Никто не знает

Чонгук ненавязчиво держится рядом, поддерживая под руку, чтобы Тэхен, не дай бог, не свалился. Ким бы попросил не беспокоиться и оставить панику — не упадет же на ровном месте, ну, — но отчего-то молчит и позволяет вести себя. Чужая забота греет изнутри, затрагивая замерзшее от холода тело фантомным теплом. Они делают полукруг у дома, чтобы дойти до машины Чона. Однако, да, у Чонгука, как оказалось, есть машина, о которой Тэхен не подозревал. Не то, чтобы он спрашивал вообще, но, если спросить у него, то его друг скорее выглядит как студент, у которого нет излишеств в имуществе. Обычный студент, как и все. Видимо, машина — подарок родителей. Потому что старой, доставшейся по наследству, ее не назовешь. Темень ночи не скрывает, как ухоженно и ново выглядит черная митсубиси. Ким не замечает, как брюнет открывает дверь машины и самолично сажает его на переднее сиденье. Внутри все чисто, ничего лишнего, бросающегося в глаза. Будь это игрушки, покачивающие головой, или небрежно брошенные сигареты, брошюры, использованные презервативы… Тэхен качает головой: ну нет, Чонгук точно не такой. Вопрос — какой? Но ощущение, в любом случае, такое, словно никто не пользуется этой машиной. На ум приходит квартира Чона, которая была в точь-в-точь такая же: пустая и нетронутая. Это дает некоторые мысли по поводу характера хозяина, его стиля и образа жизни. — Тебе нужно переодеться в сухую одежду, — вырывает из мыслей Чонгук. Он кусает нижнюю губу и сверху-вниз окидывает Кима задумчивым взглядом. — Не знаю, наверное, — слишком уж проницательно он оглядывает его, да так, что Тэ чувствует себя не в своей тарелке под взглядом черных глаз. — Я могу дать тебе куртку, — он щипает край своей куртки, что была на нем. — Но вот что насчет низа? — снова хмурится и проходится пятерней по челке, взлохмачивая ее. — Я не уверен, но, кажется, в багаже у меня есть плед. Чон отходит, чтобы проверить свои догадки, и сразу же возвращается с махровым пледом. — Отлично, — кладет плед на колени парня, сразу же снимая куртку и так же опуская ее на то же место. — Мне отвернуться? — резкая смена интонации, и Чонгук неловко трет шею, смотря немного в сторону. Первая мысль: спрашивают ли об этом парни друг друга? То есть, они оба парни и смущаться им нечего. Ну, если ты не стеснительный гей, каковым является Тэхен. Но спрашивает он в итоге о другом: — И что, до дома я тоже в пледе дойду? Повяжу на бедра и под индийскую музыку по всем канонам дотанцую? — не зло шутит, отчасти боясь ответить на поставленный вопрос. Это он так убегает от прямого ответа. Если скажет «да», раскроет ли это его ориентацию? Что ответил бы гетеросексуальный парень? «Да ты что, брат, смотри, чего нам, парням, смущаться?». Загоны, такие дорогие сердцу загоны. — Это конечно тоже вариант, но я предполагал, что довезу тебя до дома, а там ты уже сам. — Ты довезешь меня до дома? — первое, за что цепанулся слух. Вроде оно и логично, но, честно, Тэхен не думал даже о такой возможности. У него вообще времени на подумать не было, он позволил Чону вести себя как куклу в безмятежном состоянии, отдавая главенство в его руки, а сам отключаясь от всего мира. Чонгук возмущенно надувает щеки и хмурится, оскорбившись. Тэхен чувствует себя так, что действительно сморозил глупость. — Конечно, а как я тебя таким оставлю. И без дальнейших слов разворачивается спиной, скрестив руки на груди и облокотившись спиной к машине. Молчаливое «переодевайся давай», другими словами. В первую очередь Тэхен берет в руки сухую куртку, от нее пахнет чем-то фруктовым, в сознании всплывает такой же запах — запах духов Сунан. Насколько, интересно, они много времени провели вместе за этот вечер, раз куртка брюнета пропиталась духами девушки? Тело покрывается мурашками, когда от него отлипает мокрая футболка, успевшая примерзнуть к телу и стать как вторая кожа. Он быстро застегивает куртку и приступает к ширинке на джинсах. Вот, что самое неприятное — мокрая и отяжелевшая ткань джинс. — Может, не мое дело, но что это были за таблетки, которые ты принял? — и спустя секунды три, посомневавшись, бестактно уточняет притихшим голосом: — Не наркотики ведь? Тэхен не ожидал от самого себя, что это его так рассмешит. Он позволяет себе кроткий смешок и слабую улыбку. — Нет, это обычные таблетки от панических атак, — вот так легко сознается в том, что близким друзьям не рассказывает. Бессмысленно придумывать что-то, да и что придумаешь? Витамины? Меня успокаивает обычная глюкоза с витамином С? Смешно. Тэхен не может видеть эмоции, отразившихся на лице парня, так как тот все еще стоял спиной к нему, но ответ последовал тихим и сожалеющим голосом: — Я не знал… Оно и понятно, таким не раскидываются. Никто из друзей не подозревает о настоящих проблемах их друга. И вроде ничего такого, почему бы не поделиться? Но что-то каждый раз останавливает и мешает. Возможно, это не совсем трезво и адекватно, скрывать такое — разве это настолько страшная тайна? — но реальность такова, что Тэхен молчит. — Но что случилось? — Я все, оделся, — не отвечая на вопрос. Чон поворачивается сразу же и неотрывно смотрит на Кима, его взгляд говорит сам за себя — «я готов слушать, пожалуйста, расскажи мне». И Тэхен сдается, он рассказывает. Рассказывает, не забыв упомянуть то пресловутое чувство сталкерства за ним, не утаивая о совпадениях и догадках, и заканчивая падением в озеро. Он крепче кутается в плед, который обволакивает его ноги и греет своим теплом. Рассказывает тихо, так, будто повествует сказку, ну или засыпает. На все сказывается усталость, слишком много за вечер на один маленький никчемный организм. В особенности, пересказывая все, ты заново окунаешься в ту гущу событий, но уже не от лица главного героя, а от лица рассказчика. И это странно — рассказывать свою историю, будучи ее участником, но ощущать отчужденность от всей картины целиком. Это правда было со мной? Вот, что думается на протяжении всего рассказа. За машинным окном уже светает, ночь отступает, а Тэхен понимает, что никогда не делился стольким, сколько знает Чонгук. Удивительно, но в такие моменты он оказывается рядом. Как в прошлый раз в парке, где — как бы смешно не было, — он тоже промок. Чонгук, как и сегодня, обеспечил его сухой одеждой, помог… Что же это за судьба такая интересная, что Чонгук всегда спасает его после падений в воду? А Чон слушает внимательно, иногда молча кивая, а временами вставляя свои слова. Неожиданно для себя Тэхен чувствует себя так, будто он сплюнул целый камень, который стоял у него поперек горла и мешал спокойно вдохнуть. Настолько стало легче на душе. — Иногда мне кажется, что я все себе напридумывал, — усмехается Ким. — Вроде фильма про психа, который видит то, чего нет. — Наше сознание, бывает, играет с нами в дикие игры, — усмехается Чонгук, постукивая большим пальцем по ноге. — Иногда даже в слишком дикие. Тэхен хмурится. — Как думаешь, это все, — парень на миг замолкает, обдумывая, — следствие моих панических атак? — Не совсем, — Чонгук говорит громче и смотрит в глаза. Тэхен чувствует в нем уверенность, той, что не хватает ему. И он, подобно мотыльку в ночи, тянется к парню как к костру, единственному источнику силы. — Отчасти, соглашусь, да, это имеет место быть, но не стоит забывать про казусы, подобные сегодняшнему. Это ведь все реально! Тэхен, за тобой реально следили и это жутко. Шатен не сдерживается и горько хмыкает. Под казусом подразумевается Джинхо. — Одно влияет на другое, образуя кашу, — продолжает Чон. — Панические атаки, этот ублюдок… неблагоразумное стечение обстоятельств. Если за тобой кто-то и следил, то только Джинхо. На фоне твоих болячек твое состояние усугубилось, он довел тебя до нервного срыва. — Мой телефон… думаешь, он у него? — Полагаю, что да? — А что делать с событиями до? — спрашивает Ким, но, встречая недоуменный взгляд в ответ, продолжает: — Это началось не вчера и не месяц назад. Не думаю, что Джинхо следил за мной так долго. Чонгук, у меня с детства чувство, словно за мной следят. Понимаешь, с детства, — руки дрожат, а голос надрывается. Слишком старая рана, слишком старое чувство, от которого не отвертишься простым Джинхо. Не сразу, но его руки касаются легким движением, словно спрашивая разрешения. Тэхен ничего не делает, не говорит, и Чонгук считывает это за согласие, когда полностью обхватывает его кисть и продолжает: — Ты говорил, что это чувство обострилось недавно, да? — Да, — парень не знает, к чему тот ведет, но честно отвечает. — Как я и сказал, Джинхо просто обострил все твои болячки, отыгравшись по полной. До этого, мне кажется, у тебя была обычная паранойя, которая не переходила границы, но, стоило появиться этому психу, как все стало хуже. В голове всплывает Сокджин — ведь он говорил то же самое. Тэхен, это все паранойя, следствие пережитого в детстве и твоих панических атак. Тэхен, за тобой никто не следит. — Я точно не псих? — разговор с Чонгуком вселил в Тэ некую, доселе неопознанную его организмом, уверенность, но маленький червь сомнения все еще грыз его изнутри. Глупость, но ему жизненно необходимо было услышать короткое подтверждение, твердое «да». Маленький шажок, чтоб раздавить червя. Чонгук смотрит на него ясно и широко улыбается, глаза его блестят. Отчего-то Ким чувствует себя одновременно смущенным и взбудораженным. — Нет, Тэхен, ты не сумасшедший, — а голос искрится чем-то светлым, с нотками нежности, которая блистает также в глазах. Буквально на секунд десять в машине повисает тишина, она не неловкая и не вязкая, нет, она спокойная и умиротворенная. За это время широкая улыбка сползает с лица брюнета, но остается другая, легкая, и с этой улыбкой он неожиданно говорит: — А ведь знаешь, моя мама немного сумасшедшая. Так что я знаю, как они выглядит, ты можешь мне верить. Тэхен подвисает. Вот чего он точно не ожидал услышать, так что-то подобное. И, черт возьми, он не знает, что сказать. Соболезнования? К чему они? — Воу, — единственное, на что он способен. — Да, но я ее все равно люблю. И, будучи не в себе, она жила и продолжает жить хорошо. — Ты говорил о ней однажды, что она живет в другом городе. Тогда они гуляли по ночным улицам и только узнавали друг друга. Тэхен, слушая в тот вечер про мать, и подумать не мог про такой нюанс как сумасшедшие. — К счастью, с ней все хорошо, так что да, я могу позволить себе жить отдельно от нее, если тебе интересно, почему я не забочусь о ней вблизи. Тэхен чувствует себя неловко, потому что это именно то, что его интересовало. Все-таки за больными должны следить, чтобы они не вытворили что-нибудь. После его слов возникает еще один вопрос. — А что у нее? — аккуратно спрашивает, хмуря брови. Чонгук отвечает не сразу, обдумывает. Впервые Ким видит его таким задумчивым; глаза, кажется, потонули в пучине чего-то непонятного ему, эта глубина неизвестна, слишком глубоко. — Расстройство личности. И продолжает сразу же: — У нас с ней были сложные отношения. Я её любил, но между тем тихо ненавидел, — когда в глубокой и спокойной тиши ночи прозвучали слова Чонгука, Тэхена словно ударили по голове. — А она меня любила — в меру. Тэхен неосознанно хмурится, мысленно напрягся. Слова неприятно режут слух. Как это «в меру»? Тем более, своего ребёнка. Парень не глупый, он прекрасно осведомлён о разного сорта родителей, которые готовы в любой момент выбросить своего ребёнка как ненужную утварь. Но любить в меру? Этого он не понимает. — Звучит так, словно она любила тебя как домашнее животное. Чонгук тихо издаёт смешок. — Может быть, — звучит нараспев с нотками горечи. — А что насчёт отца? — А отца мне было жалко.

***

За окном машины проносятся жилые дома вперемешку с деревьями, но стоит им выехать на другую дорогу, как за окном расстилается поле, позволяющее разглядеть небо. Тэхен вглядывается в зачатки утра на небосводе, поражаясь, как это красиво. Сейчас он чувствует себя спокойно. Вот так, именно так — когда небо покидает чернота ночи, когда звуки дороги сопровождают, и когда рядом чье-то теплое дыхание. Тэхен не забывает о друзьях, он отписывается им в «kakaotalk», предупреждая, что уехал пораньше с Чонгуком. После пережитых эмоций Ким чувствует накатившую усталость. Он зевает, чувствуя, как в глазах слипается, и закрывает их. Совсем немного он позволит себе подремать. Как же устали глаза, совсем чуть-чуть… В голове все еще крутится недавний разговор. Чонгук всегда выглядит таким мягким, добрым и позитивным, что не скажешь, что у того за душой что-то темное притаилось. В первый раз он увидел, как поменялись глаза Чонгука настолько радикально, когда тот заговорил о родителях. И может, Тэхену бы хотелось знать больше про его прошлое, приоткрыть завесу, но не только из личного интереса, но и за потребностью помочь, выслушать, быть тем, кто поддержит. Ему искренне хотелось бы его доверия. Может, когда-нибудь он раскроется ему полностью. Периодически Ким открывает глаза, и каждый раз он видит новые локации. Заправка, магазины, вот уже многоэтажки. — А знаешь, я гей, — вклинивается в тишину дорог признание, которое никогда Тэхен не позволял себе озвучивать вслух. Если не считать Богома, конечно, но с ним были изначально другие отношения. Тэхен остается в том же положении, что был до этого — с закрытыми глазами и клокочущим сердцем, страшась лишний раз вдохнуть. Иногда мы делаем вещи, о которых подумать не могли спустя каких-то миллисекунд. Удивительно маленькая разница, но порой решимость врывается одним огромным взрывов, не давая ни секунды на подумать. Но именно сейчас, конкретно в этот момент, был достигнут пик того доверия, когда не то, чтобы не страшно сказать о таком, а просто хочется. Жжется, кричит внутри, нуждаясь быть услышанным. Наконец, поделиться с кем-то этой тайной, быть понятым. Чонгук ощущается именно так, он поймет, не посмеется, не испытает дискомфорт. С Намджуном, Хосоком, Сунан и даже с Юнги — все не так. Неловко и страшно. Он знает, что те его по крайней мере поймут, но уверенности в том, что они не испытают отвращения и разочарования, нет. Как бы не любили своего друга, они могут промолчать, скрывая омерзение от услышанного. Удивительно, насколько Чонгук засел так, что ему сказать не страшно. Несмотря на бешено бьющееся сердце и плотно закрытые глаза, которыми Тэхен пытается скрыть волнение. — Я, кстати, тоже, — звучит неожиданно в ответ. И как бы спокойно и тихо это не было сказано в реальности одной маленькой машины, нет, в мире Тэхена это звучало оглушенным признанием. Как так «тоже»? Вот прям совсем? Прямо-таки да? Ким не скрывает своих эмоций, когда пораженно смотрит на Чонгука. — Что? — тот поворачивается с легким, невинно детским, недоумением. — Странно видеть удивление на лице парня, минутой назад признавшегося в том же самом. Разве ты сам не гей? — Нет. То есть, да, — запинается и теряется. — Я просто не ожидал, что ты тоже, — выходит слишком эмоционально с широким всплеском рук. — И ты слишком спокойно отреагировал на мое признание. Ты догадывался? — Хотел бурной реакции? Сразу отвечая на твой вопрос: не то, чтобы догадывался, но- — Но? — Было пятьдесят на пятьдесят, окей? — И что это значит? — вздыхает Тэхен, на что Чонгук смеется. — А то, что голову лишним забивать не стоит. — У тебя были отношения? — не церемонясь, задает следующий вопрос. Чон снова смеется. — Интересно? — лукаво спрашивает. — Ну, знаешь, — играет наигранное возмущение в ответ. — Нет, скажу тебе, отношений не было. У меня-то и друзей нет, откуда уж отношения брать. Да и я хотел бы настоящих отношений, искренних, — говорит со вздохом на конце. Тэхен хмыкает. — Романтично. — А что насчет тебя? Были отношения? — и смотрит так пристально, что мигом заставляет по коже пробежаться табун мурашек. Слишком заинтересовано, что аж смущает. Тэхен, дабы скрыться от этого взгляда, отворачивается к окну, затуманено смотря на дорогу. — Всего одни. Которые сейчас. — Он тебе нравится? — не спрашивает имен, но задает именно этот вопрос. — Да. Больше они разговор не продолжают. Но, в очередной раз разлепив сонные глаза, Ким поворачивается в сторону водителя и смотрит. Профиль у Чонгука красивый — его сосредоточенный взгляд, устремленный на дорогу, и поджатые губы бантиком, форма носа… Все-таки он правда очень красивый. На него неожиданно приятно смотреть, как не бывает с людьми, на которых тебе все равно, и как не должно быть человеку, который в отношениях. Приятно так, что в груди зарождается и бьется что-то неправильное, и Тэ не глупый, он понимает природу этого чувства. Но он позволит себе эту маленькую оплошность. Только сегодня, завтра он возьмет себя в руки. А сегодня еще чуть-чуть он даст этому чувству дальше разливаться по венам. Если это яд, то в маленьких количествах он не так страшен. Всего лишь обычная симпатия, ничего серьезного. Ничего серьезного, продолжает повторять себе, когда за окном неизменно мелькает утреннее небо, а смотреть отчего-то хочется только на Чонгука.