Le laride

      Серхио малодушно полагает, что его жизнь похожа на рай. На идеальный роман, на мечту, на детскую очаровательную сказку, немного наивную, утрированно слащавую, абсолютно нереалистичную. У него есть всё, о чём он только мог мечтать, — прекрасная карьера, сильнейший клуб мира, две взятые Лиги Чемпионов за спиной и — легендарная, невыполнимая, невозможная — третья впереди, надёжные друзья, которые даже умудрились не разнести его дом на последней пьянке, потому что те звуки мартовских котов, ошибочно принятые ими за Тони и Лукаса, принадлежали, на самом деле, Кришу, Иско и Кариму, не поделившим его тщательно запрятанную, но всё же обнаруженную приставку.       Серхио живёт в сказке — по крайней мере, так он считает, стараясь не думать о том, что эту явившуюся реальностью фантазию омрачает. Серхио целует по утрам сонного Ивана в мягкие приоткрытые губы, прежде чем уйти на тренировку, ворчит для проформы, что работающий дистанционно Ракитич оскорбляет его чувства человека, который тоже хочет спать, и бросает уже на пороге, чтобы к его приходу дом был убран, а на столе стоял обед из трёх блюд. Иван разморено фыркает в простынь, сгребая к себе под бок освободившуюся подушку Серхио и заворачиваясь в тёплое одеяло, как гусеница в кокон, чтобы вылупиться только через несколько часов, ну… не прекрасной бабочкой, но Серхио устраивает, лишь бы пиццу одну не ел постоянно и не пил свой быстрорастворимый поганый кофе литрами.       Иван всё ещё пишет ему СМС-ки сотнями — откровенно скучает в четырёх стенах. На работе новых проектов нет, и его начальник, Энрике, по договорённости отправил его на удалённую работу с уменьшением зарплаты, так что теперь Ивану даже на оплату аренды той — тоже весьма не шикарной — квартиры не хватает. Брать деньги Серхио он отказывается наотрез, но и Серхио предлагает больше только потому что так надо. Знает же, что Иван всё равно не возьмёт, да и сам он на его месте, наверное, не согласился бы никогда. Но позволить Ивану жить в том клоповнике, который Ракитич нашёл взамен старого жилья, он тоже не может, поэтому после долгих словесных баталий, дискуссий и горячих споров принятое решение устроить Ивану неделю отдыха у Серхио дома кажется манной небесной.       Жить с Иваном неожиданно легко, даже если не брать в расчёт то, что Серхио и дома-то бывает редко — выездные матчи чемпионата и постоянные тренировки к Лиге, к которой Зизу, кажется, решил загонять их до смерти. Иван встречает его поцелуем, либо глубоким и чувственным, если он приезжает после долгого отсутствия, либо поверхностным, едва заметным, когда он приходит с тренировки и застаёт Иван, сидящего за работой.       Их совместная жизнь похожа на жизнь давно женатой пары — однообразный быт, редкие обеды, когда они одновременно оказываются дома днём, и секс по расписанию, чтобы у Серхио вообще оставались силы вставать на утренние тренировки и заниматься дополнительно в своём тренажёрном. Зидан не простит ему, если он потеряет форму, когда уже через несколько дней первые матчи одной четвёртой Лиги Чемпионов, а за три дня до этого — выездной матч Примеры.       И именно на это Серхио изо всех сил старался не обращать внимания, потому что уже послезавтра ему уезжать в Андалусию, затем в Турин, а неделя их соглашения на отпуск Ивана заканчивается за день до этого.       Завтра.       Иван собирает вещи заранее, чтобы не носиться перед выездом по всему дому, пока Серхио лениво лежит на диване, бесцельно щёлкая каналы на телевизоре, пытаясь найти нормальный фильм. Ракитич ходит туда-сюда, закрывая экран, пытаясь собрать все листы с набросками, которыми дом Рамоса выложен, едва ли не как ковром, потому что рисует Иво почти всегда и везде. — Когда ты вернёшься, ещё раз? — Иван останавливается на несколько секунд, перестав шелестеть своими бумагами, и смотрит на него задумчиво, что-то высчитывая про себя. — Пятого, — Серхио садится удобнее, выпрямляясь на диване, и Иван вдруг опускается коленом между его разведённых бёдер, упирается локтями на спинку по обе стороны от его головы, склоняясь низко, и захватывает его губы в неожиданно собственническом агрессивном поцелуе.       Рамос осторожно обнимает его за пояс, не решаясь притянуть ближе, потому что даже спустя неделю совместной жизни, спустя несколько месяцев их отношений, он впервые видит Ивана таким — почти злым, распалённым, откровенным, кусающим его губы и жёстко обхватывающим его шею, насилующим его рот языком развязно и пошло, не пытающимся спрятать свою силу и желание под маской лукавой покорности. Иван и раньше вёл в постели, для Серхио не было проблемой смена позиций, и он принимал его в себе с такой же страстью и самоотдачей, с какой в другие ночи — брал, но никогда раньше Ракитич не демонстрировал и не стремился к власти так сильно.       Серхио не уверен, готов ли он признать, насколько это его заводит. — Энрике нашёл мне работу. Новый проект. Сложный, но мне нравится. Правда, придётся уехать для этого в Виго, — Серхио открывает рот, чтобы уточнить, как долго Иво планирует отсутствовать, но Иван, прервав его быстрее, вновь целует его глубоко, почти отчаянно, и прокусывает губу до крови, заставляя его недовольно промычать. — На неделю или полторы, не знаю, как получится. Хотел бы вернуться к твоему приезду, но, честно говоря, боюсь, даже к домашним матчам не успею. — Ты меня на удачу выебать решил перед отъездом?       Серхио едва успевает вставить несколько слов на выдохе, прежде чем Иван, стиснув ладонями его плечи, не дёргает его выше, протаскивая по спинке дивана, и не прижимается вплотную, давая почувствовать свой твёрдый член под тонкими домашними штанами. Рамос почти задыхается, лишённый волей Ивана возможности наполнить горящие лёгкие кислородом, и это будто подталкивает его действовать активнее — он стискивает руками ягодицы Ракитича, грубо сминает пальцами упругую плоть, наверняка оставляя на тонкой светлой коже тёмные следы. Он никогда не расскажет Ивану, как надеется, что эти маленькие синяки останутся хотя бы бледными тенями до их следующей встречи, чтобы Серхио мог, прижав Ивана к постели, долго и тщательно выцеловывать каждый из них, принося свои запоздалые излишние извинения. — Мы не увидимся полторы недели, а потом у тебя будет Лига Чемпионов, и Зидан наверняка загоняет тебя тренировками, да и на матчи Ла Лиги он вряд ли своего незаменимого капитана отпустит, так что секса нам не видать ещё долго. Предпочитаю наверстать упущенное заранее, — Иван тараторит так быстро, что его усилившийся акцент — невнятная смесь всех пяти языков — почти мешает Серхио понимать его. Он давит пальцами на подбородок Рамоса, заставляя запрокинуть голову, и захватывает губами кожу на шее, рядом с неровной линией тёмной короткой бороды, в самом чувствительном месте, выбивая из Серхио до крайности непристойные стоны. — Как тебе такой план? — Прекрасный план, — он дышит лихорадочно, поверхностно, чувствуя горячечные отрывистые поцелуи на резко вздымающейся обнажённой груди, жадные укусы опасно близко к твёрдым болезненно чувствительным соскам, и откидывает голову на спинку, боясь, что если опустит взгляд, тут же получит остановку сердца. — Есть ещё предложения?       Иван отрывается от оставления цепочки влажных поцелуев вдоль рельефа грудных мышц, чтобы посмотреть ему в глаза своими — совершенно сумасшедшими, невозможными, голодными, с искрящейся ядовитой изумрудной ртутью тончайшей радужкой вокруг огромных зрачков. Серхио уверен, что в этом есть какая-то своя магия, не может не быть, потому что он, не способный оторваться, заворожённый, не желает даже моргать, чтобы не пропустить ни одной вспыхнувшей в них искры. Иван очерчивает кончиками пальцев его мягкие влажные губы, опуская взгляд на них, и шепчет: — Отсоси мне.

***

      «Напиши, как долетишь, или пусть патологоанатом разобьёт твой телефон, и ты заберёшь наш маленький секрет с собой в могилу».       Лететь до Виго всего час — плюс-минус минут тридцать на взлёт и посадку, но традиции, заведённые постоянными перелётами и переездами Серхио, поддерживать надо. Иван беззвучно фыркает, быстро набирая в ответ, что он лично выбросит телефон из запасного выхода, если они начнут падать, и включает полётный режим, пока их небольшой турбовинтовой самолёт выруливает на взлётную полосу. — Всё с мужиком со своим переписываешься? — тактичностью Рикардо, его ближайший друг и коллега, привалившийся к его плечу и беспардонно рассматривающий, чем он там занимается, не отличается от слова совсем, но и любили его не за это. — Расскажи хоть, как его зовут? Мы переживаем, в чьи руки отдаём задницу нашего Иванко, — Иван молча закатывает глаза, не в состоянии спрятать выдающую его улыбку в уголках губ, и отрицательно качает головой. Отказывать Родригесу дело бесполезное и малоперспективное, но каждый раз забавное — не обладая от рождения совестью и, видимо, упав в чан с наглостью, Рико, помимо прочего, обладает удивительной находчивостью и изворотливостью, когда хочет чего-то добиться. — Франс.       Франсиска, их дизайнер интерьеров, важно кивает, не отрываясь от своей книги, твёрдо вознамерившаяся прикончить оставшиеся главы за время перелёта и заранее предупредившая, что она их знать не знает и видеть не видит. — Вот, даже Франс согласна. Так как зовут этого сладкого пирожочка, на которого ты нас променял? — Рикардо отвратительно пошло поигрывает бровями, и Иван, не выдержав, с силой бьёт по затылку, заходясь смехом. — Отлично, я за него переживаю, а он мне подзатыльники. Тебя уважению к старшим вообще не учили, Ракета? — Дева Мария, ты же не отстанешь, да? — Иван трёт лицо ладонями, пряча широкую насмешливую улыбку. Самолёт гудит и вздрагивает, отрываясь от полосы, за маленьким иллюминатором мелькают лоскутные обрывки слепяще яркой лазури, Франсиска легко толкает его стопой в голень, прося перестать шуметь, и всё это внезапно слишком нормально для погрязшего в том, что не может происходить, Ракитича. — Нет, поэтому говори, пока я хороший полицейский, — Рико вскидывает голову, полностью довольный собой, и смотрит на него пристально, выжидающе, не давая ни малейшего шанса отвертеться. — А это хороший? Прости, я, кажется, не заметил разницы с плохим, — Иван ухмыляется, отвечая ему таким же прямым и открытым взглядом, заслуживая одобрительный кивок Родригеса. — У нас недостаток кадров, приходится совмещать. Так что? Как зовут того, кто украл твоё сердечко? — Родригес, хватит вести себя как озабоченная девочка-подросток, — Франсиска кашляет в кулак, пытаясь замаскировать смешок на его ворчание, но сам Рикардо даже не реагирует, продолжая сверлить его взглядом всё так же настойчиво. — Он не крал моё сердечко, господи, мы даже… ну, не в отношениях толком. — Иванко, мне глубоко похеру, как вы там это называете, — Рико кладёт тяжёлую ладонь на его плечо, чуть хмурясь, будто желая донести всю серьёзность своих мыслей, — я-то знаю, что когда люди уже съехались и постоянно трахаются, судя по твоей шее многострадальной, это какие-никакие, но отношения. Так как зовут этого недобитого кровососа? — Серхио. Его зовут Серхио, доволен? Фотки не покажу, у меня их нет, — Иван бессовестно врёт, глядя ему в глаза, и краснеет только едва-едва от смущения, когда его личную жизнь обсуждают так открыто. Он бы и на заставку в телефоне поставил их общую дурацкую фотографию, где Ракитич ржёт над свалившимся в бассейн Серхио, как раз под ту, с блаугранас, что стоит на экране блокировки из особенных ехидных соображений, да даже это уже слишком многое, и он не может позволить себе так рисковать. — Хорошо, — Рикардо подозрительно тянет, пытаясь понять, есть ли истина в словах Ивана. — Серхио в Испании, как Иванов в Хорватии. А фамилия у этого Серхио есть? — Гарсия. Доволен? — в конце концов, это даже не совсем ложь. По крайней мере, Иван полагает, раз Родригес не уточнил, какая фамилия его интересует, он вполне вправе назвать вторую и… умолчать о той, которая сияет в свете стадионных софитов на спине над золотой четвёркой. — Серхио Гарсия? — Рико изгибает одну бровь, а Иван гадко хихикает про себя — ситуацию для дотошного Родригеса выданная информация ничуть не улучшила. — И кем он работает? — Он… — Иван впервые задумывается, а что сказать? Он мог бы продолжать врать и дальше, но в нём внезапно вспыхивает едкими искрами какое-то ехидное безрассудство и острое желание пройти по самому краю, когда до раскрытия их главной тайны останется только перешагнуть последний рубеж, и Иван, прикусив губу, чтобы спрятать по-детски широкую насмешливую улыбку, выдыхает. — Капитан. — Капитан? — если Рикардо скривит брови лицо сильнее, у него треснет лицо, Ракитич клясться готов. — Капитан чего? Полиции? Корабля? — Да, полиции, — Иван искренне надеется, что по его лицу сейчас нельзя прочесть, насколько сильно его распирает изнутри смех, потому что он прикладывает все свои усилия и актёрское мастерство, чтобы не выдать себя. — В Мадриде. У него там отделение… небольшое, и пара ребят хороших. Мы весьма неплохо общаемся. — Серхио Гарсия, капитан полиции? — Рикардо всё ещё скептичен, будто чувствует подвох, чувствует обман и недомолвки в словах Ивана, но он широко улыбается и довольно кивает, отворачиваясь к иллюминатору. — И всё? — А тебе что-то ещё надо? Семейное древо? Справку от врача? Выписку из трудовой книжки? — Франсиска ещё раз подпинывает Ивана несильно, призывая к спокойствию и отдыху перед долгой и трудной работой, раз уж они не заняты обсуждением чего-то важного. — Я собираюсь поспать, потому что на месте нам Франс даже вздохнуть свободно не даст, помяни моё слово. Тебе тоже советую.       Родригес безразлично пожимает плечами, удовлетворив своё любопытство, и сползает в своём кресле, устраиваясь удобнее, чтобы его «старые кости» не покинули его организм к концу полёта. Иван приваливается к иллюминатору, закрывая глаза, и думая только о работе, чтобы не допускать проскальзывающих в голову воспоминаний о последнем вечере, проведённом с Серхио. Франс довольно улыбается, наконец-то погружаясь в чтение, и думая, что да, Иван прав — покоя в Виго она им не даст.