Исполнитель

— Адреналин, — командует сосредоточенный голос. — Мы его теряем, — откликается анестезиолог. — Вы не слышали меня? Оглохли, что ли?! Я, блядь, сказала: адреналин, вашу мать, дайте мне! — срывается на крик девушка; да, ей всего 21 год, но она стала успешна в спасении жизней, да и неважно, на какой площадке, каким способом. Сейчас просто более гуманным, что ли. Ей подают шприц, и она аккуратно вводит его в сердце человека, лежащего на операционном столе, но аппаратура не отвечает, все хранят молчание. Но и первокурсникам ясно — это смерть. И что самое комичное — она биологическая. Почему комичное? Да потому что человек, что лежал на столе, был самым простым случаем, но не всегда всё идёт по плану. Это ошибка врача, только не тех, кто оперировал, а тех, кто готовил к операции: никто не знал об аллергии на некоторые аппараты. Мёртвую тишину разрушает лязг скальпеля об пол. Хирург выходит из помещения, перед глазами пелена. Это её первая смерть, ну, на операционном столе. Хотя кому она врёт? Она всегда трудно переживала чью-то смерть. Всегда. Никилин выходит из здания, из-под лёгкой куртки развивается кровавый халат. Люди оборачиваются на неё, а она вся в крови, хоть это и не видно из-под куртки, но она это чувствует. От этого становится противно. Хочется к чертям сорвать эту одежду, сесть на пол и закричать во весь голос. Почему? Психика, она была сломана у неё, внутри она выжженная, сгоревшая, растоптанная , но знаете, она так хотела жить, и она жила, жила и, кто бы что ни говорил, готова была бросить вызов своим проблемам. Как не хочется домой, просто хочется поездить по дорогам и никогда не возвращаться. Ей одиноко, а одиночество может быть привлекательным, а может быть самым ужасным чувством, что вы испытывали. Садясь в метро, она так жалеет, что у неё теперь нет машины. Снова домой, снова слушать музыку и заново жить. На телефоне высвечивается напоминание с довольно смешным текстом: Тебе к 10 надо быть в ****, учти, врач-дурочка, если ты сейчас не начнёшь звонить Кире и ныть, что ничего не можешь, пойдёшь как замухрышка — бомж, короче. Рассмеявшись над собственным текстом, Ника принялась звонить судмедэксперту. *** Глеб вместе с командой быстро переносил аппаратуру в машину, под общий мат парни всё-таки донесли в целости технику, каждый думал о предстоящим концерте, а за ним — вечеринка. Каждый кого-то пригласил, ну, это полузакрытая вечеринка. Так что можно будет встретить довольно известных личностей. Правда, Глеба это мало волновало, если не сказать, что совсем. *** — Кира, ну, зачем мне каблуки? Я же даже ходить на них толком не могу, — простонала девушка, смотрясь в зеркало. — Ну да, ну да. Я всё помню, как кто-то пьяный отжигал на каблуках, — судмедэксперт хитро посмотрела на подругу. — Ну, я иду не на пресс-конференцию, а на концерт, и, чёрт, мне 21, а не 35, — девушка начала скидывать каблуки и надевать чёрные конверсы. Кира покачала головой, смотря на Нику. — Тогда держи, — она кинула Нике верные джинсы и бежевую водолазку. — Да ладно, то есть и такое было? — с небольшим обвинением спросила Никилин, на что её подруга, чуть рассмеявшись, посмотрела в зеркало. Спустя пару минут образ был полностью доделан, цепочка на джинсы — зачем? Она не давала понять, классический ли это стиль или больше уличный, а серое пальто вообще сбивало с толку. — И всё-таки не нравятся мне твои персиковые волосы, — покачала головой Кира. Как-то не шли они ей, казались слишком простыми, что ли, как будто их оторвали от барби и приклеили девушке, не её цвет, наверное. — Нужно что-то другое… — пробормотали одновременно обе подруги.