Исполнитель

В клубе качает песня Глеба, от чего девушка сразу же усмехается. Ей всего двадцать один год, но она далеко не проста, как её одногодки. Да и те, кто перед ней сидит, не являются ангелами во плоти. После того, как агент обрисовывает всю сложившую ситуацию и убеждает, что это не шутка, она ожидает реакции парня. Он долго смотрит на неё, ища подсказку на свои ответы. — Как тебя зовут? — Глеб вглядывается в стального цвета глаза, в которых пляшут бесенята. Сероглазая задумывается, размышляя, как ей представиться. Всё для её образа уже готово. Образа его девушки. — Никилин. — Настоящее имя-то хоть? — усмехнулся Игорь. — Ага, — по виду Никилин становится понятно: ничего подобного — и видно, что правду говорить она не собирается. — Так мы теперь парень и девушка, — коряво усмехается Глеб, на что она только криво улыбается и кивает. — Нет, — Антон всплеснул руками кверху, — так ещё девушки к тебе в подружки не набивались. За что моментально получил убийственный взгляд агента. — Если вы думаете, что мне так хочется оберегать надменного, самоуверенного, пафосного засранца, то вы ошиблись, — залпом допив то, что было в стакане, Никилин встаёт, отсолютовывает парням и выходит из помещения клуба. — А она огонь, — комментирует Антон. — Смотри, услышит — пистолет наставит, — Голубин открыто издевается. — Ну, да, ей же тебя назначали оберегать, как курица свое яйцо. — Ага, яйцо Глеб, — съехидничал Бульвар. Спустя две недели — Давай быстрее, — в голосе певца мелькает раздражительность. Хотя почему мелькает? Он ее не скрывает, Никилин раздражает его своим поведением, характером, надменностью в голосе, да вообще всем. Наверно, потому что похожа на него. — И оденься прилично, а не как ты обычно ходишь, — Антон, который сидит в студии, видит, как девушка сжимает кулаки, видит, как прикусывает губу, чтобы не нахамить в ответ. Отношения у этих двоих не складываются, а им ещё влюбленную пару играть. Они же поубивают друг друга. Ника тихо заходит в ванную и бесшумно закрывает дверь, только чтобы не показывать, как её бесит Глеб, а так бы она просто снесла это чёртову дверь, эту чёртову квартиру и самого исполнителя к чёрту отправила бы. Конечно, она отдувается за то, что натворила, но никто не предупреждал, что ей попадётся такой несносный урод. — Платье или джинсы? — бормочет самой себе девушка. Конечно, джинсы, оружие же нужно прятать куда-то, а с платьем такое особо не выйдет. Мешковатая толстовка, и джинсы чёрные. В джинсы девушка прячет пистолет — немецкий Хаклер и Кох. Наверно, единственный, что помещался, если класть его между голым телом и черными обтягивающими джинсами с высокой талией. Волосы Никилин прячет под капюшон и достаёт чёрный платок с белыми надписями /fuck/. Завязывает его сзади и надевает на лицо, заслонив рот и нос, как с помощью маски. Остаётся только макияж, но ей лень это делать. Из-за бледной кожи девушке требуется лишь немного теней. Достав тёмные с блестками, она легко наносит их одним касанием, и всё. Никакой тебе тоналки, консилеров и подобной хрени, что обычно наносили тоннами на лицо. Обычная белая матовая помада, и девушка в зеркале, смотрящая на Никилин, ничуть не похожа на неё. Только глаза выдают ту самую девочку из Санкт-Петербурга, ненавидевшую этот мир и скрывавшуюся за маской безразличия, которой присуще была надменность. Так же тихо она выходит из ванной, встаёт около парней, показывая своим видом, что готова тащить свою пятую точку на концерт её «много уважаемого парня» и слушать его бред с бурными аплодисментами. — А ты, оказывается, человеком можешь быть, — комментирует Глеб. — Пошёл ты, — огрызается Никилин и покидает студию со словами, которые никто не слышит: — Да чтобы ты помер раньше, чем я закончу это дело!