бы не храпи! Немец может быть милым и тихим, когда захочет спать: лёгкое сопение, переломленные в контакте с вашей грудной клеткой светлые волосы, расслабленные черты лица. Плохое настроение после сна как рукой сняло, и хочется лишь упокоить ладони на макушке парня, прижать ближе, зарыться носом и вдыхать родной запах. — Спасибо, что хотя бы постарался, люблю тебя…