Мой любимый младший брат

      Вызволение из Хогвартса детей, носящих в себе темную магию, было строжайшей тайной. И совсем не удивительно, что на следующее утро о ней ведал весь замок, более того, направленные в сторону Седрика и Гарри взгляды ясно говорили о полноте достоверности раскрытых секретов.       И еще через пару дней к мальчику стали приходить письма от разгневанных родителей. Гриффиндорец с легким недоумением читал потоки оскорблений и проклятий на свою голову даже от тех, чьи дети являлись светлыми с первым вздохом своего появления на свет. Разумеется, свою роль сыграла и родственная связь с казненной Темной Леди. Никто не ведал, куда пропали дети, никто не знал об участии Кроведушцев в их вызволении, поэтому аврорат не предпринял попыток поймать юного похитителя. Может, постарался странно ведущий себя директор, может, сам отец. Дамблдор выглядел до неприличия довольным сложившейся ситуацией. Седрик облегчения друга не разделял. Он знал, что затишье авроров предвещало наступление шторма, и ждал их нападения в любую минуту.       Больше всего Гарри пугало ни наказание от правительства, ни вызов на ковер к директору, ни месть от Снейпа, ни — Мерлин упаси — гнев разъяренных родственников пропавших детей. Нет, самым страшным было ожидать реакцию Тома. Юный темный маг несколько дней избегал его компании и тренировок, ночуя в комнатах Хаффлпаффа. Брат, если и знал о произошедшем с самого начала, виду не показывал. И когда бы Гарри ни посмотрел в его сторону, натыкался на широкую дружелюбную улыбку без намека на ярость. Мальчик не обманывал себя. Глаза слизеринца были черны как потухшие угли. — Он следит за тобой, даже когда ты отворачиваешься, — доложил другу Седрик, грозно осматривая Большой Зал. — Чем дольше прячешься, тем хуже последствия. — Я думал, он остановит меня, — прошептал Гарри, склонившись к уху ловца. — Если бы знал, чем мы занимались, остановил бы. Но теперь весь Хогвартс трещит о нас с тобой. И все равно бездействие. Не понимаю... Не понимаю. Чего он медлит? Это выводило из себя и нагоняло куда больше страху. Мальчик понимал, что нужно рассказать обо всем брату самостоятельно, объясниться, попросить прощения, что действовал за его спиной, сговариваясь с его последователями.       Дней через пять он был прижат к стене с приставленной к горлу волшебной палочкой. Гарри даже опешил: напал вовсе не Том, а четверокурсник с Гриффиндора. Ранее они не общались, волшебник даже имени его не знал. Незнакомец смотрел на него с такой ненавистью, что сомнений никаких не осталось: будет драка. Как на зло Диггори слег в Больничном Крыле на целые сутки с переломом после матча. Иначе мальчик сомневался, что на него смогли бы так внезапно напасть. — Ты кто такой? — прохладно спросил Гарри, даже не предпринимая попыток высвободиться. Обжечь противника можно в любой момент, но стирать память гриффиндорец не умел, а убивать людей ни за что не станет. — И что тебе нужно? — Ты! — прорычал сокурсник и надавил палочкой сильнее. — Отпусти моего брата! Немедленно, или я сотру тебя в порошок, поганая мерзость! Долго думать не пришлось. Гарри отчетливо помнил брыкливого третьекурсника с его факультета, которого пришлось вырубить вместе с другими отказавшимися идти добровольно. — Я не держу его в тюрьме. Мы укрыли его на некоторое время, пока волшебники не разберутся с незаконными действиями правительства, — максимально нейтральным голосом ответил мальчик и скривился от глухой боли: второй гриффиндорец зарядил ему кулаком в живот. — Закрой свою вонючую пасть, урод! Министерство знает свое дело! Да кто ты такой, чтобы оспаривать закон?! Тупая малолетка, ты ни пизды не знаешь, а пытаешься навязать всем свои лживые убеждения! Микки не пострадает, его излечат. Ты и твоя сука мамаша виноваты во всем! Теперь все знают, что мой Микки темный волшебник! Если бы не... — он задохнулся от ненависти. — Верни его! Жизнь моего брата тебя не касается! — Меня касаются преступления, где страдают невиновные, — Гарри оставался внешне спокойным. — Мой отец — глава аврората, и он оказался втянут в беспредел Министерства Магии. Почему я должен оставаться в стороне? — Потому что не темному упырю решать, что делать, не тебе. Министерство Магии никогда не пойдет против хороших волшебников, никогда! У тебя даже малых прав нет, нет прав возмущаться. Сидел бы смирно в своем углу, так нет же! Я до смерти тебя изобью, но выбью все эту хуйню из твоей башки. — У меня есть право быть справедливым, есть право вмешиваться, если посчитаю нужным. В нашей семье слушают зов сердца, как и на нашем факультете, такой уж я. И сейчас сердце шепчет мне, дорогой мой ужасно глупый сокурсник, что дети в беде, — Гарри поднял ладонь и издевательски погладил чужую щеку, хотя внутри уже пылал от гнева. Второй же гриффиндорец был так слепо зол, что даже не заметил постороннего прикосновения. — Почему бы тебе... — Что?! Бросить на растерзание преступникам своего маленького брата?! Отобрать у него шанс вылечиться от проклятия? Вечно скрывать от нормального общества только потому, что великому Герою не понравились методы авроров?! Пальцы замерли на чужой коже. Тело колотило от волн агрессии и напряжения. — Почему бы тебе не заткнуться? И голову парня мгновенно охватил столп пламени. Он попытался закричать, но вдохнул огня в гортань, сразу же задергавшись от приступов боли. Гарри отнял от его лица абсолютно целую и неповрежденную руку, когда гриффиндорец отскочил в сторону и судорожно пытался сбить с себя магическое пламя.       Гарри опомнился почти сразу. Резко обхватил руками голову мечущегося волшебника, и огонь тут же исчез, оставив после себя ожоги на облысевшей голове. Выглядел парень безобразно, но сознание не терял. Темный волшебник закусил дрогнувшую губу, проклиная себя за вспыльчивость. Второй маг пытался что-то произнести, но выдавил из себя лишь тихий хрип. — Раскроешь мою тайну, и младшего брата больше не увидишь, — предупредил его Гарри и взял под руку. — Не упирайся, мы к профессору Снейпу, у него есть нужные зелья. Сам виноват, неужели думал, нападешь из-за угла и отпора не получишь? У самого родственник несколько лет квартиру поджигал, а принести на драку с темным волшебником нужный амулет ума не хватило. Парень кинул на него полный ненависти, отвращения и сильного страха взгляд. Темный маг отвернулся, настойчиво утягивая сокурсника к нижним этажам. Да, он сорвался. Но зато сейчас поступил правильно: ведет в подземелья, чтобы вылечить рану. Постарался даже не ввязываться при первой возможности в драку, а поговорить. Только все больше росло убеждение, что обратить людей в свою правду можно лишь силой. Так поступали все из его близкого окружения, так начинал поступать и он сам.       Когда Гарри, наконец, объявился на тренировке в выходной день вечером, Том будто и не выглядел изумленным или сердитым. Словно младший брат от него эти дни и вовсе не скрывался. Стоит, широко улыбается, не сводя немигающего взгляда с подходящего к нему гриффиндорца. Тот остановился возле Тома и виновато улыбнулся сам. — Прости, что не приходил. — О чем ты? — ласково переспросил брат, доставая волшебную палочку. — Все в порядке, любимый. Но теперь ты будешь заниматься в два раза усердней, а в наказание мы сегодня начнем изучать то, чего ты всегда боялся. — Только не говори мне... — Гарри передернуло. — Мне вовсе не обязательно использовать Непростительные. — Я что, спрашивал твоего мнения? Старший брат взмахом отлевитировал спрятанного ранее в кустах незнакомого волшебника себе под ноги. Гриффиндорец нахмурился еще сильнее, в то время как улыбка на губах старшего мага только росла. — Если вздумаешь игнорировать тренировки и дальше — студенты будут умирать, — лаконично и спокойно сказал Том. — Они будут умирать, если ты откажешься применять на них темную магию. — Почему нельзя тренироваться на животных? Том, тебя же раскроют! — Потому что я хочу, чтобы это были люди. И... Может, я так же хочу чтобы меня раскрыли? — улыбка переросла в мстительный оскал. — Удивительно, сколько всего можно сделать с развязанными руками. — Тебе придется скрываться, и мы практически не будем видеться. У тебя же бзик на это. Том рассмеялся, будто Гарри сказал нечто очень забавное. — Если мне придется бежать из волшебного мира, братика я прихвачу с собой в первую очередь. Знаешь, в моем списке вещей, которые я обязан взять в случае побега, ты стоишь в первой строчке. — Как мило быть вещью какого-то сраного списка маньяка, — процедил сквозь зубы мальчик. — Но это твой любимый маньяк, — продолжал веселиться старший брат. — Который так жаждет услышать про твои диверсии. Как думаешь, нам, маньякам, так просто себя держать в руках? Прошло уже несколько минут, а ты даже и не намекнул на желание начать разговор. Так восхищает твое бесстрашие. Гарри тревожно отступил назад. Том говорил дружелюбным тоном, продолжая довольно непринужденно посмеиваться, словно говорил об обыденных ежедневных вещах, а не предвещал чудовищную расправу. Младший брат обхватил свои плечи руками и судорожно вдохнул воздух через нос. Слизеринец заинтересованно наклонил набок голову, продолжив улыбаться. — Я просто не хотел, чтобы ты волновался. — Любимый, тебе было плевать, беспокоюсь ли я за твою безопасность. Ты знал, что я запрещу ввязываться в политическую кашу нашего Министерства, ты знал, что я расправлюсь с тобой за неподчинение, — грустно покачал головой Том. — Меня устраивает твой страх, он не безосновательный. Но за последующие за ним ложь и утайки... Гарри, неужели ты думал, я не узнаю? — Я задумался об этом уже после того, как все дети были надежно спрятаны, — мальчик нервно облизнул губы, стараясь не смотреть на спокойного и дружелюбно настроенного волшебника перед собой. — Мир не вращается вокруг твоих желаний и запретов. И мой мир не вращается только вокруг тебя. Гарри уловил, как дернулась волшебная палочка в руках брата и невольно заглянул в его лицо. Оно будто потемнело, улыбка перекривилась на плотно сжатых губах, делая его похожим на гротескную маску с искаженными безумством эмоциями, а взгляд был настолько тяжелым и физически подавляющим, что гриффиндорец ощутил взмокшую от холодного пота спину. Похоже, он попал по самому больному месту брата. Но Том быстро взял себя в руки, спрятав звериную ярость за добродушием. Это напугало так сильно, что Гарри моментально выхватил свою палочку. — Драться со мной собрался? — иронично усмехнулся слизеринец, изогнув левую бровь. — Любимый, мы сделаем это, но только после нашего с тобой разговора. — О чем нам говорить? Том, прошу, не раздувай из мухи слона! — запротестовал младший волшебник, примирительно подняв руки перед грудью, проклиная себя за вдолбленный старшим братом рефлекс. — Ты ведь сам понимаешь, я поступил правильно. Так было нужно. — Нужно кому? — Издеваешься? Знаешь, что с ними там делают? — Знаю. Почему мне должно быть это интересно? Гарри, как будто ты так ничего и не понял. Мне нравится убивать и причинять боль, темная магия как ничто другое для этого подходит. Потому и вступил под мамино крыло. Мне плевать на других волшебников. Мне плевать, кому там плохо или хорошо, это не мое дело. Оно оставалось не моим, пока мой такой храбрый и благородный братик решил не вмешаться. Меня убивает, что ты пытаешься заботиться о ком-то, помимо меня. Что в твоих мыслях есть другие люди. Я ненавижу это. — Когда ты обо всем узнал? — В первый же день. Чему ты так удивляешься? Мои люди докладывают об абсолютно каждом твоем шаге. Прошу, ты же не на столько глупый, чтобы надеяться, будто провернув с ними свои дела, те не расскажут об этом своему негласному предводителю. — Просто ты никак на это не отреагировал и не остановил. Что мне было думать? Том подошел ближе — разговаривать на расстоянии ему не нравилось. — Было забавным выяснить, насколько далеко ты зайдешь, — старший брат нежно пригладил спутанные весенним ветром волосы. — Даже к Снейпу за помощью обратился. Не ко мне. Это перестало казаться забавным, ведь мой любимый брат предпочел любого, но только не меня. — Ты же... — Я бы сделал для тебя все, — перебил его Том. — Даже переборол бы свое нежелание спасать этих отвратительных детей, попроси ты меня сделать это. Может, они даже остались бы после этого в живых, попроси ты достаточно хорошо. Теперь же поздно вымаливать прощение или оправдываться. Гарри опустил голову, чувствуя заалевшие от стыда и горечи щеки. Слизеринец мягко подцепил пальцами его подбородок и заставил посмотреть в свои пустые черные глаза. Ни разочарования, ни боли, ни агрессии, ничего. Только на губах сияла нежная любящая улыбка. — Сказать по правде, в произошедшем все же есть некоторые плюсы. Ты объявил о начале своей вражды с Министерством Магии, с авроратом. С каждым своим шагом ты все ближе ко тьме, будь ты хоть тысячу раз благородным в своих намерениях. Может, я чего не знаю о тебе? И ты рвешься в бой, чтобы разорвать этих политиканов собственноручно? Прикрываешь свое желание убивать за защитой? — В моих поступках нет ничего дурного! — вспылил Гарри, злясь, что даже в его светлых намерениях Том может разглядеть свое собственное гнильцо. — Я просто защищал слабых, это правильно. — Правильно, правильно, правильно, — нараспев передразнил его темный волшебник. — Ты продолжаешь неустанно повторять эти слова, наверное, даже во сне. Так сильно хочешь быть героем из сказок, что забываешь, чем заканчиваются подобные истории. Жил он долго и счастливо? Ох, малыш. — Почему я не могу хотеть быть кем-то хорошим? — надломленным голосом оборвал речь брата Гарри. — Почему мне нельзя даже попытаться выкарабкаться из этой трясины, в которую ты меня уволок еще будучи ребенком? Почему я не могу быть как все? — Ты... можешь. Можешь, но с вершины покатишься быстро вниз. А падать всегда так больно. И кто знает, что тебя оттуда скинет? Крах твоих убеждений? Доброжелатели? Верные друзья? Или, может, я сброшу тебя обратно в трясину собственноручно? — Ничего не переубедит меня отказаться от своего пути, от своего выбора. — Ах, Гарри, ты такой восхитительный, — Том склонился и мягко поцеловал его в губы, запутав пальцы в черных волосах. Он действительно восхищался стойкостью своего мальчика, его рвением доказывать и отстаивать свои убеждения. Слизеринец грустно улыбнулся, пребольно сжимая пряди в кулаке. — Но такой тупой. Он резко потянул руку вниз, заставив младшего брата запрокинуть голову и зашипеть от боли. Том подался вперед вновь и облизал тонкий шрам на шее по всей длине. — Раз уж ты начал поступать по воле своих желаний, я тоже хочу исполнить некоторые свои, — ласково произнес слизеринец, пережимая сонные артерии на шее пальцами. — Тебе не понравится. Гарри не долго боролся со сдавливающей его горло рукой, и спустя несколько секунд сознание рухнуло во тьму.       Том вернул обездвиженного мальчика к реальности заклинанием. Тот лежал на прохладной земле, не в силах пошевелиться. Старший брат стоял рядом и с интересом разглядывал его эмоции в глазах. — Всегда мечтал сделать это. Так давно, что будто бы с самого твоего появления на свет. Хотя, кого я обманываю? Тогда ты еще не мог сбежать от меня. Прости, прости, любимый, знаю, ты сейчас очень хочешь поговорить со мной. Я тоже хочу услышать тебя, мне нравится твой голос. Том вернул Гарри способность двигать челюстью. — Что ты делаешь? — нервно спросил гриффиндорец, когда старший брат присел рядом с ним на корточки. — Что ты задумал? — Ничего хорошего? — рассмеялся волшебник, погладив чужую грудь. — Помнишь, я упоминал героев из сказок? — Ну? — Благородные короли прошлого вели за собой свой народ, устраивали войны за честь и славу, восстанавливали утраченную в мире справедливость. Защищали, оберегали, — Том улыбался. — И дохли, как мухи. Да, Гарри, герои долго не живут. Особенно герои, в которых люди узрели своего короля. Как думаешь, почему я так воспротивился желанию Снейпа сделать из тебя нового Темного Лорда? Возможности и власть сотрут из тебя все запреты, выжгут осторожность и предусмотрение. Они слепят из тебя короля, что утонет в своем чувстве справедливости и благородства. Тебе же хочется быть хорошим королем? Хочется, чтобы твой народ любил тебя, подчинялся, считал безоговорочно правым в своих делах? Гарри напряженно слушал, не совсем понимая к чему ведет брат. У того было свое, извращенное видение мира. Неудивительно, что он извратил и его желания. — И ты забудешь самую важную, основную истину. И она главнее твоей собственной правды. Благородные короли — мертвые короли. Ты умрешь ранней смертью, уверенный в своем героизме ради высших целей. Сделаешь из себя праведного мученика, запятнаешь историю своим именем. И что останется в итоге? Народ потребует нового героя, новое знамя. А ты так и останешься историей в книгах. — Чем плохо быть хорошей историей? — вызывающе спросил Гарри, попытавшись на пробу дернуться. Обездвижен наглухо. — Чем плохо умереть ради благого дела? Том замер и грустно улыбнулся, словно душевнобольному ребенку. — Именно поэтому, малыш, сегодня я отрежу твои ноги.