Падение

Это было невероятно… Он смеялся. Не скрываясь, не оглядываясь назад, просто тихонько смеялся… А-Яо не обращал внимания на присутствие Минцзюэ, или же это его не волновало?.. Ещё пару минут назад это был главнейший вопрос последних трёх дней, однако стоило возлюбленному — почти бесшумно и незаметно настолько, что если не обращать колоссальную долю внимания, то и вовсе не заметишь — посмеяться, как это мгновенно отошло на второй план. А-Яо ведь радовался. А что ещё может быть значимей этого? Но никому лучше не знать, каких усилий стоило альфе усмирить порыв обнять супруга… Обнять аккуратно, словно тот был из тончайшего хрусталя, и прижать к широкой груди, закрыв от бесконечных насущных треволнений. Руки даже уже сами было потянулись к сияющему в свете фонарей силуэту супруга, но Не Минцзюэ вовремя опомнился, сразу же вернув контроль над собой, и, чтобы наверняка более не сорваться, сжал внутреннюю сторону длинных рукавов ханьфу. Прикосновения мужчине запрещались, и их он стойко избегал, однако главными предателями оказались собственные глаза — альфа пытался повернуть голову куда-нибудь в сторону, но взгляд всё равно оставался намертво прикован к любимому омеге. А чем дольше он смотрел, тем красочнее рождались картинки в его голове, тем смелее становились невыполнимые желания: например, поцеловать А-Яо… Поцеловать его бледные щёчки, заметные уголки челюсти, тонкую шею, острые ключицы и каждую-каждую фалангу длинных, музыкальных пальчиков… Зацеловать его всего и сразу, чтобы опьянеть от распирающего грудь чувства, что способно подарить как незабываемое воодушевление, так и неимоверные мучения… И жадно, неудержимо, трепетно зацеловывать до тех пор, пока не онемеют губы, пока в язык не въестся солоноватый вкус нежной, словно бархат, и податливой, будто воск на огне, кожи, пока бренный мир вокруг не рухнет в небытие истории… Не Минцзюэ тяжело сглотнул вязкий ком в горле, и с тихим протяжным выдохом через рот отвёл потемневший взгляд от стройного стана супруга — с альфы хватит на сегодня. Ему и так, судя по растекающимся внизу живота жарким спазмам, придётся дольше обычного пробыть в медитации. Возможно, придётся даже на холодные источники заглянуть… А конкретно в нынешний час Чифэн-цзуню стоило прогнать соблазнительные образы перед глазами и перестать думать о разгоряченной плоти, которая, к счастью, надёжно скрывалась под несколькими слоями одежды. На удивление получилось у него практически сразу — мужчина вспомнил о пришедшем этим утром письме из Гусу. Точнее их было два: одно для Главы Не, второе для А-Яо. На самом-то деле нет ничего удивительного в том, что Лань Сичэнь в честь праздника отправил названным братьям поздравления и приглашение в гости. Вот только… Уж точно никто не станет отправлять два одинаковых послания в одно место, а это значит, что Цзэу-цзюнь зачем-то лично писал Гуанъяо. Не Минцзюэ, стиснув до скрежета зубы, не допускал и мысли о чём-то неприличном, ведь это всё-таки его эрди, который являлся ещё и самым достойным заклинателем из всех, кого он знал! Однако в душу альфы всё равно ввинчивалась неясная тревога, сея в его сердце и разуме хаос, который же порождал не самые уместные мысли: например, прочесть письмо, или вовсе скрыть его наличие. Но Минцзюэ сразу же гнал все сомнения прочь, строго укоряя себя за такую слабость и наказывая дополнительным часом усиленных тренировок. Некогда он и так пал достаточно низко и в глазах любимого человека, и в своих собственных… И того горького опыта, чьи последствия приходится устранять и по сей день, ему более чем хватило. От этого чувства, пожалуй, стоило бы избавиться, но для этого нужно было разобраться, чем именно оно вызвано. Ревностью? Нет, это уже горько пройденный опыт, потому бы понял, если бы виновником была она. Но в чём же тогда дело?! Альфа, нервно надавив на переносицу, раздражённо сам себе хмыкнул — не пристало доброму воину забивать голову сердечными терзаниями. А как не забивать, если они сами всё лезут да лезут?! — А-Яо, — напомнил о себе Минцзюэ, когда омеги, насмотревшись на шествие фонариков и несколько подмёрзнув в ночной прохладе, направились обратно в каменную обитель Нечистой Юдоли. Беременный юноша повернулся на зов, с широко распахнутыми глазами взирая на мужа. Младший Не остался стоять рядом с другом, при этом тактично делая вид, что ничего не слышит. — От Сичэня пришло письмо… для тебя, — после двух последних слов резко вздёрнутые брови и чуть приоткрывшиеся губы выдали изумление Мэн Яо, а когда мужчина ещё и протянул послание, во взгляде омеги читалась растерянность. Глава, конечно же, мог бы бумагу позже через слугу передать и не волновать возлюбленного лишний раз своими действиями, но… он хотел отдать сам. Мэн Яо, всё ещё прибывая в глубоком удивлении, сделал пару медленных шагов навстречу и, ухватив его кончиками пальцев, забрал пергамент. — Благодарю, — коротко кивнув, беременный юноша удалился. Хуайсан, как-то тепло глянув на старшего брата, хвостиком умчался следом. Не Минцзюэ потребовалось на размышления несколько минут, по истечении которых он с уверенностью заключил: «Я поступил правильно, — тёмное гнетущее чувство внутри, подобно подгоняемым шквальным ветром густым грозовым облакам, постепенно, но всё же унеслось прочь. — Значит, всё было так просто?» — усталый, едва заметный смешок сорвался с тонких губ мужчины. В душе Минцзюэ до сих пор ползал червячок неверия, что его думы действительно заняты не скучными отчётами, бесконечными прошениями, срочными делами Ордена и даже не изнуряющими тренировками, а… возлюбленным. Чифэн-цзунь, само собой, продолжал так же много времени посвящать работе, добросовестно исполняя обязанности Главы Клана, однако при каждой свободной секунде, не то что минуте, мысли его до последней заполнялись А-Яо. Но иногда это происходило и в момент, например, чтения какого-либо документа. При чём альфа не всегда мог заметить этот резкий переход! В первые разы он лишь удивлялся, в несколько последующих — опасался, что превращается в зацикленного на муже маньяка, во все остальные — утешал себя мыслью, что нет ничего странного в беспокойстве за своим беременным омегой. Это не одержимость, нет… Будь Не Минцзюэ одержим, разве мучили бы его вопросы о комфорте молодого супруга, о его физическом и ментальном здоровье, которое сам же альфа и выбил из равновесия? Отнюдь, мужчину интересовали бы исключительно собственные потребности, и он бы не пытался… заботиться. Последнее прозвучавшее в мыслях Чифэн-цзуня слово показалось ему таким необычным и чуждым, что он на мгновение замер, осознавая, что все выше сказанные размышления действительно принадлежат ему. Ещё совсем недавно Не Минцзюэ разозлился бы на себя за столь откровенную мягкость, а теперь — воспринял как должное. Это значит, что он изменился? Или, что сходит с ума? Как назло, Бася смиренно молчала, причём уже как пару дней. Получается, первое? *** Попрощавшись с Хуайсаном в одном из коридоров, Гуанъяо в ускоренном темпе рванул к своим покоям. Прижимая к груди послание, он чувствовал, как сердце с каждой минутой неумолимо ускоряется, заставляя и дыхание нетерпеливо участиться. Юноша не до конца понимал, что в первую очередь руководит им, заставляя ускоряться — невинно-игривый интерес или щемящее грудь беспокойство. Попав в привычно тихую и размеренную атмосферу комнаты, Мэн Яо на пару секунд спиной прислонился к закрытой двери и, прикрыв подрагивающие от внутреннего напряжения веки, глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз. Чувствуя, как сердце возвращается в привычный для себя ритм, беременный омега, вздёрнув острый подбородок и расправив худые плечи, тем самым невольно демонстрируя решимость, прошёл внутрь. По пути скинув куда-то прямиком на пол меховую накидку, юноша опустился за столик и, наконец, приступил к чтению. «А-Яо, счастливого тебе Праздника Середины Осени, — гласило начало письма эргэ. — Мне многое хотелось бы сказать тебе…» И Лань Сичэнь говорил, но, к сожалению, не лично, а иероглифами на бумаге. Однако у Гуанъяо всё равно складывалось впечатление, будто Цзэу-цзюнь вёл с ним диалог, сидя лицом к лицу — юноша прочёл немало книг, но ранее и не предполагал, что обычный кусок бумаги может передать настолько глубокий аспект человеческих эмоций. Молодой омега, по мере прочтения, ощущал каждой частичкой своей чуткой души всё, что хотел до него донести «собеседник»: Лань Хуань радовался, что Облачные Глубины, его дорогой дом, полностью восстановлены и вновь готовы блистать былой красотой и загадочностью; волновался, что по неопытности справляется с некоторыми своими обязанностями Главы не так безупречно, как должен; сетовал на нескольких совсем юных, любознательных и озорных учеников, которые на сегодняшнем уроке своими вопросами так измотали дядю, что тот для порядка ворчал на них старшему племяннику весь вечер; переживал из-за того, что Второго Нефрита, дорогого младшего брата, не будет с ним по меньшей мере ещё целых пару лет… Мэн Яо, с содроганием в груди, догадывался, что Лань Хуань таким образом приоткрывает своё сердце, на котором тяжким грузом лежит огромная ответственность за встающий с колен Орден и едкая печаль, что не отпускает его после трагедии с Лань Ванцзи. Так же, возможно, что Сичэнь ищет поддержку и попросту выговаривается, при этом не жалуясь и ничуть не навязываясь. Ещё юноша предполагал, что он единственный, кому эргэ может вот так легко поведать о своих переживаниях — из близких рядом с Лань Хуанем пока что только Лань Цижэнь, однако едва ли со строгим и суровым дядей можно побеседовать по душам. Вот так и получилось, что Глава целого Ордена оставался один на один с самим собой и своими внутренними страхами. И именно это более всего расстраивало Гуанъяо, ведь он, как никто другой, знал, что чувствует одинокий во всём мире человек… Хотя порадоваться, пожалуй, можно было тому, что Цзэу-цзюнь не копит все эмоции в себе, а отражает их в письме. Вот только юноша не уверен, что в состоянии справиться с собственными трудностями, а уж тем более — помогать с чужими. Однако идеи отталкивать эргэ у А-Яо в мыслях даже не промелькнуло. Он поддержит Лань Сичэня добрым словом, постарается позабавить какой-нибудь историей, хоть ненадолго отвлечёт от проблем, тем самым позволив напряжению отпустить — он сделает всё, чтобы названный брат чувствовал, что не одинок. Это всё, на что способен Гуанъяо сейчас, но он предчувствовал, что этого будет достаточно, ведь Первый Нефрит Клана Лань всё-таки вовсе не из робких, и даже с такой лёгкой «помощью» сумеет восстановиться душевное равновесие, даже не прибегнув к целительным мелодиям. С ответом молодой омега решил не затягивать и написать утром, прямиком после пробуждения, пока не подошло время завтрака. Способность подбирать слова Мэн Яо, к счастью, никогда не подводила, потому он полагал, что к вечеру эргэ уже получит письмо. Юноше ведь… можно его отправить? В данном деле это был самый важный вопрос, ведь если Не Минцзюэ запретит — всё бессмысленно. Однако с чего бы «запрещать», если он уже позволил получить то, что написал Лань Сичэнь? Глава Не, конечно, отличался переменчивым нравом, но не до такой степени. Само собой в послании Лань Хуань говорил не только о себе. Мужчина, ранее взяв на себя обязанность учителя игры на флейте, не собирался давать своему диди халтурить, и приносил извинения, что раньше не сумел более добросовестно подойти к своим обязанностям. Цзэу-цзюнь посоветовал юному ученику пару упражнений для дыхания, несмотря на то, что тот далеко не новичок, и пообещал в скором времени подобрать несколько несложных мелодий для практики. Хотя едва ли такие удалённые уроки можно было назвать эффективными, но, очевидно, Лань Сичэня это едва ли останавливало. Впрочем, как и Гуанъяо — воодушевившись письмом эргэ, он твёрдо решил продолжить учиться играть. «Столько дел…» — подметил молодой омега, предвкушающе улыбаясь. Его ожидает и живопись, и шитьё, и книги, и теперь флейта, и множество других побочных задач, которые тоже требовали к себе внимания. Мэн Яо ни капли не пугался предстоящих трудностей, наоборот — они его привлекали. Юноша всегда отличался трудолюбием, и находил поиск индивидуального подхода к любому делу весьма увлекательным, потому, наконец-то, найти себе ещё одно постоянное занятие для молодого омеги было в радость. Усидеть на месте Гуанъяо становилось всё сложнее, временами у него даже перехватывало вновь учащённое дыхание — его распирало от обилия и разнообразия эмоций. Причём отнюдь неплохих. И из-за этого, с непривычки, совладать с ними получилось не сразу. Юноша осознавал, что время уже неумолимо подбирается к полуночи. Его уставшее за очередной суматошный день тело лёгким покалыванием в мышцах напоминало своему обладателю, что ему, как ещё и омеге, что вынашивает дитя, нужен хороший отдых и крепкий сон. Однако А-Яо и без «напоминаний» помнил об этом, вот только внутренний сумбур упрямо отказывался утихать, тем самым не позволяя будущему папочке как следует расслабиться. В таком состоянии, конечно, едва ли получится заснуть. Но и тут Мэн Яо не растерялся — он приказал подготовить купальню. Безмятежная атмосфера — обжигающий нос и гортань пар, ненавязчивый запах масел, приглушённый свет — и окутывающая безопасным коконом стройное тело горячая вода блестяще справились со своей задачей, и спустя всего-то около десятка минут мысли прекратили беспокойно носиться, молодого омегу потянуло в сон. В эту ночь Гуанъяо спал спокойно, кошмары не посмели его беспокоить. *** Ближайшие пару дней юноша, как и ожидалось, провёл в весьма загруженном графике. Хуайсан даже вновь начал волноваться, что его гэгэ такими темпами перетрудится, а из-за этого подхватит какую-нибудь болячку. Чтобы успокоить чрезмерно заботливого и беспокойного Второго господина Не, Мэн Яо пришлось пообещать внимательно следить за временем, не засиживаться допоздна, ни при каких обстоятельствах не пропускать приём пищи и не работать, превозмогая усталость или сонливость. Только после того, как старший омега дал клятвенное обещание соблюдать все эти условия, младший со спокойным сердцем оставил его наедине с самим собой. Гуанъяо на следующий же день после Чжунцю, пока воспоминания не померкли под грузом новых впечатлений, принялся отражать на бумаге пережитый восторг, что до сих пор теплом и нежностью щекотал что-то в груди, заставляя мечтательно улыбаться и вновь возвращаться в тот короткий момент ночного праздника. Работа шла легко, кисть безошибочно и неудержимо порхала по пергаменту, компануя отдельные мазки в одно прекрасное творение. Уже на начальных этапах стало предельно ясно — эта картина, пожалуй, будет самой необычной из всех, что, на данное время, вышли из-под его руки. И дело тут было не только в мыслях и эмоциях, что до последней частички пропитают холст положительной энергией; до этого юноше не приходилось создавать столь чётко заметный контраст между светом и тенью — между ярко сияющими фонариками и чёрным куполом ночного неба. Конечно, нельзя отрицать вероятность того, что ему ещё доведётся творить нечто подобное, однако первый опыт навеки останется самым запоминающимся. За один раз, к сожалению, закончить рисунок не удалось, ведь нужно было дать время подсохнуть первому слою краски. К тому же, из-за долгого пребывания в одном и том же положении поясница молодого омеги протестовала слабой надоедающей болью, которая была связана ещё и с нарастающей с каждым месяцем нагрузкой на спину, и заставляла сделать хоть какие-то телодвижения. Но без весомых оснований на улицу будущий папочка не горел желанием выходить из-за вполне обыденных для Цинхэ, но совершенно непривычных для него самого низких температур и ледяных ветров с гор. Однако, по мнению Гуанъяо, прогулка по коридорам стала равносильной альтернативой. Которой он и решил заняться, дабы чем-то занять оставшееся до обеда время. Средь белого дня пустующих закоулков в Нечистой Юдоли отыскать возможным не представлялось, впрочем, на шныряющих слуг и адептов Молодой господин Не привык не обращать внимания и, если бы они когда-нибудь перестали почтительно приветствовать его, А-Яо это ни капли не задело бы, вероятно, так было бы даже лучше. Так было бы проще. Хотя беременный юноша, если так уж остро ему понадобится тишина и одиночество, мог побродить по библиотеке. Но, пожалуй, во избежание нежданных встреч окончательно бдительность отключать не стоит… Вернуться к своей картине Мэн Яо удалось только на следующий день, потому что после полудня его с криками «Помоги, гэгэ!» настиг ураганчик по имени Хуайсан. Молодой омега перепугался, что с А-Саном что-то случилось и он поранился, или его преследует стая оголодавших волков — настолько голосисто и отчаянно вопил младший Не, пока бежал к комнате друга. Но, как оказалось, ран не было, как и волков, зато была «странная, страшная, сложная» тема по философии, которую Не Хуайсан третий урок подряд никак не мог усвоить с учителем. И, по словам юноши, четвёртый он, во всех смыслах, не переживёт. До вечера, с короткими перерывами на отдых, без которых юный омега столько не протянул бы, Господа Не штудировали учебник и несколько дополнительных книг, что посоветовал преподаватель для лучшего понимания материала. Гуанъяо и раньше, бывало, помогал диди с учёбой, однако философия почему-то особенно пришлась ему по нраву. Но подобное увлечение показалось интересным только ему: — Гэгэ, как ты можешь с таким упоением рассуждать о всяких высказываниях каких-то людей?! — широко распахнув глазки, Хуайсан быстрыми движениями обвёл раскинувшиеся на всём столе рукописи. — Это же та-ак скучно! И нудно! И я от этого засыпаю! — младший Не категорично-плаксивым тоном обругал науку, под конец даже звонко зевнул в подтверждение своих слов. Мэн Яо, не перебивая, выслушал и, стараясь не хихикать над ребячеством А-Сана, неторопливо разъясняюче заговорил: — Во-первых, не «каких-то людей», а философов, — Хуайсан на это протяжно и «вымученно» вздохнул. — Во-вторых, мне всегда нравились науки, и нет ничего странного в том, что они не нравятся тебе, — младший юноша виновато потупил взгляд в пол. Хотя в голосе гэгэ не было и намёка на осуждение или обиду, но столь решительным в своих речах быть не стоило. — А в-третьих, мы действительно уже засиделись. С глухим ударом захлопнув толстый учебник, Гуанъяо поднялся и размял затёкшие, уставшие конечности. Облегчённо выдохнув, Не Хуайсан последовал его примеру. — Благодарю тебя, Яо-гэ! — звонко воскликнул младший омега, почти что запрыгивая на старшего с жаркими объятиями. — Не стоит, диди, — Мэн Яо с удовольствием ответил на столь непростительно фамильярное, но при этом бесконечно милое проявление чувств. Погладив друга по густым волосам, беременный юноша почувствовал, как из его собственных локонов Хуайсан начал плести косу. — Может, всё-таки присядем? — не сдержавшись, А-Яо всё-таки сдавлено засмеялся в изгиб чужой шеи. — Мне щекотно, гэгэ! — вжав голову в плечи, юный омега в один миг уже очутился за спиной Гуанъяо и продолжил колдовать над послушными прядями. — Я и стоя могу всё сделать, если ты не против. — Не против, — согласился он, пологая, что за несколько часов занятий они оба просидели достаточно. Сразу же после того, как молодые господа обновили друг другу причёски, их оповестили о скором начале ужина. Так и получилось, что на картину у Мэн Яо не осталось сил. Зато грело душу то, что он провёл с А-Саном немало времени и, к тому же, ему помог. «Диди явно важнее, — подытожил будущий папочка. — Закончу завтра». И вновь сон Гуанъяо был ничем не омрачён. *** Оставить целый Орден всего на несколько суток для Не Минцзюэ было весьма непростой задачей. Одно дело однодневные визиты лично к Лань Сичэню, а совсем другое — чинный, официальный визит, к которому тщательно готовились обе стороны. «Готовились» по-разному, конечно. Чифэн-цзуню, например, нужно было разрешить как можно больше срочных дел, касающихся как защиты мирного населения от нечисти, так и некоторых договорённостей с соседними Кланами. Первый вопрос стоял особенно остро, причём в одном конкретном городе — Цинхань, казалось, нарочно отказывался жить спокойно, застряв во временах правления Клана Вэнь. Минцзюэ, уже даже не удивляясь, как-то привычно размашистым почерком вывел распоряжение направить в поселение нескольких адептов, пока ситуация не повернётся в лучшую сторону. Главе Не весьма хотелось бы, чтобы все трудности заканчивались только на подобных проблемах… Но, увы, обстоятельства сложились не самым удачным образом — за три дня до поездки в Облачные Глубины пришло из Ланьлина письмо, в содержании которого говорилось, что почти через неделю Клан Цзинь был намерен нанести дружеский визит в Цинхэ. «Весьма накладно получается…» — брови угрожающе-медленно сошлись на переносице, тонкие суховатые губы раздражённо сомкнулись. Цзинь Гуанъшаня и его свиту в своём доме видеть совершенно не хотелось. Но, «благодаря» традициям, отказать отцу своего мужа было не во власти Не Минцзюэ. Альфе, само собой, такой расклад не нравился абсолютно. К тому же, А-Яо тоже придётся проводить время с… гостями. Неизвестно, как приезд людей из Ордена Цзинь может повлиять на молодого омегу, который ведь только-только начал привыкать к новой жизни. Мужчина был обязан предотвратить любую возможную опасность для любимого, и из сложившейся ситуации он видел несколько путей. Остаётся только не ошибиться с выбором… И не забыть дать указания подготовиться к «дружескому» приёму. Шумно выдохнув через плотно сжатые зубы, Не Минцзюэ помассировал напряжённые складки между бровями, тем самым их разгладив — раздражение постепенно отступило. *** На третий день картина, наконец, была почти что закончена. За окном день пересёк черту, превращаясь в темнеющий вечер. Воздух в просторных покоях постепенно холодел, легонько покусывая открытые участки тела сидящего над холстом юноши. Его мягкие губки едва заметно изогнулись в предвкушающей улыбке, чуть сощуренные глаза обжигали нетерпением, грудь от волнения неравномерно вздымалась — Гуанъяо каждой частичкой души чувствовал, насколько близок к долгожданному завершению, и это, конечно же, находило отклик в его мельчайших движениях. Однако внезапно рабочая идиллия была беспощадно разрушена звонко распахнувшейся дверью. От неожиданности беременный омега вздрогнул всем телом, втянув голову в плечи, и только каким-то чудом сумел удержать руку и не мазнуть ярко-жёлтой краской не там, где нужно. Только один человек на этом свете мог так бестактно и бесцеремонно ворваться в комнату к Мэн Яо и с порога напрыгнуть обниматься. Молодой омега, наверное, должен был отчитать столь легкомысленное поведение своего диди, однако отчего-то даже злиться не получалось. — Гэгэ! — Не Хуайсан ластился к другу с рвением объевшегося сметаны пушистого кота. И вот как такого ругать? — Прости-и-и, — виновато протянул юноша, запоздало заметив, что Гуанъяо пишет картину, — я совсем-совсем не хотел мешать… — младший Не удержался от порыва приблизиться к полотну ближе, чтобы разглядеть работу во всех деталях. — Ничего страшного, диди, — мотнул головой А-Яо, честно заверив. — Я… — молодой омега отложил инструменты и, вздёрнув подбородок и набрав побольше воздуха в грудь, с гордостью объявил: — Закончил. — Яо-гэ, — перед Хуайсаном раскинулось аспидно-чёрное небо, в которое стремилось множество фонариков. Некоторые из них только начали свой путь, потому расположились на переднем плане композиции, а другие — уже превратились в маленькие сияющие точки. — Какая красота… — выдохнул Второй господин Не, положив голову на плечо Гуанъяо. Старший юноша, мягко отстранившись от младшего, встал и аккуратно взял картину в руки, взирая на неё немного под другим углом. На его лице не промелькнуло ни сомнение, ни разочарование — Мэн Яо остался доволен своим творением. — Ах, да! — встрепенулся Не Хуайсан, вспомнив первоначальную цель визита. — Дагэ хочет о чём-то поговорить с нами. — Вот как? — в его похолодевшем голосе и полуприкрытых глазах читалось лишь безразличие. Беременный омега положил холст обратно и уже значительно нежнее взглянул на А-Сана. — Это срочно? — Думаю, — Хуайсан нахмурил бровки и подпёр подбородок, забавно выпятив нижнюю губу, — да. Дагэ выглядел задумчивым и озадаченным, когда попросил сходить за тобой. Снисходительно вздохнув и на пару мгновений прикрыв веки, Гуанъяо изрёк: — Идём, — плавным движением он указал на дверь. *** — Вы долго, — Не Минцзюэ встретил едва показавшихся на пороге омег хмурым взглядом. — Прости, Дагэ, — плюхнувшись на подушку слева от старшего брата, Хуайсан виновато склонил голову. Хотя, на самом деле, раскаяния не было ни в словах, ни в жестах. Это старший Не, само собой, понял, но что взять с этого мальчишки? Гуанъяо не проронил ни слова, только изучающе глянул на альфу, подметив резковатые движения рук и головы, которые, возможно, являлись следствием волнения. В чём же причина? — А-Яо, А-Сан, — прямо, без церемоний, но на удивление мягко начал Чифэн-цзунь, — вы поедете завтра в Гусу. Без меня. Если младший юноша удивлённо ахнул только на последней фразе, то старший — уже на первой уставился на мужчину, широко распахнув глаза. — Почему, Дагэ? — переполняемый эмоциями, Хуайсан подался вперёд, упираясь ладонями в стол. Не Минцзюэ отпускает его к Лань Сичэню? — У меня дела. Приеду позже, — скупо и явно неохотно ответил альфа, хмурясь каким-то своим мыслям. — Сичэня я уже предупредил… «Как?.. — Мэн Яо уже не слышал дальнейшего разговора. — Как такое возможно?!» Прерывисто вдохнув, омега почувствовал, как тяжелеет голова, как сердце колотилось в горле, как перед глазами поплыло… Он не верил в услышанное. В этом был какой-то подвох. После… того, что тогда случилось, Мэн Яо вот так просто поедет в обитель Клана Лань?! С эргэ он после виделся, когда Цзэу-цзюнь приезжал в Цинхэ. Однако это другое, ведь Не Минцзюэ всегда был где-то неподалёку! Но альфа всё равно отпускает. «Почему?» — упорно спрашивал Гуанъяо в своих мыслях, не надеясь получить ответ. Теперь даже молодой омега почувствовал — что-то изменилось. Он не знает когда, не знает что именно. Не знает, хорошо это или плохо. Не знает, куда приведут эти перемены. Не знает, что с этим делать… Вглядываясь в пустоту перед собой, Мэн Яо хмыкнул, беззлобно оскалившись: если холодный разум в растерянности, придётся довериться горячему сердцу. *** Сяо Линь лёгкими, отточенными движениями свернул вдвое очередное ханьфу своего господина и отдал другому слуге, который, в свою очередь, положил вещь во вместительный сундук из бардового дерева. Комбинация повторялась до тех пор, пока не стало ясно, что одежды Господину Не хватит на неделю с запасом. А-Линь подозвал ещё двоих слуг — юного поджарого альфу и бету средних лет, что на голову был ниже первого — и поспешил доложить, что все приготовления завершены. Мэн Яо всё это время сидел за столиком и, чтобы унять натянутое чувство волнения в груди, крутил в подрагивающих руках гладкую нефритовую флейту. Справа от него одиноко притаился зияющий футляр. Молодой омега всё ещё сомневался в действительности происходящего, хотя к поездке всё уже готово, а сам он уже был одет в более роскошную, чем обычно, меховую накидку — её мягкий переливающийся на свету чёрный мех очевидно относится не к дешёвым удовольствиям, фибула в виде знака Клана Не непривычно броско украшена мелкими изумрудами и сапфирами. И вот, Сяо Линь, почтительно поклонившись, объявляет, что Гуанъяо ожидают внизу. — Отнеси к остальным вещам, — беременный юноша уложил инструмент обратно в безопасный короб и передал помощнику. — Слушаюсь! — бодро отозвался юный слуга, и перед тем, как выйти, дал знак остальным тоже покинуть комнату. Мэн Яо остался один. Всего-то через несколько часов он ступит на земли Клана Лань, увидит эргэ… Губы А-Яо несмело дрогнули и немного растянулись в робкую улыбку — он, наконец-то, осознал, поверил… *** Холодный осенний ветер волной накрыл молодого омегу, стоило ему только сделать шаг на улицу. Зябко поёжившись, он плотнее запахнул накидку. Чуть вдалеке послышался знакомый звонкий голосок: — Гэгэ, а вот и ты! — разодетый похожим образом, что и Гуанъяо, Не Хуайсан лишь приветливо улыбнулся — при стоящем рядом старшем брате обниматься он постеснялся. Беременный юноша обнаружил следующую картину во дворе Нечистой Юдоли: под открытым смурным небом стоял приспособленный для «полётов» паланкин, на вид просторный, крытый плотными тканями тёмно-зелёных и тёмно-серых цветов, «задняя» его часть выделялась значительно заметнее «передней», потому что служила местом для перевоза багажа; позади Чифэн-цзуня, построившись в две ровных шеренги, стояли не меньше шестнадцати человек. Мэн Яо не составило труда понять, на чём он с диди отправится в Гусу. Неудивительно, с учётом того, что вставать на меч ему и Хуайсану запрещено по праву рождения, поездка на лошадях в силу беременности старшему омеге не желательна, а младший едва ли сумеет хотя бы залезть в седло, не то чтобы в нём удержаться. — Яо-гэ, хоть ты скажи, что нам не нужна такая армия в дорогу! — обречённо захныкал Хуайсан, зажатым в руке веером тыкая в людей подле Не Минцзюэ. «Так эти адепты — наши сопровождающие», — Гуанъяо бегло обвёл их незаинтересованным взглядом и не сразу заметил, что альфа уставился на него так, будто последнее слово стоит за его супругом. Омега, насколько мог, сохранил непроницаемый вид лица и снова повёл плечами, но на этот раз уже не потому, что замёрз — ему было неуютно, он не хотел, чтобы на него так выжидающе смотрели. — Как Главе будет угодно, — сглотнув вязкую слюну, не дрогнувшим голосом высказался Мэн Яо. — Но!.. — хотел было младший Не ещё что-то возразить, однако суровый взгляд старшего его остановил. — Хватит, Хуайсан, — твёрдо, не повышая тона, отрезал Минцзюэ и кивком дал команду адептам занять свои позиции. Четверо встали у жердей паланкина, спереди и с боков — двое, сзади — аж шестеро, но, скорее всего, их подавляющая часть будет не только охранять Господ Не, а ещё и на второй половине пути сменит тех, кто сначала выступит в роли носильщиков. Подобные средства передвижения, как то, на котором предстоит путешествовать омегам, делают из лёгких материалов и не нагружают излишествами без особых нужд, к тому же путь до Гусу не такой уж и длинный, но всё же адепты должны при малейшей опасности быть в полной боевой готовности. Однако при постоянной затрате физических сил на перенос паланкина и духовной энергии — на полёт на мече, воины вряд ли сумеют оставаться в нужной форме постоянно, потому-то им и необходима смена. Слуги отодвинули ткани и открыли двери, пропуская господ внутрь передвижного средства. Гуанъяо зашёл первым, краем уха услышав, как Хуайсан прощается с Дагэ. Внутри оказалось достаточно просторно, как и предполагал беременный юноша. На одном сидении двоим людям было не так удобно, как если бы они сидели друг напротив друга, но младшему Не это ни чуть не помешало плюхнуться рядом со своим гэгэ. Впрочем, сам Мэн Яо ничуть этому не возражал — так теплее и уютнее. *** Не Минцзюэ с мрачным, тяжёлым взглядом наблюдал, как тщательно отобранные им люди встают на мечи, как четверо вместе с паланкином поднимаются в воздух, как удаляются в небе три самых дорогих на белом свете человека. Стиснув до скрипа зубы, зажмурив глаза так, что перед взором поплыли разноцветные пятна и точки, альфа взял за горло все мысли о муже, сыне и брате и нещадно затолкал в самые далёкие уголки подсознания. Чувства и эмоции непозволительно часто стали мешать работе… Станет ли лучше от того, что А-Яо уехал? Минцзюэ знал, что нет.