Новая история жнеца Уилла, или Одно вынужденное воскрешение

      Уильям Ти Спирс, начальник третьего отдела Лондонского Департамента корпорации «Несущие смерть», ввалился в свой кабинет кубарем. Откуда он упал, осталось для него загадкой. Пытаясь затормозить, как-то уберечь себя от падения, он выставлял вперёд руки, но тело продолжало двигаться с какой-то невероятной инерцией: после целой вечности неподвижности лёгкое скольжение превратилось в высокую скорость здесь, в Департаменте.       В результате Уилл со всё ещё окровавленной рукой влетел в многострадальный стеллаж напротив рабочего стола, задев бедром угол последнего. Стеллаж был надёжно закреплён на стене, но часть красных папок и содержимое заветной полочки посыпалось на упавшего Уильяма.       Ставшая в последнее время очень внимательной, вбежала секретарь и заохала, увидев Уильяма на полу. Она кинулась помогать, пытаясь перелезть через завал, причитая и суетясь. Уилл понял, что надо остановить это безобразие:       — Мисс Смит, прошу вас, не волнуйтесь — всего лишь неудачный выход из телепортации. Приготовьте мне, пожалуйста, ещё чашечку венецианского кофе, прошу вас. Если мне нужна будет помощь, я позову вас.       Уилл сам поразился количеству слов в фразе — он понял откуда берутся удивлённые взгляды коллег.       Жнец выбрался из-под завала. Стал разбирать папки — надо было расставить всё по местам. Это дело он не доверил бы и близкому другу, не то что секретарю. Любовно протирая каждую книгу, он поймал себя на том, что уже подзабыл, что именно в них так грело его.       Открыв одну из последних подшивок, он стал перечитывать. Речь шла о весьма запутанном и кровавом деле в Америке: расовые предрассудки, закон, наркотики переплелись в нём почти мистическим образом не только благодаря непоследовательности людей, но и по воле богатой фантазии диспетчера.       Уилл фыркнул — некоторые вещи были настолько нелогичны и притянуты, но так филигранно выписаны, что сейчас жнец удивлялся, как он пропустил такой бред, приняв его за отчёт. Единственное, что удавалось Легендарному Диспетчеру — сочувствие к своим клиентам, а вот мотивационная и доказательная сферы явно страдали у Сатклиффа.       Где-то посмеиваясь, где-то — возмущаясь, Спирс вчитывался в дело и даже позабыл об уборке. Секретарь принесла чашечку кофе, жалобно посмотрев на оставшийся беспорядок. Она прекрасно понимала, что шеф не будет рад её помощи и может опять превратиться в грозного тирана. Поставив маленькую чашечку на журнальный столик, возле которого расположился в кресле мистер Ти Спирс, она тихонько, чтобы не тревожить увлёкшегося чтением жнеца, удалилась.       На 258 странице отчёт диспетчера почему-то из жанра политического детектива плавно перешёл в мистико-эзотерическое повествование. Сатклифф, упиваясь подробностями, живописал место, которое получило в народе название Долины Смерти*.       Уильям впился глазами в текст — судя по описанию, это и было место его вечного заключения, его неподвижности и отсутствия во времени. Горы, пески, палящий зной, холодные ночи. И умирающие люди, которые дали этой долине такое патетическое название.       Уильям продолжил чтение — конечно же, Сатклифф и не подумал обращаться к историческим, культурным источникам. Он просто ломанулся туда и через пару страниц с вдохновением поэта описывал унылый пейзаж. Он ссылался на американских жнецов, в рядах которых наблюдались потомки местных богов, обладавших, видимо, не менее богатой, чем у диспетчера, фантазией.       Читая описание высохшего озера, которое так поразило воображение Сатклиффа, он заволновался — теперь он знал, что проживал жизнь одного из… камней!       Уилл отложил книгу. Увидев чашечку кофе, он, отпив глоток, всё-таки вынужден был признать за Греллем талант увлекать.       Еще раз просмотрев запись о Долине Смерти, Ти Спирс пообещал себе позже разобраться. А пока занялся тем, что расставил все книги.       Когда очередь дошла до картины, он улыбнулся — она показалась ему бездарной, как та яркая и крикливая музыка. Да, Греллю бы понравилось в клубе, но там совсем не понравилось Уильяму.       Сейчас, когда он успел создать целый культ вокруг Грелля, надо признать, что общаться с диспетчером было крайне трудно — их вкусы, цели, мироощущение очень отличались. Наибольшего накала их конфликты достигли тогда, когда они оказались в отношениях управления-подчинения. Вряд ли бы Грелль смог стать хорошим организатором, но и подчиняться он не любил. Тем более, что в плане таланта весьма превосходил Уильяма. Уилл вспоминал без всякого сожаления, как о некоем факте. И без чувства вины — пора было простить и себе, и сумасбродному диспетчеру всё, что было больше века назад.       Ещё раз взглянув на картину, Уильям отложил её на край стола — спросит у мисс Смит: может, кому в отделе это пригодится. Или выкинет — он решит это попозже.       На полу всё ещё оставался один предмет, который требовал его внимания. Уилл, копаясь в романтичном словаре девушки из Венеции, в энциклопедических знаниях отлично образованного советского еврея подыскивал название своим смутным чувствам, когда он смотрел на этот предмет. Что-то про смирение, про грусть и про боль. Ту самую, в которой таились «не понял, не оценил, не сказал». Теперь всё это таяло, как оставшийся наст под апрельским тёплым солнцем. Сжечь как остальные?       Уилл нагнулся, поднял конверт и пристально вгляделся в витиеватый почерк Грелля — да, под всеми эти слоями лежала любовь. Не та любовь, о которой принято петь, не та, что заставляет создавать семьи и абсолютно не та, что толкает на необдуманные поступки, самоубийства. А та любовь, что сближает друзей, что греет чужих друг другу людей, соединённых общим разговором, делом, знающих, что это не навсегда. Та, которая дарит ощущения нужности и принятости на короткий срок, которая кормит доверием и позволяет доверять миру. Она не про одного человека, но получив её однажды, ты начинаешь любить весь мир. Именно она спряталась там, внутри конверта.       Уилл провёл подушечками указательного и большого пальцев по краю конверта, приоткрыв его. Он ожидал увидеть чистый белый лист, который всегда лежал там, но что-то переменилось — исписанное мелким красивым почерком, в конверте лежало полноценное письмо.       Нетерпеливо проникнув пальцами в нежно шелестящий конверт, Уилл вдруг понял, что плёнка вылетает прямо из него. Он завороженно следил, как плёнка ласково, подобно змее, оплетает его запястье, локоть, предплечье, и не желал противостоять ей, пока другие кольца уже свивались вокруг его груди и горла.

***

      Он оказался в своём же кабинете. Ну почти. Он помнил, что примерно так выглядел его кабинет порядка полутора веков назад. Конечно, аквариума нет, нет и стеллажа с красными книжками. Стоит его старая лампа с зелёным абажуром. На столе порядок, лежит любимое перо, которым он пользуется до сих пор, когда пишет свои бумаги, и стоит хрустальная чернильница, которая разбилась с десяток лет назад.       Он видит себя как бы чуть со стороны сидящим за своим рабочим столом. Вот Уильям склонился над бумагой, шипит, ругается — конечно же, отчёт расписан цветными чернилами, время от времени пестреют художественные кляксы, нарисованы забавные рожицы, бабочки, лианы, узоры и даже пресловутые сердечки. Уилл такого даже за Сатклиффом припомнить не мог, и Уильям за столом водит пальцем по строчкам, чтобы не сбиться в этом обилии украшений.       За дверью раздаётся дробный стук каблучков. Конечно же, можно было бы подумать, что это мисс Смит несёт кофе, но сердце Уилла предательски замирает — эту походку он узнаёт мгновенно.       Уильям за столом тоже поднимает голову и успевает скептически вздёрнуть бровь, когда в кабинет врывается Алая Смерть. Грелль выглядит отлично, но каким-то гипертрофированно красивым — опять где-то оставил пиджак, рубашка, которую сдерживают штрипки и элегантный жилет, вычурно обильная, вылезает складками ткани, образуя воланы, украшение на бедре поблёскивает каменьями.       Абсолютно не обратив внимание на выражение лица Уильяма, этот Грелль, весь светясь, плюхается в кресло:       — Уилли, а что за дверьми нашего Департамента? Ты знаешь? Ты был там? ** — вопросы сыплются из него, как из рога изобилия, не давая Уильяму и рта раскрыть. Уилл, вспоминая этот случай, помнит своё глухое раздражение и желание ударить. Этот же Уильям как-то подозрительно спокоен. Его маска сохраняется, он просто смотрит на Сатклиффа.       — Ну Уилли, пойдём, посмотрим! — Грелль уже перебрал с десяток вариантов и практически свесился с подлокотника кресла в сторону Уильяма.       — Диспетчер Сатклифф, — говорит Уильям медленно, холодно и спокойно, — я проверяю вашу работу. Когда проверю, мы сможем посмотреть.       Уилл недоумевает — Уильям обещал что-то Сатклиффу? Грелль заливается краской, заглядывает немного виновато за плечо начальника на свою же работу.       — Ой, — произносит он и опять откидывается на спинку. Несколько минут он даже сидит тихо, а Уильям его не прогоняет почему-то, но долго это не может продолжаться.       — Пойдём хоть на землю, погуляем. Там сейчас знаешь как красиво!       — Ты можешь погулять без меня, у меня много работы, — отрезает Уильям, не теряя спокойствия.       Грелль ждёт ещё какое-то время, потом выпархивает из кабинета.       Привычная Уиллу работа продолжается. Он даже не смотрит на действия своего двойника. Следует за ним во время жатвы, вспоминая навыки и радуясь тому, как ловко и быстро Уильям собирает плёнки секатором. Но этот, другой Уильям, не спешит возвращаться в кабинет — после каждого дела он прогуливается по улицам, здоровается с жнецами при исполнении. До Уилла доходит, что Уильям ищет Грелля.       В какой-то момент он даже встречает мальчишку-графа — того самого, с которым когда-то провалился Грелль. Маленький человечек опять чем-то недоволен, помыкает своим ручным демоном. Привычный озноб неприязни проходит по позвоночнику Уилла, его двойник с ним солидарен. Мальчишка высокомерно жалуется Уильяму на несусветное чучело — Грелля Сатклиффа, который успел напортачить в поместье похуже его слуг, на что жнец лишь интересуется, а что его подчиненный вообще забыл в поместье.       Уильям заходит в магазинчик с книгами. Выбирает несколько интересных, на ярмарке он покупает конфеты и немного продуктов. В уютной лавке Уильям берёт пару бутылок ароматного сухого французского вина. И по-прежнему не стремится вернуться в Департамент.       Наняв кэб, Уильям направляет его на Пэлл-Мэлл***. Для Уилла это поведение удивительно — в книге у Уильяма пока затишье, и даже в фешенебельном районе не предполагается никаких смертей.       Кэб останавливается около шикарного здания, Уильям выходит и поднимается на этаж. Квартира, куда он заходит, подобно человеку, открыв дверь ключом, огромная и обставлена со вкусом. В ней много деревянных поверхностей, украшенных неброской плавной резьбой. Уилла охватывает приятное ощущение стабильности и уюта — он чувствует себя дома.       Уильям уверенно идёт к продуктовому шкафу, расставляет лакомства и направляется в кабинет. Конечно же, работа ждёт его и там: на столе лежит несколько знакомых папочек из Департамента. На конторке около стены плавно покачивается раскрытая зафиксрованная плёнка жизни. Большую часть стен украшают добротные и изящные стеллажи с книгами.       Уильям, взяв какую-то бумагу со стола, закатывает глаза, чуть улыбнувшись — это внушительный счёт с Бонд-Стрит.       Вдруг Уильям начинает хмуриться: его рабочее кресло подозрительно блестит жирным в области подлокотников и немного — сиденья. Следы от пирожных обнаруживаются также на столе и на новеньком отчёте мистера Сатклиффа, лежащем ровно посередине. Часть отчёта так же, как и содержание одной из папок залито чернилами из опрокинувшейся чернильницы — зачем только было её доставать из набора?       Уильям, кипя негодованием, ворча и бурча, направляется на кухню. Решительно осмотрев арсенал уборочных средств, он уходит в гардеробную. Конечно же, там царит полный бардак: ищите Сатклиффа! Вещи Грелля находятся на всех поверхностях в этой комнате: и на кресле, и на тумбочке около зеркала, и висящими на ручке платяного шкафа и даже на полу. Но более всего их на небольшом трюмо и банкетке около него.       Сатклифф явно куда-то очень торопился — некоторые тюбики и коробочка с пудрой остались не закрытыми — в комнате ощущается лёгкий сладковатый аромат косметики.       Уильям аккуратно снимает костюм, и, ворча, подбирает вещи Сатклиффа. Оставшись в домашней рубашке, Уильям недовольно, но быстро и ловко, приводит в порядок рабочее место. Любовно выкладывает книжки в гостиной, проверят отчёт диспетчера, попутно переписывая его начисто, оставляя пробелы. Всячески занят, но при этом всё время поглядывает на часы.       Через некоторое время в замке слышится скрежет ключа. Уильям поднимает глаза, Уилл уже догадывается, кто сейчас войдёт. Он предвкушает сцену, которая должна вот-вот произойти в этой параллельной реальности. Под шуршание открывающейся двери он представляет себе виноватые глаза Сатклиффа, запах его духов, смешивающийся с запахом других мужчин, представлял себе ярость Уильяма, его ревность, которая уже сейчас начинала душить самого Уилла. Он видит истерику, видит призванный в гневе секатор — его руки чешутся призвать его сейчас, до того, как диспетчер войдёт в квартиру.       — Ты опять наведывался в Сохо? — ледяным тоном произносит Уильям, когда Грелль входит в квартиру.       — Ой, Уилли, ты всё-таки решился сегодня переночевать здесь! — радуется Сатклифф, — Я не надеялся тебя увидеть… Нет-нет, сегодня я был в Ковент-Гарден. Давали Отелло, жалко, что ты не пошёл — тебе бы понравилось. Они пригласили на сцену настоящих негров! Так неожиданно, очень современно, странно для такой сцены — как только цензура пропустила…       Грелль щебечет, снимая дорогой макинтош, под ним обнаруживается немного экстравагантный богатый брючный костюм, щегольски украшенный традиционной цепочкой по бедру и французским шейным платком со множеством воланов. Уильям подозрительно молчит, и Уилл отводит взгляд от изящного Грелля, чтобы разобраться, что происходит. Похоже, что Уильям тоже просто любуется.       — Скажи мне, душа моя, что ты мне устроил на столе? И зачем наведывался к графу? — голос Уильяма всё так же выдаёт его раздражение.       — А это… — вот теперь у Сатклиффа появляется искомый виноватый вид, — ну… я подумал, что Себастьянчик… — с каждым словом Грелль всё больше мнётся и розовеет, — ну, в общем, хотел узнать, что этот демон хочет от мальчишки, — выпалив одним духом, он окончательно смутился, виновато поглядывая на Спирса.       — Ну-ну, — скептически тянет Уильям, нахмурив брови, — есть много других способов, ты не хуже меня знаешь. — Он высокомерно поправляет очки и, выпрямив спину, удаляется в сторону кухни.       — Уилли, послушай, — Грелль бежит за ним, — прости меня, Уилли, я знаю, ты его на дух не переносишь. Но ты же знаешь мою специализацию, мне просто очень интересно. Он какой-то нестандартный демон. Прости, Уилличка. Я больше не буду. И стол твой в порядок приведу.       — Я уже привёл в порядок, иначе бы работать не смог, — бурчит Уильям, по-прежнему не глядя на Грелля.       — Уилли, прекрати же, я ведь попросил прощения, да и ты сегодня в город со мной отказался идти вроде, — немного задумчиво говорит Грелль, любуясь своим отражением в хрустальной дверце шкафчика.       — Я передумал. Искал тебя, — тихо говорит Уильям. Для Уилла странно, что здесь Уильям говорит с Сатклиффом откровенно, местами оправдываясь, объясняя свои поступки. Он привык к иному поведению: никому не показывать своих эмоций, держать в себе мотивы поступков и уж тем более не говорить о них в присутствии такого болтуна, как Грелль.       — Давай я приготовлю ужин — ведь наверняка же ничего не ел с утра, да? — как-то очень по-домашнему, нормальным мужским голосом говорит Грелль.       — Тебе стоит переодеться — запачкаешь свой новый костюм, — всё так же высокомерно и нравоучительно произносит Уильям, повернувшись к диспетчеру вполоборота.       — Уилли, ты больше не обижаешься на меня, правда? — заискивающе смотрит в глаза начальнику Алый.       — Иди, мойся, — мрачно отрезает Уильям.       — Я пойду, а потом приготовлю ужин. Но сначала скажи, что ты прощаешь меня, пожалуйста — нежно, как у ребёнка, просит Сатклифф.       — Всё в порядке, я простил, иди уже! — похоже, Уильям рад настойчивости диспетчера.       Наблюдать вечер этих других Грелля и Уильяма неожиданно приятно и очень интимно: как будто-то кто-то осветил для Уильяма Ти Спирса лучшие его фантазии. Он пытается корить себя за гордость, жестокость и строгость, но здесь это не имеет ни малейшего значения.       Другой Уилл растапливает камин в гостиной и устраивается с новенькой книжкой. Поэтому время подумать, понаблюдать у Уильяма предостаточно. Но мысли текут вяло, Уилл, скорее, наслаждался этой атмосферой комфорта и доверия. Другой Грелль, что-то неразличимое напевая, шуршит на кухне.       Эти другие Уилл и Грелль за ужином пьют вино, почти весело обсуждают Департамент. Уильям открыто рассказывает о количестве дел, Грелль — о демонах и сложных заданиях, по которым он специализируется. Они спорят о поступках знакомых обоим людей и делятся впечатлениями о новых историях на плёнке.       Во время ужина несколько раз Грелль порывается поднять голос, а Уильям на некоторых вопросах леденеет, но оба собеседника быстро обходят такие темы. Эта социальная ловкость удивляет Уильяма.       Не прерывая беседы, оба переходят в гостиную и привычно устраиваются в креслах у камина. Они смотрятся очень уютно в своих домашних халатах, элегантных домашних туфлях, потягивая чай. Грелль ворчит что-то о вреде кофе и алкоголя на ночь, Уильям дразнит его, намекая на незнание физиологии жнеца.       Вечер длится и длится под разговоры о книгах, театре, количестве смертей, анализе и расследованиях: жнецы не спешат его закончить. Грелль всё чаще зевает, но держится: его томно прикрытые глаза слипаются, время от времени он замолкает и Уильям с улыбкой наблюдает борьбу диспетчера со сном.       — Пора спать, Грелль, — из-под полуопущенных век Уильям смотрит лукаво и ласково.       — Мы так редко сейчас сюда выбираемся, я не хочу, — капризно тянет Алый и предательски зевает.       — В нашем распоряжении вечность, — тихо почти смеётся Уильям.       — Ещё чуть-чуть, Уилличка, прошу, — чуть слышно мурлыкает Сатклифф.       — Пойдём, я провожу тебя, — Уильям встаёт и протягивает руку. Диспетчер передаёт ему изящную чайную пару и нехотя поднимается тоже. Утыкается лбом куда-то в ключицу собеседника. Обнимает и получает крепкие объятия в ответ: Уильям легонько баюкает его. Касается губами макушки — совсем незаметно, без причмокивания, не меняя выражения лица, умиротворённо.       — Увидимся утром? — поднимает глаза Грелль, не разжимая объятий.       — Если не проспишь, — обещает Уильям. — Я отнесу посуду и вызову завтра Нелли.       Удовлетворённый ответом, Сатклифф направляется вглубь квартиры, а Уилл с нетерпением ждёт развязки: ему интересно, почему Уильям не пошёл следом. Уилл чувствует себя обнажённым нервом — почему же Уильям бездействует, ведь Алый так близко, так доверяет.       Уильям же, правда отнеся посуду, оставшуюся от ужина в столовой, возвращается в кабинет и берёт подшитое дело. В движениях нет скованности, он расслаблен и чуть улыбается. Идёт в спальню, но, видимо, это другая спальная — на кровати нет никого, только белоснежное бельё. Уильям, не снимая халата забирается в постель и опять читает выбранный документ. Забыв о времени, он правит что-то карандашом, сидя на кровати.       В комнату входит, позёвывая, Грелль в своём небрежно распахнутом вишнёвом халате, босиком. Из-под пол халата проглядывает обычная мужская пижама:       — Опять не спишь? — бормочет он, — Скрип твоего карандаша весь дом перебудить может.       Уилл недовольно хмурится, но не сопротивляется тому, что Грелль залезает в кровать. Сатклифф, продолжая бурчать что-то про трудоголизм, отбирает у Уильяма карандаш и, перевалившись через него, кладёт на тумбочку.       — Так ведь завтра доклад же, — немного растерянно говорит Уильям, — надо поработать.       — В нашем распоряжении вечность, — чуть улыбнувшись, возвращает Ти Спирсу Грелль. Уильям улыбается и откладывает отчёт. Выключает свет и крепко прижимает к себе друга.       Они засыпают вместе.