Halocline

Тэхён приплывал на границу территорий на протяжении многих лет. С незапамятных времён он знал, что это место было тихим и безмолвным, всегда встречавшим его успокаивающей аурой. Оно было идеальным для него: вдали ото всех, только он, вода и людские истории, которые он обожал читать. Тут у него было идеальное местечко, куда он мог складывать книги, которые находил после внезапных кораблекрушений или же кораблекрушений, устроенных им когда-то самим. В любом случае, сейчас он уже не топил судна и считал себя слишком старым для таких забав. Да и не хотелось ему — весь запал давно пропал. Топить корабли уже не было весело, Тэхён больше не находил это забавным. Сейчас он день ото дня читал книги, которые хранил в углублении — некой пещерке — в скалах. Он держал каждую в пластиковом пакете, которые находил в загрязнённых участках океана, где тоннами плавали островки мусора. Люди были действительно страшными созданиями, считавшими, что могут вредить океану, потому что сами в нём не жили. Когда-то, просто ради баловства и мести, Тэхёну действительно нравилось их губить, но после неё он не находил особых причин и на корабли смотрел апатично, оставляя их другим сиренам на растерзание. Многие, многие годы прошли с тех пор, как он пел губительную песню. Он уже и забыл, каково это — вести людей на верную смерть, манить их в воду, чтобы океан заглатывал в себя их жизни. Он думал, что больше никогда не запоёт вновь. Что у него не будет для этого причин. Однако в какой-то момент всё изменилось. Он как всегда лежал на камне, когда услышал, что чайки чересчур уж громко кричат. Когда он обернулся на источник шума, от негодования его брови поползли на лоб: глупый молодой русал решил высунуться наружу, держа руку над океаном. Чайки сходили с ума, летая вокруг него. Тэхён раздражённо зашипел и вернулся к чтению, стараясь не обращать на такую мелочь внимания. Пока эта декоративная рыбка была на своей территории, он не собирался ничего делать. Но этот русал приплывал вновь и вновь, будто бы не знал других мест для своего ребячества. Он высовывал наружу только руку, словно боялся всплывать, и плавал на спине, мечтательно смотря вверх. Один раз, когда за палец его цапнула особенно голодная птица, он так испугался, что поплыл ко дну со скоростью торпеды. Тэхён обнаружил, что впервые за долгое время засмеялся. С удовлетворением он думал, что этот русал больше сюда не сунется и что он вновь сможет наслаждаться спокойствием. Но он ошибался. Глупая рыбка была настойчивой и приплыла вновь, удумала даже креветками подкармливать птиц, так что те кричали ещё громче, нежели прежде. Тэхён никогда такого не встречал и каждый день, когда рука высовывалась из океана, не мог удержаться от странной улыбки. Кто вообще мог додуматься кормить этих крылатых голодранцев! Глупо всё это было — он не понимал, почему до сих пор не спугнул русала, чтобы тот даже не думал приближаться к границе территорий. Хватило бы просто приблизиться к нему и показать в злобном оскале зубы, чтобы рыбка уплыла, но Тэхён отчего-то не хотел её пугать. Он не замечал или не хотел замечать, что стал всё чаще отвлекаться от книг и смотреть, как расслабленно плыл в воде русал. Он был совсем молодым, с плохо развитыми плавниками и отросшими до ушей волосами, в некоторые пряди которых были вплетены жемчужины. У него был красивый перламутровый хвост и полупрозрачная, несущая разве что декоративную роль, плавниковая юбка, идущая от его тазовых косточек, в том месте, где чешуя уходила в кожу. Эта юбка была невесомой, она развевалась и переливалась на солнце всеми цветами радуги, и Тэхён завороженно наблюдал за её движением в воде. Он видел достаточно русалок, но никогда — таких красивых. Он стал замечать за собой, что приплывал к скалистому островку всё чаще и что книги, которые он брал, оставались открытыми, но ни единой строчки в них прочитано не было. В памяти оставались только аккуратные руки с тонкими и нежными перепонками, тёмные волосы с мерцавшими в них жемчужинами, великолепный хвост и множество плавников, красиво летевших вслед за телом. Когда глупая маленькая рыбёшка попалась в сети, Тэхён не спешил ничего делать. Он с удовольствием слушал её крики и чувствовал её панику, грея хвост на солнышке. Он думал, что хотя бы это преподаст несмышлёнышу урок. Он мог бы позволить людям расправиться с русалом, мог бы позволить им убить его, но не стал. Он не хотел вдумываться в причины — просто спас его, будто он так и не усвоил давний урок. Из его горла лилась песня, он согревался изнутри и будто был готов взорваться от накрывшего его освобождения. От чувства лёгкости, мгновенно охватившего его, когда он позволил внутреннему голосу вырваться наружу, будто из клетки, в которую сам же его заточил. Он смотрел, как моряки замертво падали в воду и как истекали кровью, привлекая запахом акул, и не чувствовал сожаления. Не тогда, когда русал смотрел на него с таким очевидным благоговением и страхом. Он ухмыльнулся ему и стал следить за реакцией, но тот не двигался. Русал замер, держась за борты корабля дрожащими руками, и рот его отчаянно открывался, будто бы он не мог дышать. Тэхён созерцал его издалека, смотрел на него, такого великолепно перепуганного и прекрасного, окруженного лучами заходившего солнца, делавшего его похожим на перламутр. Он не отводил взгляда от тёмных, наверное, самых огромных глаз, которые ему только доводилось видеть, и лишь когда тьма начала сгущаться, поглощая дивное создание, Тэхён позволил себе прыгнуть в воду и, прощально взмахнув хвостом над океаном, поплыть в противоположную от уплывавшего всё дальше корабля сторону. Уж теперь, думал Тэхён, он больше никогда его не увидит. У скалистых островов вновь будет тихо и лишь редкие чайки и шум бьющихся о скалы волн будут разрушать безмолвие. И так и было. Тэхён читал книгу, пытаясь окунуться в людскую историю и не обращать внимания на поселившееся в нём чувство одиночества, как вдруг услышал тихий, но достаточно громкий для его слуха в абсолютном штиле звук лопнувшего пузыря. Когда он обернулся, русал уже плыл на глубину; его роскошный плавник быстро изгибался и напоминал Тэхёну об однажды увиденной картине: белый парус, отцепившийся от штанги корабля, развевался и изгибался во все стороны в невероятно сильную бурю. В животе забурлило и нагрелось неясное чувство, волнительное и беспокойное. Тэхён постарался избавиться от него, злобно уставившись на страницы и внушая себе, что это ровным счётом ничего не значило. Что ему всё равно на глупую мелочь, отважившуюся подобраться к нему так близко. Но его мысли не могли успокоиться, потому что по неясной на то причине ему не было плевать. Он уплыл в рассеянных и противоречивых чувствах, пообещав себе, что если завтра русал отважится приблизиться к нему, то он уж точно скажет ему всё, что думает о его безграничной глупости. Но русала не было. Ни на следующий день, ни после него. Тэхён должен был радоваться, но ему было грустно. Без кого-то беспечного, плавающего неподалёку кругами, его тихое и мирное убежище вдруг стало мёртвым, бездушным. Когда у него был шанс лицезреть чужую улыбку и большие, наполненные радостью жизни и всезнания глаза, ему не было так скучно. Теперь же его жизнь вновь наполнилась тленом. Казалось бы радостные истории, привычно написанные чернилами на страницах, как обычно не казались ни животрепещущими, ни яркими. Теперь это были просто строки на бумаге. Мёртвые, чёрные буквы и ничего больше. Его воображение не рисовало ничего яркого, и даже самый невероятный и изумительный сюжет казался блеклым. Тэхён злился, что русал не приплывал. Раньше тот был таким храбрым, даже чрезмерно, а сейчас вёл себя как самая трусливая рыба-шар. Тэхён отчаянно злился на него, но больше не из-за того, что русал струсил, а из-за того, что испугался его. И да, Тэхёна нужно было бояться, но ведь… Ведь Тэхён не проявлял к нему никакой агрессии, даже больше — он спас его. И теперь он злился из-за того, что его остерегались, будто он давал для этого повод. Так прошли недели. Тэхён всё реже приплывал к своему месту, потому что теперь в нём не было толку — если раньше он находил в нём покой, то теперь отчаянно сердился, когда, привычно скосив глаза в сторону, не видел руку, кормившую жадных и до безумия громких чаек. Теперь он, по обычаю, проводил время со своим народом у широкого пролива, окружённого скалами, где другие сирены сидели парочками и привычно занимались утехами: хихикали, напевали друг дружке под нос любовные песенки, расчёсывали волосы ракушками с шипами, а иной раз, слишком уж раззадорившись, ныряли в обнимку в воду. Тэхён был единственным, кто сидел один. Он мог найти себе пару когда угодно — ему было достаточно посмотреть на любого в течение нескольких секунд, чтобы он приблизился к нему. Он мог взять даже занятую сирену, но он не делал этого, потому что не видел в подобного рода развлечениях никакой прелести. Последний раз он видел прелесть только в одном: хрупком создании с волосами цвета ночи и самым дивным хвостом из всех, что ему доводилось видеть. А ведь на своём веку он повидал не мало. В любом случае к нему и так постоянно лезли, пытаясь соблазнить, и как же Тэхёну всё это претило. Он шипел на них, и они выглядели грустными и обиженными, когда он отвергал их, но ему было всё равно. Он просто хотел, чтобы все оставили его в покое. И когда внимание от сирен достигало критичной точки, Тэхён в раздражении спрыгивал с камня в воду и уплывал от остальных как можно дальше. Так, в очередной такой день, его несло северное течение, и он не сопротивлялся ему, позволяя вести себя в рандомную сторону. Тэхён был расслаблен, и потому его разозлило, когда кто-то пронесся рядом с ним так быстро, что он перевернулся в воде. Когда Тэхён открыл глаза, с серьёзным намерением собравшись выколоть глаза той рыбе, что потревожила его, он обомлел: знакомая перламутровая чешуя появилась перед глазами, — на самом кончике дико извивавшегося хвоста русала преследовала акула. Пару секунд Тэхён не понимал, что было перед ним. А потом и вовсе перестал здраво мыслить — инстинкты завладели его разумом, и он не сопротивлялся тому, что должно было случиться. Он схватил акулу за хвост, и та сразу же начала извиваться и оборачиваться, отвлёкшись от своей добычи. Она щёлкала челюстями, и Тэхён тоже открыл свой рот и оскалился, показывая превосходство и ставя её на своё место. Она не была взрослой особью, поэтому, подчинившись статусу и силе Тэхёна, успокоилась. Тэхён мог бы разодрать ей брюхо, но он не хотел мараться, поэтому позволил ей уплыть. Когда он поднял голову, чтобы проверить, как далёко был перламутровый хвост, он вновь обомлел, потому что русал находился совсем близко. Вместо ожидаемого страха, глаза того были наполнены любопытством. — Ты совсем не соображаешь? — рассвирепел Тэхён, и вот тогда-то русал вздрогнул.

***

Чонгук непроизвольно отплыл на добрых три метра и растерянно открыл рот, так что пузыри замелькали перед глазами и ему пришлось смотреть на сирену сквозь них. Он был шокирован тем, что встретил её здесь. И тем, что она спасла его, а ещё тем, как акула, пригнавшая его сюда, легко отступила. — Какого моллюска ты делаешь здесь? Тебя не учили, что нельзя нарушать границу?! — Тон голоса сирены нарастал, и хвост Чонгука бо́язно дрожал от него. — Ты медузу проглотил, или что? Когда русал не ответил, свирепая сирена начала плыть к нему. Чонгук в растерянности уходил всё дальше ко дну, пока кончики его плавников не коснулись песчаного дна. — Боишься меня, малёк? — спросила сирена, нависнув над Чонгуком. Её короткие серые волосы развевались вокруг лица, открывая вид на острый профиль. — Если так страшно, зачем приплыл сюда? — Я не хотел, — пропищал Чонгук фальцетом, вжимая голову в плечи. Сирена хмуро смотрела на него, её сильные руки были сложены на груди, а вид на острые плавники, расположенные на них, внушал Чонгуку трепет и страх. — Акула погналась за мной, и мне пришлось плыть сюда. — Такие маленькие, как ты, вообще не должны отплывать далёко от дома, ты знаешь? — сердито сказал Тэхён, и пока Чонгук виновато морщился, дрожа и глядя вниз, схватил его за руку. Тот сразу же вскрикнул и посмотрел на сирену так, будто она собиралась его убить. Что в перспективе и могло случиться. — Если бы я хотел навредить тебе, я бы не отчитывал тебя? Ты так не думаешь, а, малёк? Чонгук быстро закивал и не сопротивлялся, когда его потянули в сторону границы. — У меня, кстати, есть имя, — дрожащим голоском отозвался Чонгук, глядя сирене в спину, где также торчали острые зазубренные плавники. Тэхён повернулся в его сторону и зубасто ухмыльнулся. Отчаянная глупость или храбрость, скорее глупая храбрость, была присуща этой маленькой русалочке. — Правда? И какое же? — спросил однако он, крепче сжимая тонкое запястье. Ощущение чужого быстрого пульса заставляло его улыбаться. Хотя и его собственное сердце отчего-то не было спокойно. — Чонгук, — тихо пробормотал русал, пристально смотря на то место, где его блестящая, немного отливающая зелёным блеском, кожа встречалась с чуть более тёмной. Конечно, думал Чонгук, сирены ведь по полдня сидят на камнях и греются под солнцем. — Что ж, малёк, можешь звать меня Тэхёном. Чонгук проигнорировал такое ненавистное ему обращение к себе. Он не понимал, почему все видели в нём ребёнка. В любом случае он был не настолько безумным, чтобы возмущаться, когда ему в любой момент могли вонзить когти в шею. — Эм, Тэхён… — начал он неуверенно, потому что до границы, а значит и до их расставания, осталось совсем немного. — Что? — Я хотел сказать спасибо… За то, что спас меня от двухвостых, да и сейчас тоже… — лепетал он, не особо понимая зачем и нужно ли это вообще. Он просто считал, что это вежливо — поблагодарить кого бы то ни было за спасение жизни. Особенно если этот кто-то сделал это уже не в первый раз. Однако реакция на слова Чонгука была неожиданной — Тэхён засмеялся. Его смех был красивым; не таким, как его песня, но что-то приближённо к этому. Что-то такое же изумительно прекрасное. У Чонгука даже чешуя от чужого заливистого смеха пошла рябью. — Двухвостые? — продолжал посмеиваться Тэхён, пока Чонгук наблюдал за теперь не таким уж и страшным изгибом чужих губ. — О, нет-нет, какая глупость, у людей нет хвостов. Они ходят на ногах. — Ты знаешь о них? — удивился Чонгук, его глаза широко открылись. — Я много чего знаю, малёк. — А ты расскажешь мне? — тут же спросил умирающий от любопытства Чонгук, забыв о какой-либо осторожности, будто перед ним всё ещё был не самый опасный хищник океана. Тэхён смотрел на него хмуро, хватка на руке стала практически болезненной. — От любопытства умерла не одна рыба, Чонгук. Тебе нужно быть более осмотрительным. — От этих слов уголки губ Чонгука опустились. Он знал, что не стоило даже надеяться. Знал, но всё же чувствовал разочарование и грусть. — Хотя если ты узнаешь кое-что, то, возможно, будешь не таким пустоголовым. Знания всему голова. — Значит ты расскажешь?! — Воодушевлению в голосе Чонгука не было предела. Тэхён внутренне ругал себя за свои действия и слова, вылетавшие из его рта прежде, чем он успевал их обдумывать — Немного, может, и расскажу, — проворчал он. Чонгук не стал упускать возможность и тут же накинулся с вопросом: — Что ты делал с той штукой, которая… — Не сейчас, — отрезал Тэхён. — Сейчас ты должен вернуться домой, подальше отсюда. Он не хотел, чтобы Чонгук оставался здесь: не все сирены были такими добрыми, как он, и увидев Чонгука на их территории, они действительно могли бы располосовать его. — Но… — Встретимся завтра возле скал, — сказал Тэхён и отпустил руку Чонгука, подтолкнув его в плечо, так что тот отплыл в воды, принадлежавшие русалкам. — А теперь двигай хвостом, мелочь. — Ты точно не обманываешь меня? — Я? — Тэхён возмущённо указал на себя пальцем. — Обманываю? Тебе лучше быть поаккуратнее со словами. — Извини. Тогда завтра? У скал? Да? — Да плыви уже. — Ладно. — Чонгук улыбнулся до неприличия широко, его зубы были похожи на жемчужины в его волосах. Медленно он отвернулся и поплыл с черепашьей скоростью, зля этим Тэхёна, смотревшего на него со стороны. Когда Чонгук и вовсе перестал плыть, а потом ещё и повернулся, Тэхён шикнул на него. Но даже вид на острые зубы не остановил Чонгука от вопроса: — А это правда, что вы едите русалок? Улыбнувшись с наигранной лаской, Тэхён ответил ему: — Если очень захотим. — На его слова Чонгук поджал хвост и обнял себя за плечи, выглядя неуверенным и вновь напуганным. — Но ты не такой аппетитный, чтобы я предпочёл тебя на ужин. Знаешь, слишком уж костлявый. Так что не переживай, не съем. — Костлявый? — Чонгук нахмурился и начал задумчиво ощупывать кубики на своём торсе, заставляя Тэхёна досадливо закатывать глаза. Всё же это было самое глупое создание, которое он когда-либо встречал. — Плыви. Обратно. Домой, — прошипел он, используя свой самый грозный тон, и вот тогда-то Чонгук действительно поплыл, настолько быстро, что Тэхёну оставалось лишь удивляться его скорости.